И Энгель. Утерянный «Фауст» Лесинга

Гете «Фауст»

План

1. История формирования образа Фауста и его литературных обработок.

2. История создания произведения и его место в творчестве Гете.

3. Гетевская концепция образа Фауста.

· Роль Прологов.

· Роль Театрального Пролога в понимании замысел произведения, смысл которого читается на разных уровнях.

· Пролог на небесах. Концепция диалектики взаимоотношений Добра и Зла.

· Своеобразие трансформации мотива заключения сделки с Мефистофелем (философский смысл слов «Остановись, мгновенье, – ты прекрасно») и смысл финала произведения.

4. Система противопоставлений в произведении. Исследование проблемы испытания человека Знанием.

· Бог и Мефистофель – Добро и зло.

· Фауст и Вагнер – два типа ученых.

· Фауст и Мефистофель – человечески одухотворенное и низменно-земное.

· Фауст и Гомункул – стремление избавиться от плотских слабостей и тоска по обретению плоти.

· Фауст и Маргарита – неукротимость поиска и размеренность земного существования.

· Маргарита и Елена – земное и идеальное; матери, теряющие детей.

5. «Фауст» Гете как синтетический жанр.

· Эпичность замысла, охвата пространства и времени.

· Драматизм развития действия.

· Роль лирических сцен и степень их эмоциональной проработки.

· Синтез фольклорных, античных, рыцарско-христианских мотивов как показатель единства человеческих поисков идеала и пути к Свету.

6. Своеобразие композиции. Линия "спора о человеке" и роль вставных эпизодов.

· Молитва Гретхен. Песня Гретхен.

· Роль сцен Вальпургиевой ночи.

· Свадьба Оберона и Титании. Пэк. Ариэль. Несложившийся дух. Полуведьма.

Консультация

Для освоения одного из самых сложных произведений мировой литературы необходимо представить себе его возможные источники. Образ Фауста сложился в немецких народных легендах, в основу которых, как полагают, была положена деятельность в действительности жившего алхимика и мага. Знания его были столь велики, что молва приписывала ему союз с дьяволом. Его умение было настолько ошеломляющим, что современникам невозможно было поверить, что человеку дано самому достичь такого уровня в постижении законов природы и мастерства.

К. Марло «Трагическая история жизни и ужасающей смерти доктора Фауста»

Одной из первых литературных обработок образа стала пьеса английского драматурга последней трети XVI века К. Марло «Трагическая история жизни и ужасающей смерти доктора Фауста». Английский Фауст появился сразу же после перевода немецких народных книг на английский язык. Образ Фауста заинтересовал англичан, в пьесах которых обсуждался вопрос о возможности обращаться к потусторонним силам за помощью и присутствовало стремление подчинить их своей воле. Современник К.Марло Роберт Грин создавал пьесу и о своем соотечественнике, знаменитом ученом средневековья Роджере Бэконе «Достойнейшая историямонаха Бэкона и монаха Банги», которых к концу произведения разбивал чудесное зеркало, дававшее ему волшебное знание, и отказывался от потусторонней помощи. К. Марло, ввел образ Фаустав структуру моралите – отстоявшийся жанр, имевший долгую историю и определившуюся форму. В моралите спор за душу Человека вели полярно противопоставленные фигуры Порока и Добродетели. Каждая из них имела своих союзников. На стороне Добродетели выступали аллегорические фигуры Знания Верности, Любви, Товарищества. На стороне Порока - Невежество, Ложь, Лень, Обжорство. Они и увлекали за собой Человека подчас физически, схватив за руки.

Введя в структуру моралите обладающего сильным характером Фауста, Марло вывел пьесу на жанрово новый уровень. В его пьесе были Злые и Добрые ангелы, Мефистофель, Люцифер и Старик, уговаривавший Фауста, покаявшись, встать на путь света. Но они были бессильны перед Фаустом. Он самостоятельно принимал решения, произнося слова: “Иль не хозяин я своей души?” - и сам организовывал и влиял на ход событий. В начале пьесы Фауст мечтал обрести высшее Знание для того, чтобы помочь своей родине в постройке укрепительных сооружений, чтобы одеть в шелка студентов. Но обретя нечеловеческое Знание, он забыл о своих высоких мечтах, оказался слишком человечным, тщеславным, мстительным и истратил его по пустякам. Когда наступил час расплаты, Старик уговаривал Фауста покаяться. По средневековым представлениям на пороге смерти перед человеком открывалась тайна Добра и Зла, человек в предсмертном озарении понимал, что в своей жизни он делал не так, и было достаточным успеть покаяться в этот момент, чтобы обрести вечный покой. Если бы Фауст покаяться успел, пьеса обернулась бы фарсом. Оказалось бы, что заигрывать с силами Тьмы возможно и вовсе не опасно. Никакого трагизма такой Фауст не обрел бы. Но Фауст, понимая, что ему нет прощения, сам вынес себе приговор и обрек себя на вечные муки, осознав, что растратил великое Знание недостойно. Пьеса приобретала черты высокой трагедии Возрождения, той эпохи, которая считала, в отличие от средневековья, что предсмертного покаяния недостаточно для обретения мира в Вечности. Достойный человек должен был понимать и давать себе отчет в ходе своего земного существования в том, кому он служит, - силам Добра или Зла, грани между которыми различить в жизни не так просто, как на сцене во время представления моралите.

Несохранившийся “Фауст” Лессинга

В немецкой литературе образ Фауста обрабатывался неоднократно. Известны в пересказе эпизоды пропавшей пьесы о Фаусте Лессинга. Интересно, что в ней людей соблазняли Золотом, Прелюбодейством и Знанием. Пьеса сохранилась в том виде, в котором ее запомнил современник Лессинга И.Я. Энгель. Замысел, пересказанный И. Энгелем, существенно отличался от английской разработки сюжета Марло. В немецком варианте в центре оказалась борьба сил Добра и Зла. Человек был из нее вовсе исключен. За него боролись без его участия.

В. Гете “Фауст”

В конце XVIII века за разработку образа Фауста взялся Гете, при этом создав сложный синтетический жанр. Своему произведению Гете предпослал два пролога. В первом – Театральном прологе – он размышляет над тем, каким должно быть идеальное художественное произведение, и приходит к выводу, что оно должно содержать в себе и увлекательный сюжет, и материал для глубоких размышлений. Во Втором – Прологе на Небесах – происходит завязка действия, – возникает спор между Богом и Мефистофелем о Человеке. Бог гордится своим созданием, в которое он вдохнул свою Божественную душу, а Мефистофель опровергал его восторги наблюдениями за жизнью людей, которая больше похожа на скотское существование, чем на бытование высшего существа. Бог, вступая в спор о Человеке, говорит, что среди людей есть один, за которого он мог бы поручиться, – это доктор Фауст. Если Мефистофелю удастся сбить его с пути Света, спор о Человеке можно будет считать проигранным.

Воспринимая, видимо, под влиянием знакомства с культурой Востока Зло оборотной стороной Добра в их взаимосвязи друг с другом, Гете провел свой персонаж через множество испытаний, но не обрек его на проигрыш. Спор о Человеке в его интерпретации оказался выигранным.

Финал «Фауста» Гете представляет собой ситуацию в высшей мере амбивалентную. Постаревший и ослепший Фауст принимает стук лопат могильщиков и звук падающей земли за признаки ведущихся осушительных мелиоративных работ. Он принимает происходящее за момент созидательного труда, торжества человеческого духа и объявляет его прекраснейшим, произнося слова: “Остановись мгновенье, ты прекрасно”, - которые по условию договора с Мефистофелем, должны были знаменовать поворотный момент в их отношениях с Фаустом. С этого момента роли их должны были меняться, и Фауст поступал в услужение к Мефистофелю на всю свою вечную жизнь. Был ли при этом проигран спор о Человеке? Ничтожен или велик слепой старец, восторгающийся тем, чего нет на самом деле? Гете со всей отчетливостью показал, что уровень человека определяет качество его мечты. Существенным оказывается то, чем грезит Фауст. Вслед за Шекспиром Гете утверждает, что мечты человека, то, что он думает о мире, не менее важны и значимы, чем то, что происходит объективно. Два мира – материальный и духовный – равно значимы лишь с той разницей, что над внутренним миром человека никто не властен. Зло не может туда проникнуть помимо его собственной воли.

А.С. Пушкин “Сцена из Фауста”

Пушкин написал “Сцену из Фауста” в 1825 году, когда Гете только работал над II частью своего “Фауста”[1]. Ему еще не было известно, к какому итогу приведет своего героя автор. Русский поэт останавливается на труднейшем эпизоде из жизни Фауста: на том периоде, когда он героически и повседневно противостоя Мефистофелю, оставаясь рассудительным, мог быть и безрассудным. Пушкиным оказалась уловленной эта человечная амбивалентность образа и связанных с ним ситуаций: владение собой, срывающееся в бесконтрольность; рассудительность, сменяющаяся безрассудством. Так, реплика Фауста «Все потопить!»[2] служит и выражением его крайнего раздражения, вызванного способностью Мефистофеля прочитывать проживаемые им ситуации, снижая их, актуализируя скрытые низкие намерения и мотивы, и как желание бороться с низменным в человеке: мерзавцы с бочками злата, везущие модную болезнь, не могут снискать одобрения человека, повседневно противостоящего соблазну и рискующего вечной жизнью своей души. Сцена заканчивается, но совершенно очевидно, что поступок Фауста, его повеление остается человеческим и в своей человечности амбивалентно: в нем есть и негодование на низость человеческого рода, и, что не применит подчеркнуть Мефистофель, гневливость, грех, решимость на самосуд. Примечательно, что Пушкину знаком и вариант разработки проблемы “Фауста” Байроном, но русский поэт относится к нему критично, утверждая, что в своем “Манфреде” Байрон “ослабил дух и формы своего образца” (“О сочинениях П.А. Катенина”, публ. 14.03. 1833).

В ХХ веке разработка образа оказалась связанной с музыкой, несловесно выражающей многозначность жизненных ситуаций, требующих от человека единственности решений. Произошло это вновь в немецкой литературе (Т. Манн “Доктор Фаустус”). Однозначность возможного выхода при многогранности и множественности возможностей приводила к ощущению трагичности человеческого существования.

Вопросы для самопроверки

1. В чем состоял спор о Человеке между силами Добра и зла?

2. Какой договор был заключен между Фаустом и Мефистофелем?

3. Через какие испытания проводит Фауста Мефистофель?

4. По расчетам Мефистофеля, Фауст должен был произнести слова, останавливающие мгновение, в момент искушения, находясь в грехе. В какой момент жизни Фауст произносит условленные слова?

5. К какому жанру можно отнести произведение Гете?

6. Взял ли что-то Гете у своих предшественников в обработке сюжета о Фаусте?

7. Почему и Гете, и Пушкин независимо друг от друга вывели Фауста на берег моря?

Материалы к занятию

И Энгель. Утерянный «Фауст» Лесинга

... мы видим на сцене разрушенную готическую церковь с главным алтарем и шестью пределами. Разрушение домов господних – наслаждение для Сатаны; развалины храмов, где некогда чтили всеблагого, его любимые жилища. Здесь-то и собираются адские духи, чтобы совещаться. Сам Сатана восседает на главном престоле, а по приделам разместились остальные черти. Но все они невидимы для глаз, слышны только их хриплые противные голоса. Сатана требует отчеты в делах, совершенных прочими чертями; одними он доволен, другими недоволен...

Сатана: Говори ты, первый, дай отчет в том, что ты совершил.

Первый черт: Сатана! Я видел в небе тучу, в лоне своем она несла разрушение, и я взвился к ней, укрылся в самой черной ее глубине, погнал ее дальше и остановил над хижиной благочестивого бедняка, который только что уснул рядом со своей женой. Тогда я разорвал тучу и вытряхнул из нее огонь на хижину, так что яркое пламя взвилось к небу, и все достояние несчастного стало добычей огня. Это было все, что я мог сделать, Сатана, ибо его самого, его плачущих детей и его жену вырвал из огня ангел божий, а я, когда увидел его, бросился прочь.

Сатана: Презренный! Трус! И ты говоришь, то была хижина бедняка, хижина благочестивого человека ...

Первый черт: Благочестивого и бедного, Сатана. Теперь он наг и бос и совсем погиб.

Сатана: Для нас! И, конечно, навеки. Возьми у богача его золото, чтобы он пришел в отчаяние, и брось это золото на очаг бедняка, чтобы оно совратило его душу, тогда у нас будет двойная выгода. Сделать благочестивого бедняка еще беднее, это значит еще больше приблизить его в богу. Говори ты, второй! Расскажи нам что-нибудь получше!..

(Здесь возникает ситуация чрезвычайно интересная при сопоставлении с пушкинским эпизодом из Фауста. На нее следует обратить особое внимание).

Второй черт: Это я могу, Сатана. Я отправился на море и стал призывать бурю, с помощью которой я мог бы разрушать, и она явилась; когда я устремился к берегу, вверх ко мне полетели дикие проклятия, а когда посмотрел вниз, то увидел флот с поднятыми парусами. На кораблях плыли ростовщики. Я быстро ринулся в глубину вместе с ураганом, взобрался затем на поднявшейся волне снова к небу.

Сатана: И потопил флот в волнах?

Второй черт: Так, что ни один не спася. Я разбил весь флот, и все души, которые были на нем, теперь твои.

Сатана: Предатель! Они уже были моими. Но они еще больше посеяли бы проклятий и разрушения на земле; они продолжали бы грабить по чужим берегам, растлевать и убивать; они из одной части света в другую понесли бы новые соблазны, побуждающие к греху, и все это, все теперь погибло и пропало! О, ты, черт, должен опять убраться в ад; ты только разрушаешь мое царство. Говори ты, третий! Летал ли ты тоже среди бурь и туч.

Третий черт: Так высоко не залетает мой дух, Сатана; я ужасов не люблю, мое дело – совращать сладострастием.

Сатана: Тогда ты тем опаснее для душ.

Третий черт: Я увидел спящую блудницу; она томилась то в полусне, то в полуяви своих желаний, и я проскользнул к ее ложу. Я прислушивался с вниманием к каждому ее вздоху, к каждому сладострастному мечтанию ее души, и наконец я уловил любимый ее образ, который выше всего заставлял подниматься ее грудь. Из этого видения я себе создал образ стройного, сильного цветущего юноши и в этом облике...

Сатана (быстро): Похитил у какой-нибудь девушки ее невинность?

Третий черт: Похитил у нетронутой красавицы первый поцелуй. Дальше я не склонял ее ни к чему, но будь уверен: я вдохнул пламя в ее грудь, оно заставит ее отдаться первому же соблазнителю, которого я освободил от труда. А как только он ее совратит...

Сатана: Тогда у нас будет жертва за жертвой, потому что она будет совращать других. Ну, хорошо, в твоем поступке есть цель. Учитесь же, вы, презренные, способные разрушать только в мире плоти! А вот этот растлевает души, это лучший из чертей! Скажи-ка ты, четвертый, какие ты дела совершил?

Четвертый черт: Никаких, Сатана. Но у меня явилась мысль, и если бы она превратилась в дело, то все те дела померкли бы перед ним.

Сатана: И эта мысль?

Четвертый черт: Похитить у бога его любимца – юношу мыслящего, одинокого, полностью предавшегося науке, живущего только ею, чувствующего только ее, отказывающегося от всех страстей, кроме единственной страсти к истине, опасного тебе и нам, если бы он стал когда-нибудь учителем народа – вот кого бы у него похитить, Сатана!

Сатана: Отлично! Чудесно! А твой план?

Четвертый черт: Видишь, я скрежещу зубами, у меня его нет! Я подкрадывался к его душе со всех сторон, но я не нашел ни единой слабости, за которую мог бы ухватиться.

Сатана: Глупец! Разве он не стремится к познанию?

Четвертый черт: Больше, чем кто-либо из смертных.

Сатана: Тогда предоставь его мне! Этого довольно для того, чтобы его погубить...

... Но ангел, посланец провидения, незримо паривший над развалинами, возвещает нам о бесплодности козней Сатаны, и слова его торжественно, хоть и негромко, звучат в вышине:

Вам не победить!

... Юноша, которого пытается совратить сатана, как вы, наверно, тотчас догадались, – Фауст. Этого Фауста ангел погружает в глубокий сон и создает вместо него призрак, с которым черти ведут свою игру до тех пор, пока он не исчезает – исчезает как раз тогда, когда им кажется, будто они полностью овладели им. Все, что происходит с этим призраком, – сновидение погруженного в дремоту Фауста.

(Цит. по пер. В.Е. Гаккель-Аренс Письма И.Я. Энгеля к издателю “Театрального наследия” в кн.: Легенда о докторе Фаусте. М.: Наука, 1978. С. 253).

фауст о природе знания[3]:

Где нет нутра, там не поможешь потом.

Цена таким усильям медный грош.

Лишь проповеди искренним полетом

Наставник в вере может быть хорош.

А тот, кто мыслью беден и усидчив,

Кропает понапрасну пересказ

Заимствованных отовсюду фраз,

Все дело выдержками ограничив.

Он, может быть, создаст авторитет

Среди детей и дурней недалеких.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: