Картофельно-крахмальное производство

От технических производств, составляющих исключи­тельное достояние помещичьих хозяйств, переходим к таким, которые доступны более или менее крестьян­ству. Сюда относится прежде всего переработка кар­тофеля (отчасти и пшеницы и других хлебов) в крахмал и патоку. Крахмальное производство особенно быстро возрастало в пореформенную эпоху вследствие громад­ного роста текстильной промышленности, предъявля­ющей спрос на крахмал. Район распространения этого производства — главным образом нечерноземные, про­мышленные, отчасти северночерноземные губернии. “Ист.-стат. обзор” (т. II) считает, что в половине 60-х го­дов было около 60 заводов с суммой производства около 270 тыс. руб., а в 1880 г. — 224 завода с суммой производства 1317 тыс. руб. В 1890 г. по “Указателю фабрик и заводов” считалось 192 завода с 3418 рабочими и суммой производства 1760 тыс. руб.[239] “Крахмальное производство в последние 25 лет увеличилось в 4¹/2 раза по числу заводов, — говорится в “Ист.-стат. обзоре”, — и в Ю⁸/^ раз по сумме вырабатываемого продукта; тем не менее производительность эта далеко не по­крывает спрос на крахмал” (стр. 116), — о чем сви­детельствует рост привоза крахмала из-за границы. Анализируя погубернские данные, “Ист.-стат. обзор” приходит к выводу, что картофельно-крахмальное про­изводство имеет у нас (в противоположность пшенично-крахмальному) сельскохозяйственный характер, будучи сосредоточено в руках крестьян и помещиков. “Обещая широкое развитие” в будущем, “оно и теперь приносит нашему сельскому населению хорошие вы­годы” (126).

Мы сейчас увидим, кто получает эти выгоды. Но сначала заметим, что в развитии крахмального произ­водства необходимо отличать два процесса: с одной стороны, появление новых мелких заводиков и рост крестьянского производства, с другой стороны, кон­центрацию производства на крупных паровых фабри­ках. Напр., в 1890 г. было 77 паровых заводов, сосредо­точивающих 52% всего числа рабочих и 60% суммы производства. Из этих заводов только 11 основаны до 1870 года, 17 — в 70-х годах, 45 — в 80-х годах и 2— в 1890 году (“Указатель” г. Орлова).

Чтобы ознакомиться с экономикой крестьянского производства крахмала, обратимся к местным исследо­ваниям. В Московской губ. в 1880/81 г. крахмальный промысел обнимал 43 селения в 4-х уездах[240]. Число заведений определялось в 130 с 780 рабочими и с про­изводством не менее 137 тыс. руб. Распространился промысел главным образом после реформы, причем техника его постепенно прогрессировала, образовыва­лись более крупные заведения, требующие большого основного капитала и отличающиеся высшей произво­дительностью труда. Ручные терки были заменены улучшенными, затем появились конные приводы и, наконец, был введен барабан — аппарат, значительно улучшивший и удешевивший производство. Вот обра­ботанные нами данные подворной переписи “кустарей” по размерам заведений:

Итак, мы имеем здесь мелкие капиталистические за­ведения, в которых, по мере расширения производства, увеличивается употребление наемного труда и повы­шается производительность труда. Крестьянской бур­жуазии эти заведения доставляют значительную при­быль, повышая также технику земледелия. Но положе­ние рабочих на этих заводиках весьма неудовлетвори­тельно вследствие крайне антигигиеничных условий работы и продолжительного рабочего дня[242].

Земледелие тех крестьян, которые имеют “терочные” заведения, поставлено в очень благоприятные условия. Посевы картофеля (на надельной и главным образом на арендованной земле) доставляют значительно боль­ший доход, чем посевы ржи и овса. Чтобы расширить свое хозяйство, заводчики усиленно снимают наделы крестьянской бедноты. Например, в деревне Цыбино (Бронницкого уезда) 18 крахмалозаводчиков (из 105 жи­вущих в селении хозяев) арендуют наделы у крестьян, ушедших на заработки, а равно и у безлошадных, присоединяя таким образом к своим 61 наделу еще 133 взятых в аренду надела; у них сосредоточено всего 194 надела, т. е. 44,5% всего числа наделов в этом се­лении. “Совершенно те же явления, — читаем в сбор­нике, — встречаются и в других селениях, в которых более или менее развит крахмальный промысел” (1. с., 42)[243]. Крахмалозаводчики держат вдвое более скота, чем остальные крестьяне: в среднем на 1 двор по 3,5 ло­шади и 3,4 коровы против 1,5 лошади и 1,7 коровы у местных крестьян вообще. Из 68-ми заводчиков (охва­ченных подворной переписью) 10 имеют купчую землю, 22 арендуют вненадельную землю и 23 — надельную. Одним словом, это — типичные представители крестьян­ской буржуазии.

Совершенно аналогичные отношения представляет крахмальный промысел в Юрьевском уезде Владимир­ской губернии (В. Пругавин, 1. с., с. 104 и ел.). И здесь заводчики ведут производство главным образом при помощи наемного труда (из 128 рабочих, на 30 заво­дах, —86 наемных); и здесь заводчики стоят несравнен­но выше массы по своему скотоводству и земледе­лию, причем картофельную мязгу они утилизируют на корм скоту. Среди крестьян появляются даже настоя­щие фермеры. Г-н Пругавин описывает хозяйство одного крестьянина, который имеет крахмальный завод (ценою около 1½ тыс. руб.), с 12 наемными рабочими. Картофель он производит в своем хозяйстве, которое расширено при помощи аренды. Севооборот семиполь­ный, с посевом клевера. Для земледелия имеются 7—8 работников, нанимаемых с весны до осени (“кон­цевых”). Мязга идет на корм скоту, а промывными водами хозяин намерен поливать поля.

Г-н В. Пругавин уверяет, что этот завод находит­ся “совершенно в исключительных условиях”. Ко­нечно, во всяком капиталистическом обществе сельская буржуазия всегда будет составлять незначительное меньшинство сельского населения и в этом смысле будет, если хотите, “исключением”. Но от этого наименования не устранится тот факт, что и в районе крахмального производства и во всех других районах торгового зем­леделия в России происходит образование класса сель­ских предпринимателей, которые организуют капита­листическое земледелие[244].

Маслобойное производство

Выделка масла из льна, конопли, подсолнечника и пр. тоже представляет из себя нередко сельскохозяй­ственное техническое производство. О развитии масло­бойного производства в пореформенную эпоху можно судить по тому, что в 1864 г. сумма маслобойного про­изводства определялась в 1619 тыс. руб., в 1879 г. — в 6486 тыс. руб., а в 1890 г. — в 12 232 тыс. руб.[245] И в этом производстве наблюдается двоякий процесс развития: с одной стороны, в деревнях возникают мел­кие крестьянские маслобойки (иногда и помещичьи), производящие продукт на продажу. С другой стороны, развиваются крупные паровые заводы, концентрирующие производство и вытесняющие мелкие заведения[246]. Нас интересует здесь только сельскохозяйственная переработка масличных растений. “Владельцы коно­пляных маслобоек, — читаем в “Ист.-стат. обзоре” (т. II), — принадлежат к зажиточным представителям “крестьянства”, особенно ценят они маслобойное произ­водство ради возможности получить отличный корм для скота (выжимки). Г-н Пругавин (1. с.), отмечая “широкое развитие производства масла из льняного семени” в Юрьевском уезде Владимирской губ., констатирует, что крестьяне получают от него “не мало выгод” (стр. 65—66), что сельское хозяйство и скотоводство крестьян, имеющих маслобойные заводы, стоит значи­тельно выше, чем у массы крестьянства, причем неко­торые маслобойщики прибегают также и к найму сельских рабочих (1. с., таблицы, стр. 26—27, 146—147). Пермская кустарная перепись 1894/95 г. показала точно так же, что у кустарей-маслобойщиков сельское хозяйство стоит гораздо выше, чем у массы (более крупные посевы, значительно больше скота, лучшие урожаи и пр.), и что это улучшение земледелия сопро­вождается наймом сельских рабочих[247]. В Воронеж­ской губ. в пореформенную эпоху получили особое распространение торговые посевы подсолнечника, пере­рабатываемого на местных маслобойнях в масло. В 70-х годах считали в России около 80 тыс. дес. под подсолнечником (“Ист.-стат. обзор”, I), в 80-х — около 136 тыс. дес., принадлежавших на 2/3 крестьянам. “С тех пор, однако, судя по некоторым данным, посев­ная площадь этого растения значительно увеличилась — местами на 100 и даже более процентов” (“Произв. силы”, I, 37). “В одной слободе Алексеевке” (Бирюченского уезда Воронежской губ.), — читаем в “Ист.-стат. обзоре”, ч. II, — “насчитывается более 40 маслобоек, да и сама Алексеевка разбогатела только благодаря подсолнуху и превратилась из жалкой деревушки в богатое село, с домами и лавками, крытыми железом” (стр. 41). Как отразилось это богатство крестьянской буржуазии на массе крестьянства, — видно из того, что в 1890 г. в слободе Алексеевке из 2273 приписных семей (с 13 386 душ об. пола) 1761 не имели рабочего скота, 1699 не имели инвентаря, 1480 не обрабатывали земли, и только 33 семьи не занимались промыслами[248].

Вообще следует заметить, что крестьянские масло­бойки фигурируют обыкновенно, при земских подвор­ных переписях, в числе тех “торгово-промышленных заведений”, о распределении и роли которых мы уже говорили во II главе.

Табаководство

В заключение приведем краткие указания о развитии табаководства. В среднем за 1863—1867 гг. в России со­биралось 1923 тыс. пуд. с 32 161 дес.; в 1872—1878 гг.— 2783 тыс. пуд. с 46 425 дес.; в 80-х годах 4 млн. пудов с 50 тыс. дес.[249] Число плантаций определялось за те же периоды в 75—95—650 тысяч, что указывает, по-видимому, на весьма значительное возрастание числа мелких земледельцев, втянутых в торговое земледелие этого вида. Возделывание табака требует значитель­ного числа рабочих. Среди видов земледельческого отхода отмечают поэтому отход на табачные плантации (особенно в губернии южной окраины, где куль­тура табака расширялась в последнее время особенно быстро). В литературе было уже указано, что положение рабочих на табачных плантациях — самое тяжелое[250].

По вопросу о табаководстве, как отрасли торгового земледелия, мы имеем особенно подробные и интересные данные в “Обзоре табаководства в России” (вып. II и III. СПБ. 1894, печат. по распор, д-та земледелия). Г-н В. С. Щербачев, описывая табаководство в Ма­лороссии, приводит замечательно точные сведения по трем уездам Полтавской губ. (Прилукскому, Лохвиц­кому и Роменскому). Эти сведения, собранные авто­ром и обработанные стат. бюро Полтавской губ. зем. управы, охватывают 25 089 сеющих табак крестьян­ских хозяйств по всем этим трем уездам, с площадью посева под табаком в 6844 дес. и под хлебами в 146 774 дес. Распределение этих хозяйств следующее:

Три уезда Полтавской губ. (1888 г.)

Мы видим громадную концентрацию и табачных и хлебных посевов в руках капиталистических хозяйств. Менее одной восьмой хозяйств (3 тысячи из 25) сосре­доточивают более половины всех хлебных посевов (74 тыс. из 147),имея в среднем почти по 25 дес. на хозяйство. Из табачных посевов в руках этих хозяйств почти половина (3,2 тыс. из 6,8 тыс.), причем в среднем на 1 хозяйство приходится более чем по десятине та­бачных посевов, тогда как во всех остальных группах величина табачных посевов не превышает одной — двух десятых десятины на двор.

Г-н Щербачев дает, кроме того, данные о группировке тех же хозяйств по размерам табачных посевов:

Отсюда видно, что концентрация табачных посевов значительно сильнее, чем концентрация посевов хлеб­ных. Отрасль специально-торгового земледелия данной местности более сосредоточена в руках капиталистов, чем земледелие вообще. В руках 2773 хозяйств из 25 тыс. сосредоточено 4145 дес. табачных посевов из 6844, т. е. более трех пятых. 324 крупнейших таба­ковода (немного более одной десятой общего числа табаководов) имеют 2360 дес. посева табака, т. е. свыше трети общего числа. В среднем это дает на 1 хозяйство свыше 7 десятин посева табака. Чтобы судить о том, какого типа должно быть это хозяйство, напомним, что культура табака требует очень большого числа рабочих рук. Автор рассчитывает, что на 1 десятину требуется не менее двух рабочих на срок от 4 до 8 летних месяцев, смотря по сорту табака.

Владелец семи десятин табачного посева должен иметь, след., не менее 14 рабочих, т. е. несомненно должен строить хозяйство на наемном труде. Некото­рые сорта табака требуют не двух, а трех сроковых работников на 1 десятину и, кроме того, добавочной работы поденщиков. Одним словом, мы с полной на­глядностью видим, что, чем более торговым становится земледелие, тем развитее капиталистическая его орга­низация.

Преобладание мелких и мельчайших хозяйств в числе табаководов (11 997 хозяйств из 25 089 имеют посев до одной десятой десятины) нисколько не опровергает капиталистической организации этой отрасли торгового земледелия, ибо в руках этой массы мельчайших хозяйств ничтожная доля производства (у 11 997, т. е. почти половины хозяйств, всего 522 дес. из 6844, т. е. менее одной десятой). Равным образом и “сред­ние” цифры, которыми так часто ограничиваются, не да­ют представления о деле (в среднем, на 1 хозяй­ство приходится немногим более ¼ десятины под табаком).

В отдельных уездах развитие капиталистического земледелия и концентрация производства еще сильнее. Напр., в Лохвицком уезде 229 хозяйств из 5957 имеют по 20 и более десятин хлебных посевов. У этих хозяев 22 799 дес. хлеба из всего числа 44 751, т. е. более половины. Каждый хозяин имеет почти по 100 дес. по­сева. Из табачных посевов у них 1126 дес. из 2003 дес. А если взять группировку по размерам табачных посе­вов, то в этом уезде имеем 132 хозяина из 5957 с двумя и более десятин под табаком. У этих 132 хозяев 1441 дес. под табаком из 2003, т. е. 72%, более чем по десять десятин под табаком на 1 хозяйство. На другом полюсе в том же Лохвицком уезде имеем 4360 хозяйств (из 5957), имеющих до 1/10 дес. табака, а всего 133 деся­тины из 2003, т. е. 6%.

Понятно само собою, что капиталистическая органи­зация производства сопровождается здесь сильнейшим развитием торгового капитала и всяческой эксплуата­ции вне сферы производства. Мелкие табаководы не имеют сараев для сушки табака, не имеют возможности дать продукту ферментироваться (выбродить) и про­дать его (через 3—6 недель) в готовом виде. Они сбы­вают его неготовым за полцены скупщикам, которые сами нередко сеют табак на арендованных землях. Скупщики “всячески прижимают мелких плантаторов” (стр. 31 цит. издания). Торговое земледелие — тор­говое капиталистическое производство, это соотноше­ние можно явственно проследить (если только уметь выбрать правильные приемы) и в данной отрасли сель­ского хозяйства.

VIII. ПРОМЫШЛЕННОЕ ОГОРОДНИЧЕСТВО И САДОВОДСТВО;

ПОДГОРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО

С падением крепостного права “помещичье садо­водство”, которое было развито в довольно значительной степени, “сразу и быстро пришло в упадок почти во всей России”[251]. Проведение железных дорог изменило дело, дав “громадный толчок” развитию нового, ком­мерческого садоводства, и произвело “полный поворот к лучшему” в данной отрасли торгового земледелия[252]. С одной стороны, привоз дешевых плодов с юга подрывал садоводство в прежних центрах его рас­пространения[253], — с другой стороны, промышленное садоводство развивалось, например, в губерниях Ковенской, Виленской, Минской, Гродненской, Могилевской, Нижегородской наряду с расширением рынков сбыта[254]. Г-н В. Пашкевич указывает, что исследование состояния плодоводства в 1893/94 г. по­казало значительное развитие его как промышлен­ной отрасли в последнее десятилетие, увеличение спроса на садовников и садовых рабочих и т. д.[255] Статистические данные подтверждают эти отзывы: пе­ревозка фруктов по русским железным дорогам возрастает[256]; ввоз фруктов из-за границы, возра­ставший в первое десятилетие после реформы, умень­шается[257].

Само собою разумеется, что торговое огородничество, дающее предметы потребления для несравненно боль­ших масс населения, чем садоводство, развивалось еще быстрее и еще шире. Промышленные огороды достигают значительного распространения, во-1-х, около городов[258]; во-2-х, около фабричных и торгово-промышленных поселков[259], а также по линиям желез­ных дорог; в-3-х, в отдельных селениях, разбросанных по всей России и получивших известность по произ­водству огородных овощей[260]. Необходимо заметить, что спрос на этого рода продукты предъявляет не только индустриальное, но и земледельческое населе­ние: напомним, что по бюджетам воронежских крестьян расход на овощи составляет 47 коп. на 1 душу населе­ния, причем больше половины этого расхода идет на покупные продукты.

Чтобы ознакомиться с теми общественно-экономиче­скими отношениями, которые складываются в торговом земледелии этого вида, надо обратиться к данным местных исследований об особенно развитых районах огородничества. Под Петербургом, например, широко развито парниковое и тепличное огородничество, за­веденное пришлыми огородниками из ростовцев. Число парниковых рам считается у крупных огородников тысячами, у средних — сотнями. “Некоторые крупные огородники заготовляют кислую капусту для поставки в войска десятками тысяч пудов”[261]. По данным земской статистики, в Петербургском уезде из местного населения 474 двора занято огородничеством (ок. 400 руб. дохода на 1 двор) и 230 — садоводством. Капиталистические отношения развиты очень широко, как в форме торгового капитала (“промысел подвер­гается жесточайшей эксплуатации барышников”), так и в форме найма рабочих. В пришлом населении, например, насчитано 115 хозяев-огородников (доход свыше 3-х тыс. руб. на 1 хозяина) и 711 рабочих-ого­родников (доход по 116 руб.)[262].

К таким же типичным представителям сельской буржуазии принадлежат и подмосковные крестьяне-огородники. “По приблизительному расчету, на москов­ские рынки поступает ежегодно свыше 4-х миллионов пудов овощей и зелени. Некоторые села ведут круп­ную торговлю кислыми овощами: Ногатинская волость продает около 1 миллиона ведер кислой капусты на фабрики в казармы, отправляя даже в Кронштадт... Торговые огороды распространены во всех москов­ских уездах, преимущественно поблизости городов и фабрик”[263]. “Рубка капусты производится наемными рабочими, приходящими из Волоколамского уезда” (“Ист.-стат. обзор”, I, стр. 19).

Совершенно однородны отношения в известном районе огородничества в Ростовском уезде Ярославской губ., обнимающем 55 огородных сел, Поречье, Угодичи и др. Вся земля, кроме выгона и лугов, занята здесь издавна огородами. Сильно развита техническая переработка овощей—консервное производство[264]. Вместе с про­дуктом земли обращается в товар и сама земля, и рабо­чая сила. Несмотря на “общину”, неравномерность землепользования, например, в селе Поречье очень велика: у одного на 4 души — 7 “огородов”, у другого на 3 души — 17; объясняется это тем, что коренных переделов здесь не бывает; бывают только частные переделы, причем крестьяне “свободно меняются” своими “огородами” и “делками” (“Обзор Яросл. губ.”, 97—98)[265]. “Большая часть полевых работ... испол­няется поденщиками и поденщицами, которых в летнее рабочее время много приходит в Поречье, как из со­седних селений, так и из соседних губерний” (ibid., 99). Во всей Ярославской губ. считают 10 322 человека (из них 7689 ростовцев), занятых “сельскохозяйственным я огородным” отхожими промыслами — т. е. в большин­стве случаев наемных рабочих данной профессии[266]. Вышеприведенные данные о приходе сельских рабочих в столичные губернии. Ярославскую и т. д. должны быть поставлены в связь с развитием не одного молоч­ного хозяйства, но также и торгового огородничества.

К огородничеству же относится тепличное выращи­вание овощей — промысел, который быстро развивается среди зажиточных крестьян Московской и Тверской губернии[267]. В первой губернии перепись 1880^81 г. насчитала 88 заведений с 3011 рамами; рабочих было 213, из них наемных 47 (22,6%); сумма производства — 54 400 руб. Средний тепличник должен был вложить в “дело” не менее 300 руб. Из 74-х хозяев, о которых даны подворные сведения, 41 имеют купчую землю и столько же арендуют землю; на 1 хозяина прихо­дится по 2,2 лошади. Ясно отсюда, что тепличный промысел доступен только представителям крестьян­ской буржуазии[268].

На юге России к рассматриваемому виду торгового земледелия относится также промышленное бахче­водство. Приведем краткие указания на его развитие в одном из районов, описанном в интересной статье “Вестн. Фин.” (1897, № 16) о “промышленном произ­водстве арбузов”. Возникло это производство в селе Быкове (Царевского уезда Астраханской губ.) в конце 60-х и начале 70-х годов. Продукт, шедший сначала лишь в Поволжье, направился с проведением жел. дорог в столицы. В 80-х годах производство “увеличи­лось по крайней мере в 10 раз”, благодаря громадным барышам (150—200 руб. на 1 дес.), которые получали инициаторы дела. Как истые мелкие буржуа, они всячески старались помешать увеличению числа про­изводителей, с величайшей тщательностью охраняя от соседей “секрет” нового прибыльного занятия. Разу­меется, все эти героические усилия “мужика-земле­пашца”[269] удержать “роковую конкуренцию”[270] ока­зались бессильными, и производство далеко разошлось и по Саратовской губ. и по Донской области. Падение хлебных цен в 90-х годах дало особенный толчок производству, “заставив местных земледельцев искать выхода из затруднительного положения в плодосменных системах посева”[271]. Расширение производства сильно повышало спрос на наемный труд (обработка бахчей требует весьма значительного количества труда, так что возделывание одной десятины стоит 30—50 руб.), и еще сильнее повышало прибыль предпринимателей и земельную ренту. Около станции “Лог” (Грязе-Цари-цынской ж. д.) было под арбузами в 1884 г. — 20 дес., в 1890 г. — 500—600 дес., в 1896 г. — 1400—1500 дес., и арендная плата за 1 дес. земли повышалась с 30 коп. до 1 р. 50 к. — 2 руб. и до 4—14 руб. за указанные годы. Лихорадочное расширение посевов повело, на­конец, в 1896 году к перепроизводству и кризису, которые окончательно санкционировали капиталисти­ческий характер данной отрасли торгового земледелия. Цены на арбузы пали до того, что не окупали провоза по ж. д. Арбузы бросали на бахчах, не собирая их. Вкусив гигантских прибылей, предприниматели позна­комились теперь и с убытками. Но интереснее всего — то средство, которое они выбрали для борьбы с кри­зисом: это средство состоит в завоевании новых рынков, в таком удешевлении продукта и жел.-дорожного тарифа, чтобы продукт “из предмета роскоши превратился в предмет потребления для населения” (а на местах производства и в корм для скота). “Промышленное бахчеводство, — уверяют предприниматели, — стоит на пути дальнейшего развития; для дальнейшего роста его, кроме тарифа, нет препятствий. Наоборот, строя­щаяся ныне Царицынско-Тихорепкая жел. дорога от­крывает для промышленного бахчеводства новый и значительный район”. Какова бы ни была дальнейшая судьба этого “промысла”, во всяком случае история “арбузного кризиса” очень поучительна, представляя из себя хотя и маленькую, но зато очень яркую кар­тинку капиталистической эволюции земледелия.

Нам остается еще сказать несколько слов о подго­родном хозяйстве. Отличие его от вышеописанных видов торгового земледелия состоит в том, что там все хо­зяйство приспособлялось к какому-нибудь одному главному, рыночному продукту. Здесь же мелкий зем­леделец торгует всем понемножку: и своим домом, сдавая его дачникам и квартирантам, и своим двором, и своею лошадью, и всяческими продуктами своего сельского и дворового хозяйства — хлебом, кормом для скота, молоком, мясом, овощами, ягодами, рыбой, лесом и пр., торгует молоком своей жены (питомни­ческий промысел под столицами), добывает деньги самыми разнообразными (не всегда даже удобопередаваемыми) услугами приезжим горожанам[272] и т. д., и т. д.[273] Полное преобразование капитализмом ста­ринного типа патриархального земледельца, полное подчинение последнего “власти денег” выражается здесь так ярко, что подгородного крестьянина народник обы­кновенно выделяет, говоря, что это “уже не кре­стьянин”. Но отличие этого типа от всех предыдущих ограничивается только формой явления. Политико-экономическая сущность того преобразования, которое по всей линии совершает капитализм над мелким земледельцем, везде и повсюду совершенно однородна. Чем быстрее растет число городов, число фабричных и торгово-промышленных селений, число железнодорож­ных станций, тем шире идет превращение нашего “об­щинника” в этот тип крестьянина. Не надо забывать сказанного еще Адамом Смитом, именно — что усовер­шенствованные пути сообщения всякую деревню стре­мятся превратить в подгородную[274]. Медвежьи углы и захолустья, будучи исключением уже теперь, с каж­дым днем становятся все более и более антикварной редкостью, и земледелец быстрее и быстрее превращается в промышленника, подчиненного общим законам то­варного производства.

Заканчивая этим обзор данных о росте торгового земледелия, мы считаем нелишним повторить здесь, что наша задача состояла в рассмотрении главнейших (отнюдь не всех) форм торгового земледелия.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: