Зомби доктора Мальтузиана 5 глава
Не поднимая глаз на Бобби, Гарриет заговорила:
— Неплохой получился обед, правда?
— Обалдеть просто, — сказал Бобби, тут же подумав, что надо быть осторожнее. Он был обеспокоен, заряжен энергией, которую не знал, к чему приложить. — По-моему, мы с Дином отлично поладили. Он напомнил мне деда. Знаешь, у меня был прадед, который умел шевелить ушами и всегда думал, что меня зовут Эван. Он давал мне четвертаки за то, что я складывал ему поленницы. И даже по полдоллара, если я при этом снимал рубашку. Сколько лет Дину?
До этого они медленно брели вместе по залу. После слов Бобби Гарриет остановилась, напряглась. Она резко повернула к нему голову, но ей на глаза упали волосы, и он не смог прочесть ее взгляд.
— Он старше меня на девять лет. И что?..
— Ничего. Я рад, что ты счастлива.
— Я счастлива, — сообщила Гарриет голосом, который был на октаву выше, чем обычно.
— Когда он делал тебе предложение, то стоял на коленях?
Гарриет кивнула, сжав губы, почувствовав подвох.
— И потом ты помогала ему подняться? — спросил Бобби тоже не своим голосом и подумал, что пора остановиться.
Ему представилась сцена из мультфильма: Вайл И. Койот[26] пристегнут ремнем к локомотиву поезда, он вонзает пятки в железнодорожное полотно, пытаясь затормозить поезд, подошвы его дымятся, багровеют, раздуваются…
— Ну ты и гад, — сказала Гарриет.
— Извини, извини, — усмехнулся он, разводя руками. — Шутка. Я же шутник Бобби. Ничего не могу с собой поделать.
Гарриет колебалась: она вроде хотела от него отвернуться, но пребывала в сомнении, доверять ему или нет. Бобби вытер рот ладонью.
— Итак, мы знаем, как рассмешить Дина. А как Дин смешит тебя? Что он делает, чтобы у тебя забилось сердце? Ну кроме как целует тебя, вытащив зубной протез?
— Отвали, Боб, — отрезала Гарриет.
Она отвернулась, чтобы уйти, но он обошел ее и встал на пути, не пропуская.
— Не отвалю.
— Перестань.
— Не могу, — сказал он, вдруг осознав, что зол на нее. — Дин не умеет шутить, но он же должен хоть что-то из себя представлять. Я хочу знать, что!
— У него есть терпение.
— Вот как, терпение, — повторил Бобби, шокированный таким ответом.
— Он терпелив со мной.
— С тобой.
— Да, и с Робертом.
— Терпелив, — сказал Бобби.
На некоторое время он потерял дар речи, потому что ему перестало хватать воздуха. Лицо вдруг зачесалось под слоем грима. Лучше было бы, чтобы, как только он начал давить на нее, она повернулась и ушла, или послала его подальше, или влепила пощечину, но только не говорила бы, что Дин «терпелив». Бобби сглотнул.
— Этого недостаточно. — Его уже несло. Поезд устремляется под откос, и у Вайл И. Койота глаза от ужаса выскочили из орбит метра на три. — Я хотел увидеть твоего мужа и умереть от ревности, но меня просто тошнит. Я думал, ты влюбилась в какого-нибудь красивого, умного и творческого человека, писателя, драматурга, человека с чувством юмора и четырнадцатидюймовым инструментом. А никак не в парня с ежиком на голове и лесопилкой в кармане, который считает, что эротический массаж делают не иначе как со спортивным бальзамом!
Гарриет размазывала по щекам слезы.
— Я знала, что он тебе не понравится, но не ожидала, что ты будешь язвой.
— Он мне не то чтобы не нравится. При чем здесь «нравится» или «не нравится»? Он делает то, что будет делать любой другой человек в его положении. Если бы я имел два фута роста плюс старческие болезни, то я прыгал бы от счастья, если бы у меня получилось заарканить такую офигенную женщину, как ты. Конечно, он очень, очень терпелив. Еще бы. Он вообще должен, стоя на коленях, ежедневно умащивать твои ноги священными маслами и бальзамами за то, что ты посмотрела в его сторону.
— У тебя тоже был шанс, — сказала Гарриет, стараясь изо всех сил, чтобы не брызнули слезы. Ее лицо, подергивавшееся от усилия сдержать рыдания, превратилось в гримасу.
— Да я не про свои шансы, а про твои!
На этот раз она бросила его и ушла, закрыв лицо руками. Ее плечи тряслись, и она уже не могла скрыть, что плачет навзрыд. Бобби проводил ее взглядом. Она обошла фонтан, у которого они встретились, и встала у стены. Бобби вспомнил про малыша и стал осматриваться по сторонам. Его сердце тревожно забилось: он боялся, что маленький Боб мог что-то увидеть или услышать. Но ребенок носился по широкому проходу, гоняя ногами селезенку, которая уже собрала на себя всю возможную грязь. Два других мальчика-зомби бежали рядом, пытаясь отобрать у него игрушку.
Некоторое время Бобби наблюдал за игрой. Кто-то из них пнул селезенку слишком сильно, и она полетела по направлению к Бобби. Он остановил ее ногой. Под ботинком она неприятно пружинила. Мальчишки подбежали и остановились метрах в трех от него, запыхавшиеся, с нетерпением ожидающие паса. Бобби поднял селезенку на ноге.
— Лови! — крикнул он и сделал высокую передачу на Бобби, который поймал «мяч» ладонями и, прижав к груди и низко опустив голову, прорвался через заслон своих приятелей и умчался, преследуемый ими.
Когда он повернулся, чтобы взглянуть на Гарриет, то увидел, что она сидит, прижав руки к коленям ладонями вниз и смотрит на него. Он думал, что она отведет взгляд, но она не стала этого делать, и он понял это как приглашение подойти.
Он перебрался к фонтану и сел рядом с ней. Он еще не решил, с чего начать извиняться, но она заговорила первая.
— Я же тебе писала. А ты перестал мне отвечать, — сказала она, снова сражаясь пальцами одной ноги с пальцами другой.
— Вообще странно, что твоя правая нога так обижает левую, — сказал Бобби. — Почему она не дает ей покоя?
Гарриет его не слушала.
— Но это не имело значения, — продолжила она глухим, хрипловатым от слез голосом. Грим был на масляной основе и поэтому не потек от слез. — Я не злилась. Я знала, что у нас не могло быть отношений, если бы мы стали встречаться раз в год на Рождество. — Гарриет сглотнула. — Я думала, что ты обязательно попадешь в какой-нибудь телесериал. Каждый раз, когда я думала об этом, — как тебя покажут по телику и как все будут смеяться над твоими шутками, — я сразу начинала глупо улыбаться. Я не представляю, что могло заставить тебя вернуться обратно в Монровилль.
Но он уже говорил, что привело его обратно в родительский дом, в его комнату над гаражом. Дин тоже спрашивал, и Бобби ответил очень честно.
Однажды в четверг вечером, прошлой весной, он работал в клубе в Гринвич-Виллидж.[27] Он выступил с двадцатиминутной программой и получил в награду довольно приличный смех, хотя и не из ряда вон выходящий, и даже услышал жиденькие аплодисменты, когда сходил со сцены. Потом он занял место за барной стойкой, чтобы послушать выступления других артистов. Он почти уже соскочил с табурета, чтобы отправиться домой, как на сцену запрыгнул Робин Уильяме. Он был в городе для съемок «Субботнего вечера в прямом эфире» и бороздил клубные просторы, отрабатывая репертуар. Бобби быстро взгромоздился обратно на табурет и стал слушать, чувствуя, как от волнения где-то в горле стучит пульс.
Он не мог объяснить Гарриет важность того, чему стал свидетелем. А увидел он, как какой-то человек сидел, вцепившись одной рукой в столешницу, а другой в своей спутницы, и сжимал и то и другое настолько сильно, что у него побелели костяшки пальцев. Он сгибался пополам, слезы текли у него из глаз, а смех был таким резким и даже истеричным, что больше походил на звуки, издаваемые животным, на лай собаки динго, чем на что-то человеческое. Он мотал головой из стороны в сторону, как бы умоляя: «Перестань, прекрати делать это со мной, пожалуйста». Это было веселье, граничившее с катастрофой.
Робин Уильяме заметил беднягу и, прервав монолог о мастурбации, показал на него и крикнул:
— Ты! Да, ты, человек бешеная гиена! Ты получаешь бесплатный пропуск на все шоу до конца моей долбаной жизни!
А потом среди слушателей поднялся шум — не просто смех или аплодисменты, а именно шум, который включал в себя и то и другое. Это был низкий, подобный далеким грозовым раскатам звук наслаждения, не поддающегося контролю, настолько сильный, что не просто был слышен, но ощущаем всем телом, и у Бобби даже заныли ребра.
Сам он ни разу не засмеялся, а когда уходил, у него от переживаний скрутило живот. В ногах появилось странное ощущение тяжести, они еле поднимались над асфальтом. Некоторое время он не понимал, куда шел. Оказавшись у себя дома, он сел на край кровати, стащил подтяжки, расстегнул рубашку и впервые за все время осознал, что все безнадежно.
Он вдруг заметил, как что-то блестит в руке Гарриет. Она подбрасывала на ладони несколько монет.
— Собираешься звонить? — спросил он.
— Да, Дину. Чтобы заехал за нами.
— Не уезжай.
— Я не останусь. Не могу.
Он посмотрел на ее замученные друг другом ноги, все еще занятые борьбой, и кивнул. Они поднялись с места одновременно. И снова оказались в неуютной близости.
— Ну пока, — сказала Гарриет.
— Ну давай.
Бобби хотел взять ее за руку, но не стал делать этого. Он хотел сказать что-нибудь, но не смог придумать что.
— Здесь найдется пара добровольцев получить порцию свинца? — вдруг раздался голос Джорджа Ромеро всего лишь в метре от них. — Это гарантирует вам крупный план в смонтированном фильме!
Бобби и Гарриет одновременно подняли руки.
— Я! — выкрикнул Бобби.
— Я! — отозвалась Гарриет и, наступив Бобби на ногу, вышла вперед, чтобы привлечь внимание Ромеро. — Я!
— Фильм будет отличный, мистер Ромеро, — говорил Бобби.
Они стояли плечом к плечу, ведя светскую беседу в ожидании того момента, когда Савини закончит обвязывать проводами Гарриет. Проводка делалась для хлопушки — презерватива, заполненного частично сахарным сиропом и частично пищевым красителем, — которая должна будет взорваться и создать при этом видимость пулевого ранения. Бобби был уже готов и на взводе.
— Когда-нибудь все в Питсбурге будут гордиться тем, что изображали в этом фильме ходячие трупы.
— Вы профессионально лижете зад, — ответствовал Ромеро. — У вас есть опыт работы в шоу-бизнесе?
— Шесть лет Бродвея. Плюс еще я выступал чуть ли не во всех комедийных клубах.
— Вон что, а теперь, значит, вернулись в великий Питсбург. Просто невероятный взлет карьеры, парень. Оставайся здесь, и ты в мгновение ока станешь звездой.
К ним подскочила Гарриет, да так, что у нее вверх-вниз подпрыгнули волосы.
— Мне отстрелят грудь! — сообщила она.
— Очаровательно, — отозвался Бобби. — Надо просто жить и радоваться, потому что никто не знает, в какой момент с нами может приключиться что-то удивительное.
Джордж Ромеро отвел их на места и объяснил, что от них хочет. Осветительные лампы были направлены в ярко-серебристые зонты, которые создавали ровный белый свет и сухое тепло в радиусе трех метров. Бугристый полосатый матрас покоился на плиточном полу, прижавшись к одной стороне квадратной колонны.
Сначала выстрелят в грудь Гарриет. Ей нужно будет шарахнуться назад, прогнуться, но потом продолжить наступление, по возможности не показывая никакой реакции на ранение. Следующая пуля предназначалась для головы Бобби и должна была его уложить.
Хлопушка скрывалась под одной из латексных складок раны, а провода прятались у него под волосами,
— Вы рухнете вниз, свалитесь на бок и исчезнете из кадра, — инструктировал Ромеро. — Если хотите, то перед тем, как убраться из кадра, упадите на одно колено. Если вы в хорошей физической форме, можете попробовать упасть назад на спину, но постарайтесь попасть на матрас. Главное — обойтись без травм.
В сцене участвовали только Бобби и Гарриет, и их снимали крупным планом по пояс. Остальные участники массовки выстроились вдоль стены коридора, наблюдая за происходящим. Их внимание и обсуждения вполголоса вызвали в крови Бобби выброс адреналина. Том Савини встал на колени, как раз на границе кадра, держа в руке металлическую коробку, из которой по полу ползли провода, заканчивавшиеся на Бобби и Гарриет. Рядом с ним устроился маленький Боб, положив подбородок на ладошки, в которых он все еще сжимал селезенку. В его глазах светилось нетерпение. Савини рассказал ему все, что должно произойти, подготовив ребенка к виду того, как из груди его матери хлынет кровь, но малыш совершенно не беспокоился:
— Я сегодня целый день вижу всякую гадость. И ничего, не страшно. Мне нравится.
Савини разрешил ему оставить себе селезенку в качестве сувенира.
— Поехали, — сказал Ромеро.
Бобби вздрогнул: что, уже начинают? Он же только-только закончил объяснять им задачу. Кошмар, Ромеро стоит перед камерой! На секунду Бобби схватил Гарриет за руку. Она сжала его пальцы в ответ.
Ромеро отступил в сторону:
— Мотор!
Бобби закатил глаза и перестал видеть, куда идет. Он ослабил мышцы лица и сделал тяжеловесный шаг вперед.
— Стреляйте в женщину, — скомандовал Ромеро.
Бобби не видел, как разорвалась ее хлопушка, потому что был на шаг впереди Гарриет. Но он слышал громкий, звенящий хлопок, который даже создал эхо. А еще он почувствовал, как в нос ударил едкий запах пороха. Гарриет негромко охнула.
— Та-а-ак, теперь второго, — сказал Ромеро.
Бобби показалось, что где-то рядом с его ухом выстрелил пистолет. Звук хлопушки был настолько громким, что на мгновение даже оглушил его. Он дернулся назад, резко повернувшись на каблуках, и налетел на что-то плечом. Он не видел, на что. Затуманенным взглядом ему удалось поймать вблизи от себя часть колонны, рядом с которой лежал матрас, и в этот миг его посетило вдохновение. Падая, он впечатался лбом в колонну и, отвалившись от нее, оставил после себя на белой штукатурке размазанное алое пятно.
Он свалился на матрас, который оказался достаточно упругим и смягчил падение. Он моргнул. Глаза слезились, искажая обзор, визуально деформируя предметы. Воздух над ним был наполнен синеватым дымом. Где-то в области макушки болела голова. Лицо было залито прохладной липкой жидкостью. Звон в ушах постепенно проходил, и он в один и тот же момент осознал две вещи. Первое — что слышен далекий, густой звук аплодисментов. Этот звук наполнил его, словно воздух. К нему двигался Джордж Ромеро, улыбаясь и демонстрируя ямочки на заросших бородой щеках. И второе: он заметил, что рядом с ним лежит Гарриет, обнимая его, и ее рука находится у него на груди.
— Я сбил тебя с ног? — спросил он.
— Ага.
— Я знал, что затащить тебя в постель — это всего лишь вопрос времени.
Гарриет улыбнулась легкой, довольной улыбкой, которую в этот день он видел в первый раз. Он чувствовал боком, как поднимается и опускается ее пропитанная кровью грудь.
Малыш Боб подбежал к матрасу и запрыгнул на него, присоединившись к ним. Гарриет взяла его под мышки и закатила в узкое пространство между собой и Бобби. Малыш хихикнул и засунул в рот большой палец. Его голова была рядом с головой Бобби, и он неожиданно учуял запах детского шампуня: он пах дыней.
Через малыша Гарриет наблюдала за Бобби, все так же легко улыбаясь. Бобби перевел взгляд на потолок, на окна в нем и ясное, синее небо за ними. Ему совершенно не хотелось вставать и двигаться дальше, к следующим мгновениям жизни. Он задался вопросом, чем занималась Гарриет, когда Дин был на работе, а малыш Бобби в школе. Завтра понедельник, он еще не знает, будут у него уроки или нет. Он надеялся, что нет. Ему предстояла рабочая неделя, не заполненная ничем важным и ответственным, представлявшая из себя сплошную неограниченную возможность. Они лежали на матрасе втроем, совсем рядом, и единственными движениями их тел были те, которые необходимы, чтобы дышать.
К ним подошел Джордж Ромеро, качая головой.
— Мне понравилось, как вы врезались в колонну и оставили этот кровавый отпечаток. Давайте повторим. На этот раз мы размажем по колонне немного мозгов. Что скажете, ребята? Будем переснимать?
— Да, — сказал Бобби.
— Да, — отозвалась Гарриет. — Да.
— Переснимите, пожалуйста, — разрешил малыш Боб, посасывая большой палец.
— Значит, единогласно, — подытожил Бобби. — Давайте переснимем.
Лорел К. Гамильтон
Алчущие прощения
— Не стоит недооценивать смерть, миссис Фиске. Люди, которые прошли через это, уже никогда не станут прежними.
Женщина качнулась вперед и спрятала лицо в ладонях. Несколько минут худенькие плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Я подвинула к ней еще одну упаковку бумажных носовых платков. Не глядя, она взяла их, затем подняла голову и посмотрела на меня:
— Знаю, вы не сможете его вернуть, само собой.
Она промокнула две слезинки, скатившиеся по скулам безукоризненной формы. В руках дама сжимала сумочку из крокодильей кожи, стоившую как минимум двести долларов. Все аксессуары — брошь, туфли на высоких каблуках, шляпа и перчатки — были черными в тон сумочке, костюм же был серым. Оба цвета не шли ей, зато подчеркивали бледность кожи и ввалившиеся глаза. Она принадлежала к тому сорту дам, глядя на которых, я чувствовала себя слишком маленькой, смуглой и темноволосой; к тому же в их присутствии меня обуревало странное желание похудеть фунтов на десять. В обычной ситуации женщина не пришлась бы мне по душе, но сейчас она была искренне убита горем.
— Мне нужно поговорить с Артуром. Это мой муж… был… — Она глубоко вздохнула и продолжала: — Артур умер внезапно. Обширный инфаркт. — Она вновь прервала речь и на этот раз деликатно высморкалась в платок. — В его роду не раз случались инфаркты, но муж всегда так заботился о своем здоровье. — Теперь она икнула. — Мисс Блейк, мне обязательно надо попрощаться с ним.
Я ободряюще улыбнулась:
— Когда смерть приходит внезапно, так часто случается. Многие не успевают сказать что-то очень важное близкому человеку. Но это вовсе не значит, что надо срочно вызывать покойника с того света и наверстывать упущенное.
Голубые глаза сидевшей напротив женщины пристально глядели на меня сквозь завесу слез. Я собиралась отбить у нее охоту к выполнению задуманного — точно так же, как для начала разубеждала каждого своего клиента. Но с этой номер точно не пройдет. Взгляд женщины сказал мне, что она непоколебима и настроена очень серьезно.
— Все не так просто, в этом деле есть свои недостатки, — начала я объяснять.
Шеф не разрешал нам в красках живописать зомби и тем более показывать клиентам слайды или фотографии, что и немудрено: взглянув на изображение разлагающегося зомби, большинство клиентов заревели бы белухой от ужаса. Но все же сказать правду аниматоры были обязаны.
— Недостатки? — переспросила она.
— Да, его можно воскресить. Вы обратились по адресу. И хорошо, что не стали тянуть. Вашего мужа похоронили всего три дня назад. Но, встав из могилы в облике зомби, он сможет лишь частично пользоваться своим разумом и телом. И чем дальше, тем хуже.
Она поднялась, встала очень прямо, слезы высохли:
— Я-то думала, вы сможете оживить его вампиром.
Мое лицо было бесстрастно, когда я ответила:
— Миссис Фиске, вампиры незаконны.
— Но мне сказали, что… Что вы все-таки могли бы! — выпалила она, вглядываясь мне в лицо.
Я улыбнулась ей самой лучезарной из своих профессиональных улыбок:
— Вампирами мы не занимаемся. Но даже если бы это было в нашей компетенции, далеко не каждый обычный труп можно превратить в вампира.
— Не каждый обычный труп?.. — в замешательстве повторила клиентка.
Можно по пальцам перечесть посетителей нашей конторы, которые хотя бы отдаленно представляли себе, насколько редки вампиры и почему. Поэтому мне пришлось разъяснить:
— Чтобы превратиться в вампира, необходимо несколько условий. При жизни усопшего обязательно должен был укусить оборотень, вампир или другое сверхъестественное существо. Также хорошо похоронить его на неосвященной земле. Кусал ли вашего мужа Артура вампир?
— Нет, — По лицу миссис Фиске скользнула тень улыбки. — Разве что однажды его укусил йоркширский терьер.
Я улыбнулась, одобряя смену ее душевного состояния:
— Не думаю, что это нам поможет. Если вашего мужа можно воскресить, то только в облике зомби.
— Я согласна, — ответила она серьезно и очень тихо.
— Хочу предупредить вас, что большинство семей через некоторое время решают вновь отправить зомби на покой.
— Почему? — Она вновь села.
Почему? Я видела счастливые семьи, обнимавшие вернувшихся к ним близких. Видела и мрачных, измученных людей, что отправляли разлагавшиеся трупы восвояси. Оживший, улыбающийся родственник со временем превращается в ходячий кошмар.
— Чего вы ждете от Артура, когда он воскреснет?
Она опустила глаза и нервно скомкала очередной платок.
— Мне бы хотелось попрощаться с ним.
— Конечно, миссис Фиске. Но ведь вы хотите, чтобы он что-нибудь сделал?
Несколько минут она не произносила ни слова. Я решила подсказать, натолкнуть ее на мысль:
— Например, к нам обращалась одна женщина, которая хотела воскресить мужа, чтобы тот получил страховку. Я сказала ей, что большинство страховых компаний вряд ли захотят иметь дело с ходячими мертвецами. — На это миссис Фиске ухмыльнулась. — Именно таким Артур вернется в наш мир — ходячим трупом.
Ее улыбка потухла, и вновь хлынули слезы.
— Я хочу, чтобы Артур простил меня. — Она закрыла лицо рукам и зарыдала. — На протяжении нескольких месяцев у меня была любовная связь. Муж узнал об этом, у него случился инфаркт, и он умер. — Похоже было на то, что в словах женщина почерпнула некую силу. Слезы ее осушились. — Вы же видите, мне необходимо поговорить с ним в последний раз, — продолжала миссис Фиске. — Я бы сказала, что люблю Артура, только его одного! Как я хочу получить его прощение! Может ли он простить меня, если он… зомби?
— Я замечала, что умершие своей смертью покойники легко прощают живых. Умственных способностей вашего мужа окажется вполне достаточно для разговора. Сначала он будет как бы самим собой. Затем, с течением времени, потеряет память. Начнет разлагаться. Сначала психически, потом физически.
— Разлагаться?
— Да. Медленно. Ведь он все-таки мертв.
Родственники свежего зомби не могут до конца поверить, что он на самом деле мертв. Одно дело — умом понимать, что вот это существо, способное разговаривать и улыбаться, на самом деле всего лишь движущийся покойник. Принять это душой — задача куда сложнее.
Лишь с течением времени, когда он или она действительно начинает выглядеть ходячим трупом, все встает на свои места.
— Значит… как зомби он оживет лишь на некоторое время? — спросила женщина.
— Не совсем так. — Я встала со своего места, обошла стол и села рядом с ней. — Возможно, он останется зомби навсегда. Но его психическое и физическое состояние будет ухудшаться. До тех пор, пока он не превратится в человекоподобного робота в лохмотьях истлевшей плоти.
— Истлевшей… плоти, — эхом повторила она.
Я коснулась ее руки:
— Знаю, выбор не из легких, но именно так обстоят дела.
Словами «истлевшая плоть» невозможно в красках передать вид белесых костей, просвечивающих сквозь прогнившие мышцы, зато это словосочетание дозволялось начальством.
Миссис Фиске схватила мою руку и улыбнулась:
— Благодарю вас за то, что сказали мне правду. Я все же хочу вернуть Артура. Пускай даже затем, чтобы сказать ему несколько слов.
Выходит, она все же решилась. Я и не сомневалась, что будет именно так.
— Значит, он вам нужен для разговора, а не на протяжении недель или дней?
— Думаю, так.
— Мне никоим образом не хочется торопить вас с решением, миссис Фиске. Но мне нужно знать его, прежде чем мы назначим время обряда. Видите ли, для того чтобы поднять зомби и вскоре вернуть его в могилу, требуется больше времени и энергии.
Зато, если проделать все это в короткий промежуток времени, миссис Фиске запомнит Артура с наилучшей стороны.
— О да, я понимаю. Если можно, я бы хотела поговорить с ним несколько часов.
— Тогда будет лучше, если вы на вечер заберете его домой. Назначим его упокоение на завтрашний вечер.
Я решила ратовать за скорейшее возвращение Артура в могилу. Вряд ли миссис Фиске сможет спокойно созерцать разложение собственного мужа.
— Хорошо. — Она глубоко вздохнула. Я наперед знала, что она сейчас скажет. — Я бы хотела присутствовать на обряде его воскрешения.
— Миссис Фиске, ваше присутствие необходимо. Видите ли, зомби лишены собственной воли. Вначале ваш муж сможет думать, но с течением времени для зомби становится все труднее и труднее принимать решения. За ним должны присматривать те, кто его воскресил.
— Вы и я?
— Да.
Она еще больше побледнела и крепче сжала мне руку.
— Миссис Фиске, пожалуйста, выпейте медленно. — Я протянула ей стакан воды. Когда она стала выглядеть чуть лучше, я спросила: — Вы уверены, что действительно хотите назначить обряд на сегодняшний вечер?
— Что мне принести?
— Хорошо было бы взять с собой костюм вашего мужа. Какую-нибудь любимую вещицу, например шляпу или памятный подарок, — это поможет ему сориентироваться. Остальное принесу я. — Я запнулась, не решаясь продолжать. Выглядела миссис Фиске не очень, но я все-таки должна была подготовить ее к тому, что вскоре произойдет. — На церемонии будет кровь.
— Кровь, — хриплым шепотом повторила она.
— Кровь курицы, которую принесу я. Еще нам нужно будет нанести на лицо и руки мазь, которая слабо светится в темноте и пахнет весьма странно, но не отталкивающе.
Следующий вопрос миссис Фиске нетрудно было предугадать, его задавали все мои клиенты:
— Что мы сделаем с кровью?
— Мы обрызгаем ею могилу и себя тоже, — как обычно, ответила я.
Она судорожно сглотнула и посерела еще больше.
— Можете отказаться сейчас, но не позже. Внесенный задаток не возвращается. Останавливать начатый обряд очень и очень опасно.
Она размышляла, опустив глаза. Мне это понравилось. Обычно тот, кто соглашался сразу, потом впадал в панику. Смелые же обдумывали ответ.
— Да, — уверенно кивнула миссис Фиске. — Я готова пойти на это, чтобы примириться с Артуром.
— Отлично. Значит, сегодня вечером.
— В полночь, — торжественно добавила она.
Я улыбнулась. Все считали, что мертвецов воскрешают именно в полночь. На самом же деле необходимым условием была темнота. Некоторые аниматоры придавали большое значение определенным фазам Луны, но связь с Луной мне никогда не казалась важной.
— Нет, давайте лучше в девять вечера, — предложила я.
— В девять?
— Если вам подходит это время. У меня на сегодня запланированы еще две встречи, а на девять пока свободно.
— Хорошо.
Все же рука миссис Фиске дрогнула, когда она подписывала чек на половину стоимости церемонии. Вторая половина оплачивалась после воскрешения.
Мы пожали друг другу руки, и вдова предложила:
— Зовите меня просто Карла.
— Меня зовут Анита.
— Значит, увидимся в девять на Веллингтонском кладбище.
— Между двумя высокими деревьями по ту стону единственного холма, — докончила я.
— Да. И спасибо вам. — Она вымученно улыбнулась и ушла.
Я позвонила секретарю:
— Мэри, на эту неделю у меня все расписано. Пожалуйста, не присылай ко мне клиентов по крайней мере до следующего вторника.
— Хорошо, Анита.
Я откинулась в кресле и погрузилась в тишину. За ночь я могла поднять не более трех мертвецов. Сегодня ничего интересного не предвиделось, обычная рутинная работа. Мне предстояло вернуть в мир живых ученого-исследователя. Трое коллег никак не могли разобрать его записи, сроки поджимали, под угрозой оказался грант, на который они так рассчитывали. Дражайший мистер Ричард Норрис восстанет из мертвых, чтобы им помочь. Им было назначено на полночь.
В три часа утра мне предстоит встретиться с миссис Стейнер, вдовой. Ей хотелось, чтобы муж уточнил некоторые скользкие моменты относительно завещания.
Работа аниматором предполагала практически полное отсутствие ночной жизни. (Прошу заметить: никакого каламбура в моих словах нет!) Во второй половине дня надо встречаться с клиентами, а вечером и ночью поднимать мертвецов. Впрочем, мы с коллегами пользовались изрядным успехом на некоторых вечеринках — там, где хозяевам нравилось хвастаться дружбой со знаменитостями. Или, того хуже, просто хотелось поглазеть на нас. Я не люблю выставлять себя напоказ и по возможности избегаю выходов в свет. Но босс настаивает на том, чтобы мы показывались на людях, дабы рассеять слухи о том, что все аниматоры — ведьмы и хобгоблины.
Вечеринки с нашим участием представляют собой жалкое зрелище. Все мои коллеги держатся вместе и разговаривают между собой, как это обычно делают врачи. Только докторов никто не называет ведьмами, монстрами и повелительницами зомби. К сожалению, мало кому приходит в голову называть нас просто аниматорами. Более того, мы становимся объектами темных шуточек: «Познакомьтесь, это Анита. Она делает зомби, причем я имею в виду вовсе не коктейль». Все закатываются хохотом, а мне остается только вежливо улыбаться и лелеять мысль, что скоро я уеду домой.
Сегодня никакой вечеринки не намечалось, беспокоиться было не о чем, мне предстояло только работать. Работа — это власть, магия, удивительный темный импульс, что гораздо важнее денег. Сегодняшняя ночь, я в этом не сомневалась, обещала быть безоблачной, лунной и звездной. Особенность аниматоров в том, что мы любим ночь и не боимся смерти во всех ее проявлениях, ибо сочувствуем ей.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|