Сентября 1942 года. Голландия, г. Арнем.

– Эй, Леня! Леня! Васильев! – наконец, майор услышал зовущего его Шимазина и повернул голову.

– Чего такое? – спросил он у однополчанина, терпеливо дождавшись, пока тот проберется через наполнявшую перрон толпу солдат.

– Вы когда грузитесь?

– Да сейчас, собственно, и грузимся. А что?

– Да мне в штабе ничего не объяснили, сказали что-то вроде: «планы поменялись, грузи батальон», а куда, чего, когда – ничего не сказали. Попробовал ломануться к полковнику, а у того сам Малиновский…

– Послал?

– Ага. Вежливо так, – Терентий удрученно развел руками.

– А вот нефига было утренний сбор пропускать, – Васильев погрозил другу пальцем.

– Да я же по уважительной причине, – скептический взгляд Леонида был вполне объясним, учитывая, что Шимазин был большой любитель женщин, и пропуск хорошенькой особы слабого пола мимо своего обаяния считал чем-то вроде преступления.

– И сколько лет этой самой причине? И каков цвет ее волос и глаз?

– Черт его знает. Лет где-то около сорока, волосы светлые, а глаза…ну не знаю, я не рассматривал.

– ??? Это…в смысле…ты сейчас вообще о чем? Ты чего, решил перейти на женщин постарше? Молоденькие больше не устраивают?

– А кто вообще сказал, что это была женщина? – предельно серьезным тоном поинтересовался Шимазин. После чего, глядя на выражение лица Леонида, расхохотался.

– Нет, Лень, тебе точно надо срочно бабу найти. А то у тебя в башке черт знает что творится. Я у немецкого полковника документы забирал, насчет там передачи комендатуры нам и все такое.

– И ведь подловил, стервец. Ладно уж, чего там.

– Так чего за галиматья с переводом?

– А, ну да. Нас в Утрехт перебрасывают, всей дивизией, – Васильев пожал плечами.

– С какого? Вроде ж мы должны были тут стоять? – Терентий недоуменно посмотрел на товарища.

– Да понятия не имею. Наверное, чтобы пугнуть «союзничков». Ты последнюю статью в «Правде» про выступления Сталина, Рокоссовского и Молотова читал?

– Ну да. Чего, думаешь после вздрючки немчуры нам теперь и англичашек с их Уолл-Стритовскими боссами погонять придется? – Шимазин машинально потянулся к кобуре.

– Да не, вряд ли. Их япошки так гоняют, что им по любому не до нас.

– А смысл тогда в этих перебросках? Думаешь, мы по их душонки придем, так сказать, в превентивном порядке?

– Терентий, вот слушаю я тебя и удивляюсь. И как ты майором стал? Тебе ж в «Правде» четко написали: развитие Союза – это мирное и поступательное построение процветающего и справедливого общества. А Армия и Флот – это только если капиталистам захочется получить в зубы.

– Ну, в «Правде» много всего пишут, – глубокомысленно произнес Шимазин, – всего и не поймешь сразу.

– Ага, конечно.

– Товарищ майор! – разговор двух друзей прервало появление теперь уже прапорщика Охлопкова. Якут, появившись словно из ниоткуда, вытянулся перед комбатом.

– Привет, Федор. Чего такое?

– Да вот, вас в штаб вызывают. Говорят, что срочно. Я уже и машину приготовил.

– Ладно, побежал я, Терентий. Увидимся еще.

Смотря вслед удаляющемуся комбату, Шимазин вдруг обратил внимание на то, как сильно изменился его друг за последний год. Поседевшие волосы, шрам на виске, отстраненный взгляд…Почему-то раньше это не бросалось в глаза.

«Точно ему баба нужна. А то, чувствую, будет нехорошо. Очень нехорошо», – мысль, мелькнувшая в голове майора, на некоторое время заслонила собою мелкие повседневные проблемы…

Некоторое время спустя слегка удивленный майор Васильев покидал штаб. Отправив на вокзал Охлопкова с донесением об отмене погрузки полка, офицер раздумывал о происходящем. Неожиданная задержка переброски их дивизии удивляла. С другой стороны, вполне возможно, что какую-то другую часть решили передвинуть пораньше. Или еще что-нибудь в этом духе.

Возвращаться назад в расположение батальона Леониду решительно не хотелось. Хотелось просто побыть одному и ни о чем не думать. Тем более что до завтрашнего дня делать было совершенно нечего, и перед майором вставал вопрос о собственном времяпрепровождении.

Решив прогуляться, Васильев неторопливо отправился вниз по улице, любуясь освещенным заходящим Солнцем городом.

Размышляющий о смысле жизни офицер даже не заметил, как стемнело. Решив, что пора возвращаться в полк, Леонид вдруг осознал, что оказался в незнакомой ему части Арнема. Людей, у которых можно было бы спросить дорогу, на темной улице не наблюдалось, и майор попросту развернулся, отправившись назад той же дорогой, что он и пришел.

Вдруг на Васильева накатило чувство тревоги. Учитывая, что обостренная войной интуиция уже не раз спасала офицеру жизнь, тот максимально сосредоточился, пытаясь понять, где именно находится источник угрозы. Однако все попытки определить опасность оказались тщетны, отчего тревога усиливалась буквально с каждым шагом.

Расстегнув кобуру, майор ускорил шаг.

Неожиданно откуда-то из темного переулка, примыкавшего к улице, до Леонида донеслись едва слышные звуки борьбы.

Вытащив ТТ и пожалев, что при себе у него нету ни ППШ, ни ППС, ни новомодного АК, майор осторожно приблизился к повороту, в каждую секунду ожидая ловушки или еще чего-нибудь в этом роде.

Увидев разворачивающееся в глухом переулке действие, Васильев мысленно выругался, уже представляя, сколько объяснений ему предстоит. Ну и подколок Шимазина тоже. И еще неизвестно, что хуже.

В грязном тупике, образованном несколькими домами, пьяный немецкий офицер пытался решить непростую задачу – удерживая девочку-подростка и одновременно зажимая ей рот одной рукой, другой расстегнуть пояс. Учитывая, что на ногах герр офицер держался не слишком твердо, разрешение данной проблемы ему никак не давалось. Васильев появился именно в тот момент, когда немец собрался попросту отправить девчонку в нокаут, и свободно использовать обе руки.

– Хенде хох! – известная фраза была произнесена майором ледяным тоном, ясно дающим понять, что будет с неподчинившимся.

Немец повернул голову и удивленно уставился на Леонида. Несколько секунд спустя он, наконец, разобрал в полутьме переулка, что перед ним стоит советский офицер. Девочка, до того бившаяся в руках насильника, затихла, с надеждой смотря огромными глазами на своего спасителя.

– Ру…руссиш швайн? – пьяно осведомился немец, оттолкнув подростка и потянувшись к кобуре.

– Хенде хох, мразь, – последнее предупреждение никак не подействовало на насильника, попытавшегося выхватить пистолет.

Грохнувший выстрел нарисовал на лбу немца аккуратную дырочку. Подойдя к телу, Васильев выстрелил еще раз, вымещая на нем свою накопившуюся за прошлый год злобу за погибших товарищей.

Повернувшись к испуганно сжавшейся девочке, Леонид улыбнулся и максимально спокойным голосом сказал:

– Все хорошо, не волнуйся, тебя больше никто не обидит, – после чего протянул руку.

Прижимаясь к стенке, девочка робко вышла из темного угла, обходя тело. Васильев, тем временем, наконец, рассмотрел спасенную, поняв, почему немец к ней полез. Девочка, несмотря на то, что ее возраст составлял лет тринадцать-четырнадцать, была очень красива. Черные волосы, большие глаза, точеная фигурка. Через несколько лет это будет действительно прекрасная девушка.

– Я – майор Леонид Васильев, – голландского советский офицер не знал и попробовал представиться древнейшим методом, попросту ткнув в себя рукой.

– Леонид, – повторил он, наблюдая за реакцией девушки.

– Одри, – тихо ответила та, косясь на тело в серой форме. – Одри Ван Хеемстра.

– Какие у вас, голландцев, однако, имена, – Васильев улыбнулся еще раз. Заметив, что девушку бьет непрекращающаяся дрожь, он вспомнил, что где-то у него должен быть шоколад. Наконец, найдя остатки плитки, Леонид протянул их Одри, действуя медленно, чтобы не пугать ее лишний раз.

Та неуверенно покачала головой. Но, подбадриваемая советским офицером, все же взяла кусочек.

Вдалеке послышался топот – видимо одному из патрулей все же сообщили о выстреле.

На счастье Васильева, примчавшиеся солдаты были из советского контингента. Быстро объяснив им произошедшее, майор услышал, что это не первый случай за последние пару дней. Пообещав наведаться в комендатуру с утра, Леонид вернулся к напряженно стоящей девушке.

Подойдя к Одри, Васильев прикинул, что ее надо бы отвести домой, но он понятия не имел, как ее об этом спросить – голландские разговорники им еще не выдали, а знания иностранных языков Леонида ограничивались слабым английским и несколькими фразами на немецком…

– Вере ду ю лив?^[5] – офицер все же решил попробовать английский. Европа, как-никак. Может знает…

По распахнувшимся глазам девочки, Леонид понял, что английский она если и не знает, то уж понимает точно.

– Донт би скэрэ, ай джаст вонт ту хелп ю ту гоу хоум.^[6]

Еще несколько секунд помолчав, девушка глубоко вздохнула, и, словно решив что-то для себя, вдруг залопотала скороговоркой, в которой Васильев не понял даже и половины.

В конце концов разобравшись, Леонид доставил девушку домой, сдав на руки матери. Одри в двух словах рассказала той о произошедшем, после чего серевшая с каждым словом женщина рассыпалась в благодарностях к советскому офицеру и пригласила того поужинать с ними.

Догадываясь, что в еще недавно оккупированной немцами Голландии вряд ли царит продуктовый рай, Леонид отказался и уже собрался уйти, как встретил сразу два неожиданных препятствия. Первым было его собственное нежелание вот так просто уходить. С другой стороны, объедать совсем не барствующую семью тоже не особо-то и хотелось. Ну и второй проблемой было расстроенное выражение лица девушки, для которой появившийся из ночной тьмы спаситель явно представлялся кем-то вроде принца на белом коне. Да и мать Одри, госпожа Ван Хеемстра, решительно настаивала на том, чтобы «мэйджор Василэв» остался.

В конце концов, сдавшись совместному напору женщин и собственного подсознания, Леонид согласился.

Парой часов позже, уходящий майор протянул Одри быстро набросанный на вырванном из блокнота листке адрес своей полевой почты.

– If something goes wrong… you understand. I always can try to help, – в этот раз, неожиданно даже для самого себя, офицер заговорил почти без акцента. – Or if you want to message me… It is no problem. Good?^[7]

– Oh, thank you, – госпожа Ван Хеемстра еще раз улыбнулась советскому офицеру. – Thank you very, very much, sir, for everything you've done for my Audrey. I will never forget this.^[8]

Направляющийся в расположение батальона майор вдруг подумал, что ему хочется увидеть письмо от Одри.

«Балериной хочет стать, ну надо же. Дядю расстреляли, братьев вроде как тоже, а столько добра в девчонке. Просто фантастика», – Васильев улыбнулся. И если бы его в этот момент увидел бы Шимазин, то уверенность Терентия насчет срочной необходимости женщины для его друга была бы поколеблена…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: