Сделай Сам Свою Работу на 5

Вопрос 13. О том, что нововводимым полезно упражнение в молчании





 

Ответ. Нововводимым хорошо и упражнение в молчании. Владея языком, представят они доста­точное доказательство воздержности, и вместе во время безмолвия, у тех, которые благоразумно пользуются даром слова, с усиленным и собранным вниманием будут обучаться, как должно и спра­шивать и отвечать каждому. Ибо у благочестивых есть свои отличные и напряжение голоса, и сораз­мерность слова, и снаровка времени, и свойство речений, чему нельзя обучиться, не отучившись от прежних привычек, при чем молчание как про­изводит забвение прежнего чрез прекращение дея­тельности, так вместе доставляет досуг к изучению доброго. Поэтому, если не понуждают ни собственная потребность, касающаяся попечения о душе своей, или неизбежной необходимости дело, которое под руками, ни подобный сему предложен­ный вопрос; то надобно пребывать в молчании, исключая только псалмопения.

 

 

Вопрос 14. О тех, которые дали обет посвятить себя Богу, и потом намереваются нарушить произ­несенный обет

 

Ответ. На каждого, принятого в братство и по­том нарушающего произнесенный обет, надобно смотреть, как на согрешившего Богу, пред Которым и Которому он произнес исповедание согла­сия своего. «Если же», сказано, «согрешит» кто Богу, «кто помолится о нем?» (1 Цар.2, 25) Посвятившей себя Богу, и потом бежавший к другому роду жизни, стал святотатцем, потому что сам себя похитил и присвоил себе Божие приношение. Таким спра­ведливо не отворять уже дверей братства, если бы даже только мимоходом пришли они и попросили крова. Ибо ясно правило апостольское, которое повелевает нам удаляться всякого бесчинного чело­века и «не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его» (2Сол.3,14).



 

Во­прос 15. С какого возраста надобно дозволять произнесение обета о посвящении себя Богу, и когда обет девства почитать действительным?

 

Поскольку Господь говорит: «пустите детей при­ходить ко Мне» (Мк.10, 14), а апостол похваляет «из детства» изучившего «священные писания» (2Тим.3,15) и еще повелевает воспитывать чад «в учении и наставлении Господнем» (Еф.6, 4), то всякое время и время первого возраста почитаем удобным к принятию приходящих. И детей, у которых нет родителей, при­нимаем сами собой, чтобы в подражание Иову (см. Иов,29, 12) быть отцами сирот; которые же зависят от воли родителей и которых сами родители приводят, принимаем при многих свидетелях, чтобы не подать случая желающим найти случай, но заградить всякие неправедные уста, говорящие против нас хулу. На этом основании принимать детей надобно, но не тотчас над­лежит причислять и приписывать их к составу брат­ства, чтобы, по несчастью, заслуженные ими укоризны не пали на жизнь благочестивую. Но хотя должно их воспитывать во всяком благочестии, как общих чад братства, однако же отделять особые дома и особый образ жизни детям мужеского и женского пола, чтобы не приобрели они смелости и безмерной дерзости пред старшими, но, по редкости встреч, сохраняли уваже­ние к высшим и чтобы наказания, налагаемые на более совершенных за пренебрежение ими своих обязанностей (если бы им случилось впасть в такое рассе­яние), неприметным образом не породили в детях удобопреклонности ко грехам или иногда и превозноше­ния, как скоро заметят, что старшие претыкаются в том, в чем сами они преуспевают. Ибо младенчествующий разумом не разнится с младенцем по возрасту, а потому не удивительно, если и в том и в другом сказываются те же недостатки. Да и в чем у старших по их возрасту соблюдается приличие, то молодым, вследствие частого обращения их со старшими, делать преждевременно не прилично. Итак, для сей предосто­рожности и для соблюдения степенности во всем про­чем надобно отдельно помещать детей и совершенных возрастом. А с сим вместе в доме подвижников не будет и шума при изучении уроков, необходимо для юных.



Но молитвы, которые установлено совершать днем, должны быть общие и у детей и у старших, потому что у детей чрез соревнование совершенным укореняется навык к сокрушенной молитве и для старших немало­важно пособие детей в молитве.



Уединенные же упражнения и правила касательно сна и бодрствования, времени, меры и качества пищи для детей должны быть определены приличным обра­зом. Над ними должен быть поставлен старший возра­стом, превосходящий других опытностью, доказавший свое великодушие, чтобы мог с отеческим сердоболием и благоразумным словом исправлять погрешности юных, после каждого падения употреблять приличные врачевства, так что одно и то же служило бы наказа­нием за погрешность и обращалось в упражнение в беспристрастии душе. Например, рассердился кто на сверстника? Такого должно заставить успокоить его и, по мере продерзости, оказать ему услугу, потому что навык смирения как бы отсекает душевную раздражи­тельность, а превозношение всего чаще производит в нас гнев. Коснулся ли не вовремя снедей? Пусть боль­шую часть дня остается без пищи. Обличен ли кто, что вкушал пищу не в меру или неблагочинно? Пусть во время принятия пищи отлученный от яств принужден будет смотреть на других вкушающих чинно, чтобы и наказан был воздержанием и научился чинности. Про­изнес ли кто праздное слово, оскорбление ближнему, ложь или иное что запрещенное? Пусть уцеломудрится воздержанием чрева и молчанием.

Но надобно, чтобы и обучение грамоте было соот­ветственно цели, а для сего должно заставлять их употреблять слова, взятые из Писания, и вместо басен рассказывать им повествования о делах чудных, вра­зумлять их изречениями из притчей и назначать на­грады за удержание в памяти слов и вещей, чтобы дети с приятностью и легкостью, без огорчения для себя и непреткновенно достигали цели. При правиль­ном руководстве у них скоро появляется вниматель­ность ума и навык не рассеиваться, если наставники постоянно будут допрашивать, на чем остановилась их мысль и какой предмет их размышления. Ибо просто­та возраста, неухищренность и неспособность ко лжи легко высказывают душевные сокровенности. А сверх того ребенок, чтобы не часто застигали его на какой-нибудь непозволительной мысли, будет избегать мыс­лей нелепых и постоянно станет удерживаться от не­лепостей, боясь стыда обличений.

Поэтому пока душа еще способна к образованию, нежна и, подобно воску, уступчива, удобно напечат­левает в себе налагаемые образы, надобно немедленно и с самого начала возбуждать ее ко всяким упражне­ниям в добре, чтобы, когда раскроется разум и придет в действие рассудок, начать течение с положен­ных первоначально оснований и преподанных образ­цов благочестия, между тем как разум будет внушать полезное, а навык облегчит преуспеяние. Тогда долж­но принимать обет девства, как уже твердый, произ­носимый по собственному расположению и рассужде­нию, при совершенной зрелости разума, после чего и праведным Судиею по достоинству дел воздаются по­чести и наказания преуспевающим или согрешаю­щим.

В свидетели же расположения должно брать пред­стоятелей церкви, чтобы чрез них и совершаемо было освящение тела, как некоего приношения Богу, и по­лучило твердость совершенное при свидетельстве. Ибо сказано: «возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось вся­кое слово» (Мф.18, 16). Таким образом и ревность братии не подвергнется хуле, и тем, которые посвяти­ли себя Богу, а потом намереваются уничтожить обет, не останется предлога к бесстыдству.

А не приемлющий на себя девственной жизни, как не способный пещися «о Господнем» (1Кор. 7, 32), при тех же свидетелях да будет отпущен. Кто по долговре­менном самоиспытании и наблюдении, которое надоб­но дозволить ему производить над собой в течение многих дней, чтобы не причли нам чего в хищение, произнес наконец обет, того должно уже принять и причислить к братству, дозволить иметь и жилище и образ жизни общие с совершенновозрастными.

Забыли мы сказать, но теперь не безвременно при­совокупить, что поскольку иным искусствам надобно обучаться тотчас с самого детства, то, как скоро неко­торые из детей окажутся способными к обучению, не запрещаем им проводить дни с наставниками в искусстве. Но на ночь необходимо переводим их к сверстни­кам, с которыми надобно принимать им и пищу.

 

Во­прос 16. Необходимо ли воздержание намеревающимся жить благочестиво

 

Ответ. Что необходим закон воздержания, — ясно, во-первых, из того, что апостол причисляет воздержание к плодам духовным (см. Гал.5, 23); потом из того, что апостол воздержанию приписывает успех в непорочности служения, когда говорит: «в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте» (2Кор. 6, 5-6), и в другом месте: «в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте» (11,27), и еще: «Все подвижники воздерживаются от всего» (1Кор. 9, 25). Да и умерщвление и порабощение плоти ничем не производится так успешно, как воздержанием, пото­му что кипучесть юности и неукротимость в стремле­ниях, как бы некоторой уздою, удерживаются воздер­жанием. «Неприлична глупцу пышность»,по Соломону (Притч. 19, 10); а что неразумнее преданной удоволь­ствиям плоти и кружащейся юности? Почему апостол говорит: «попечения о плоти не превращайте в похо­ти» (Рим.13,14); и: «сластолюбивая заживо умерла» (1 Тим. 5, 6). И пример роскоши богача доказывает нам необходимость воздержания, чтобы иначе не ус­лышать нам необходимость воздержания, чтобы ина­че не услышать нам того же, что услышал богач: «ты получил уже доброе твое в жизни твоей» (Лк. 16, 25).

А как страшна невоздержность, сие показал и апо­стол, причислив ее к отличительным свойствам отступления и сказав: «в последние дни наступят вре­мена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы», и пере­числив многие виды порока, присовокупил он: «кле­ветники, невоздержны» (2Тим.3, 1-3). И Исав, как в величайшем пороке, обвинен в невоздержности, по­тому что за одно кушанье отдал право первородства. И первое преслушание случилось с человеком от не­воздержности.

Все же святые имеют свидетельство о своем воздер­жании. Вся жизнь святых и блаженных людей и при­мер Самого Господа в пришествие Его во плоти обязывают нас к нему. Моисей с помощью долговременного пребывания в посте и молитве приял закон и слышал глаголы Божий, «как бы», говорит, «говорил кто с дру­гом своим» (Исх.33, 11). Илия тогда удостоен зрения Божия, когда и он достиг в равную меру воздержания. А что Даниил? Когда достиг чрезвычайных видений? Не по двадцатом ли дне поста? Как три отрока угасили силу огненную? Не воздержанием ли? И у Иоанна все направление жизни определено воздержанием. Им и Господь начал явление Свое.

Воздержанием же называем, конечно, не совер­шенное удержание себя от пищи (это будет насиль­ственным разрушением жизни), но удержание себя от сластей, предприемлемое при низложении плотского мудрования с благочестивою целью. Вообще чем для живущих в страстях наслаждение вожделенно, в том образующимся в благочестии необходимо воздержа­ние. Подвиг воздержания касается не одного удоволь­ствия от яств, но простирается на всякое устранение препятствующего. Поэтому в точности воздержный не будет над чревом одерживать победу и в то же время уступать оную славе человеческой; не будет преодоле­вать постыдную похоть и в то же время порабощаться богатством или другим каким неблагородным располо­жением, например гневом, печалью и всем тем, чем обыкновенно порабощаются души невежественные. Ибо что усматриваем во всех заповедях, а именно, что они одна за другую держатся и невозможно преуспевать в одной отдельно от другой, то же самое наипаче усмат­ривается в воздержании. Воздержный в рассуждении имущества исполняет евангельскую меру нестяжательности; удерживающий от раздражения и гнева не гнев­лив. Строгий закон воздержания назначает меру язы­ку, пределы — очам, непытливое слышание — ушам. Кто не остается в сих границах, тот невоздержен и своеволен. Видишь ли как около этой одной заповеди все, как в хоровод одна за другую держатся?

 

Во­прос 17. О том, что должен быть воздержанным и от смеха

 

Предаваться неудержимому и неумеренному сме­ху — знак невоздержности, необузданных движений и не сокращаемого строгим разумом надмения в душе. Душевную радость изъявить светлой улыбкой не про­тивно приличию, насколько только выражается напи­санное: «Веселое сердце делает лице веселым» (Притч.15, 13). Но смеяться громко, всем телом приходить в невольное сотрясение свойственно человеку необузданному, неискусному, не умеющему владеть собою. Это рассуждение подтверждает мудрейший Соломон, говоря: «Глупый в смехе возвышает голос свой, а муж благоразумный едва тихо улыбнется» (Сир. 21, 23). И Екклезиаст, предотвращая такой род смеха, кото­рым всего более сокрушается душевная твердость, гово­рит: «О смехе сказал я: «Глупость»« (Еккл.2, 2), «смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом» (Еккл.7, 6). И Господь, хотя понес на Себе необходимые немощи плоти и все, что служит свиде­тельством добродетели, например утомление и жа­лость к скорбящим, однако же, сколько видно из евангельской истории, не позволял себе смеха, а на­против того, возвещал горе предающимся смеху (см. Лк.6, 25).

Не должно же вводить вас в заблуждение одинако­вое наименование «смех». Ибо Писанию обычно назы­вать нередко смехом душевную радость и веселое рас­положение при получении благ. Так Сарра говорит «смех сделал мне Бог» (Быт. 21, 6); и: «Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь» (Лк. 6, 21). Таково место у Иова: истинные же уста «наполнит смехом» (Иов. 8, 21). Ибо сии именования употреблены в означении веселия при душевной радости.

Посему кто выше всякой страсти, не дозволяет себе никакого раздражения, производимого удоволь­ствием, но твердо и неослабно избегает всякого вред­ного наслаждения, тот совершенный воздержник, и такой человек, как очевидно, свободен от всякого гре­ха. А иногда надобно удерживаться даже от дозволен­ного и необходимого для жизни, когда воздержание имеет в виду пользу братии наших. Так апостол гово­рит: «если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек» (1Кор. 8, 13), и имея право «жить от благовествования», он не пользовался правом, «дабы не поставить какой преграды благовествованию Хрис­тову» (1Кор. 9, 14, 12).

Итак, воздержание есть истребление греха, отчуж­дение от страстей, умерщвление тела даже до самых естественных ощущений и пожеланий — начало ду­ховной жизни, податель вечных благ, уничтожающий в себе жало сластолюбия, потому что великая приман­ка к злу есть сластолюбие, ради которого всего более мы, люди, падки ко греху, которым всякая душа, как удою, увлекается в смерть. Посему кого не преклоняет к себе и не разнеживает сластолюбие, тот чрез воздер­жание преуспел вовсе избежать грехов. А если избе­жал большей части и преобладается одним, то он еще не воздержник, равно как не здоров тот, кого беспоко­ит одна телесная немощь, и не свободен тот, над кем есть хотя один какой бы то ни было господин.

Прочие добродетели, совершаемые втайне, редко делаются известными людям, но воздержание делает заметным воздержного при самой с ним встрече. Ибо как борца отличают полнота и доброцветность тела, так сухость тела и бледность, происходящая от воздер­жания, доказывают о христианине, что он действи­тельно подвизается в заповедях Христовых, в немощи тела преоборая своего врага и являя силу в подвигах благочестия, по сказанному: «когда я немощен, тогда силен» (2Кор. 12, 10).

Сколько пользы видеть только воздержника, кото­рый едва и слегка прикасается к необходимому для жизни, как бы совершает тяжкое служение природе, скучает временем, употребляемым на это, и тотчас убегает из-за стола к занятию делами! Думаю, что душу не привыкшего воздерживать чрево не может никакое слово так тронуть и привести к исправлению, как одна встреча с воздержным. И сие-то, кажется, значит есть и пить во славу Божию (см. 1Кор. 10, 31), так чтобы и за трапезой светились добрые дела наши к прославлению Отца нашего, Иже на небесех (см. Мф. 5, 16).

 

Вопрос 18. О том, что должно вкушать все пред­лагаемое нам

 

Ответ. И это пусть будет необходимым правилом, что, хотя, для измождения плоти, подвижникам благочестия необходимо воздержание, потому что «Все подвижники воздерживаются от всего» (1Кор. 9, 25); но чтобы не сойтись с врагами Божиими, сожжен­ными своею совестью, и потому удаляющимися от брашен, «что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (1Тим. 4, 2—3),—должны мы, когда пред­ставится случай, ко всему прикасаться, чтобы показать смотрящим, что «для чистых все чисто» (Тит.1,15), что «всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою» (1Тим. 4, 4—5). Впрочем и в этом случае надобно иметь в виду воздержание, употреб­ляя не сверх потребностей одно малоценное и не­обходимое для поддержания жизни, и в том избегая вредного пресыщения, а от служащего к удоволь­ствию вовсе удерживаясь. Ибо таким образом отсечем страсть в сластолюбивых и, сколько от нас зависит, сожженных своею совестью уврачуем, и себя с обоих сторон избавим от подозрения. Сказано: «Совесть же разумею не свою, а другого: ибо для чего моей свободе быть судимой чужою совестью» (1Кор. 10, 29)? Воздержание показы­вает, что человек умер со Христом и умертвил уды свои, «земные члены» (Кол. 3, 5). И мы знаем, что оно матерь целомудрия, снабдительница здравия и достаточно устраняет препятствия к плодоношению добрых дел о Христе: так как, по слову Гос­подню, «печали века сего», удовольствия жизни и другие вожделения, «заглушает слово, и оно бывает бесплодно» (Мф.13,22). От него бегут и демоны, как научил нас сам Господь, что «сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф.17, 21).

 

Во­прос 19. Какая мера воздержания?

 

Ответ. В душевных немощах одна мера воздержания — совершенное отчуждение от всего, что ведет к пагуб­ному удовольствию. А в рассуждении яств как у каждого своя есть потребность, различная соответ­ственно возрасту, занятиям и состоянию тела, так мера и способ употребления различны. Поэтому не­возможно подвести под одно правило всех, находя­щихся в училище благочестия. Но определив меру воздержания для подвижников здоровых, предостав­ляем усмотрению настоятелей делать благоразумные перемены в оной сообразно обстоятельствам каждого, потому что невозможно объять словом потребностей каждого, а только то, что зависит от общего и всеце­лого учения. Ибо утешение снедями больного, или как иначе утомленного трудными работами, или при­готовляющегося к утомлению, например к путеше­ствию или другому чему-либо трудному должны устроять настоятели по мере нужды, следуя сказавше­му, что раздавалось каждому «смотря по нужде каждого» (Деян.2, 45; 4, 35). Поэтому нельзя для всех узаконить, чтобы одно было время, один способ и одна мера в принятии пищи, но общей целью пусть будет удовлетворение потребности. Переполнять свое чрево и обременять себя яствами достойно прокля­тия, как сказал Господь: «горе вам, пресыщенные ныне» (Лк. 6, 25). Чрез это и самое тело делается неспособ­ным к деятельности, склонным ко сну и готовым к повреждениям. Поэтому избегая неумеренности в на­слаждении, целью вкушения надобно поставлять не приятность, а потребность пищи для жизни, ибо ра­болепствовать удовольствиям не что иное значит, как чрево свое делать богом. Поскольку тело наше, не­престанно истощаемое и рассеивающееся, требует на­полнения, почему и позыв на пищу естествен, то прямой закон употребления пищи требует для под­держания животного наполнять опустевшее, будет ли для сего нужда в сухой или в жидкой пище.

Посему чем без многих хлопот удовлетворяется потребность, то и должно употреблять в пищу. Сие обнаруживает Сам Господь в том, что напитал утруж­денный народ, «чтобы не ослабели», как написано, «в до­роге» (Мф.15, 32). Хотя Он мог увеличить чудо в пус­тыне изобретением дорогих яств, но уготовил для них такую простую и неизысканную пищу, что хлебы были ячменные и с хлебом часть рыбы. А о питии и не упомянул, потому что есть самоточная и достаточная к удовлетворению потребности всех вода, разве кому по болезни такое питие вредно и не должно быть употребляемо, по совету Павла Тимофею (см. 1 Тим. 3, 23). И все, что производит явный вред, не должно быть в употреблении. Ибо несообразно будет, прини­мая снеди для поддержания тела, сими же самыми вооружаться на тело и препятствовать ему в служении заповеди. Сие же самое служит для нас примером в том, чтобы приучить душу свою избегать вредного, хотя бы оно имело приятность. Во всяком же роде снедей надобно предпочитать те, которые легче до­стать, чтобы под предлогом воздержания не хлопотать о яствах более любимых и дорогих, приправляя снеди дорогостоящими сладостями. Но должно избирать то, что в каждой стороне можно найти, что дешево и готово для употребления народного, а из привозного употреблять только самое необходимое для жизни, например елей и тому подобное, и еще что нужно для необходимого утешения больных, если только сие до­быть без домогательств, хлопот и затруднений.

 

 

Во­прос 20. Какова должна быть пища для приема странников

 

Ответ. Тщеславие, человекоугодие и делание чего-либо напоказ вовсе запрещаются христианам во всяком деле; даже и тот, кто исполняет самую заповедь с тем, чтобы его видели и прославляли люди, теряет награду за нее. А тем, которые, по заповеди Господней, приня­ли на себя всякий вид смирения, наипаче должно избегать всякого образа тщеславия. Поскольку же ви­дим, что мирские люди стыдятся смиренной скудости и, когда принимают кого-либо из гостей, употребляют все изобилие снедей и всякую роскошь, то боюсь, чтобы и нас не коснулась неприметным образом та же страсть и чтобы не стали нас уличать, будто мы сты­димся нищеты, ублажаемой Христом (см. Мф. 5, 3). Как неприлично нам приобретать со стороны серебря­ные сосуды, багряные занавесы, мягкую постель, про­зрачные покрывала, так неприлично пещись о снедях, во многом несогласных с нап1им обычным питанием. Бегать и отыскивать то, в чем нет нужды для необхо­димой потребности, а что выдумано для жалкого слас­толюбия и пагубного тщеславия, не только постыдно и несообразно с предложенною нами целью, но и не мало вредно нам, когда люди, живущие роскошно и постав­ляющие блаженство в наслаждении чрева, увидят, что и мы связываем себя теми же заботами, каким они до безумия преданы. Если роскошь порок и надобно ее избегать, то никогда не должна быть допускаема нами, потому что подвергшееся осуждению не может быть пригодно и на время. Люди, живущие роскошно, пью­щие из чаш вино, мажущиеся наилучшими мастями, осуждаются в Писании (см. Ам.6, 6). О вдовице, питающейся пространно, говорится, что она «заживо умерла» (1Тим. 5, 6); богач за здешнее наслаждение лишился рая (см. Лк. 16, 25).

Итак, к чему же нам большие издержки? Пришел ли странник? Если это брат и у него та же цель жизни, то узнает собственную свою трапезу, ибо что оставил дома, то найдет и у нас. Но он утомился в дороге? Предложим ему столько, сколько нужно для облегче­ния усталости. Пришел ли кто другой из жизни мир­ской? Пусть узнает на деле, в чем не убедило его слово, и получит образец и пример умеренности в пище. Пусть останутся в нем воспоминания о христи­анской трапезе и непостыдной нищете ради Христа. А если не вникнет в дело, но посмеется над нами, то уже не обеспокоит нас в другой раз. Напротив того, мы, когда видим кого из людей богатых, кто наслаж­дение приятным поставляет в числе первых благ, весьма соболезнуем о них, что всю жизнь расточая на суету, обоготворяя свои удовольствия и в этой жизни восприемля свою долю благ, они не чувствуют, как из-за здешнего наслаждения идут на готовый огонь и на мучение в оном, и если встретится когда случай, не медлим сказать им самим об этом.

А если и сами станем прилепляться к тому же и, сколько имеем возможности, искать служащего к удо­вольствию и выставлять себя напоказ, то опасаюсь, чтобы на деле не состроить нам того, что разрушаем и в чем осуждаем других, не осудить в том самих себя, ведя жизнь притворную и преображаясь и так, и ина­че. Неужели мы будем переменять и одежды свои, когда нужно встретиться с людьми знатными? Если же это постыдно, то еще постыднее ради людей рос­кошных переиначивать нашу трапезу. Жизнь христи­анина однообразна и имеет одну цель — славу Божию. «Едите ли, пьете ли, или иное что делаете, всё делай­те в славу Божию» (1Кор. 10, 31), говорит глаголю­щий о Христе Павел. А жизнь мирская многообразна и разновидна, она так и иначе изменяется в угодность тому, кто встретился.

Поэтому и ты, множеством и изысканностью снедей против обычая наполняя свою трапезу в удоволь­ствие брата, осуждаешь его сластолюбие и своими приготовлениями произносишь на него упрек в чре­воугодии, обличая его в страсти к этому наслажде­нию. И не часто ли, видя способ и род приготовления, догадываемся об ожидаемом, кто он и что за человек? Господь не похвалил Марфы, которая «заботилась о большом угощении, но сказал: ты заботишься и суетишься о многом, между тем не многое, или даже одно только нужно» (Лк. 10, 40-42), то есть не многое в рассуждении приготовления, а единое в рассужде­нии цели, чтобы удовлетворить потребности. Извест­но же тебе, какую пишу предложил Сам Господь пяти тысячам человек. Знаешь и молитву Иакова к Богу: «если... даст мне, говорит он, хлеб есть и одежду одеться» (Быт. 28, 20), а не «даст мне» наслаждение и роскошь.

А что премудрый Соломон? Он говорит: «нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом, дабы, пресытившись, я не отрекся Тебя и не сказал: «кто Господь?» и чтобы, обеднев, не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе» (Притч. 30, 8-9); причем под богатством разумеет изобилие, а под нищетою совершенное оскудение необходимого для жизни; словом же «самодовольство» обозначает отсут­ствие и нужды и излишества в необходимом. Но само­довольство для одного в том, а для другого в другом, по состоянию и по тому, что нужно в известном слу­чае. Ибо одному потребна пища в большем количестве, и притом более твердая, по причине труда, другому — более нежная, более легкая и во всем сообразная, по причине немощи, а вообще всем дешевая и удобно находимая.

Впрочем, всегда необходимы попечительность и благоустройство трапезы, только бы нимало не вы­ступать нам из пределов потребности; но пределом в угощении да будет удовлетворение потребности каж­дого из приходящих, ибо сказано: «пользующиеся миром сим» и не злоупотребляющие (1Кор. 7, 31). А злоупотребление есть расход сверх нужды. Нет у нас денег? И иметь незачем. Не полны наши житницы? Но у нас насущное пропитание: живем трудами рук. Для чего пищу, данную Богом для алчущих, тратить на прихоти роскошествующих, погрешая двояко: увели­чивая у одних скорби по причине недостатка, у других вред от пресыщения?

 

 

Вопрос 21. Что должно наблюдать при занятии ме­ста и возлежании во время обеда, или ужина?

 

Ответ. Поскольку от Господа, Который во всем приучает нас к смиренно, имеем повеление, и возлежа за обедом, занимать последнее место (Лук.14,10): то старающемуся все делать по заповеди необходимо не оставлять без исполнения и это повеление. Поэтому, если возлежат с нами за трапезою люди, мирские, то и в этом отношении прилично нам быть для них примером, чтобы не превозно­сились и не искали первенства. А где все сходятся для одинаковой цели, чтобы во всякое время являть опыты своего смиренномудрия, там, хотя каждый обязан занять последнее место, по заповеди Го­спода, однако же не похвально опять упорно домо­гаться сего; так как этим нарушается благочиние и производится шум. И неуступчивость друг другу и спор об этом делают нас подобными препирающимся о первенстве. Посему и здесь ос­мотрительно изведывая и испытывая, что нам при­лично, надобно предоставить принимающему нас и порядок возлежания, как сам Господь постановил, сказав, что распоряжение прилично домовладыке (Лук. 14, 10). Ибо в таком случае потерпим «друг ко другу любовью» (Ефес.4,2), все делая «благопристойно и чиннно» (1Кор. 14, 40), и докажем, что не напоказ людям, не для народной молвы, с неуступчивостью и сильным упорством выставляем свое смиренномудрие, но с благопокорностью будем преуспевать в смирении; потому что больше указывается гордости в противоречии, нежели в возлежании на первом месте, когда занимаем его по приказанию.

 

Во­прос 22. Какая одежда прилична христианину?

 

Ответ. Слово наше показало предварительно, что необходимы смиренномудрие, простота, во всем старание о малоценности и небольших издержках, чтобы телес­ные потребности менее представляли нам поводов к развлечению. К тем же целям надобно стремиться и в рассуждении одежды. Ибо если нам прилично ста­раться быть последними между всеми, то, очевидно, и в этом для нас предпочтительнее всего быть последни­ми. Как люди славолюбивые уловляют себе славу и облекающей их одеждой, домогаясь того, чтобы смот­рели на них и величали их за дорогое платье, так, очевидно, тому, кто по смирению поставил жизнь свою на последней ступени, и в этом надобно занять послед­нее между всеми место. Как коринфяне обвиняются при общей вечери за то, что своей роскошью «унижа­ют неимущих» (см. 1Кор. 11, 22), так, конечно, и в общем и всеми видимом употреблении одежд убран­ство, какого нет у других, как бы срамляет бедного чрез сравнение. Поскольку же апостол говорит: «не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным» (Рим.12, 16), то пусть каждый спросит сам себя, кому уподобление приличнее для христиан — живущим ли в царских чертогах и в мягкие одежды облеченным или ангелу и проповеднику пришествия Господня, ко­торого больший «из рожденных женами не восставал» (Мф.11, 11), — разумею Иоанна, сына Захариина, у которого была «одежда из верблюжьего волоса» (Мф.3, 4)? Да и древние святые «скитались в милотях и козьих кожах» (Евр.11, 37).

А цель употребления показал апостол, сказав од­ним словом: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1Тим. 6, 8), ограничиваясь одним только покровением и не впадая в запрещенное щегольство пестротой и в пестроте состоящим убранством, потому что сие введено в жизнь позже тщетным старанием суетного искусства. Известно же и первое употребление одеяний, какое Бог дал возымевшим в том нужду. Ибо сказано: «И сделал Господь Бог им одежды кожаные» (Быт. 3, 21). Для прикрытия срамоты достаточно было такового употребления риз. Поскольку же привходит и другая цель — согревать себя одеждами, то необходи­мо, чтобы употребление приноровлено было к той и другой цели — закрывать нашу срамоту и служить предохранением от вредоносности воздуха. А как и в этом самом иное много, а другое мало полезно, то следует предпочитать то, что может быть обращено на большее число потреб, чтобы и не нарушался закон нестяжательности, и чтобы не было у нас наготовлено одежд, иных для употребления днем, а иных ночью, но должно придумать, как приобрести одну такую ризу, чтобы она для всего могла быть достаточной — и для благообразного облечения днем, и для необходи­мого покрова ночью. А от сего происходит, что у нас и во внешнем виде есть нечто общее у одного с другим и что на христианине в самом одеянии положена какая-то отличительная печать. Ибо к одной цели направ­ленное всего чаще бывает одно с другим тождественно.

Полезна же и особенность одежды, предупреждаю­щей всякого и наперед свидетельствующей о нашем обещании жить по Богу, почему встречающиеся с нами требуют от нас сообразного поведения. Ибо неприлич­ное и неблагопристойное не одинаково заметно в лю­дях каких ни есть и в тех, которые обещают о себе много. Если мирянин или сам кого бьет, или получает удары при народе, произносит неблагопристойные сло­ва, проводит время в корчмах, делает другие подобные бесчинства, не вдруг иной обратит на сие даже и внимание, находя, что все случившееся соответствен­но всегдашнему образу жизни. А на человека, давшего обет строгой жизни, если пренебрежет и малое что из своих обязанностей, все обращают внимание и ставят ему сие в укоризну, поступая по сказанному: «обра­тившись, растерзают вас» (см. Мф.7, 6). Посему рас­пространение обета и на одежду служит как бы вра­зумлением каким для немощных, невольно удержива­ющим их от худого. Как есть некоторая особенность в одежде воина, а также своя в одежде и сановника, своя в одежде каждого звания, так что по одеянию всего чаще можно угадывать чин, так и у христианина есть своя особенность — это сохраняющая благоприли­чие и соответственность даже в одежде честность (κοσμιοτης), преданная апостолом, который то еписко­пу предписывает быть «честным» (κοσμιος) (см. 1 Тим. 3, 2), то повелевает женам быть «в приличном одеянии» (κοσμιος 2, 9), «приличном», конечно, в рассуждении цели, свойственной христианину.

Тот же, по-моему, закон и в рассуждении обуви. Во всякое время надобно избирать ту, которая неизыс­канна, скорее добывается и удовлетворяет цели упо­требления.

 

Вопрос 23. О поясе

 

Ответ. Что употребление пояса необходимо, доказывают прежде нас жившие святые: Иоанн, кожаным поясом стягивавший чресла свои (Матф.3, 4); а еще прежде его Илия, потому что как отличие сего мужа описано: «человек тот весь в волосах и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим» (4Цар.1, 8). Указывает­ся, что и Петр употреблял пояс, как видно из слов Ангела, говорящего ему: «опояшься и обуйся» (Деян.12, 8). И блаженный Павел, по пророчеству о нем Агава, оказывается употреблявшим пояс, ибо сказано: «мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме» (Деян.21, 11). И Иову повелевает Господь препоясаться. Как бы в озна­менование какого-то мужества и готовности, ему ска­зано: «Препояшь ныне чресла твои, как муж» (Иов.38, 3). И у всех учеников Господних было в обыкновении употребление пояса, как видно из запрещения не иметь «меди в поясы» (Матф.10, 9). Особливо, кто намеревается работать руками, тому необходима раз­вязность и беспрепятственность движения, а потому ему нужно и употребление пояса, которым одежда прижимается к телу, и более греет его, будучи отовсюду собрана, и не делает ему препятствий в движениях. Ибо и Господь, когда приготовлялся на служение ученикам, «взяв полотенце, препоясался» (Иоан.13, 4).

О множестве же одежд не нужно нам и гово­рить, потому что этот предмет достаточно нами взвешен в слове о нестяжательности. Если тому, кто имеет «две ризы» повелевается подать «неимеющему» (Лук.3,11); то явно, что приобретение большего чи­сла риз, собственно для себя, запрещено. А кому запрещено иметь две ризы, тому нужно ли давать закон об употреблении?

 

 

Вопрос 24. Поскольку об этом преподано нам до­статочно; то следовало бы научить нас, каким об­разом должны мы вести себя в отношении друг к другу?

 

Ответ. Поскольку Апостол говорит: «только всё должно быть благопристойно и чинно» (1Кор.14,40); то при взаимном общении верных почитаю то поведение благообразным и благочинным, в котором соблюдает­ся закон телесных членов. Посему тот, кому вверено попечение обо всех, как бы заменить собою око в оценке сделанного, в предусмотрении и обозрении того, что будет сделано; другой же заменит слух, или руку, при выслушивании и при­ведении в действие того, что на него возложено; а таким же образом и всякий заменит один из членов. Потому надобно знать, что как для чле­нов тела не безопасно, если каждый член нерадит о своей обязанности, или не пользуется другим членом в том, на что он сотворен Создателем Богом (ибо если рука или нога не подчинится путеуказанию ока, то первая по необходимости коснется чего-либо гибельного и разрушительного для всего тела, последняя же преткнется или увлечется в стремнины; а если и глаз зажмурится и не будет смотреть, то необходимо погубить себя вместе с прочими членами, потерпевшими что-либо из сказанного): так и настоятелю, который ответствует за всех, не безопасно нерадение, и подчиненному не безвредна и не безубыльна непокорность; всего же более опасности тому, кто соблазняет других. Напротив того всякий, кто на своем месте оказы­вает неленостное тщание и исполняет заповедь Апостола, сказавшего: «в усердии не ослабевайте» (Рим. 12, 11), тот получит похвалу за усердие; за нерадение же — противное сему, а именно: оплакивание и горе; ибо сказано: «проклят» всякий» кто дело Господне делает небрежно» (Иер.48, 10).

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.