Так называемая «ценность»

"Немецкие золотые деньги обладают полной ценностью, т. е. ценность их как денег полностью покрывается ценностью и материала, из которого они изготовлены. Чистое серебро имеет только половину стоимости отчеканенного талера, то же самое можно сказать и о других наших серебряных монетах; они недооценены, т. е., их ценность, как материала, меньше чем их ценность, как монеты."

"Здоровые государства всегда использовали деньги с присущей им внутренней ценностью, а также с постоянством наличия такой ценности, относительно которой ни у кого не возникает в этом никакого сомнения."

(Хельферих, "Вопрос денег", стр. 11 и 46.)

"Золото и серебро всегда имели универсальную ценность. Эти металлы собирались и использовались в качестве средств для покупки, обладали огромной покупательной силой, поэтому-то и служили средством накопления ценностей. Монеты же – это всё больше простые инструменты для обмена; просто так вышло, что мы стали мерять ценность продуктов с помощью денег. Деньги стали мерилом ценности. Мы оцениваем ценность деньгами. Мы стали осознавать, что перемены в ценности происходят в связи с изменением в ценности самих денег. Ценность денег является неким мерилом, с помощью которого мы оцениваем всё остальное."

(Отто Арендт, "Главные принципы денежного вопроса".)

В вышеприведённых цитатах, противоречивых по смыслу, из работ двух поборников металлического стандарта, одного – золотого, а второго – биметаллического, основной мыслью проводится фундаментальная важность понятия "ценности". Дискуссий же по поводу вопроса: "Что есть ценность?" обычно не возникает. Не возникает вопроса и по поводу критического исследования Готтла: "Что обозначает термин "ценность": объект, силу или материал?" Два оппонента соглашаются с тем, что принимают на веру, без доказательств, существование некоей реальности с именем "ценность"; в этом отношении они оба находятся на одной позиции. Оба легко используют слово "ценность" в разных контекстах, как будто они никогда и не слышали о "проблеме ценности", об "исследовании ценности" или о "доктрине ценности". Оба рассматривают выражения "материал, содержащий в самом себе ценность", "ценность, как материал", "присущую материалу ценность", "неизменяемость ценности", "мера ценности", "сохраняющий ценность", "вечная ценность", "очевидная ценность", "содержание ценности", "переносчик ценности" как очевидные. (*"Мы должны признать, что золото является при измерении ценности одним из факторов величайшей важности, но также должны признать, что именно в золоте накапливается его покупательная сила, в нём копится ценность." Некто Энгель в "Гамбургер Фремдеблатт", февлаль 1916 г.) Оба автора молчаливо подразумевают, что читатели поймут эти выражения так же точно, как понимают их они, и как общее содержание их книг соотносится с этими базовыми понятиями.

Что говорит наука о термине "ценность"?

Тем, кто хочет это понять, следует почитать работу Готтла "Идея "ценности" – догма экономики, покрытая вуалью". Из уважения к своим коллегам профессор прямо не поясняет то, что его книга со всей очевидностью доказывает, что "ценность" – это галлюцинация, плод воображения.

Маркс, чья экономическая система основа на теории ценности, использует примерно те же слова: "Ценность – это фантом" – который, однако, не помешал ему воплотить в фантомные иносказания все три его увесистых тома "Капитала". К примеру, вот что он выработал (*"Продукт труда" по Марксу, но выражение это обманчивое. Всё, что остаётся в сухом остатке после прочтения отрывка о продукте труда – это не собственность, а история некоего объекта, знание о том, что кто-то сработал этот объект.): вся материальная собственность, по Марксу, есть… ценность.

Всякий читатель, который пропустит эти слова в самом начале "Капитала" без того, чтобы не призадуматься над ними, может спокойно читать себе дальше. Далее всё логично и толково. Но тот читатель, который задастся вопросом: "Что такое собственность, отделённая от самой себя?" – тот, кто умудрится поймать это главное утверждение марксовой теории и облечь его в понятные термины, тот либо обалдеет, либо скажет, что это – нонсенс, а значит и всё остальное с этой отправной точки в этой теории – есть полный бред.

Как может человеческий мозг, который есть реальность, понять, записать, классифицировать и развить такую абстрактную идею? Какие отношения и допущения может мозг принять, чтобы выработать такую идею? Понять что-то – означает "ухватить суть", т. е. найти в нашем понимании то, что уже существует, то, что можно приложить к каким-то объектам (понятиям), к которым новая идея приложима в принципе. Но как приложить к чему-то полную абстракцию – ума не приложить. Это напоминает ускользание чаши из рук Тантала.

Абстракция, выработанная Марксом, не поддаётся осмыслению и демонстрации. Она разъединяет сама себя от чего бы то ни было, в том числе и от чего-то материального, поэтому просто недоступна для понимания. Но, вот что странно, у этой законченной абстракции есть одно "свойство", и это свойство напрямую относится к работе человека. (*"Sieht man vom Gebrauchswert der Warenkоrper ab, so bleibt ihnen nur noch eine Eigenschaft, die von Arbeitsprodukten." Marx, Kapital, Vol.1, p.4.) Исключительная ценность этой фразы в том, что такой язык сразу превращается в жаргон! По теории Карла немецкие деньги будут обладать разными свойствами, в зависимости от того, из какого материала они сделаны: из сокровищ гуннов, из нынешней золотодобычи, или из вытянутых из Франции репараций, оплаченных кровью миллионов. Происхождение продукта это – часть его истории, а не часть его свойств; иначе предположение (не часто слышимое, кстати!) что редкость – это одно из свойств золота, будет также правильным. Но с другой стороны, такое предположение – полная чушь.

Если дело обстоит именно так, как описывает Маркс, то он просто взял происхождение и историю продуктов и сказал, что это их свойства. Не удивляет тогда и то, что он в конце своего трёхтомника видит странные видения и начинает бояться того самого фантома, который сам же и создал.

Я процитировал только Маркса, но другие исследователи ценности ни на гран не лучше. Никто из них не дошёл до точки разделения "материала ценности" или связки "свойств ценности" с любым веществом, и не выложил эту взаимосвязь перед нашими глазами. "Ценность" витает над веществом, неосязаемая, недоступная… аки Лесной Царь из песни Шуберта.

Эти исследователи единогласно поддерживают мнение Книза в том, что "теория ценности является фундаментальной величиной в экономической науке". Но теория, будучи такой важной в экономической науке, должна быть такой же важной и в экономической практике! Как, к примеру, можно объяснить то, что в обычной жизни человека или сообщества теория ценности до сих пор ни черта неизвестна!? Если бы теория действительно касалась фундаментальных основ экономической жизни, то можно было бы ожидать, что первая страница каждого немецкого гроссбуха, после слов "С Богом", содержала также и теорию ценности, с тем чтобы дело с самой первой страницы руководствовалось бы самым правильным и верным учением. Учением о ценности.

Видимо имеет смысл также предположить, что неудача любого начинания зависит от дефектности ОСНОВАНИЯ, базы, от несовершенства или ошибочности теории ценности?

Если теория ценности – "фундаментальная важность" в экономической науке, то не является ли подозрительным, что эта теория ПОЛНОСТЬЮ НЕИЗВЕСТНА в жизни бизнесменов, вообще в деловых кругах? Во всех других сферах человеческой деятельности наука и практика шагают рука об руку; в одной коммерции ничего не известно о самой базовой теории науки, с которой деятельность коммерции так важно и фундаментально связана. В коммерции мы находим цены, только цены, определяемые спросом и предложением. А бизнесмен, когда он говорит о ценности, имеет на самом деле в виду цену за тот или иной товар, которую он хочет либо получить за эту цену, либо – продать. Причём в каждом отдельном случае цена может быть и есть – РАЗНАЯ. Зависит от времени и места. Ценность в таком случае – это просто некая транзакция, операция обмена, которая переводится в оценку через текущую цену, т. е. измеренную с помощью денег стоимость товара. Цена может быть, в свою очередь, измерена по отношению к качеству продукта-товара, ценность же в этой операции может быть только оценена примерно, и в этом и состоит очень большая разница. Теория цен должна равно применяться как к цене, так и к ценности. А отдельная теория ценности – лишняя.

Выражения, использованные без объяснения этими двумя авторами относительно монетарной теории (стандарта), которые мы только что процитировали в начале этой главы, имеют в нынешнем использовании языка значение чего-то вроде: "золото имеет в самом себе какую-то черту, которая зовётся ценностью". Эта "черта", так же, как и вес золота, присуща веществу: "ценность есть вещество". Эта "черта" является, так же как вес и другие свойства золота (в частности химические свойства), неотделимыми от собственно золота: "внутренне присущая ценность", неизменяемая, неразрушимая: "всегдашняя суть этой ценности". Так же, как золото нельзя понять из его веса, так же его нельзя понять и из его ценности, ибо и вес и ценность есть простые обозначения некоего вещества. Один килограмм золота – это один килограмм ценности: т. е. ценность вещества приравнивается к весу вещества, содержащего ценность. Бред? Точно. Полный бред.

Наличие ценности может быть продемонстрировано на весах: "полноценных" т. с. Других процессов, определяющих ценность золота, до сих пор не придумано, не изобретено. Лакмусовая бумажка нечувствительна к ценности, стрелка магнита не поворачивается под влиянием ценности; ценность также может выдержать любую температуру. Т. е. я хочу сказать, что наше знание о ценности является каким-то спутанным, идиотским, мы лишь знаем точно одно – ценность существует. Это скорбная новость, учитывая "фундаментальную важность" ценности в науке и нашей жизни. Однако доктором Хельферихом были открыты новые возможности, он обнаружил, что в некоторых веществах!, которые сами в себе содержат ценность!, эта самая ценность непропорциональна! самому веществу!, в котором она содержится. Оказывается, вещество, которое содержит в самом себе ценность, может быть по своим размерам либо меньше, либо больше, чем ценность вещества. Он открыл, что ценность серебряных монет вдвое больше ценности серебра, которое используется для чеканки этих самых монет. Таким образом деньги из серебра сгущают сами в себе ценность АЖ в двойной концентрации, и, тут важный момент, вылущивают из себя чистый экстракт ценности. Важность этого открытия даёт нам новый взгляд на природу ценности. Он показывает нам, что ценность, оказывается, можно выделить в чистом виде, в концентрированном виде, и, не побоимся этого признать, даже отделённой напрочь от вещества, из которого ценность выделили. Мы можем надеяться, что в скором времени наука предоставит нам шанс увидеть ценность, выуженную химическим способом из какого-либо вещества. Ценность в чистом виде. Как вы понимаете, здесь снова возникает противоречие. Через одно место… мы снова пришли к теории стандарта бумажных денег. Но эта теория целиком базируется ТОЛЬКО на цене, оставляя теорию ценности в гордом одиночестве.

Таким образом, ценность есть некая фантазия (*В коммерции слово "ценность" обозначает приблизительную цену, которую можно получить за продукт. Т. е. ценностью является вероятная цена, которую можно получить, исходя из сложившихся условий рынка. Цена на акции на фондовых биржах – полностью зависит от "ценности" акций именно в этом смысле. А вот правильной ли оказалась цена, выясняется чуть позже, когда надо не купить, а продать!), это, кстати, разъясняется одним изречением Цукерланда: "В теории ценности, начиная с используемой терминологии, практически всё поставлено с ног на голову". (*Ну а поскольку всё дело заключается в "фундаментальной важности," было бы интересно, если бы Цукерланд проинформировал нас, что в этом случае обозначает слово "практически", а также, что бы было, если его убрать. Ну если только принять ту точку зрения, что в теории ценности единственным правильным моментом является используемый для её написания алфавит). Или вот ещё, фраза Бом-Баверка: "Несмотря на бесчисленные попытки, теория ценности до сих пор представляет из себя одну из самых тёмных, запутанных и наиболее противоречивых частей нашей науки."

Фантазии ничего не стоят. Исследованные фантазии могут образовывать закрытые системы и тем быть понятными для нашего восприятия. Так же как миражи, фантазии не относятся к реальности, к окружающей нас действительности, однако они могут расти и расцветать… в головах людей. При попытке приложения их к реальности, однако, они немедленно приходят в столкновение с фактами. Потому что в мире реальности фантазиям места нет; они, фантазии, мгновенно исчезают. С другой стороны, нет ничего более реального, чем текущая экономическая деятельность, касается ли она общества или отдельного человека. Материя и энергия – всё остальное, что НЕСОЕДИНИМО с этим вещами, представляют собой дешёвый продукт простого воображения. Это можно целиком и полностью отнести к понятию ценности. Наука, порождающая термин "ценность", порождает фантомы иллюзий и сама обречена на стерильную иллюзию. В других местах наука обогащает практику, в других местах практика опирается на науку; а вот экономическая наука до сих пор блуждает в потёмках иллюзий. В экономике наука не может даже высказаться, поскольку используемая терминология, а с ней и всё остальное – является воплощением противоречий. Наука, базирующая себя на понятии ценности, не может породить ни теорию процента на капитал, ни теорию платы за труд, ни теорию экономической ренты, ни теорию кризисов и теорию денег, хотя и неоднократно предпринимались такие попытки. Такая наука не способна дать научное объяснение самых простых вещей, она не может предвидеть ни одного экономического события, не может предсказать ни одного экономического воздействия ни на один юридический акт (так, к примеру, можно сказать о возможности переложения экспортных пошлин на зерно с одного экономического агента на другое, то же самое о налоге на ренту).

Ни торговец, ни спекулянт, ни банкир, ни работодатель, ни журналист, ни депутат, ни бюрократ, никто не может использовать такую "науку" ни в качестве меча, ни в качестве щита; ни одно мероприятие немецкого промышленника, финансового учреждения, включая Рейсхбанк, не руководствуется этой теорией. В парламенте наука, берущая своим основанием ценность, проходит незамеченной, более того, ни одним из своих положений эта наука не может похвастать вообще, что оно хоть как-то повлияло на принятие хоть какого-то решения. Характеристика этой науки есть одно – её полный отрыв от жизни. Чистая стерильность.

И только среди тех, кого судьба исключила из коммерческой жизни, поэтому они и знают о внутренности коммерции, спекуляции, прибыли только по слухам – только среди тех, кому платят зарплату, эта теория нашла своих учеников. Только те, кто сидит на зарплате, ведомы в своей жизни, в своих практических делах, в политических делах этой самой теорией ценности. Этот фантом серьёзно обосновался в мозгах социалистов. В глубинах шахт, в грохоте и пыли фабрик, в дыму и чаде плавильных печей эта наивная вера в то, что существует нечто, называемое ценностью, и это нечто можно как-то использовать, увы, прочно и надёжно поселилась, не выгонишь.

Но если бы эта оторванность от жизни была единственным недостатком этой теории, про неё можно было бы и забыть. Тысячи мощнейших интеллектов тратят своё время на бесплодные теологические измышления, поэтому-то, когда их количество увеличивается ещё на пару дюжин новичков, не могущих оторвать себя от иллюзорной теории ценности, нам остаётся только стенать от горя, ибо эти мозги лишь добавят горя к жизни миллионов людей ещё и ещё. Вера в некую ценность стоит нам гораздо больше, чем прибыльное сотрудничество между людьми. Ибо, хотя доктрина ценности и стерильна и оторвана от жизни, на неё возлагают надежду те люди, которые в своей деятельности проходят лживый и заканчивающийся тупиком путь, хотя, если бы они всё поняли, их деятельность была бы более осмысленной и многообещающей. Таким образом доктрина – теория ценности – является ещё и разрушительной по своей сути одним своим существованием.

В Германии есть много деловых предприятий, возглавляемых умными людьми, людьми, изучающими теории науки по разным сферам деятельности человека. Но эти люди сознательно избегают теорий, касающихся непосредственно их призвания (таковыми являются вопросы экономики в связи с бизнесом того или иного бизнесмена). Бизнесмены являются первыми, кто ощущает на себе воздействие изменений законов; ибо они платят за последствия, они встречаются с кризисами лицом к лицу, они вынуждены предпринимать меры, чтобы встретить кризисы, тратить время и деньги на это; бизнесмены – это буферы между законами и экономической жизнью общества, они всегда в опасности от того, что некий новый кризис их сомнёт; и несмотря на это, они всё же сознательно уходят в сторону от принятия участия в дискуссиях по поводу теоретических проблем ТОГО, ЧТО ИМ ВАЖНО ПО ДЕЛУ, по их делу, тому, чем они и занимаются. Почему так происходит? Причины две: первая, эти люди воспитаны в такой немецкой манере, что им и в голову не приходит оспаривать научные авторитеты, особенно признанные; они думают, что наукой профессионально занимаются профессионалы.

(*Обоснованным ли является такая точка зрения можно выяснить из одной цитаты: "Руланд с самого начала проповедовал идею о том, что любая научная теория должна быть полезна для сельского хозяйства, промышленности или коммерции. Причём не время от времени, а постоянно. Поэтому он с самого начала же отрицал те условия существования теоретических исследований, что были выдвинуты Рошером и Шмоллером "Экономическая наука изучает то, что существует и существовало, а не то, что должно существовать", Рошер. "Наука не должна заниматься тем, чтобы прямо влиять на разрешение текущих вопросов текущей деятельности. Это – компетенция государства, и управления им", Шмоллер. Шмоллер и Рошер косвенно признали своими словами, что у нас нет экономической науки, а есть только рассмотрение ведения дел в государстве, а изучение анатомии государства не является сферой приложения сил университетских умов. К несчастью они также отказались подвести последнюю черту, вывести окончательный вывод: что изучение экономики государства не является также делом университетов вообще. А вот каким озорным эмбрионом коррупции является такая наука для наших университетах кратко пояснил профессор Брентано: "В преподавании экономики правда признаётся только до тех пор, пока она совпадает с интересами могущественных кланов власти и влияния, но и то, только до тех пор, пока эти самые кланы обладают и властью, и влиянием; если кланы меняются, или один клан становится более могущественным, на свет извлекаются даже самые тупые теории, оправдывающие себя лишь тем, что служат интересам этих кланов.")

Вторая причина: со своим столь ясным и незамутнённым восприятием действительности они всё же не могут понять теорию ценности, которую им излагают профессора, не могут просто УЛОВИТЬ соль этой теории, и это заставляет их просто краснеть от стыда – вот как им признаться в том, что они ничего не понимают, да ещё и на публике? Да, никак.

Бизнесмены Германии представляют из себя скептических наблюдателей, а ведь среди них есть масса евреев, брокеров на бирже – относительно их нельзя сказать, что у них чувствуется недостаток интеллекта своей расы. Их почему-то тоже не прельщает заниматься вещами, которые манифестируют полную абсурдность. Только страх выглядеть смешными, вот что удерживает их от публичного признания в том, что суть теории ценности для них недоступна, это называется синдром "голого короля" из известной сказки.

Неисчисляемый ущерб был нанесён и практике, и экономической науке этим неуловимым продуктом околонаучного шаманства. Наука села верхом на фантом чистого рассуждения, а в результате получилось, что целые нации не верят в свои силы, целые народы не могут понять очевидных законов, которые управляют существом нормальной жизни нормальных людей. Получилось, что наука ничего не приносит людям.

Государственное регулирование валют, ведомое этой теорией – да и любой другой теорией – ценности, предрасположено к идиотизму в абсолюте, а отсюда – к полной недееспособности. Ибо, ответьте, пожалуйста, на вопрос, что можно регулировать в вопросе "присущей изначально ценности" золота? Иллюзия некоей ценности устраняет валютную администрацию от осмысленного валютного же управления. Никакое другое объяснение не нужно. Монетарная система наших дней – точно такая же, как и была 4000 лет назад. По крайней мере таковой она является в теории; на практике же мы уже переходим к бумажному стандарту денег, бесшумно и скрытно, правда, поскольку очевидный факт этого почему-то нужно ещё скрывать. Ведь, если бы наши профессоры нашли в себе силы объявить об этом, то представляете, что бы случилось – их крики тревоги о том, что бумажные деньги, деньги без "присущей им ценности", ведут весь мир к коллапсу… – ха-ха, разрушили бы всё до основания.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: