С) Деньги как материальный представитель богатства (накопление денег) 15 глава

Если рабочий день рабочего равен 10 часам, а в течение 8 часов рабочий может создать 40 талеров, т. е. создать свою заработную плату, или, что то же самое, сохранить и восстановить свою рабочую силу, то ему требуется ⁴/₅ рабочего дня, для того чтобы возместить капиталу заработную плату, а ¹/₅ рабочего дня, или 10 талеров, он отдает капиталу в качестве прибавочного труда. Таким образом, в обмен на 40 талеров заработной платы, на 8 часов овеществленного труда капитал получает 10 часов живого труда, и этот избыток образует всю его прибыль. Следовательно, весь овеществленный труд, созданный рабочим, составляет 50 талеров, и каковы бы ни были издержки на орудие и сырье, рабочий не может присоединить к ним ни на один талер больше, потому что его рабочий день не может объективироваться в большем количестве овеществленного труда. Что же касается того обстоятельства, что эти 50 талеров, или 10 часов труда (из которых 8 часов являются лишь возмещением заработной платы), рабочий присоединяет к 60 талерам, затраченным на сырье и орудие, — то этим самым рабочий сохраняет материал и орудие, а сохраняются они именно потому, что снова вступают в контакт с живым трудом и используются в качестве орудия и материала; это не стоит рабочему никакого труда (да у него и нет избыточного времени для такого труда) и не оплачивается ему капиталистом. Эта живительная природная сила труда, заключающаяся в том, что труд, используя материал и орудие, в той или иной форме их сохраняет, а следовательно, сохраняет также и овеществленный в них труд, их меновую стоимость, — становится, как и всякая природная или общественная сила труда, не являющаяся продуктом прежнего труда или продуктом такого прежнего труда, который должен быть повторяем (например, историческое развитие рабочего и т. д.), силой капитала, а не труда. Поэтому-то она и не оплачивается капиталом. Точно так же, как рабочему не платят за то, что он способен мыслить и т. д.

[III—40] Мы видели [cxviii], что первоначально той предпосылкой, из которой возникает капитал, является стоимость, обособившаяся в нечто самостоятельно противостоящее обращению, — т. е. такой товар, для которого определение меновой стоимости не является всего лишь формальным, мимолетным определением, нужным лишь для того, чтобы он мог обменяться на другую потребительную стоимость и в конце концов исчезнуть в качестве объекта потребления, — деньги как деньги, деньги, изъятые из обращения и утверждающие себя негативно по отношению к нему. С другой стороны, продукт капитала, — в той мере, в какой он не является всего лишь воспроизводством самого капитала (это. воспроизводство является, впрочем, только формальным, так как из трех частей стоимости капитала действительно потребляется, а следовательно, воспроизводится, только одна, та, которая возмещает заработную плату; прибыль же является не воспроизводством, а прибавкой к.стоимости, прибавочной стоимостью), — опять-таки имеет своим результатом такую стоимость, которая больше не вступает в обращение в качестве эквивалента, а с другой стороны, еще не возведена вновь в степень капитала, — т. е. обособившуюся в нечто самостоятельное и негативно противостоящую обращению стоимость — деньги (в их третьей, адекватной форме [cxix]). Если сначала деньги выступали в качестве предпосылки капитала, в качестве его причины, то теперь они выступают как его следствие. В первом движении деньги проистекали из простого обращения; во втором движении они проистекают из процесса производства капитала. В первом движении деньги переходят в капитал; во втором движении они выступают как положенная самим капиталом предпосылка капитала и потому уже сами по себе положены как капитал, уже в самих себе содержат идеальное отношение к капиталу. Они уже не просто переходят в капитал, но в них, как в деньгах, уже положено то, что они могут быть превращены в капитал.

[б) Сохранение потребительной стоимости постоянного капитала посредством нового живого труда]

Итак, увеличение стоимостей есть результат самовозрастания капитала, причем это самовозрастание капитала в свою очередь может быть результатом абсолютного или относительного прибавочного времени: действительного увеличения абсолютного рабочего времени или увеличения относительного прибавочного времени, т. е. уменьшения той составной части рабочего дня, которая определена как рабочее время, необходимое для сохранения рабочей силы, определена как необходимый труд вообще.

Живое рабочее время воспроизводит только ту часть овеществленного рабочего времени (капитала), которая выступает в качестве эквивалента за право распоряжаться живой рабочей силой рабочего и которая поэтому, в качестве эквивалента, должна возместить овеществленное в этой рабочей силе рабочее время, т. е. возместить издержки производства живой рабочей силы, — другими словами, сохранить жизнь рабочего как рабочего. То, что живой труд производит сверх этого, является не воспроизводством, а новым созиданием, а именно — новым созиданием стоимости, так как это есть овеществление нового рабочего времени в какой-нибудь потребительной стоимости. То обстоятельство, что при этом одновременно оказывается сохраненным и содержащееся в сырье и орудии рабочее время, представляет собой результат не количества труда, а его качества как труда вообще; и это его всеобщее качество, которое не является особой квалификацией труда, не является специфически определенным трудом, а заключается в том, что труд как труд является трудом, — это качество труда не оплачивается особо, так как капитал купил это качество при обмене с рабочим.

Однако эквивалент этого качества (этой специфической потребительной стоимости труда) измеряется просто тем количеством рабочего времени, которое произвело эту специфическую потребительную стоимость труда. Рабочий, применяя орудие в качестве орудия и изменяя форму сырья, прежде всего присоединяет к стоимости сырья и орудия такое количество нового труда, которое равно рабочему времени, содержащемуся в его собственной заработной плате; все, что рабочий добавляет сверх этого, представляет собой прибавочное рабочее время, прибавочную стоимость. Но вследствие простого отношения, заключающегося в том, что орудие используется в качестве орудия труда, а сырой материал становится сырым материалом труда, вследствие простого процесса, заключающегося в том, что сырой материал и орудие вступают в контакт с трудом, становятся его средством и предметом, а значит и опредмечиванием живого труда, моментами самого труда, — вследствие этого сырой материал и орудие сохраняются не по своей форме, а по своей субстанции; субстанцией же их, если рассматривать дело экономически, является овеществленное рабочее время. Овеществленное [в сыром материале и орудии] рабочее время перестает существовать в односторонней предметной форме, а потому перестает подвергаться разложению в качестве просто вещи, путем химических и т. п. процессов; перестает потому, что это овеществленное рабочее время выступает теперь как материальный способ существования — как средство и объект — живого труда.

Из просто овеществленного рабочего времени, в вещном бытии которого труд сохраняется уже только как нечто исчезнувшее, как внешняя, форма природной субстанции этого овеществленного рабочего времени, внешняя по отношению к самой этой субстанции (например, форма стола — по отношению к древесине или форма вала — по отношению к железу), как труд, существующий всего лишь во внешней форме вещественного, — из такого овеществленного рабочего времени развивается безразличие вещества по отношению к форме. Овеществленное рабочее время сохраняет эту свою форму не в силу какого-либо живого имманентного закона воспроизводства, подобно тому как, например, дерево сохраняет свою форму дерева (в качестве дерева древесина сохраняет себя в определенной форме потому, что эта форма есть форма древесины, тогда как форма стола случайна для древесины, не является формой, имманентной ее субстанции); форма существует здесь лишь как форма, внешняя по отношению к вещественному содержанию, или сама она существует только вещественно. Поэтому разрушение, которому подвержено вещество этой формы, разрушает также и его форму. Однако когда сырье и орудие выступают в качестве условий живого труда, они сами вновь оказываются одушевленными. Овеществленный труд перестает существовать в веществе как нечто мертвое в качестве внешней, безразличной формы, так как он сам снова выступает как момент живого труда, как отношение живого труда к самому себе в предметном материале, как предметность живого труда, как его средство и объект (предметные [вещественные] условия живого труда).

В результате того, что живой труд, осуществляясь в материале, тем самым изменяет сам этот материал, — изменение, которое определяется целью труда и его целесообразной деятельностью (и которое не сводится, как в мертвом предмете, к созданию формы, внешней веществу, к созданию всего лишь мимолетной видимости существования предмета), — в результате этого материал сохраняется в определенной форме, а изменение формы вещества подчиняется цели труда. Труд есть живой, преобразующий огонь; он есть бренность вещей, их временность, выступающая [III—41] как их формирование живым временем. В простом процессе производства — отвлекаясь от процесса увеличения стоимости — преходящий характер формы вещей используется для того, чтобы сделать их пригодными для потребления.

Когда хлопок превращается в пряжу, пряжа — в ткань, ткань — в набивную или гладкокрашеную ткань и т. п., а последняя, скажем, в платье, то 1) субстанция хлопка сохраняется во всех этих формах. (В химическом процессе, в регулировавшемся трудом обмене веществ, повсюду обменивались эквиваленты (природные) и т. д.) 2) Во всех этих последовательных процессах вещество принимало все более полезную форму, так как оно принимало форму, все более приспосабливавшую его к потреблению; пока в конце концов оно не приобрело такую форму, в которой оно может непосредственно стать предметом потребления, в которой, следовательно, потребление вещества и уничтожение его формы становятся человеческим потреблением, а само изменение вещества оказывается его непосредственным использованием. Во всех этих процессах вещество хлопка сохраняется; оно исчезает в одной форме потребительной стоимости, для того чтобы уступить место более высокой форме, пока не получится такой предмет, который служит предметом непосредственного потребления.

Однако тем, что хлопок превращен в пряжу, он поставлен в определенное отношение к последующему виду труда. Если этот последующий труд не наступил, то не только оказывается бесполезной приданная хлопку форма, иными словами, предшествующий труд не только не подкрепляется новым трудом, но оказывается испорченным и материал, так как хлопок в форме пряжи лишь постольку обладает потребительной стоимостью, поскольку он вновь подвергается обработке: он представляет собой потребительную стоимость только по отношению к тому употреблению, которое дает ему последующий труд. Переработанный в пряжу хлопок является потребительной стоимостью лишь в той мере, в какой его форма — форма пряжи — уничтожается, заменяясь формой ткани, между тем как хлопок в его бытии в качестве хлопка может иметь бесчисленное множество применений.

Таким образом, без дальнейшего труда потребительная стоимость хлопка и пряжи, материал и его форма, пропали бы зря; эта потребительная стоимость была бы уничтожена, вместо того чтобы быть произведенной. И материал и его форма, и вещество и его форма сохраняются посредством дальнейшего труда, — сохраняются как потребительные стоимости, —пока они не примут облика такой потребительной стоимости, использование которой есть ее потребление. Следовательно, в простом процессе производства заложено то, что предшествующая ступень производства сохраняется посредством последующей ступени и что посредством создания потребительной стоимости более высокого порядка старая потребительная стоимость сохраняется или же изменяется лишь в той мере, в какой она повышается как потребительная стоимость. Именно живой труд сохраняет потребительную стоимость незавершенного продукта труда, сохраняет ее тем, что превращает этот продукт в материал дальнейшего труда. Однако живой труд сохраняет незавершенный продукт труда, — т. е. предохраняет его от непригодности и гибели, — только тем путем, что перерабатывает его сообразно своей цели, вообще делает его объектом нового живого труда.

Это сохранение старой потребительной стоимости не представляет собой такого процесса, который протекал бы наряду с переработкой старой потребительной стоимости (или завершением ее) посредством нового труда; нет, сохранение старой потребительной стоимости совершается посредством самого этого нового труда, создающего потребительную стоимость более высокого порядка. Тем, что труд по изготовлению ткани превращает пряжу в ткань, т. е. обращается с пряжей как с сырьем для ткачества, для особого вида живого труда (а пряжа имеет потребительную стоимость лишь постольку, поскольку она ткется), — труд ткача сохраняет ту потребительную стоимость, которой обладал хлопок как таковой и которую он в специфической форме сохранял в пряже. Труд ткача сохраняет продукт [прежнего] труда тем, что превращает его в сырье для нового труда; однако он, во-первых, не добавляет для этого никакого дополнительного нового труда, а во-вторых, сохраняет потребительную стоимость сырья попутно, посредством другого труда. Труд ткача сохраняет полезность хлопка как пряжи тем, что он превращает пряжу в ткань. (Все это относится уже к 1-й главе о производстве вообще.) Он сохраняет хлопок посредством ткачества. Это сохранение труда в качестве продукта, или сохранение потребительной стоимости продукта труда тем, что этот продукт становится сырьем для нового труда, выступая вновь как материальная предметность целесообразного живого труда, — дано в простом процессе производства. По отношению к потребительной стоимости труд обладает тем свойством, что он сохраняет имеющуюся налицо потребительную стоимость, повышая ее, и что он повышает ее, превращая ее в предмет нового труда, обусловленного конечной целью, — т. е. снова переводя потребительную стоимость из формы безразличного существования в форму предметного материала труда, его тела. (То же самое относится и к орудию. Веретено сохраняется в качестве потребительной стоимости только тем, что оно используется для прядения. В противном случае, вследствие той определенной формы, которая здесь придается железу и дереву, пропали бы для потребления и тот труд, который придал им эту форму, и тот материал, которому эта форма придана. Только в результате того, что веретено выступает как средство живого труда, как один из предметных моментов жизнедеятельности последнего, — здесь сохраняется потребительная стоимость дерева и железа, точно так же, как и их форма. Назначение веретена как орудия труда заключается в том, чтобы быть изношенным, но изношенным именно в процессе прядения. Более высокая производительность, которую веретено придает труду, создает больше потребительных стоимостей и таким путем возмещает потребительную стоимость, уничтоженную в процессе потребления орудия. Яснее всего это проявляется в земледелии, так как там легче всего — ибо раньше, чем где бы то ни было — [продукт] непосредственно выступает как жизненное средство и потребительная стоимость, выступает как потребительная стоимость в отличие от меновой стоимости. Если мотыга доставляет земледельцу вдвое больше хлеба, чем он мог бы получить без нее, то на производство самой мотыги ему нужно затратить меньше времени; у него имеется достаточно продовольствия, для того чтобы изготовить новую мотыгу.)

Составные части стоимости капитала — из которых одна существует в форме материала, а другая в форме орудия — в процессе увеличения стоимости выступают по отношению к рабочему, т. е. по отношению к живому труду (ибо рабочий в этом процессе существует только в качестве живого труда), не как стоимости, а как простые моменты процесса производства, выступают как потребительные стоимости для труда, как предметные условия его эффективности, или как его предметные моменты. То обстоятельство, что, используя орудие в качестве орудия и придавая сырью [III—42] форму потребительной стоимости более высокого порядка, живой труд тем самым их сохраняет, — заложено в природе самого труда. Однако сохраняемые этим путем потребительные стоимости труда в качестве составных частей капитала представляют собой меновые стоимости и, как таковые, определяются содержащимися в них издержками производства, количеством овеществленного в них труда. (К потребительной стоимости имеет отношение только качество уже овеществленного труда.) Количество овеществленного труда сохраняется тем путем, что его качество как потребительной стоимости для дальнейшего труда сохраняется посредством контакта с живым трудом.

Потребительная стоимость хлопка, так же как и его потребительная стоимость как пряжи, сохраняется в результате того, что хлопок в качестве пряжи перерабатывается в ткань; в результате того, что хлопок [в виде пряжи] существует в ткачестве как один из его предметных моментов (наряду с ткацким станком). В результате этого сохраняется также и то количество рабочего времени, которое содержалось в хлопке и хлопчатобумажной пряже. То, что в простом процессе производства выступает как сохранение качества прошлого труда, а потому также и того материала, в котором этот прошлый труд заключен, — то в процессе увеличения стоимости выступает как сохранение количества уже овеществленного труда. Для капитала это есть сохранение количества овеществленного труда посредством процесса производства; для самого живого труда это есть лишь сохранение уже существующей, существующей для труда, потребительной стоимости.

Живой труд добавляет новое количество труда; но уже овеществленное количество труда он сохраняет не в результате этого количественного добавления, а в результате присущего ему качества живого труда, или в результате того, что к тем потребительным стоимостям, в которых содержится прошлый труд, он относится как труд. Но и оплачивается живой труд не за это качество, которым он обладает как живой труд, — если бы он не был живым трудом, его бы вообще не покупали, — а за содержащееся в нем самом количество труда. Уплачивается, как и у всех других товаров, лишь цена его потребительной стоимости. То специфическое качество, которым обладает живой труд, — добавляя новое количество труда к уже овеществленному количеству труда, одновременно сохранять овеществленный труд в его качестве овеществленного труда, — ему не оплачивается, да и рабочему оно тоже ничего не стоит, так как является природным свойством его рабочей силы.

В процессе производства снимается отделение труда от предметных моментов его существования — орудия и материала. На этом отделении покоится существование капитала и наемного труда. Снятие этого отделения, действительно совершающееся в процессе производства, — ведь иначе вообще нельзя было бы работать, — капиталом не оплачивается. (Это снятие и происходит не посредством обмена с рабочим, а посредством самого труда в процессе производства. Однако в качестве такого выполняемого в данное время труда этот труд сам уже включен в капитал, является одним из моментов последнего. Эта сохраняющая сила труда выступает, таким образом, как сила самосохранения капитала. Рабочий только добавил новый труд; прошлый труд — коль скоро существует капитал — имеет вечное существование в качестве стоимости, совершенно независимое от ее вещественного бытия. Так представляется дело капиталу и рабочему.) Если бы капитал должен был оплачивать также и это снятие, то он перестал бы быть капиталом. Оно целиком относится к той вещественной роли, которую труд по своей природе выполняет в процессе производства; относится к потребительной стоимости труда.

Но труд как потребительная стоимость принадлежит капиталисту; как всего лишь меновая стоимость — рабочему. Живое качество труда, его способность в самом процессе производства сохранять овеществленное рабочее время тем путем, что он превращает его в предметный способ существования живого труда, — совершенно не касается рабочего. Это присвоение, посредством которого живой труд в самом процессе производства делает орудие и материал телом своей души и тем самым воскрешает их из мертвых, фактически находится в противоречии с тем, что труд беспредметен, т. е, существует в рабочем как нечто действительное только в непосредственной жизнедеятельности рабочего, — а материал труда и орудие труда существуют в капитале как нечто для-себя-сущее. (Вернуться к этому впоследствии.)

Процесс увеличения стоимости капитала осуществляется через простой процесс производства и в простом процессе производства благодаря тому, что живой труд ставится в соответствующее природе отношение к материальным моментам его существования. Но коль скоро живой труд вступает в это отношение, последнее существует уже не для самого труда, а для капитала; сам живой труд является уже моментом капитала. Таким образом, обнаруживается, что капиталист — в результате того, что он фактически уплачивает рабочему эквивалент издержек производства, содержащихся в его рабочей силе, т. е. дает ему средство сохранить свою рабочую силу, себе же присваивает живой труд, — посредством обмена с рабочим получает бесплатно две вещи: во-первых, прибавочный труд, который увеличивает стоимость его капитала, и вместе с тем, во-вторых, то качество живого труда, благодаря которому он сохраняет материализованный в составных частях капитала прошлый труд и тем самым сохраняет уже существующую стоимость капитала. Однако это сохранение имеет место не потому, что живой труд увеличивает количество овеществленного труда, создает стоимость, а просто потому, что живой труд при добавлении нового количества труда существует как живой труд, находится в обусловленном процессом производства имманентном отношении к материалу и орудию труда; следовательно, уже существующую стоимость капитала живой труд сохраняет благодаря своему качеству живого труда. Но в этом своем качестве живой труд сам является моментом простого процесса производства, и капиталисту так же не приходится платить за это его качество, как не приходится ему при покупке пряжи и ткацкого станка, кроме их цены, платить еще и за то, что они тоже являются моментами процесса производства.

Когда, например, во времена торговых кризисов и т. д. останавливаются фабрики, то обнаруживается на деле, что машины ржавеют, а пряжа становится ненужным балластом и кроме того портится, как только прекращается их связь с живым трудом. Хотя капиталист заставляет рабочего [III—43] работать исключительно для того, чтобы создать прибавочную стоимость, — создать стоимость, еще не имеющуюся в наличии, — однако, как только он перестает заставлять рабочего работать, тотчас обнаруживается, что и его уже имеющийся в наличии капитал обесценивается; обнаруживается, следовательно, что живой труд не только добавляет новую стоимость, но самым актом добавления новой стоимости к старой стоимости сохраняет и увековечивает последнюю.

(Таким образом, обнаруживается с полной ясностью глупость сделанного в адрес Рикардо упрека в том, что в качестве необходимых составных частей издержек производства он рассматривает только прибыль и заработную плату и не причисляет к ним той части капитала, которая состоит из сырья и орудия. Так как заключающаяся в сырье и орудии стоимость только сохраняется, то это не требует никаких новых издержек производства. Что же касается самих этих уже имеющихся в наличии стоимостей, то все они в свою очередь сводятся к овеществленному труду — к необходимому труду и прибавочному труду — к прибыли и заработной плате. Всего лишь природный материал, — коль скоро в нем не овеществлен никакой человеческий труд, коль скоро он поэтому представляет собой всего лишь материю и существует независимо от человеческого труда, — не имеет никакой стоимости, так как стоимость есть только овеществленный труд; он точно так же не имеет стоимости, как ее не имеют и всеобщие элементы вообще.)

Итак, сохранение имеющегося в наличии капитала посредством увеличивающего его стоимость труда ничего не стоит капиталу, а потому и не относится к издержкам производства. Хотя имеющиеся в наличии стоимости сохраняются в продукте и, следовательно, при обмене за них должны быть получены эквиваленты, но сохранение этих стоимостей в продукте ничего не стоит капиталу и потому не может включаться им в издержки производства. Стоимости эти не возмещаются также и трудом, так как они не потребляются, если не считать того, что они потребляются в своей безразличной по отношению к труду, находящейся вне труда форме существования, т. е. посредством труда потребляется (уничтожается) как раз то, что в них есть преходящего. Реально потребляется только заработная плата.

[3) СООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ПОСТОЯННЫМ И ПЕРЕМЕННЫМ КАПИТАЛОМ]

[а) Различная роль постоянного и переменного капитала в образовании нормы прибыли]

Вернемся еще раз к нашему примеру [cxx]. Имеются 100 талеров капитала, причем 50 талеров затрачиваются на сырье, 40 талеров — на труд, 10 талеров — на орудие производства. Пусть рабочему требуется 4 часа для того, чтобы создать 40 талеров, средства, необходимые ему для жизни, т. е. ту часть продукции, которая необходима для его сохранения; рабочий же день его пусть будет равен 8 часам. Вследствие этого капиталист получает даром избыток в 4 часа; его прибавочная стоимость равна 4 овеществленным часам, 40 талерам. Итак, его продукт равен 50 + 10 (сохраненные, а не воспроизведенные стоимости; как стоимости они остаются постоянными, неизменными) + 40 талеров (заработная плата, которая воспроизводится, так как она была потреблена в форме заработной платы) + 40 талеров прибавочной стоимости. Сумма составляет 140 талеров.

Итак, из этих 140 талеров 40 представляют собой избыток. Капиталист должен был жить во время процесса производства и еще до того, как он начал производить; на это потребовалось, скажем, 20 талеров. Эти 20 талеров он должен был иметь помимо своего капитала в 100 талеров; значит, в обращении должны были быть налицо эквиваленты для них. (Как эти эквиваленты возникли, нас здесь не касается.) Капитал предполагает обращение как постоянную величину. Эти эквиваленты имеются в наличии всё снова и снова. Стало быть, капиталист проедает из своей прибыли 20 талеров. Они поступают в простое обращение. 100 талеров тоже поступают в простое обращение, но с тем, чтобы опять превратиться в условия нового производства: в 50 талеров сырья, в 40 талеров жизненных средств для рабочих, в 10 талеров, затраченных на орудие. Сюда еще остается добавить прибавочную стоимость как таковую, как вновь созданную стоимость в 20 талеров. Эта прибавочная стоимость представляет собой деньги, стоимость, негативно самостоятельно выступающую по отношению к обращению. Эти деньги не могут поступить в обращение в качестве всего, лишь эквивалента, с тем чтобы обменяться на предметы простого потребления, так как обращение предполагается постоянным. Но самостоятельное, иллюзорное существование денег уже ликвидировано; деньги существуют уже только для того, чтобы увеличиваться по своей стоимости; т. е. для того, чтобы становиться капиталом.

Но для того чтобы стать капиталом, деньги должны быть снова обменены на моменты процесса производства, на жизненные средства для рабочих, на сырье и орудие; все эти предметы сводятся к овеществленному труду, могут быть созданы только живым трудом. Поэтому деньги, коль скоро они теперь an sich [cxxi]уже существуют как капитал, представляют собой просто чек на будущий (новый) труд. Предметно они существуют только как деньги. Прибавочная стоимость, прирост овеществленного труда, коль скоро он существует как нечто самостоятельное, есть деньги; но деньги теперь an sich уже капитал; как таковой они и представляют собой чек на новый труд. Здесь капитал уже вступает в отношение не только с имеющимся в наличии трудом, но и с трудом будущим. Вместе с тем капитал здесь выступает уже не как превратившийся в свои простые элементы в процессе производства, а как превратившийся в деньги, но уже не в деньги как всего лишь абстрактную форму всеобщего богатства, а в деньги как в чек на реальную возможность всеобщего богатства, — на рабочую силу, и притом на такую рабочую силу, которая только еще становится таковой. Для денег, выступающих в качестве такого чека, их материальное существование как денег безразлично и может быть заменено любым титулом. Совершенно так же, как владелец государственных ценных бумаг, всякий капиталист обладает, в приобретенной им новой стоимости, чеком на будущий труд, и путем присвоения труда, совершающегося в данное время, он вместе с тем уже присваивает себе будущий труд. (Эту сторону капитала следует рассмотреть позднее. Уже здесь обнаруживается свойство капитала существовать, как стоимость, в отрыве от своей субстанции. Базис кредита заложен уже здесь.) Поэтому накопление капитала в форме денег отнюдь не является материальным накоплением материальных условий труда, а представляет собой накопление титулов собственности на труд, полагание будущего труда как наемного труда, как потребительной стоимости для капитала. Для вновь созданной стоимости нет налицо готового эквивалента; возможность его — только в новом [III—44] труде.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: