Четвертое правило волшебника, или Храм Ветров 16 глава

Генерал Райбих не хотел возвращаться на север и объяснял это тем, что, раз его армия уже так далеко продвинулась на юг, стратегически выгоднее остановить захватчиков до того, как они достигнут густозаселенных районов.

– Генерал, мне трудно оспаривать ваши аргументы, но, боюсь, вы недооцениваете угрозу. Исходя из тех сведений, что мне удалось получить, у Имперского Ордена достаточно сил, чтобы сокрушить вашу армию, даже не задержавшись. Я нисколько не сомневаюсь в способностях ваших людей, но Орден задавит вас численным превосходством.

Генерал уверенно улыбнулся.

– В ваших словах, аббатиса, безусловно, есть смысл. Я слышал такого рода рассуждения на протяжении всей моей карьеры. Только дело в том, что война редко подчиняется логике. Иногда приходится надеяться на добрых духов и бросаться в сражение.

– Смахивает на отличный способ его проиграть.

– Я не раз это делал – и до сих пор жив.

Верна прищурилась.

– Что вы затеяли?

– Сдается мне, что мы уже здесь. Гонцы могут передвигаться значительно быстрей, чем целая армия. Мое мнение – нужно найти место, которое удобнее для обороны, и там укрепиться.

– И где же?

– Если мы двинемся на восток, в высокогорья Д'Хары, то наша позиция будет достаточно выгодной. Я знаю местность. Если Орден попытается проникнуть в Новый мир через Д'Хару, то скорее всего через долину Керна. Там мы будем их ждать. В узкой долине численное преимущество не имеет значения. Даже если у тебя больше людей, ты просто не сможешь их всех одновременно использовать.

– А если они пойдут западней, через горы, и двинутся по степям?

– Тогда мы зайдем им в тыл, а основная армия двинется навстречу Ордену. Противник лишится свободы маневра и будет вынужден биться на два фронта.

Верна задумалась над словами генерала. Ей доводилось читать о битвах в древних фолиантах, и она разбиралась в этом вопросе достаточно, чтобы оценить его стратегию. Генерал был более осторожен, чем казалось первый взгляд. Этот человек упрям, но далеко не глуп, подумала Верна.

– Заняв стратегически выгодную позицию, – продолжал генерал, – мы отправим гонцов в Эйдиндрил и в Народный Дворец Д'Хары. Оттуда нам пришлют подкрепление. Если Орден ринется на Срединные Земли – что ж, в этом случае мы быстро узнаем об этом. А на войне очень важно вовремя узнать о передвижениях противника.

– Ричарду вряд ли понравится, что вы топчетесь здесь, вместо того чтобы возвращаться в Эйдиндрил.

– Магистр Рал – разумный человек…

– Ричард? – фыркнула Верна. – Теперь уже вы считаете меня легковерной, генерал.

– Повторяю, – нахмурился генерал, – Магистр Рал – разумный человек. Он приказал мне высказывать мое мнение, если я считаю это необходимым. А в данном случае это необходимо. Он считается с моими советами в военных вопросах. Гонцы скоро доставят ему мое донесение. Если ему не понравится мой план, он может приказать мне двигаться на север, и я подчинюсь. Но до тех пор, пока я не получил таких указаний, мы должны просто выполнять свой долг и защищать Новый мир от Имперского Ордена. Я спросил вашего совета, аббатиса, потому что вы владеете магией. Я же в магии ничего не понимаю. Если вы или ваши сестры Света могут сказать что-то, что окажется полезным в нашей битве, то я внимательно слушаю. Ведь мы с вами на одной стороне, знаете ли.

– Простите, генерал. – Верна пошла на попятную. – Наверное, иногда я об этом просто забываю. – Она улыбнулась ему. – Последние месяцы перевернули всю мою жизнь.

– Магистр Рал перевернул весь мир. Теперь все по-другому.

– Это точно. – Улыбнувшись своим мыслям, Верна глянула в серо-зеленые глаза генерала. – Ваш план вполне разумен. В худшем случае мы все равно замедлим продвижение Ордена. Но мне бы хотелось сначала поговорить с Уорреном. Иногда у него бывают удивительные… предчувствия. Волшебники все такие.

– Магия – не мое дело, – кивнул генерал. – Для этого у нас есть Магистр Рал. Ну и вы, конечно.

Верна едва не рассмеялась при мысли, что для этих людей Ричард является знатоком магии. Этот мальчик с трудом выпутывался сам, когда дело доходило до волшебства.

Впрочем, не совсем так. Ричард часто совершал удивительные вещи с помощью своей магии. Только при этом сам несказанно удивлялся. И все же он – боевой чародей, единственный боевой чародей, родившийся за последние три тысячелетия.

И все их надежды в войне против Имперского Ордена связаны с ним. Он – их вождь.

Решимость Ричарда направлена в нужное русло. Он сделает все, что в его силах. А задача всех остальных – помогать ему и оберегать его.

Генерал переступил с ноги на ногу и почесал руку под кольчугой.

– Аббатиса, Орден заявляет, что хочет покончить с магией в этом мире, но всем нам известно, что они сами пользуются волшебством.

– Да.

Верна отлично знала, что императору Джегану служат почти все сестры Тьмы.

И многие молодые волшебники. Даже нескольких сестер Света ему удалось захватить при помощи своих способностей сноходца. Именно это больше всего ее угнетало.

Как аббатиса она обязана заботиться о безопасности сестер Света. А в руках Джегана они отнюдь не находятся в безопасности.

– Знаете, аббатиса, учитывая, что их войско скорее всего включает и волшебников, мне хотелось бы знать, могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Магистр Рал сказал: «Они возьмут вас под свою защиту, да и вы будете им полезны». Я так понимаю, он имел в виду, что вы поможете нам волшебством против армии Ордена.

Верне хотелось бы думать, что генерал ошибается. И хотелось бы, чтобы сестрам Света не пришлось никому причинять вреда.

– Мне это не нравится, генерал Райбих, но, боюсь, я вынуждена согласиться. Если мы проиграем эту войну, погибнут все, не только наши солдаты на поле битвы. Все свободные люди станут рабами Ордена. Если Джеган победит, сестер Света казнят. Перед всеми нами выбор один – сражаться или умереть. Однако вряд ли Орден так уж легко попадется в ваши сети. Они могут попытаться просочиться незаметно – западней или восточней. Сестры определят передвижение противника, если он двинется на Новый мир в обход, и если их волшебники попытаются скрыть передвижение Ордена, наши сестры об этом узнают. Мы будем вашими глазами. Если придется биться, враг непременно воспользуется магией, и тогда мы попробуем стать вашим щитом.

Генерал некоторое время смотрел на огонь костра. Потом оглянулся туда, где устраивались на ночь солдаты.

– Благодарю, аббатиса. Я понимаю, что вам непросто было принять это решение. С тех пор, как мы вместе, я понял, что сестры – добрые женщины.

– Вы нас совсем не знаете, генерал! – усмехнулась Верна. – Сестры Света какие угодно, но отнюдь не добрые. – Она крутанула запястьем, и в ее руке сверкнула дакра. Дакра была очень похожа на нож, только вместо клинка у нее был заостренный штырь.

– Мне приходилось уже убивать людей. – Верна поиграла дакрой. Огонь костра плясал на оружии, которое она ловко крутила в пальцах. – Уверяю вас, генерал, меня можно обвинить в чем угодно, только не в доброте.

– Нож в таких ловких руках, как ваши, – серьезная вещь, – генерал поднял бровь, – но вряд ли его можно назвать боевым оружием.

Верна вежливо улыбнулась.

– Это оружие обладает смертельной магией. И если к вам приблизится кто-то с такой штукой в руке – бегите! Ему достаточно лишь слегка задеть вас – и вы покойник.

Генерал невольно поежился.

– Спасибо за предупреждение. И за помощь, аббатиса. Я рад, что вы на нашей стороне.

– Мне жаль, что несколько сестер Света оказались в руках Джегана. Их способности равны моим, а может быть, даже выше. – Увидев, что генерал побледнел, она ободряюще потрепала его по плечу. – Доброй ночи, генерал Райбих. Спите спокойно. Красная луна исчезла.

Когда генерал ушел, Верна вернулась в свою палатку. Луна уже высоко, и Аннелина – настоящая аббатиса, – должно быть, заждалась.

Верна извлекла из потайного кармана дорожный журнал – волшебную вещицу, позволяющую переписываться на расстоянии, поскольку написанное в одном сразу же появлялось в его двойнике. Двойник журнала Верны был у аббатисы Аннелины.

Усевшись, скрестив ноги, на покрывало. Верна открыла журнал.

Там ее уже поджидало послание. Верна придвинула ближе свечку и наклонилась, чтобы разглядеть в тусклом свете буквы.

Верна, у нас возникли сложности. Мы наконец-то догнали Натана – точнее, того, кого считали Натаном. Это оказался не он. Натан обвел нас вокруг пальца.

Он исчез, и мы не знаем куда.

Верна вздохнула. Она так и думала. Больно легко им с Зеддом удалось выследить Натана.

Натан оставил нам послание. И то, что в нем сказано, гораздо тревожнее, чем его исчезновение. Он написал, что у него есть важное дело, что «одна из наших сестер» собирается сделать какую-то большую глупость и он должен остановить ее, если получится. Мы представления не имеем, куда он направился.

Он подтвердил то, что сказал тебе Уоррен. Красная луна означает, что Джеган запустил пророчество с взаимосвязанной развилкой. Натан пишет, что мы с Зеддом должны идти к Сокровищу Джокопо, и если мы вместо этого потратим время на его преследование, то все погибнем.

Я ему верю. Верна, мы должны это обсудить. Если ты здесь, ответь. Я жду.

Верна достала стилос из переплета журнала. Они договорились с Аннелиной, что восход луны – время для переговоров, если возникнет такая необходимость.

Я здесь, Энн. Что стряслось? С вами все хорошо?

Через мгновение в журнале начали возникать слова.

Это долгая история, и у меня сейчас нет времени, но если вкратце, то сестра Розлин тоже охотилась за Натаном. Она погибла, а с ней еще восемнадцать ни в чем не повинных людей. Зедд накинул на дверь постоялого двора сеть с огненным заклинанием, а Розлин попыталась его снять.

Глаза Верны округлились. Она хотела спросить, зачем надо было устанавливать такую опасную сеть, но решила воздержаться и продолжала читать дальше.

Во-первых, нам необходимо срочно узнать, что такое Сокровище Джокопо.

Натан не объяснил.

Верна закусила палец и прищурилась, пытаясь вспомнить. Ей доводилось слышать это название. Во время своего двадцатилетнего путешествия по Новому миру она где-то его слышала.

Энн, по-моему, джокопо – это племя, которое обитало где-то в степях. Если я правильно помню, они все вымерли – были уничтожены во время войны. По-моему, от них не осталось никаких следов.

В степях? Верна, ты в этом уверена?

Да.

Подожди, я поговорю с Зеддом.

Минуты тянулись. Верна не сводила глаз с пустого листа. Наконец начали появляться слова.

Зедд машет руками как мельница и изрыгает проклятия. Создатель наказывает меня за жалобы на то, что Натан неисправим. Думаю, мне преподается урок на тему о том, что действительно значит «неисправимый».

Верна, степи обширны. Может быть, вспомнишь, где именно в степях?

Нет. Прости. Я слышала лишь упоминание о джокопо. Где-то южнее Кельтона я как-то любовалась образчиком керамики в лавке редкостей. Хозяин преподносил его как наследие исчезнувшего степного племени. Он называл это племя джокопо. Вот все, что я знаю. Я тогда искала Ричарда, а не исчезнувшие племена. Я спрошу Уоррена. Может, он что-нибудь читал об этом в книгах.

Спасибо, Верна. Если что-то выяснишь, немедленно сообщи. А теперь – у тебя есть какие-то соображения насчет глупости, которую, как полагает Натан, собирается сделать одна из наших сестер?

Нет. У нас здесь д'харианская армия. Генерал Райбих намерен оставаться на юге, чтобы обрушиться на Орден, если они сунутся к нам. Мы ждем вестей от Ричарда. Но в плену у Джегана – сестры Света. И кто знает, что он заставит их сделать?

Энн, сказал ли что-нибудь Натан о пророчестве с взаимосвязанной развилкой?

Возможно, Уоррен сможет помочь, если ты мне его напишешь.

Энн ответила не сразу.

Натан его не написал. Сказал, что духи отказали ему в доступе к значению пророчества. Однако он знает, что жертвой этого двойного узла является Ричард.

Верна закашлялась. От кашля глаза заслезились, и ей пришлось поднять журнал повыше, чтобы перечитать еще раз. Наконец ей удалось успокоиться.

Энн, ты написала «Ричард». Ты действительно имеешь в виду Ричарда?

Да.

Верна, прикрыв глаза, прошептала молитву, чтобы не поддаться панике.

Что еще?

Пока все. Будем искать джокопо. Теперь мы можем сузить направление поисков и знаем, какие вопросы надо задавать. Спасибо. Если узнаешь еще что-нибудь, сообщи. Мне пора идти. Зедд жалуется, что вот-вот умрет от голода.

Энн, как у тебя складываются отношения с Волшебником первого ранга?

Неважно. На нем больше нет Рада-Хань.

Ты сняла с него Рада-Хань? Не найдя Натана? Зачем ты это сделала?

Я и не снимала. Он сам.

Верна была поражена, но побоялась спрашивать, как ему удалось это сделать.

Ей показалось, что лапидарный стиль последних реплик Энн свидетельствовал, что этой темы касаться не стоит.

И все равно он идет с тобой?

Верна, я не очень уверена, кто с кем идет, но сейчас мы оба понимаем важность того, что написал Натан. Натан не бывает чокнутым.

Я знаю. Не сомневаюсь, что как раз в этот момент наш старик соблазняет очередную красавицу. Да хранит тебя Создатель, аббатиса.

Энн была настоящей аббатисой, но назначила на эту должность Верну, когда они с Натаном разыграли собственную смерть и отправились выполнять важную миссию. И сейчас все считали, что Энн с Натаном мертвы, а Верна – аббатиса.

Спасибо, Верна. И еще одно. Зедд тревожится за Эди. Он хочет, чтобы ты отвела ее в сторонку и сказала, что он жив-здоров, но «в руках сумасшедшей бабы».

Энн, не хочешь ли ты, чтобы я сообщила сестрам, что и ты жива и здорова?

Возникла пауза.

Нет, Верна. Не сейчас. То, что они считают тебя аббатисой, помогает и им, и тебе. А с учетом того, что нам сообщил Натан, и того, что нам предстоит сделать, было бы неразумно сообщать им, что я жива, чтобы потом поведать, что я все-таки умерла.

Верна все понимала. Степи – опасное место. Именно там Верне пришлось убивать людей, несмотря на то что она всеми силами пыталась избежать каких-либо встреч. Но Верна тогда была молодой. А Энн – почти ровесница Натана. Правда, она колдунья, и с ней – Волшебник первого ранга. Зедд тоже далеко не молод, но он отнюдь не беспомощен. Одно то, что он сумел снять с себя Рада-Хань, доказывает его возможности.

Энн, не говори так. Будь осторожна. Вы с Зеддом должны защищать друг друга. Нам всем нужно, чтобы вы вернулись.

Благодарю тебя, дитя. Позаботься о сестрах Света, аббатиса. Кто знает, может, мне и захочется вернуться когда-нибудь.

Верна радовалась общению с Энн, ее умению в самом тяжелом положении не терять чувства юмора и улыбалась. Но потом она подумала о том, что, по словам Энн, Ричард стал объектом воздействия смертельного пророчества, и ее улыбка растаяла.

И еще она подумала о предупреждении Натана. Одна из сестер собирается сделать глупость. Как жаль, что Натан не выразился яснее. Под словом «глупость» пророк мог подразумевать что угодно. Верна не была склонна верить всему, что говорит Натан, но Энн знала его лучше, чем она.

Она подумала о сестрах, которых захватил Джеган. Пятеро из них были близкими подругами Верны еще со времен послушничества. Кристабель, Амелия, Жанет, Феба и Верна вместе выросли во Дворце.

Причем Фебу Верна назначила одной из своих помощниц. И только Феба была теперь с ними. Кристабель, самая близкая подруга Верны, переметнулась к Владетелю. Она стала сестрой Тьмы, и ее захватил Джеган. Остальные подруги Верны, Жанет и Амелия, тоже были теперь во власти императора. Верна знала, что Жанет осталась верной Создателю, но вот насчет Амелии она сомневалась. Если та по-прежнему верна…

При мысли о том, что две ее подруги, две сестры Света, стали рабынями сноходца. Верна прижала к губам дрожащие пальцы.

Наконец она приняла решение.

Верна заглянула в палатку Уоррена и, увидев, как юный пророк лежит в темноте на покрывале, погруженный в свои мысли, не удержалась от улыбки. Она улыбалась тому, что так сильно его любит, и тому, что он так сильно любит ее.

Верна с Уорреном вместе выросли во Дворце Пророков и знали друг друга почти всю жизнь. Ее предназначением было обучать молодых волшебников; его удел – пророчить.

До возвращения Верны во Дворец с Ричардом их пути серьезно не пересекались. Но благодаря появлению Ричарда обстоятельства свели Верну с Уорреном, и их дружба крепла. После того как Верна стала аббатисой, во время схватки с сестрами Тьмы, они с Уорреном держались заодно и прочно зависели друг от друга. Именно во время этой битвы их дружба переросла в нечто большее.

Прожив во Дворце столько лет, они лишь сейчас действительно обрели друг друга, обрели любовь.

Вспомнив, о чем ей предстоит сообщить Уоррену, Верна перестала улыбаться.

– Уоррен, ты не спишь? – шепотом спросила она.

– Нет, – послышался тихий ответ.

Боясь, что, если он успеет встать и обнимет ее, она не совладает с собой, Верна быстро вошла в палатку и тут же все выложила.

– Уоррен, я решилась. И не спорь. Ясно? Это слишком важно. – Он молчал, и она продолжила:

– Амелия и Жанет – мои подруги. Дело не только в том, что они сестры Света, томящиеся под властью Джегана, – я просто их люблю. Я уверена, что они бы сделали для меня то же самое. Я иду за ними и за всеми, кого смогу спасти.

– Знаю, – прошептал он.

Знает? Что это значит? В темноте палатки повисло молчание. Верна нахмурилась. Странно, что Уоррен не стал спорить, это совсем на него не похоже.

Она ждала сердитых возражений, а не спокойного согласия.

С помощью Хань – силы жизни, через которую действовал волшебный дар, Верна зажгла на ладони огонек и от него запалила свечу. Уоррен сидел, уткнувшись головой в сложенные на коленях руки.

Она опустилась рядом с ним на колени.

– Уоррен? Что с тобой?

Он поднял лицо. Оно было болезненно-серым, глаза покраснели.

Верна схватила его за руку.

– Уоррен, ты плохо выглядишь! В чем дело?

– Верна, – прошептал он, – я пришел к выводу, что быть пророком не так чудесно, как мне представлялось.

Уоррен был ровесником Верны, но казался гораздо моложе, потому что оставался во Дворце Пророков под защитой заклинания времени, замедляющего старение, пока Верна целых двадцать лет путешествовала в поисках Ричарда. Но в эту минуту он выглядел стариком.

Совсем недавно Уоррену впервые было пророческое видение. Он объяснил Верне, что пророчества являются в форме видений, сопровождающихся словами.

Слова записывали под видом пророчества, но истинным пророчеством было именно видение. Слова служили лишь для того, чтобы, прочитав их, видение смог увидеть другой пророк.

Мало кто знал об этом. Все старались понять пророчества на основании слов, но теперь Верне было известно, что этот метод в лучшем случае неэффективен, а в худшем – просто опасен. Пророчества предназначались лишь для пророков.

– Тебе было видение? – нахмурилась она. – Еще одно пророчество?

Уоррен оставил ее вопрос без внимания и задал свой:

– Верна, у нас есть с собой Рада-Хань?

– Только те, что носят молодые волшебники. У нас не было времени взять запасные. А что?

Он снова уткнулся головой в колени.

– Уоррен, – Верна погрозила ему пальцем, – если таким образом ты хочешь заставить вынудить меня остаться, то ничего не выйдет. Слышишь? Не выйдет! Я все равно пойду, и пойду одна. И точка.

– Верна, – прошептал он, – я должен идти с тобой.

– Нет. Это слишком опасно. А я слишком тебя люблю, чтобы подвергать такому риску. Если придется, я данной мне властью аббатисы прикажу тебе остаться здесь. Я это сделаю, Уоррен!

Он снова поднял голову.

– Верна, я умираю.

Верна похолодела.

– Что?! Уоррен…

– У меня начались головные боли. Головные боли, вызванные моим даром.

Верна молчала; она хорошо сознавала, что эти головные боли действительно могут убить Уоррена.

Именно поэтому сестры Света забирали одаренных мальчиков во Дворец Пророков – чтобы спасти им жизнь. Если мальчика не обучить владеть своим даром, дар убьет его. И головные боли служили первым признаком. Рада-Хань не только давал сестрам Света возможность контролировать своих подопечных – основным его предназначением было сберечь жизнь мальчика до тех пор, пока он не научится управлять своим даром.

– Но, Уоррен, ты ведь так долго учился! Ты вполне умеешь владеть своим даром. Тебе больше не нужен Рада-Хань!

– Будь я обычным волшебником, возможно, так бы оно и было, но я пророк. Натан был единственным пророком во Дворце на протяжении многих веков. Мы ничего не знаем о том, как ведет себя дар у пророков. Я только недавно сделал свое первое пророчество. Это означает, что я вышел на новый уровень. И теперь у меня болит голова.

Верну охватила паника. На глаза у нее навернулись слезы. Она обвила Уоррена руками.

– Уоррен, я остаюсь. Я никуда не пойду. Я помогу тебе. Мы что-нибудь придумаем. Может быть, мы возьмем ошейник у кого-то из мальчиков, и вы будете пользоваться им попеременно. Да. Это вариант надо попробовать в первую очередь!

Он крепко обнял ее.

– Ничего не выйдет, Верна.

Внезапно ее осенило, и она ахнула от облегчения. Это же так просто!

– Уоррен, все в порядке. Точно. Я только что сообразила, что нужно делать. Слушай!

– Верна, я знаю, что…

Она цыкнула на него. Схватив его за плечи, она заглянула в его голубые глаза, потом ласково отбросила ему со лба светлую прядь.

– Уоррен, слушай! Это очень просто. Наш орден основан для того, чтобы помогать мальчикам, с рождения обладающим волшебным даром. Нам дан Рада-Хань, чтобы защищать их, пока мы учим их управлять даром.

– Верна, я все это знаю, но…

– Слушай! Все это произошло потому, что в древности волшебники отказывались учить своих преемников, опасаясь конкуренции. Но опытный волшебник может войти в твой разум и показать тебе, как обращаться с даром. Волшебник может научить тебя этому гораздо быстрее, чем мы, колдуньи. Значит, нам просто нужно найти волшебника.

Верна вынула из-за пояса журнал и поднесла к глазам Уоррена.

– А волшебник у нас есть. Зедд. Все, что нам нужно, это поговорить с Энн и попросить их с Зеддом нас встретить. Зедд поможет тебе, и все будет в порядке.

Уоррен посмотрел ей в глаза.

– Верна, ничего не получится.

– Не говори так! Ты же не знаешь. Ты не можешь этого знать, Уоррен.

– Нет, знаю. Мне было еще видение.

Верна опустилась на пятки.

– Да? И какое же?

Уоррен прижал пальцы к вискам. Верна видела, что ему очень больно.

– Верна, теперь для разнообразия послушай ты меня! Мне было видение. Слова не важны. Важно значение. – Он убрал руки от головы и посмотрел ей в глаза. – Ты должна сделать то, что задумала, и отправиться за сестрами. В пророчестве не сказано, добьешься ли ты успеха, но я должен идти с тобой. Если я сделаю что-то другое, то умру. Это пророчество с ветвлением. Пророчество «или-или».

Она откашлялась.

– Но… Наверняка должно быть что-то…

– Нет. Если я останусь или попытаюсь добраться до Зедда, то умру. В пророчестве не говорится, что если я пойду с тобой, то непременно выживу, но совершенно четко сказано, что это моя единственная надежда. И хватит спорить. Если ты заставишь меня остаться, я умру. Если попытаешься отвезти к Зедду, я умру. Если ты хочешь предоставить мне возможность выжить, то должна взять меня с собой. Выбирай, аббатиса.

Верна сглотнула комок в горле. Сестра Света, она могла безошибочно определить по мутной дымке в его глазах, что дар медленно убивает его. И она понимала, что Уоррен не стал бы лгать о пророчестве. Он мог бы попытаться ее обхитрить другим способом, но лгать о пророчестве не стал бы ни за что на свете.

Он пророк. Пророчества – его жизнь. А может, и смерть.

Она взяла его руки в свои.

– Собери еды на дорогу. И возьми двух лошадей. Мне нужно кое-что передать Эди, а потом я должна переговорить с моими советниками и дать им указания. Я не дам тебе умереть, Уоррен! – Верна поцеловала ему ладонь. – Я тебя люблю! Вместе у нас все получится. Я не хочу спать. Давай не будем ждать до утра. Мы можем тронуться через час.

Уоррен с благодарностью обнял ее.

Глава 24

Стоя в тени, он видел, как пожилой мужчина закрыл дверь и на мгновение задержался в полутемном коридоре, застегивая рубашку на толстом животе.

Пробормотав что-то себе под нос, мужчина прошел по коридору и исчез, спустившись по лестнице.

Было уже поздно. До рассвета оставалось лишь несколько часов. Стены были красными, и свечи, установленные перед посеребренными отражателями в концах коридора, давали не очень много света. Но для него – в самый раз. Ему так больше нравилось: уютные тени во тьме ночи придавали особый вкус нечестивым желаниям.

Разврату лучше предаваться по ночам. В темноте.

Он стоял в тишине коридора, смакуя свое желание. Ему слишком долго пришлось его подавлять. Он дал волю похоти и почувствовал, как ее радостная, требовательная боль заполняет его.

Закрыв рот, он дышал носом, чтобы острее почувствовать букет ароматов, и постоянных, и мимолетных. Расправив плечи, он дышал медленно и глубоко, наслаждаясь запахами – теми, что принесли с собой приходившие сюда мужчины, запахами их ремесел: конский, клея, штукатурки, ланолина, которым солдаты обрабатывали кожаные доспехи, оружейной смазки, миндального масла и влажной древесины.

Утонченный пир, который только еще начинался.

Он снова внимательно оглядел коридор. Из других комнат никаких звуков не доносилось. Даже для такого заведения, как это, час был уже поздний. Толстяк, вероятно, был последним клиентом на сегодня – разумеется, не считая его самого.

Он любил оставаться последним. Знание того, что происходило перед его приходом, и висящие в воздухе ароматы дарили ему целый букет ощущений. В возбужденном состоянии его чувства всегда обострялись, и он смаковал каждую деталь.

Он на мгновение прикрыл глаза, прислушиваясь к снедающей его внутренней жажде. Ему нужна женщина. Она утолит его желание. Для этого женщины здесь и предназначены. Они предлагали себя добровольно.

Другие мужчины, как тот толстяк, к примеру, просто взгромождаются на женщину, через пару минут удовлетворенно хрюкают, и все дела. Они никогда не задумываются о том, что чувствует женщина, что нужно ей для того, чтобы получить удовлетворение. Эти мужланы – только животные, невежды, не понимающие, что наслаждение должно быть одновременным. Их мысли сосредоточены лишь на объекте их похоти, они не видят главного, того, что приводит к истинному блаженству.

Неуловимое, скоротечное нечто, дарующее невероятные ощущения. Благодаря своей необычной чувственности, редчайшим знаниям он коллекционировал эти драгоценные мгновения и хранил в памяти, придавая этому эфемерному ощущению иллюзию постоянства.

Он полагал себя счастливцем, ибо мог понимать такие вещи и полностью удовлетворить женщину.

Наконец он вздохнул поглубже и медленно двинулся по коридору, отмечая про себя, как тени и тоненькие лучи света, льющиеся от отражателей, перемещаются по его телу. И подумал, что, если захочет когда-нибудь, сможет ощутить прикосновение света и тьмы.

Он без стука открыл дверь, из которой вышел толстяк, и скользнул в комнату, с удовольствием отметив, что в ней тоже царит полумрак. Одним пальцем он закрыл дверь за собой.

Женщина в комнате, слегка присев, надевала трусики. Когда она наконец увидела вошедшего мужчину, то просто опустила платье и небрежно затянула шелковый поясок.

Запах угля, горящего в жаровне, смешивался со слабым ароматом мыла, талька и очень сладких духов. Но запах похоти и спермы был сильнее всего.

Окон в комнате не было. Большую часть помещения занимала кровать, застеленная смятыми ветхими простынями. В изголовье стояла небольшая тумбочка для личных вещей. На стене над кроватью висело весьма откровенное изображение любовной пары.

Возле двери стоял умывальник с потрескавшейся эмалью. По форме он напоминал печень, а трещины в эмали – идущие от печени артерии. С полотенца, висящего возле умывальника, все еще капала вода. Мыльная пена в умывальнике тихонько покачивалась. Женщина только что вымылась.

У каждой шлюхи свои привычки. Некоторые мыться не любят, но это, как правило, более старые, некрасивые, которым платят мало, и поэтому им на все наплевать. Он давно заметил, что молоденькие и красивые женщины, которые получают больше, моются после каждого клиента. Он предпочитал тех, что моются, но вообще-то его похоть от таких мелочей не зависела.

Иногда он задавался вопросом, задумываются ли над такими вещами непрофессиональные шлюхи, с которыми он бывал. Скорее всего нет. Он вообще сомневался, что другие задумываются над такими забавными особенностями. Мало кто обращает внимание на детали.

Другие женщины, женщины, жаждущие любви, тоже удовлетворяли его, но не так. Тем всегда хотелось поговорить, хотелось, чтобы за ними ухаживали. Они хотели, он хотел. И в конечном итоге похоть заставляла его потакать их желаниям, прежде чем он удовлетворял свои потребности.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: