Ибн Фадлан. Путешествие на Волгу. Х век.

Подбежал Чайы, сунул в руки лыковый пестерь - Дыдык одной рукой, на другой уже захлестнулся узел длинной веревки, зацепила лыковую лямку за шею. Чайы поглядел отчаянными глазами - и убежал.

Один из всадников-чудищ в железной чешуе хлопнул длинным бичом:

-Кэдем (14) - заорал глухо из медной морды. - Кэдем!

В третий раз ожил седельный барабан. Связка живой дани устало поднималась.

Вслед полетело тоскливое причитание женских голосов. Воршуд плакал по Дыдык, плакал, как по умершей. Юрмег-агай вытешет могильный столб, а Варыш сошьет набитую пеплом поминальную куклу на этот столб. И будут в дни поминовения покойных приносить под него подарки, гостинцы, и будут сидеть у подножия до полуночи, заедать овсяными блинами куриную похлебку, запивать пивом овсяную кашу. И будет Варыш петь-причитать, как по дочери, в девках умершей:

Попрясть, поткать, пошить не придешь ты больше!

Кто у меня теперь будет лен расстилать...

Но она же живая! Живая! Вот - земля под ногами, зелень вокруг, синь над головой, ласковое дыхание ветерка, отгоняющего злых осенних мух, теплое касание солнца на щеках... она живая!

-Почему? - яростно шептала Дыдык, глотая горячие слезы. - Почему, почему, почему?

-Глупая ты, - равнодушно отозвалась спина девушки-Можга. -Глупая девка. Один всегда за воршуд умирает. Когда плохо, Богам человеческую жертву дают...

-Замолчи! - зашипела Дыдык, с трудом удерживаясь, чтобы не сунуть кулаком в укрытую холстиной спину. - Боги - наши, Боги - хорошие, Они нам мир сотворили, Им не жалко! А гасары проклятые что сделали? И какой Бог каждый год людской жизни просит? Да у нас в Салья забыли, когда такое было-то! Ты... ты сама глупая, вот!

Над головой хлопнул бич, Дыдык вжала голову в плечи и умолкла.

- Разболтались, - ухмыльнулся всадник, подъезжая к спутнику и поднимая боевую медную маску. - Слушай, Беньямен, на кой нам эти лесные уродины? Они ж через одну кривоногие и все рябые...

-Не твоего ума дело, Аб Шолом, - лениво отозвался вместо спрошенного тот, что ехал без шлема. - Как велено, так и собираем. А там... может, в степь продадут, степнячки, знаешь, тоже не из Песни песней красавицы. А может, в лупанары (15) солдатские. Шлем-то сними, тут дикарей нет, нечего зря зверей пугать.

-Шаол, да они уж от твоей хари все разбежались! - ощерился гасар, снимая шлем.

Дыдык, подняв глаза, содрогнулась - один из гасаров ухватился за голову - и сорвал ее! Нет, выполз, как змея из старой шкуры - под железной головой оказалась живая. Железный выползок гасар пристроил к какому-то крюку на луке седла.

-В солдатские, говоришь, лупанары? - переспросил тот, что вез черный стяг со звездой и голым деревом. - Это значит, к нам же? И я, говоришь, за свои, за боевые-кровные буду вот это? Йоффе(16)!

-Будешь, будешь, Эль Яким, будешь! - заржал Аб Шолом. - Ты после драки на козу готов залезть! Слышь, Шаол, а чего, если микса(17) к скотине в Книге приравнена, за это самое с нею камнями не побивают? А даже совсем наоборот?

-Заткнись. - глухо проронил молчавший до сих пор Беньямен, не поднимая боевой маски, и жизнерадостный Аб Шолом осекся. Покривился, сплюнул в траву, но смолчал.

Деревня родного воршуда давно скрылась за лесистым холмом. Дыдык, услышав хохот, неверяще вскинулась, уставясь на гасаров.

Они... они смеялись! Они, вырезавшие целый воршуд, сжигавшие куалы, убивавшие младенцев, они, каждый год отнимавшие у юных девушек жизнь в родном воршуде, всю их судьбу - они смеялись! Этот смех был страшнее медных личин. Как можно жить так - и смеяться?! Как... как только смотрит на них Мать-Солнце?! Как держит их Мать-Земля?!

Земля... держит

Земледержец!

Взгляд Дыдык заметался окрест. Где они сейчас? Ну да, это же берег Бычьей реки... вон и Бычий лес затемнелся совсем близко.

-Бы-ык! Бык-ага-ай! Зем-ле-дер-же-ец! - закричала она. - Бык-агай!

-Чего эта микса разоралась? - поднял голову задремавший в седле Эль Яким. - А, Шаол?

Тот прислушался, пожал плечами, звякнув железной чешуей:

-Идолов своих призывает. Тьфу на эту нечистоту.

-Идолов, говоришь? На них, ага, тьфу. Мерзость есть перед Господом, ничего не сотворившие, но сами сотворенные из глины, из меди или из дерева...

-Вэй, какой талмид-хохам (18) среди нас! - шумно умилился Аб Шолом. - Преклоним головы, братья! Преклоним перед мудрым ребе (19) Эль...

-Бык! Бы-ы-ык! Бык ага-ай! - разрывая горло, не умолкала Дыдык. - Земледе-ержеец!

-Заткнись, Аб Шолом! - рыкнула медная личина Беньямена. - Заткнись и заткни ее! Вас обоих тошно слушать!

-Они же сказали Ему: Ребе, отпусти ее, ибо кричит за нами - ощерился Аб Шолом, отцепляя от пояса свернутый бич.

-Бык! Земле!..

-Жжгач! - хлопнул над головой бич.

-Заткнись!

-...держе-ец! Бык-ага-ай! Бы-ы...

-Заткнись, сучка языческая!

-Жжгач! - словно огромный овод цапает за плечо сквозь рубаху.

-Бы-ык! Бы-ык-ага-ай!!

-Заткнись, я сказал!

Жжгач! Жжгач!

Юрмег-агай, добрый Юрмег-агай, прости, пожалуйста, прости глупую девку!

-Бы-ы...

Жжгач!

Прости, добрый Юрмег-агай! Я думала, знаю, что значит - бить. Я думала, знаю, что значит - боль!

Прости, добрый Юрмег-агай!

-Бы-ык! Ага-ай!

Остановилась вереница. Сжались в комок соседние девушки, а впереди кто-то мгновенно усну, не слыша ни визга распоротого бичом неба, ни рычания рассвирепевшего гасара, ни отчаянного, ни на миг не умолкающего:

-Бы-ык ага-ай! Земледерже-ец!

-Заткнись!

Мокнет и ползет в стороны рассеченная кнутом рубаха. Сейчас поползет кожа.

В мире не осталось ничего, кроме боли и истошного, неутихающего - не молчать, не молчать! - вопля; единственного, что осталось от сироты Дыдык, от униженного воршуда Салья, от неба и Солнца, оскверненных грязным хохотом из-под медных харь.

-Бы-ык! Земледе-ержец! Бык-ага-аай!

Земля бьет в лицо. Дыдык разгибается - на спине кто-то развел костер, и струйки горячей смолы стекают по пояснице - набирает раскаленного воздуха:

-Бы-ы-ык!

-Забьет ведь, - задумчиво произносит Шаол, поворачивая коня.

На его руку ложится кольчужная пятерня Беньямена.

-Пусть. Кто-то да сдохнет. Лучше она.

-С нас ведь вычтут! - кривит рот Шаол.

-Кто-то да сдохнет. - с нажимом повторяет Беньямен, не снимая руки.

Шаол несколько секунд смотрит в глазницы медной маски, потом с досадой отворачивается.

-Бы-ыык!

Вжжгач!

Земледержец, щипавший ветки молодых березок со вкусными сережками на опушке леса, остановился. Насторожил уши.

Знакомый голос.

Пришла. Хорошо. Будет вкусно.

Он потрусил на крик.

Почему... почему она так кричит? Почему она кричит так?

Боль. Больно? Ей? Которая - хорошо? Которая - вкусно?

Кто?!

Маленькие глазки различили колеблющиеся черные фигурки. Одни, совсем маленькие, сжались в траве.

Кричит. Она. Которая - вкусно.

Рядом - такие же. И другие. Другие - больше. Не такие, как он, но - большие. Где-то видел. Болит шрам у шеи.

Бьет! Бьет ее! Которая - вкусно!

-Пр-ррюх...

Глазки-бусины начинают наливаться алым. Пятипалое копыто трогает землю.

Кричит.

Порыв ветра принес запахи.Кровь. Боль. Слезы. Это все - она...

И они!

...Горящая степь. Бегущие рядом звери - хищники и мирные, большие и маленькие. Туча птиц над головой.

Впереди - цепь больших. Странно пахнущих. Хлопающий звук. Свист. Боль в шее, долгая-долгая боль, от которой избавит лишь та, которая - хорошо...

Бык, унося под шеей стрелу, вламывается в цепь. Крик. Хруст под копытами. И запах.

Этот запах. Они!

Крик. Она. Боль. Большая боль. Ей. От них!

Черная исполинская туша, кажущаяся еще больше от стоящей дыбом шерсти, в жутком безмолвии выносится из леса. Из-под ног стаями перепуганных, черных с зеленью перепелов, разлетаются огромные комья земли. Глазки полыхают двумя углями.

-Азохен вей (20)! - распахивает рот Эль Яким. - Это же... это - реем(21)!

-Адонаи ахход(22) ... - потрясенно выдыхает Шаол. - Реем!

Он, а мгновением позже и бросивший бич Аб Шолом срывают с седел круторогие луки.

Басовитое гудение тетив. Свирепый свист стрел, без труда пробивающих кольчуги...

...и не на миг не сбивающих с сотрясающего землю галопа близящуюся черную гору.

Переглянувшись, Аб Шолом и Шаол перекидывают из-за спины и берут наперевес длинные копья. Посылают коней вперед.

Грохот и лязг. Эти дремотные, дремучие, нищие края еще не слыхали по-настоящему грома закованных в сталь человеческих туч - конных лав каганата. Да, двое - не лава. Но за ними - каганат. За ними - Единый, и Его единственный Народ. Не им же бежать от чудовищной твари из леса - не то скотины, не то выкликанного язычницей демона.

-Шмо, Исроел! Адонай элогъяни, адо...

Треск сломавшихся копей. Шаол вместе с конем исчезает под косматой тучей. Несется по лугу с белыми от ужаса глазами конь весельчака Аб Шолома с пустым седлом. Его хозяин, дернувшись, обвисает на роге-копье. Зверь стряхивает труп в траву и несется дальше, почти не замедлив хода.

Алые капли летят с рога, выставленного вперед, словно копье. И словно рога, торчат вонзившиеся в горб и плечо обломки копей.

Девушки в ужасе вопят, бросаются бежать кто куда, сталкиваются, падают.

-Стойте! Стойте же, Бык-агай хороший! - надсаживает сорванное горло Дыдык.

Не верят.

Не слышат.

Как же быть?

-Стойте! Будете бегать - убьет! Будете кричать - убьет! Стойте и молчите, тогда уцелеете.

Помогло. Затихли. Прижались друг к дружке, зажмурились.

Толстяк Эль Яким растерянно вертит головой. Как? Как же так? Не может этого быть!

А реем - ожившая страшная сказка - рядом. И кровь на морде, да два провала в траве - все, что осталось от опытного, старого Шаола и неунывающего Аб Шолома...

Зверь рядом. Конь шарахается. Очнувшийся Эль Яким выхватывает палаш, с оттяжкой рубит косматый загривок. Кажется, что рубанул по стволу древнего дуба.

Черная туша с немыслимым проворством разворачивается...

Удар. Седло исчезает из-под Эль Якима. Небо, почему-то зеленое, падает на него, бьет в лицо, подбрасывает, ударяет в спину. А, вот оно, небо... синее, быстро чернеющее. Почему? Ведь был день...

Дождь. Теплый, маслянистый, ржаво пахнущий дождь. Тяжелые алые капли падают на лицо - отстегнутая маска сорвалась и отлетела. Черно-красное небо идет трещинами и падает по частям.

Рука в железной чешуе, поднявшись над смятой травой, судорожно скребет воздух, словно пытаясь удержать рассыпающееся небо.

-...Н-наи аххо-о...

Тьма.

Беньямен уже далеко. Воинская честь? Славная гибель? Клиппот, шелуха! После смерти - тьма, ничто, шеол, мертвые не говорят и не слышат. Жизнь дороже всего, живой пес лучше мертвого льва, а дороже дражайшего жизнь рожденного в Народе Господнем, Народе святом! Дороже она Самому Предвечному троих любых его ангелов-малхей.

Давно в траве шлем с личиной и рукавицы. За ними летит чешуйчатый кафтан. Лук... нет, без него не проживешь, как и без ножа, а вот щит - долой!

Проклятая черная туша лишь чуть замешкалась над телом жирного дурака Эль Якима - и снова висит сзади. Беньямен гибко поворачивается в седле, разрезая ремни задней части чешуйчатой попоны своего скакуна. Та сваливается чуть не под ноги жуткой лесной твари. Проклятье! Слишком близко! Не уйти!

Впереди дерево, одинокое, с низкими могучими ветвями. Хаданга(23). О Господи, услышь сына народа Твоего, потомка жрецов Твоих, Беньямена Коген! Шехина, укрой! Господи, помоги! Как медленно приближается дерево, желанное и далекое, словно земля обетованная...

Господи, дай достигнуть этих ветвей!!

...Последний.

Этот - последний.

Могучим усилием, надрывая остатки сил огромного тела, Бык рванулся вперед.

Удар.

Кричит почти пополам разорванный конь, бьется в траве. Тело гасара, болтая руками и ногами, взвивается в воздух, со страшным хрустом впечатывается в медно-красный ствол сосны, и повисает, окровавленное, изломанное, безликое, на ее ветвях.

Словно поминальная кукла, подвешенная сказочным великаном-алаем.

Дыдык протянула руку к вонзившемуся рядом в землю тесаку, вылетевшему из рук гасара. Не дотянулась, дернула веревку, в сердцах пихнув ногой девчонку-Можга, съежившуюся на земле. Еще раз дернула, потянулась опять, теперь уж удачно.

Вытащила из земли. Разрезала узел на правой руке, порезав с непривычки - уж очень острый! - запястье и тыльную сторону ладони. И выкинула. На лезвии сохли клочки черной шерсти, пропитавшиеся густой кровью. Гнусная железка, поднявшаяся на Земледержца! На куски бы тебя изломать!

Дыдык вскочила, озираясь.

Гасаров не было.

Быка тоже не было видно. Она взбежала на взгорбок. Равнодушно мазнула глазами по изломанной, сочащейся красным кукле в ветвях сосны.

И замерла.

Вон он - Бык-агай. На берегу. Хотел пить, не дошел. Свалился. Устал.

Подхватив рукой подол, Дыдык пустилась бежать.

Черная гора на берегу. Пернатые хвосты глубоко ушедших стрел над мордой, плечами, грудью, горбом. Обломки копей.

Тяжелые веки опущены. Слипшаяся, мокрая черная шерсть.

-Бык-агай... - проговорила Дыдык, осторожно подходя ближе. - Ты спишь? Ты устал?

Тишина. Лишь поднялся и опал со стонущим хрипом бок Земледержца. Шорох камышей, плеск воды в Бычьей реке да гудение слетающихся мух.

-Бык... Бык-агай, тебе... тебе плохо? Бык-агай... - Дыдык опустилась на колени рядом с огромной, лежащей на песке головой.

Бык лежал, не шевелясь, лишь подрагивали широкие влажные ноздри и муха ползла по толстой влажной губе.

--Нет... - сорванный голос иссяк, песком обдирая горящее горло. - Не надо... не уходи, Бык-агай... пожалуйста...

Сверху донеслись всхлипывания. Дыдык обернулась - там кучкой жались друг к дружке освобожденные Быком пленницы.

-Эй, вы! - неужели это страшное, достойное лесной ведьмы-обыды карканье - ее голос? - Вы, глупые девки! Чего разнылись?! Кто знает травы, быков лечить? Живо!

Ох, подивился бы добрый Юрмег-агай на безответную падчерицу... а может, и признал бы свою повадку, проклюнувшуюся в горящих злых глазах, в отчаянном крике.

Девицы сперва попятились - и впрямь походила сейчас Дыдык на страшную обыду. Потом робко выступили вперед пятеро девушек Булда, а после перешептываний - двое пор и одна бильгерка.

-Остальных себе в подручные берите. Показывайте, какие травы собирать! Да побольше! Ну, чего встали, дуры?! - кипело болью и яростью измученное горло Дыдык. - Можга, стой! Поди сюда! Дорогу в наше село знаешь? Давай бегом. Кучырана-вoсяся, да Киона-тoро веди.

Лишь когда девушки скрылись из глаз, Дыдык позволила ногам подломиться. На коленях подползла к тяжело колышущемуся, в мокрой от крови шерсти, боку.

-Не умирай, Бык-агай, не надо... а то я тоже помру... не надо, Бык-агай... пожалуйста...

***

Много лет с тех пор прошло. Потомки трех воршудов давно позабыли родовые имена, да и само племя Булда слилось с Людьми Рыбы и Детьми Выдры в единый народ. Исчезли гасары. Исчезли и бильгеры, оставив лишь имя - чуть измененное - потомкам истребившей их дикой орды с востока. Другие люди пришли на берега Бычьей реки, выстроили по ее берегам деревни, поселки, огромный город вокруг пересекшей ее течение плотины. Никто уже не укажет, какая из чахлых рощиц, чудом избежавших топоров размножившихся и обеспамятевших людей - потомство Бычьего леса.

И только река все несет на юг, к древней Каме, свои воды. И кое-кто еще помнит ее подлинное имя. Не Ож, не Иж, как ломают язык несведущие. Ош-шур. Бычья река. Река Земледержца.

Благодарности: ученым В. Е. Владыкину и Н. И. Шутовой - за знания о мире древних удмуртов.

Моему другу Николаю Бехматову (Иники Вольегу) за образ Вольега.

Актеру Кадиму Галиханову за образ Киона Салья-тoро.

Художнику Кучырану Юри и поэту Омелю Лади за имя и образ вoсяся Кучырана - соответственно.

Примечания:

1. Кион - волк.

2. Палэсмурту, лесному чудищу-получеловеку дарили лапоть, чтобы он вернул заплутавшую скотину. Шутка в том, что четыре лаптя - явное излишество даже для человека, не говоря уж про одноногого - а также одноглазого и однорукого - Палэсмурта.

3. Древнейшая из зафиксированных форм имени Богини-Матери удмуртов. Ср. Калтась-Эква обских угров, Кали Ма индо-ариев и т.д.

4. древнейшая форма имени Инмар. Ср. карело-финнского Ильмаринена, саамского Илмариса, хантыйского Илема и пр.

5. древнейшая форма имени темного близнеца-двойника Инмара-Илмера. Позднее - Керемет, Шайтан.

6. Зэрпалы здесь - зыряне. В земле коми-зырян производились изделия т. н. пермского звериного стиля, одно из которых здесь и описано.

7. Дух порчи, заразной болезни.

8. Одна из этимологий названия южно-удмуртского племени Калмез. Герои повести принадлежат к племени Булда.

9. Почтительная приставка при обращении к старшему (наподобие японского сан или индийского джи)

10. обычно здесь переводят эрзя (мордовское племя), но между булгарами - совр. Татарстан - и черемисами - мари - жили другие арису - ары, арины, аряне, арские люди - тюркское название удмуртов.

11. Здесь-марийцы, оттеснившие на восток удмуртские племена. С ними сражались удмуртские батыры из легенд.

12. Одна из этимологий названия северно-удмуртского племени Ватка

13. (хаз.) здесь - рабыня.

14. (хаз.) вперед, пошли, шевелись.

15. Дома терпимости.

16. (хаз.) здорово! Зд. - иронически.

17. (хаз.) язычница, не хазарка.

18. (хаз.) книжник, ученый, мудрец.

19. (хаз.) наставник, учитель.

20. Непереводимое междометие, что-то вроде е-мое!.

21. (хаз.) сказочный единорог.

22. (хаз.) Господи!

23. (хаз.) сосна.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: