|
|
Дружина, ее отношение к князю и к землеМы коснулись непосредственного влияния княжеской власти на образование юного общества, но это влияние сильно обнаружилось еще посредством дружины, явившейся вместе с князьями. С самого начала мы видим около князя людей, которые сопровождают его на войну, во время мира составляют его совет, исполняют его приказания, в виде посадников заступают его место в областях. Эти приближенные к князю люди, эта дружина княжеская могущественно действуют на образование нового общества тем, что вносят в среду его новое начало, сословное, в противоположность прежнему, родовому. Является общество, члены которого связаны между собою не родовою связью, но товариществом; дружина, пришедшая с первыми князьями, состоит преимущественно из варягов, но в нее открыт свободный доступ храбрым людям их всех стран и народов, преимущественно, разумеется, по самой близости, туземцам; с появлением дружины среди славянских племен для их членов открылся свободный и почетный выход из родового быта в быт, основанный на других, новых началах; они получили возможность, простор развивать свои силы, обнаруживать свои личные достоинства, получили возможность личною доблестью приобретать значение, тогда как в роде значение давалось известною степенью на родовой лестнице. В дружине члены родов получали возможность ценить себя и других по степени личной доблести, по степени той пользы, которую они доставляли князю и народу; с появлением дружины должно было явиться понятие о лучших, храбрейших людях, которые выделились изтолпы людей темных, неизвестных, черных; явилось новое жизненное начало, средство к возбуждению сил в народе и к выходу их; темный, безразличный мир был встревожен, начали обозначаться формы, отдельные образы, разграничительные линии. Обозначив влияние дружины вообще, мы должны обратиться к вопросу: в каком отношении находилась она к князю и к земле? Для легчайшего решения этого вопроса сравним отношения дружины к князю и земле на западе и те же самые отношения у нас на Руси. На западе около доблестного вождя собиралась толпа отважных людей с целью завоевания какой-нибудь страны, приобретения земель во владение. Здесь вождь зависел больше от дружины, чем дружина от него; дружина нисколько не находилась к нему в служебных отношениях, вождь был только первый между равными. «Мы избираем тебя в вожди, — говорила ему дружина, — и куда поведет тебя твоя судьба, туда пойдем и мы за тобою; но что будет приобретено
общими нашими силами, то должно быть разделено между всеми нами, смотря по достоинству каждого», и проч. И действительно, когда дружина овладевала какою-нибудь страною, то каждый член варварского ополчения приобретал участок земли и нужное количество рабов для его обработания. Но подобные отношения могли ли иметь место у нас на Руси с призванием князей? Мы видели, что князь был призван северными племенами как нарядник земли; в значении князя известной страны он расширяет свои владения; с ним приходит дружина, которая постоянно наполняется новыми членами, пришельцами и туземцами; но ясно, что эти дружинники не могут иметь значения дружинников западных: они не могли явиться для того, чтобы делить землю, ими не завоеванную, они могли явиться только для того, чтобы служить князю известных племен, известной страны; те из них, которые приходили за тем, чтобы получать города и села, как, например, Аскольд и Дир, обманывались в своей надежде и отправлялись искать лучшего в другом месте. Рюрик раздает города мужам своим; Олег сажает мужей своих в занятых им городах — Смоленске и Любиче, они здесь начальники отрядов, они заступают место князя, но при этом должно строго отличать характер правительственный от характера владельческого; мы и после будем постоянно видеть везде княжих посадников, наместников, но везде только с характером правительственным... Хороший князь не жалел ничего для дружины: он знал, что с многочисленными и храбрыми сподвижниками мог всегда приобрести богатую добычу; так говорил Владимир и давал частые, обильные пиры дружине; так о сыне его Мстиславе говорится, что он очень любил дружину, имения не щадил, в питье и пище ей не отказывал... При такой жизни вместе, в братском кругу, когда князь не жалел ничего для дружины, ясно, что он не скрывал от нее своих дум, что члены дружины были главными его советниками во всех делах; так, о Владимире говорится: «Владимир любил дружину и думал с нею о строе земском, о ратях, об уставе земском». Святослав не хочет принимать христианства, потому что дружина станет смеяться. Бояре вместе с городскими старцами решают, что должно принести человеческую жертву; Владимир созывает бояр и старцев советоваться о перемене веры... Городское и сельское народонаселение Обратимся к остальному народонаселению, городскому и сельскому. Мы видели, что прежние города славянских племен были не что иное, как огороженные села, жители которых занимались земледелием. Это занятие всего более способствует сохранению родового быта: по смерти общего родоначальника сыновьям его и внукам выгодно поддерживать родовую связь, чтоб соединенными силами обрабатывать землю. Как скоро среди народонаселения являются другие промыслы, мена, торговля, как скоро для членов рода является возможность избирать то или другое занятие по своим склонностям, является возможность посредством собственной, самостоятельной деятельности приобрести больше других членов рода, — то вместе с тем необходимо должно являться стремление выделиться из рода для самостоятельной деятельности; следовательно, если в конце описываемого периода мы видим различные занятия, торговлю в городах, то необходимо должны предположить ослабление родового быта. Различие занятий и мена условливались уже тем, что среди городов явился новый элемент народонаселения — воинские отряды, дружины князей; в некоторых городах поселились князья, в других — мужи княжие с воинскими отрядами; этот приплыв населения со средствами к жизни, но не промышленного самого по себе, необходимо должен был породить торговлю и промышленность. Но заметим, что мы говорим все это о городах, и именно о таких, где наиболее развивалась промышленность и торговля; в селах же и городах, сохранявших по-прежнему характер огороженных сел, без всякого сомнения, формы прежнего быта удерживались еще очень и очень долго... Русская Правда Впротивоположность князю все остальное народонаселение носило название смердов. В Русской Правде все княжеское — княжие люди, княжая собственность — постоянно противополагается смердьему. Но как в названии мужа и дружины, так и в названии смерда мы не можем с самого начала искать точности, определенности; смерд означал простого человека, и, следовательно, это название могло употребляться относительно ко всякому высшему разряду; так, смерд противополагается мужу княжому; так, сельское народонаселение под именем смердов противополагается городскому. В противоположность мужу княжому простой человек назывался также людином. Вообще сельское народонаселение в описываемое время считалось ниже городского... Подле свободных людей, горожан и сельчан, находим ряд людей зависимых. Первой степенью зависимости было закупничество, или наймитство. Закупнем, или наймитом, назывался работник, нанимавшийся на известный срок и за известную плату, которую, как видно, он получал вперед, в виде
займа. Если наймит бежал от господина до срока, то становился за это ему полным (обельным) холопом, обелью... Полное, или обельное, холопство проистекало, кроме того, следующими способами: рождением от холопа; если кто купит холопа за какую бы то ни было цену, хотя бы даже за полгривну, поставит свидетелей при купле и отдаст деньги перед самим холопом; если кто женится на рабе без ряду, без условий с господином ее, то поступает к последнему в полные холопы, если же женится с условиями, то они имеют силу; если кто пойдет к кому в тиуны или в ключники также без ряду; наконец, невозможность заплатить долг вела должника также в рабство к заимодавцу... За вред, причиненный холопом, отвечал господин; если холоп осмеливался бить свободного человека, то, по уставу Ярославову, лишался жизни... Кроме означенных состояний встречаем еще особый разряд людей под именем изгоев. Из одного позднейшего свидетельства узнаем, какие люди принадлежали к этому разряду: сын священника, не умеющий грамоте, холоп, выкупившийся из холопства, наконец, задолжавший купец. Из этого мы видим, что изгоем вообще был человек, почему-либо не могущий оставаться в прежнем состоянии и не примкнувший еще ни к какому новому. Князья были призваны для правды вследствие того, что особные роды не могли беспристрастно разбирать дела при враждебных столкновениях своих членов; не было у них правды, говорит летописец. Как разбирались роды, нам неизвестно, но, без всякого сомнения, между ними бывали случаи мирного разбирательства и соглашения, и эти случаи служили примером; но эти случаи, как видно, были довольно редки, большею же частью столкновения оканчивались враждебно — восстанием рода на род, что и повело к мысли о необходимости третьего судьи. Если поэтому главное значение князя было значение судьи, разбирателя дел, исправителя кривд, то одною из главных забот его был устав земский, о котором он думал с дружиною, старцами городскими, а после принятия христианства — с епископами; и вот Ярославу I приписывают подобный писаный устав под именем Русской Правды. Название Русской Правды получил этот устав, как видно, для отличия от уставов греческих, которые по принятии христианства имели такое сильное влияние на юридический быт Руси. Русская Правда первыми строками своими напоминает нам о древнем быте племен, как представляет его летописец; но в то же время указывает и на изменения, происшедшие в этом быту после призвания князей. При родовом, особном быте главная обязанность родичей состояла в защите друг друга, в мести друг за друга; и если целый род, как бы он ни был обширен и разветвлен, составлял одно, один союз под властью одного родоначальника, то все члены его, в каких бы то ни было степенях, имели одинаково эту обязанность. В Русской Правде установлено, что в случае убийства родственник убитого должен мстить убийце; но эта обязанность ограничена известными ближайшими степенями родства — знак, что родовой быт начал уже ослабевать, что распространению родовых отношений уже положена преграда. По Ярославову уставу, в случае убийства брат должен был мстить за брата, отец за сына и, наоборот, дядя за племянника с братней и сестриной стороны. В случае, если не было местника [должного мстить] в означенных степенях родства, то убийца платил князю пеню, виру, смотря по значению убитого...1 В.О. Ключевский Сведения о В.О. Ключевском даны перед его текстом в начале данного подраздела. Ниже приведены фрагменты из его «Курса русской истории», в котором славянофильским представлениям о сельской общине как изначальной форме жизни русских крестьян противопоставлено понимание этого социального института как сравнительно позднего, связанного с нараставшим закрепощением крестьян, и раскрывается механизм этого закрепощения. Эти тексты входят в состав томов «Курса», которые выходили после революции 1905 г. — в 1906-1909 гг. Они выражают обострявшийся протест либерального историка против усиления реакции в политической жизни России того времени. Н.Л. 1 Вот текст статьи 1 «Русской правды»: «1. Убьет муж (ь) мужа, то мстить брату брата, или сынови отца, любо отцу сына, или братучаду, любо сестрину сынови; аще не будет кто мстя, то 40 гривен за голову; аще будет русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, еще изгои будеть, любо Словении, то 40 гривен положити за нь» (Источник: Правда Роськая. Краткая редакция. Текст по академическому списку // Хрестоматия по истории отечественного государства и права. X век — 1917 год / Сост. В.А. Томчинов. М., 2000. С. 7). Перевод терминов: братучадо — дети братьев, двоюродные братья; гридин — княжеский дружинник, младший дружинник; ябетник — княжеский приказчик, тиун, судебное должностное лицо; мечник — княжеский дружинник, судебный служитель; изгой — человек, вышедший из общины и проч. — Прим. сост.
ВОПРОС О СЕЛЬСКОЙ ОБЩИНЕ. Слушая мои слова о сельских обществах XV—XVI вв., вы, наверное, думали, что я не все сказал, и готовы спросить меня: что такое были эти общества по характеру своего землевладения, похожи ли они на нынешние сельские общины с общим владением землей? Вопрос о происхождении русской сельской общины некогда вызвал в нашей литературе оживленный спор, и на этот предмет установились два взгляда, которые держатся доселе. Одни вслед за Чичериным, поднявшим этот вопрос в пятидесятых годах XIX в., думают, что наша великорусская сельская община — учреждение довольно позднего времени и получила свое окончательное образование только в последней четверти XVIII в. под действием поземельного укрепления крестьян и подушной подати. Другие последуют другому профессору нашего университета, Беляеву, который, возражая Чичерину, утверждал, что сельская община — исконное явление русской жизни, что начала, на которых основаны общинные учреждения нашего времени, действовали уже с самых ранних пор исторической жизни Руси, задолго до прибытия Рюрика. Чтобы найтись среди этих взглядов, надобно отдать себе отчет в спорном предмете. В Древней Руси сельское общество называли миром и не знали слова община, как стали звать его в литературе прошлого столетия, разумея под этим словом сельское общество, как оно сложилось к эпохе крестьянской реформы, со всеми особенностями поземельного строя общины. Существенными особенностями, в которых выражалось ее основное начало, общинное владение землей, можно признать: 1) обязательную уравнительность наделов, 2) строго сословное значение общины и 3) круговую поруку. Земля распределялась соразмерно с рабочей и податной мочью крестьян: рядом с формальным, счетным наделом по ревизским душам существовал еще надел действительный по тяглам, т.е. земля делилась между дворами по наличным рабочим силам каждого двора, и делилась принудительно, навязывалась. Это потому, что размером надела определялась для каждого крестьянина соответственная тяжесть сословных обязанностей, падавших на крестьянство; как скоро это соответствие ходом нарождения и вымирания нарушалось, земля переделялась для восстановления * Цит. по: Ключевский В.О. Курс русской истории. // Ключевский В.О. Соч. В 9 т. Под ред. В.Л. Янина. М, 1988. Т. 2. С. 280—282. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 19 базового пособия учебного комплекса по общей социологии. равновесия. Таким образом, земля была не источником повинностей, а вспомогательным средством для их исполнения. Ни этой принудительной уравнительности участков с их переделами, ни сословного характера поземельных крестьянских обязанностей не находим в сельских обществах XV—XVI вв. Крестьянин брал себе участок «по силе», т.е. по своему усмотрению, договариваясь о том во владельческом или дворцовом имении с самим владельцем или с его приказчиком без участия сельского общества. Податная тяжесть вольного съемщика определялась размером снятого участка; следовательно, земля служила источником крестьянских обязанностей, а не вспомогательным только средством для их исполнения. Самые участки имели постоянный, неизменный состав. То были большей частью отдельные деревни в один-два двора с принадлежавшими каждой из них угодьями, пределы которых из века в век определялись обычным выражением поземельных актов: «куда соха, коса и топор ходили». Сам крестьянин не был прикреплен ни к участку, ни к сельскому обществу, ни даже к состоянию, свободно менял свою пашню на другую, выходил из общества и даже из крестьянства. Из акта XV в. узнаем, что одна деревня в продолжение 35 лет переменила шестерых владельцев из крестьян. Так в сельских обществах XV—XVI вв. не находим двух существенных признаков общинного владения землей. Может быть, зародыш такого владения надобно видеть в очень редком явлении, какое встречаем в описи земель Троицкого Сергиева монастыря 1592 г. по Дмитровскому уезду. Но какой это слабый зародыш! На этих землях, скудных почвой и пашней, крестьяне, пахавшие по 5 или даже только по 33/4 десятины худой земли на двор, сверх подворной пашни всем сельцом или всей деревней двумя — четырьмя дворами пахали еще «по мере все соп-ча» по 5 — 7'/2 десятин, а в одном сельце 16 дворов пахали сообща 22 десятины, по 1 3/8 на двор. Это как будто пробная общественная запашка. Самый порядок отбывания поземельных повинностей приучал крестьян видеть в земле связь, соединявшую их друг с другом: повинности развёрстывались повытно и отбывались сообща крестьянами, сидевшими на одной выти; разверстка производилась выборными села или волости. В том же направлении действовала и круговая порука. Она служила средством обеспечения податной исправности сельских обществ, но не была исключительно особенностью сельского общинного быта: на ней, как увидим, строилось все местное земское управление в XVI в. Однако эта порука вела уже тогда если не к периодическим общим переделам, то к частичным разделам земли. В иных деревнях по описям встречаем пустые дво-
[О ПРИКРЕПЛЕНИИ КРЕСТЬЯН]* МНЕНИЕ О ПРИКРЕПЛЕНИИ КРЕСТЬЯН.Обращаемся к изучению одного из самых важных и самых трудных вопросов в нашей историографии — к вопросу о том, когда и как возникла крепостная неволя крестьян. /II, 290/ <...> Первым актом, в котором видят указания на прикрепление крестьян к земле как на общую меру, считают указ [Бориса Годунова] 24 ноября 1597 г. Но этот указ содержанием своим не оправдывает сказания об общем прикреплении крестьян в конце XVIв. /II, 291/ ... В первые два десятилетия XVIIв., когда уже действовали все экономические условия неволи владельческих крестьян, не была еще найдена юридическая норма, которая закрепила бы эту фактическую неволю, превратив ее в крепостную зависимость. Я наперед обозначу * Цит. по: Ключевский В.О. Курс русской истории. Часть II // Ключевский В.О. Соч. В 9 т. Т. II—IV. В косых скобках указаны источники приведенных фрагментов: номер тома и его страницы. эту искомую норму, объяснение которой и послужит нам исходной точкой при дальнейшем изучении крепостного права: она состояла в том, что крестьянин, рядясь с землевладельцем на его землю со ссудой от него, сам отказывался в порядной записи навсегда от права каким-либо способом прекратить принимаемые на себя обязательства. Внесение такого условия в порядную и сообщило ей значение личной крепости. /II, 307/ <...> В той первой формации крестьянской крепости, какую закрепило Уложение 1649 г., она еще не сравнялась с холопьей, по нормам которой строилась... Плохо выработанный закон помог стереть эти раздельные черты и погнал крестьянство в сторону холопства. Мы это увидим, когда будем изучать крепостное хозяйство, экономические следствия крепостного права; доселе мы изучали его происхождение и состав. Теперь заметим только, что с установлением этого права русское государство вступило на путь, которым под покровом наружного порядка и даже преуспеяния вел его к расстройству народных сил, сопровождавшемуся общим понижением народной жизни, а от времени до времени и глубокими потрясениями./III,174/ <...> Древнерусское право, начав полным, обельным холопством Русской Правды, похожим на греко-римское рабство, потом выработало несколько смягченных условных видов неволи. В XVIIв. простор, данный землевладельцам слабыми или сословно-свое-корыстными правительствами новой династии, помогал господствующим классам, пользуясь народным оскудением, посредством хозяйственных сделок сглаживать стеснительные для них условия этих видов холопства и даже закрепостить большую часть вольного крестьянства. Законодательство Петра не пошло прямо против этих вредных для государства холоповладельческих стремлений, даже загнало в крепостную неволю целые разряды свободных лиц и уравняло все виды неволи близко к типу полного холопства. Так оно отбрасывало общество далеко назад, к знакомой на Руси исстари греко-римской норме: «Рабство неделимо; состояние рабов не допускает никаких различий; о рабе нельзя сказать, больше или меньше он раб». Но зато Петр положил податную таксу на право рабовладения, обложив всякую мужскую холопью душу государственным тяглом под ответственностью владельца. Петр думал о своей казне, а не о народной свободе, искал не граждан, а тяглецов, и подушная перепись дала ему не одну сотню тысяч новых тяглецов, хотя и с большим ущербом для права и справедливости. /IV, 96/
Н.А. Добролюбов Николай Александрович Добролюбов (1836—1861) — выдающийся русский литературный критик, публицист, поэт, философ середины XIXстолетия. Родился в Нижнем Новгороде. Учился в Главном педагогическом институте в Петербурге (1853—1857). В студенческие годы сформировался как революционный демократ. В 1856 г. познакомился с Н.Г. Чернышевским, стал его единомышленником, с 1857 г. — один из ведущих сотрудников журнала «Современник», в котором Н.Г. Чернышевский занимал ведущие позиции. Публикации в этом журнале составляют основное наследие Н.А. Добролюбова. Последние годы своей недолгой жизни тяжело болел, лечился за границей. К. Маркс ставил Добролюбова как писателя наравне с Лессингом и Дидро. Ниже приведены фрагменты из проницательной работы Н.А. Добролюбова «Что такое обломовщина?» (1859). Это не только литературно-критическое и общественно-политическое, но и социологическое произведение. Обломовщина предстает как один из социальных типов, которые определяли жизнь российского общества в XIX столетии и до сих пор не утратили своего значения. Это квазиинтеллектуальное зерцало закрепощения крестьянства в России — просвещенный ленивец, неспособный к какой-либо активности и «самоприкрепленный» к своему дивану как псевдорабочему месту. И до сих пор он живет среди нас, распространяя вокруг себя бездеятельные либеральные мечтания. Н.Л. ЧТО ТАКОЕ ОБЛОМОВЩИНА?* По-видимому, не обширную сферу избрал Гончаров для своих изображений. История отом, как лежит и спит добряк-ленивец Обломов, и как ни дружба, ни любовь не могут пробудить и поднять его, — не бог весть какая важная история. Но в ней отразилась русская жизнь, в ней предстает перед нами живой, соплеменный русский тип, отчеканенный с беспощадною строгостью и правильностью; в ней сказалось новое слово нашего общественного развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих * Цит. по: Добролюбов НА. Что такое обломовщина? //Добролюбов НА. Избранные философские произведения: В 2 т. Под ред. М.Т. Иовчука. М., 1948. Т. 1. С. 508-509, 513—514, 535—536. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 19 базового пособия учебного комплекса по общей социологии. надежд, но с полным сознанием истины. Слово это — обломовщина; оно служит ключом к разгадке многих явлений русской жизни, и оно придает роману Гончарова гораздо более общественного значения, нежели сколько имеют его все наши обличительные повести. В типе Обломова и во всей этой обломовщине мы видим нечто более, нежели просто удачное создание сильного таланта; мы находим в нем произведение русской жизни, знамение времени. Обломов есть лицо не совсем новое в нашей литературе; но прежде оно не выявлялось пред нами так просто и естественно, как в романе Гончарова. Чтобы не заходить слишком далеко в старину, скажем, что родовые черты обломовского типа мы находим еще в Онегине, и затем несколько раз встречаем их повторение в лучших наших литературных произведениях. Дело в том, что это коренной, народный наш тип, от которого не мог отделаться ни один из наших серьезных художников. Но с течением времени, по мере сознательного развития общества, тип этот изменял свои формы, становился в другие отношения к жизни, получал новое значение. Подметить эти новые фазы его существования, определить сущность его нового смысла — это всегда составляло громадную задачу, и талант, умевший сделать это, всегда делал существенный шаг вперед в истории нашей литературы. Такой шаг сделал и Гончаров своим «Обломовым». Посмотрим на главные черты обломовского типа и потом попробуем провести маленькую параллель между ним и некоторыми типами того же рода, в разное время появлявшимися в нашей литературе. В чем заключаются главные черты обломовского характера? В совершенной инертности, происходящей от его апатии ко всему, что делается на свете. Причинаже апатии заключается отчасти в его внешнем положении, отчасти же в образе его умственного и нравственного развития. По внешнему своему положению — он барин; «у него есть Захар и еще триста Захаров», по выражению автора. Преимущество своего положения Илья Ильич объясняет Захару таким образом: «Разве я мечусь, работаю? мало ем, что ли? худощав или жалок на вид? Разве недостает мне чего-нибудь? Кажется, подать, сделать есть кому! Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава богу! Стану ли я беспокоиться? из чего мне?... И кому я это говорю? Не ты ли с детства ходил за мной? Ты все это знаешь, видел, что я воспитан нежно, что я ни холода, ни голода никогда не терпел, нужды не знал, хлеба себе не зарабатывал и вообще черным не занимался». И Обломов говорит совершенную правду. История его воспитания вся служит подтверждением его слов. С малых лет он привыкает быть байбаком, благодаря тому, что у него и подать, и
сделать — есть кому; тут уж даже и против воли нередко он бездельничает и сибаритствует... Ясно, что Обломов не тупая, апатичная натура без стремлений и чувств, а человек, тоже чего-то ищущий в своей жизни, о чем-то думающий. Но гнусная привычка получать удовольствие своих желаний не от собственных усилий, а от других, — развила в нем апатическую неподвижность и повергла его в жалкое состояние нравственного рабства. Рабство это так переплелось с барством Обломова, так они взаимно проникают друг друга и одно другим обусловливается, что, кажется, нет ни малейшей возможности провести между ними какую-нибудь границу. Это нравственное рабство Обломова составляет едва ли не самую любопытную сторону его личности и всей его истории... Но как мог дойти до рабства человек с таким независимым положением, как Илья Ильич? Кажется, кому бы и наслаждаться свободой, как не ему? Не служит, не связан с обществом, имеет обеспеченное состояние... Он сам хвалится тем, что не чувствует надобности кланяться, просить, унижаться, что он не подобен «другим», которые работают без устали, бегают, суетятся, а не поработают, так и не поедят... Он внушает к себе благоговейную любовь доброй вдовы Пшеницыной именно тем, что он барин, что он сияет и блещет, что он и ходит, и говорит так вольно и независимо, что он «не пишет беспрестанно бумаг, не трясется от страха, что опоздает в должность, не глядит на всякого так, как будто просит оседлать его и поехать, а глядит на всех и на все так смело и свободно, как будто требует покорности себе». И однако же вся жизнь этого барина убита тем, что он постоянно остается рабом чужой воли и никогда не возвышается до того, чтобы проявить какую-нибудь самобытность. Он раб каждой женщины, каждого встречного, раб каждого мошенника, который захочет взять над ним волю. Он раб своего крепостного Захара, и трудно решить, который из них более подчиняется власти другого. По крайней мере — чего Захар не захочет, того Илья Ильич не может заставить его сделать, а чего захочет Захар, то сделает и против воли барина, и барин покорится... Оно так и следует: Захар все-таки умеет сделать хоть что-нибудь, а Обломов ровно ничего не может и не умеет... Теперь загадка разъяснилась, Теперь им слово найдено. Слово это — обломовщина. Если я вижу теперь помещика, толкующего о правах человечества и о необходимости развития личности, — я уже с первых слов его знаю, что это Обломов. Если встречаю чиновника, жалующегося на запутанность и обременительность делопроизводства, он — Обломов. Если слышу от офицера жалобы на утомительность парадов и смелые рассуждения о бесполезности тихого шага и т.п., я не сомневаюсь, что он Обломов. Когда я читаю в журналах либеральные выходки против злоупотреблений и радость о том, что, наконец, сделано то, чего мы давно надеялись и желали, — я думаю, что все это пишут из Обломовки. Когда я нахожусь в кружке образованных людей, горячо сочувствующих нуждам человечества и в течение многих лет с не уменьшающимся жаром рассказывающих все те же самые (а иногда н новые) анекдоты о взяточниках, о притеснениях, о беззакониях всякого рода, — я невольно чувствую, что я перенесен в старую Обломовку... Остановите этих людей в их шумном разглагольствии и скажите: «вы говорите, что нехорошо то и то; что же нужно делать? Они не знают... Предложите им самое простое средство, — они скажут: «да как же это так вдруг?» Непременно скажут, потому что Обломовы иначе отвечать не могут... Продолжайте разговор с ними и спросите: что же вы намерены делать? — Они вам ответят тем, чем Рудин ответил Наталье: «Что делать? разумеется, покориться судьбе. Что же делать! Я слишком хорошо знаю, как это горько, тяжело, невыносимо, но посудите сами...» и пр. (См. Тург. Пов., ч.Ш, с. 249). Больше от них ничего не дождетесь, потому что на всех их лежит печать обломовщины. Кто же, наконец, сдвинет их с места этим всемогущим словом: «вперед!», о котором так мечтал Гоголь и которого так давно и томительно ожидает Русь? До сих пор нет ответа на этот вопрос ни в обществе, ни в литературе. Н.В. Калачов Николай Васильевич Калачов (1819-1885) — известный русский историк, правовед, археограф, архивист, член-корреспондент (1858), действительный член (1883) Петербургской Академии наук. Автор исследований о «Русской Правде», издатель «Архива исто-рико-юридических сведений, относящихся до России» («Архив Калачова»). На его публикации неоднократно ссылаются историки России СМ. Соловьев и В.О. Ключевский. Ниже приводится фрагмент исследования Н.В. Калачова (1864), посвященного самобытным объединениям свободных русских лю-
дей в XVII-XIX вв. для осуществления совместной трудовой деятельности в городах. На примере биржевых артелей автор показывает, что вне крепостнических ограничений русские люди уже в то время действовали вполне рационально, в рамках договоров, законов и постановлений, регламентирующих их деятельность. Н.Л. АРТЕЛИ ДРЕВНЕЙ И НЫНЕШНЕЙ РОССИИ* Из всех нынешних артелей биржевые должны быть поставлены на первое место, потому что они уже успели сами собою выработаться в правильное учреждение и имеют каждая составленные ими самими правила, которыми они и руководствуются. Эти артели представляют еще ту особенность, что они обеспечивают исполнение своих обязательств не только круговой порукой, как это свойственно и прочим артелям, но сверх того страховыми суммами. К сожалению, собранные мною данные о биржевых артелях относятся только до артелей петербургских и московских, очерком о которых я поэтому и ограничусь. Биржевые артельщики имеют предметом своих занятий нагрузку и выгрузку товаров на бирже, упаковку их и охрану в складочных местах; они взвешивают и провожают товары и сверх того исполняют разные обязанности у купцов, как-то: в конторах, в звании приказчиков, по посылкам (нередко с весьма значительными суммами), по домашней прислуге и проч. Все члены артели отвечают перед посторонними друг за друга, а в самой артели каждый отвечает за себя капитальной суммой, без которой никто не принимается в артель. Впрочем, подробных общих правил для действий и обязанностей артельщиков не существует и только из известных нам постановлений нескольких артелей можно извлечь некоторые одинаковые в них начала, состоящие в следующем. Вступление в артель обусловливается, как мы сказали, взносом от каждого вновь принимаемого определенной в ее постановлении суммы (средним числом до 1000 руб. серебром), которая называется вкупом, вкупными деньгами, а также новизной. Эта сумма требуется в обеспечение исправного исполнения артельщиком его обязанностей. Впрочем, она редко вносится сполна при самом * Цит. по: Калачов Н. Артели древней и нынешней России// Беляева Л.А. Эмпирическая социология в России и Восточной Европе. М., 2004. С. 250-253. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 19 базового пособия учебного комплекса по общей социологии. поступлении; обыкновенно артель, в которую вступает новик (так называется артельщик до уплаты всей вкупной суммы, в противоположность уплатившим ее, называемым стариками), довольствуется какой-нибудь частью ее (например, по 3 руб. серебром на каждого артельщика), которая называется передовыми деньгами, а остальная за тем сумма составляется вычетами, в течение нескольких лет, из заработанных денег; но если бы новик пожелал внести весь вкуп разом, то ему делается сбавка. Внесенные деньги распределяются между всеми наличными членами артели, так, однако, что передовые деньги делятся между ними тотчас, а остальные, вычитаемые из заработков новика, делятся между теми только артельщиками, которые находились в артели при его поступлении. При выходе из артели, исправные (т.е. ничем не опороченные) артельщики, внесшие весь вкуп, получают, в виде награды, вывод, или выводные деньги, которые обыкновенно равняются трети новизны. Этот капитал составляется вычетом из заработных денег у тех артельщиков, которые получали с выходящего новизные деньги. В случае смерти артельщика вывод выдается его наследникам. 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|
[О СЕЛЬСКОЙ ОБЩИНЕ]*
ры, и пашни «впусте» у них нет, это значит, что опустевший участок или делили между жилыми дворами, или отдавали одному двору вместе с лежавшим на пустоте тяглом. Всем этим я хочу сказать, что в сельских обществах XVIв. нельзя найти общинного владения землей с обязательным порядком ее распределения, а им было предоставлено лишь распоряжение крестьянской землей, насколько то требовалось для облегчения им исправного платежа податей. Но это распоряжение воспитывало понятия и привычки, которые потом при других условиях легли в основу общинного владения землей. Такими условиями и были, согласно с мнением Чичерина, обязательный труд и принудительная разверстка земли по наличным рабочим силам. Действие этих условий становится заметно уже в XVIв., и нетрудно догадаться, что оно должно было проявиться сперва не в крестьянской среде, тогда еще не закрепощенной, а в холопьей. Издавна землевладельцы заставляли часть своей дворни обрабатывать барскую пашню, обзаводили дворами и хозяйством и наделяли землей. В документах XVIв. находим указания на то, что этот надел был не подворный, а «с одного», на все дворы сообща, огульно, причем, вероятно, самим этим «страдникам», как назывались пахотные холопы, предоставлялось или разверстывать, делить и переделять данную им землю между собой, или делиться урожаем, соразмерно участию в совместной ее обработке.