Два чувства дивно близки нам.

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

Но биологические привязанности, недостаточно сдерживае­мые потребностями вышестоящими, охраняют, оберегают и защищают, чтобы нападать и захватывать. Эти притязания возрастают вместе с расширением круга тех, кто связан таким родственным эгоизмом. Каждый как бы заражает другого и укрепляет его позиции; притязания индивида, когда он один, скромнее его же притязаний, поддержанных семьей; притяза­ния семьи так же возрастают, поддержанные родом. Притяза­ния сплоченной народности, этноса, еще больше; расы - еще больше. Вплоть до претензий безграничных, согласно терри­ториальному императиву живого вещества низшего уровня. Здесь мы имеем дело уже с потребностями этническими или их уродливыми трансформациями, каков, например, «нацизм».

Но так возрастает и биологическая агрессивность. Она до­ходит до крайних степеней жестокости, непримиримой беспо­щадности - до «зверств». Но звери не бывают жестоки и то, что люди называют «зверством», им совершенно чуждо. Чело­веческую жестокость роднит с агрессивностью хищников толь­ко подчиненность того и другого биологическим потребнос­тям. Но главенствование их у животных - явление вполне нормальное, а их непомерно возросшая роль в структуре по­требностей человека есть отклонение от нормы к биологичес­кому прошлому. Причиной тому может быть либо неожидан­ное и резкое нарушение нормы, либо появление перспективы значительного ее повышения, вследствие чего эта биологичес­кая потребность резко возросла в силе; так бывает, если у данного человека и в его окружении оказались понижены в силе потребности вышестоящие. Разные причины могут, ко­нечно, дополнять одна другую, и в человеческом обществе значительная агрессивность со всеми ее последствиями не мо­жет быть вызвана только биологическими потребностями. Но последние могут резко обостряться под давлением потребнос­тей этнических - национальных.

«Здоровая нация не ощущает своей национальности, - пи­шет Б.Шоу, - как здоровый человек не ощущает, что у него есть кости. Но если вы подорвете ее национальное достоин­ство, нация не будет думать ни о чем другом, кроме того, чтобы восстановить его. Она не станет слушать никаких ре­форматоров, никаких философов, никаких проповедников, по­ка не будут удовлетворены требования националистов» (цит. по 301, стр.155).

Биологические потребности проявляются в той мере, в ка­кой поведение слепо подчинено инстинкту, но на службе у этих потребностей, в средствах их удовлетворения, вполне мо­гут находиться разум и мышление, самое изощренное и хоро­шо вооруженное знаниями. Так возникают сложные производ­ные потребности, в которых социальное осознается как наци­ональное или этническое, а давление биологических играет решающую роль, но в этой роли не осознается - маскируется. Разум выискивает социальные обоснования (соображения справедливости) и к ним идеальные подкрепления, которые делаются, таким образом, средствами удовлетворения биологи­ческой агрессивности. Средства играют роль причины, когда подлинная причина в мотивировках не нуждается.

Так, в поведении человека биологическое и социальное иногда меняются местами: человек оказывается на службе у животного. Возникают те «зверства», в которых человечески­ми возможностями вооружены побуждения хищника, доведен­ные до широких обобщений, доступных только человеку. В истории человечества примеры тому: императорский Рим, средневековье, фашизм, китайская «культурная революция»...

Оттеснение биологического

После относительно гуманного XIX в. события века XX переполнены свидетельствами устойчивости давления биологи­ческих потребностей, трансформированных в эпидемии агрес­сивности; потребности эти, вместе с некоторыми близкими ей социальными потребностями человека - главная опасность нашего времени.

Истоки таких угрожающих явлений, как расизм и шови­низм любого образца, лежат в невинной и даже обаятельной ситуации: «не по-хорошу мил, а по-милу хорош». Уже в ней подразумевается, что кто-то безвинно плохой...

Пока и поскольку биологические потребности человека не вытеснены с главенствующих позиций его социальными по­требностями, определенной ветвью их трансформации (о чем речь будет дальше), на всех командных постах человеческого поведения, до тех пор нет гарантии в том, что при некотором стечении обстоятельств, может быть даже случайном, они не захватят неподобающее им место и не наступит вновь период «озверения» людей.

Можно предполагать, что медленно и с рецидивами на обозримой истории человечества происходит все же процесс оттеснения биологических потребностей и ослабления их дав­ления на другие потребности человека. Процесс этот обуслов­лен развитием производительных сил, повышением производи­тельности человеческого труда и повышением нормы удовлет­ворения биологических потребностей человечества.

Все более умелое владение силами природы - единствен­ный источник их удовлетворения. Человеческое общество воз­никло в борьбе с природой; ее силы, превосходящие возмож­ности любого индивида, привели к появлению социальных по­требностей и к их преобладающей роли.

Но, продвигаясь вперед - к все большему овладению при­родой, - человечество вынуждено иногда и уступать ей. Ведь борясь с природой, человек принадлежит к ней. Об этом по­стоянно напоминают ему биологические потребности. <«...> Именно потому, что он знает, что он животное, он перестает быть животным и дает себе знание себя как духа», - писал Гегель (64, т.1, стр.85).

Экономия сил

Биологической потребностью человека, одной из самых значительных по своим последствиям, потребностью, постоян­но входящей в состав чуть ли не всех его потребностей, явля­ется потребность в экономии сил. Она свойственна животным, и поэтому принадлежность ее к числу биологических не вы­зывает сомнений. Но сфера деятельности, а значит, и поведе­ние человека несравненно шире; потому и потребность в эко­номии сил проявляется в его поведении намного разнообраз­нее и в трансформациях, казалось бы ничего общего не име­ющих с поведением животных.

Потребность эта вытекает из известного принципа Ле Ша-телье. Академик А.А. Ухтомский говорил о нем: «Очевидно, что в общем и целом принцип Ле Шателье, принцип наи­меньшего действия, сам по себе вел бы организм к редукции, но не к развитию и экспансии». Поэтому принцип неизбежно нарушается. <«...> именно гениальные деятели в своем индивиду­альном поведении для себя чаще всего идут по пути' наиболь­шего сопротивления, для того <...> чтобы достичь намеченного предмета наилучшим способом и открыть другим это дости­жение с наименьшими затратами сил. Нервная система отнюдь не начинает с наименьшего действиям как заданного даром, она приходит к нему как к достижению, в конце» (286, стр.87).

Вследствие потребности в экономии сил - стремления к наименьшему действию - человек (в каждом конкретном слу­чае и при обслуживании любой своей потребности) пытается достичь результата наименьшими необходимыми, по его пред­ставлениям, усилиями. За достижение любой цели человек расплачивается прежде всего затратой сил. Он расходует их в меру привлекательности цели и соответственно своим умениям, своему опыту, то есть «в конце», как говорил А.А. Ухтомский. Одна цель требует больших усилий, другая - меньших. Один выше ценит одно, другой - другое; один щедрее, другой -скупее; у одного больше сил, у другого - меньше. Так прояв­ляются представления человека о ценностях, об его интересах к потребностям, потому что потребность в экономии сил свойственна всем людям, но каждый экономит их по-своему. (Об этом см. 98.) Но необходимо, конечно, учитывать, что значительность любых затрат относительна: то, что для боль­ного, слабого, старого - чрезвычайная затрата, то же самое для здорового, сильного, молодого может быть затратой нич­тожно малой.

В состав сил человека входит вся его наличная вооружен­ность. Это, конечно, не только мускульная, физическая сила. Потребность экономить ее лежит на поверхности человеческо­го поведения и видна на каждом шагу. Вооруженность знани­ями, умениями, навыками тоже составляет силы; расходование денег - это тоже расходование сил; пользование властью, об­щественным положением, связями, знакомствами, самой при­надлежностью к определенной общественной прослойке - все это есть использование силы, той, которой приходится «расплачиваться» за достижение целей, за приобретение, за удовлетворение своих потребностей.

Таким образом, хотя вооруженность ценится вследствие биологической потребности в экономии сил, сама она оказы­вается значительным фактором социального бытия человека. Силу уважают. Высокий уровень вооруженности обеспечивает человеку выгодное место в общественной среде. (Не начинает­ся ли с накопления сил формирование социальных потребнос­тей в онтогенезе человека?) «Право сильного» обеспечивает животному место вожака в стаде животных. Дети, начиная с 5-6-летнего возраста ценят силу, ловкость, проворство. Иерар­хия в среде подростков строится также по признаку силы, хо­тя постепенно физическую, мускульную силу в этой среде все больше вытесняет ценность сил человеческих чтобы в зрелом человеческом обществе накопление сил стало одной из ярко выраженных трансформаций потребностей социальных.

Поскольку сила вызывает уважение, те, кто обладают ею, склонны ее демонстрировать как широту своих возможностей, как свою смелость, щедрость, независимость. Вероятно, в ис­токах пляски, подвижных игр и всякого рода соревнований лежит хвастовство своей силой, коренящееся в свою очередь в потребности экономии сил. Но всякую вооруженность иногда и берегут, избегая всяких затрат, кроме самых необходимых. Тут мы уже совершенно покидаем сферу потребностей биоло­гических и переходим в область специфических потребностей в вооруженности и потребностей социальных как таковых.

Но начинается накопление сил с бережного к ним отно­шения: с осторожного расходования сил физических и мус­кульных. Эту бережливость называют ленью, и именно в ней проявляется связь этой бережливости с потребностями биоло­гическими. Расходование сил связано с временем; социальные потребности учат: «не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». Лень как потребность биологическая влечет к обратному: «не делай сегодня то, что можно сделать и зав­тра».

Лень освобождает время и дорожит досугом. «Свободное время» - это часы, не занятые затратой сил. Г.Бёлль так смотрит на это: «Сон - это тоже нечто вроде свободного времени, он прекрасен тем, что, уравнивает и человека и жи­вотное; но свободные часы только тогда становятся часами свободы, когда человек переживает их сознательно. Даже у врачей есть часы, когда их нельзя тревожить, духовных лиц в последнее время тоже щадят. Это меня злит, попы не должны иметь свободных часов, тогда они могли бы по крайней мере понять художника. Им совсем не обязательно понимать искус­ство, разбираться в творческой миссии, в специфике творче­ства и в прочей ерундистике, но они обязаны понять душу художника. Мы всегда спорили с Марией, есть ли свободное время у Бога, в которого она верует. Мария утверждала, что есть, брала Ветхий Завет и читала мне из книги Бытия: «И почил в день седьмой от всех дел своих, которые делал». Я опровергал ее, ссылаясь на Евангелие, и говорил, что хоть по Ветхому Завету у Бога было свободное время, представить се­бе праздно фланирующего Христа просто-таки выше моих сил» (26, стр.105).

Значит, по Беллю, есть люди и есть дела, не допускающие досуга и экономии сил. Вероятно они максимально удалены от биологических потребностей. Но сон, очевидно, нужен всем без исключений.

Впрочем, экономия сил это не только сон, лень, досуг и свободное время. Экономия сил это также и стимул развития техники - двигатель технического прогресса. Это - мастер­ство, это - профессиональная квалификация.

Все машины и механизмы (в том числе в транспорте, в связи - от лифта до самолета и телефона) служат экономии сил. Специалист, профессионал в любом труде - от грузчика и лесоруба до дирижера, ювелира, радиотехника и мыслителя - отличаются от профана тем, что последний тратит больше сил и расходует лишние усилия, без которых обходятся масте­ра своего дела.

Пианист Г.Коган пишет: «Вопреки распространенному представлению, пианистическая техника состоит не столько в выработке каких-то особенных, необычайных «сверх-движе-ний», сколько в тщательной очистке обычных движений (та­ких, какие сделал бы тут всякий человек) от лишнего в них. Точно так же человек, научившийся ходить, делает гораздо меньше движений (и меньшие движения), чем ребенок, кото­рый, совершая свои первые шаги, «ходит» не только ногами, но и руками, губами, глазами и т.д. Не плюс новое, а минус лишнее» (128, стр.57).

Альбер Камю о труде писателя говорит: <«...> самое мучи­тельное для автора - это добиться совершенства. <...> Целые вечера, целые недели над одним каким-нибудь словом <...>, а то и просто над согласованием. - Поймите меня, доктор. На худой конец не так уж сложно сделать выбор между «и» и «но». Уж много труднее" отдать предпочтение «и» или «по­том». Трудность возрастает, когда речь идет о «потом» и «за­тем». Но конечно, самое трудное определить, надо ли вообще ставить «и» или не надо» (114, стр.215).

Все это трудности в стремлении к экономии слов в сло­весном искусстве. Но так как это искусство - созидание ново­го, - то на пути к результату, «к концу», как говорит Ухтом­ский о художнике, который идет «по пути наибольшего со­противления»,- он ищет максимальной экономии, а в поисках с экономией не считается.

А.П.Чехов в письме А.М.Горькому дал общее определение грации: «<...> когда на какое-нибудь определенное действие че­ловек затрачивает наименьшее количество движений, то это грация» (310, т.12, стр.271).

В самом деле, трудно себе представить танец мастера, в котором присутствовали бы лишние мускульные движения. Так же не может быть лишних действий в игре квалифициро­ванного актера, лишних цветовых пятен на полотне живопис­ца, да и в любом деле, выполняемом на высоком уровне мас­терства. Таков общий закон. Он вытекает из потребности в экономии сил.

«Законы природы, - цитирует В.Я. Френкель Э. Маха, -суть ограничения, которые мы под влиянием опыта предписы­ваем своему ожиданию» (297, стр.54). Экономии сил учит опыт, поскольку силы живого ограничены.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: