Протесты ленинградцев против сноса гостиницы «Англетер» Ленинград, 1987 г. Из коллекции В. А. Запорожченко

Тщательно спланированная и разработанная операция по аресту Есенина-беглеца, возможно, несанкционированное убийство его на бурном допросе, заметание следов преступления вовсе и не требовали присутствия в Ленинграде Устинова и его «половины». В таком случае им нужно было бы актерствовать, играть психологически трудные роли, а они, легко допустить, на такой спектакль были неспособны. Вдруг все сорвется на какой-нибудь мелочи. Затейники кровавого шоу, вероятно, учли это и оказались в своем змеином коварстве правы на целых 80 лет. Именно поэтому, полагаем, чета Устиновых пребывала в Ленинграде в качестве призрака. В конце концов мимолетное появление «на людях» соответствующей девы из ГПУ усыпило бы бдительность есенинских знакомых. Впрочем, очень мало кто из них, кроме художника Сварога, писателя Лавренева, критика Оксенова и разве что прозаика Касаткина (нелишне все-таки знать — в прошлом профессионального чекиста), сомневался в содеянном ужасе.

Была попытка открытых эмоциональных протестов против убийц Есенина на одном из московских вечеров его памяти (об этом сообщала белоэмигрантская пресса), но она вскоре угасла и не имела продолжения.

А. Я. Рубинштейн хорошо знала Устинова не только по «Красной газете», возможно, между ними даже когда-то существовала интимная связь, но это не имело большого значения. Она выполняла приказ: открыла страницы газеты потоку зловония, сочиняла статьи о Есенине за Устинова и «тетю Лизу» (видимо, отсюда и сентиментально-плаксивые ноты в статьях Устинова, не свойственные по-мужски жесткому стилю публициста). Не забудем, стряпня эта до сих пор печатается в сборниках воспоминаний о поэте, вызывая десятки недоуменных вопросов.

Сохранилась фотография А. Я. Рубинштейн 1936 года времени ее допросов в ГПУ: похожа на ведьму — растолстевшая, обрюзгшая, с полубезумными глазами… Перед тем как ее арестовали, она преподавала ленинизм в ЛГУ, готовила диссертацию о Жюле Геде (Базиле),[140]основателе французской Рабочей партии, в первую мировую войну «социал-шовинисте»; такой же ярлык в свое время приклеили и Г. В. Плеханову.

Руководитель ее работы, Г. Зайдель, был доволен своей подопечной. Нам доводилось читать опус аспирантки-марксистки, когда-то менее года формально учившейся в Медицинском институте: вульгарно-социологическая мешанина из цитат вперемешку с потугами на философию, а еще точнее — писанина интеллектуально и психически нездорового человека, ослепленного собственной значительностью.

Да и вся ее биография — какой-то сплошной идеологический угар. Отец ее, как мы уже знаем, сошел с ума, видимо, дочь унаследовала родительский недуг.

В редакции «Красной газеты» А. Я. Рубинштейн выступала капризно-взбалмошной диктаторшей, казнившей и миловавшей исключительно по своей прихоти. Кстати, в 1925 году был снят кинофильм о работе сотрудников этого издания; если пленка сохранилась, можно будет воочию увидеть «тетю Лизу» и ее журналистскую команду: уже знакомого нам безнравственного стихоблуда Василия Князева, бывшего ревтрибунальца Ивана Тютикова, вне-давнем прошлом комиссара при удушении Кронштадтского восстания Давида Рахмиловича, псевдогероя Гражданской войны и мошенника Владимира Рахтанова и др. Можно вполне согласиться с Корнеем Чуковским, назвавшим в своем «Дневнике» красногазетчиков людьми «с дрянью в душе». Газета отличалась бульварной крикливостью и склочностью. 3 января 1925 года на заседании бюро парторганизации типографии им. Володарского (здесь состояли на учете сотрудники редакции — коммунисты) заведующий Губполитпросветом и одновременно (формально) главный редактор «Красной» Моисей Лисовский отметил: «Газета была желтая, вся заполненная сенсационными заголовками и рассчитана на Сенной рынок. <…> Нужно отметить недоразумения между заведующими отделами и ответственным секретарем, товарищем Рубинштейн, которые в процессе работы сгущались, и в данный момент перед нами стоит вопрос разряжения атмосферы».[141]

На том же собрании парторг журналистов Антонов сказал о диктаторских замашках своей фактической хозяйки: «Если кто ей нравится, то она возится с ним и выдвигает…», многие сотрудники «к ней подделываются».[142]Позже злопамятная фурия уволила Антонова.

Кончилось тем, что Лисовский сложил с себя полномочия руководителя редакции, а прежняя владычица продолжала крутить красное пресс-колесо по-старому. Не изменил, а еще больше ухудшил положение новый глава «Красной газеты» Я. Р. Елькович. И он 26 мая 1925 года на партийном собрании газетчиков сознался в своем бессилии что-то изменить и признал: «Нездоровая обстановка была связана слов. Рубинштейн».

В большей степени она занималась не творческой деятельностью, а сплетнями. Это было настолько очевидно, что партийно-аттестационная комиссия 16 июля 1924 года постановила в ее адрес: «Оставить членом РКП(б), но за проявление мелкобуржуазных наклонностей вынести порицание». В прошлом член Военной организации ЦК РСДРП(б) и крупный чин в Петроградском военном комиссариате, она перенесла методы их работы в журналистские ряды, постоянно организуя своего рода идеологический террор против чем-либо не приглянувшихся ей людей. Ее выступления на собраниях полны демагогического партийного ража и политических спекуляций. Известно, эпоха была тяжелейшей, выживали и делали карьеру, как правило, прохвосты с непременной «идейной» начинкой, но эта дамочка перещеголяла многих. 10 апреля 1924 года выступила среди красногазетчиков с докладом «О коммунистической выдержке», в котором призывала к бдительности и, в частности, сказала (протокол сохранился):

«Коммунисты слишком откровенничают с беспартийными сотрудниками, что является недопустимым с партийной точки зрения».

Похоже, тайны она умела хранить, сказывался большой конспиративный опыт; в его свете «дело Есенина» для нее лишь эпизод.

Поднаторела она в кровавых интригах в газете «Красный набат» (1918–1919) — рупоре Политотдела 3-й армии.[143]Бегло полистаем это издание, не забывая о нашей ведущей теме. Не удивляйтесь — за шесть-семь лет до декабрьской трагедии в «Набате» вокруг А. Я. Рубинштейн уже незримо сплачивались разнокалиберные бесы, создавшие позже миф о добровольном уходе поэта из жизни.

В одном из номеров некий Кин (не писатель ли Виктор Кин?) заявляет: «Идеи коммунизма родил "Красный набат", и пусть их осуществление на земле возвестит нам когда-нибудь его торжественный звон». Переборщил, конечно, товарищ и вряд ли покраснел. В газете находим все перлы большевистско-экстремистской пропаганды. Встречаем здесь и уже знакомые по «делу Есенина» имена. Так, с шумными тирадами в честь 3-й армии выступает Василий Князев — вон еще когда будущий сторож бездыханного тела поэта свел знакомство с «тетей Лизой». А вот другое имя:

Над миром светлым и свободным

Горнилом вечного труда

Горит огнем международным

Красноармейская звезда.

(Красный набат. 1919. № 211(301). 23 сент.)

Это пишет будущий издательский воротила Илья Ионов, содействие которого сокрытию «тайны Есенина» для нас несомненно, но достаточно пока не доказано (ничего удивительного: политические спекулянты, конечно же, реабилитировали каторжника, пособника убийства, — попробуй подступить к «жертве репрессий»). Идеологические пути-дорожки И. И. Ионова и А. Я. Рубинштейн будут часто пересекаться в Ленинграде. Когда Анна Яковлевна в 1926 году «погорит» на защите Г. Е. Зиновьева и К^о дорогой ее душе автор «Красного набата», может быть, вспомнит свой стишок «Грядущее» (его мы цитировали) и пригреет комиссаршу под сенью Госиздата.

Не будем задерживаться на стихопродукции в «Красном набате» Демьяна Бедного — его вирши в те годы появлялись в большинстве красноармейских газет, пройдем мимо бездарных псевдонимщиков — Ленского, Бездольного, Ванькова, Горного, Бездомного (и такой есть), заполонивших многие выпуски «Набата». Остановим внимание на… Николае Клюеве и его стихотворении «Песнь похода» (1919. № 204.4 сент.). Сочинение это не вяжется с образом «Ми-колы-страдальца», певца «избяной» Руси, наставлявшего Есенина держаться подальше от пропагандиста красного террора, первейшего среди поэтов циника и богохульника Анатолия Мариенгофа, умевшего «молиться матерщиной за рабьих годов позор». Сам же Клюев, в частности, пишет:»

За праведные раны,

За ливень кровяной

Расплатятся тираны

Презренной головой.

Купеческие туши

И падаль по церквам,

В седых горах, на суше

Погибель злая вам!

Если бы не подпись «Николай Клюев», стихотворение «Песнь похода» можно было бы отнести к наследию Василия Князева и ему подобных «красных звонарей». Певец старой Руси далеко не такой простак, каким его представляют себе нынешние поклонники его оригинального таланта — чего стоит одна строчка: «И падаль по церквам»!Из подобных стихотворений можно составить солидный клюевский сборник, способный смутить созданные сегодня в разных городах общества и клубы его имени. Не то у Есенина, несмотря на его ранний социальный романтизм, сохранившего сострадание к «маленькому человеку» на войне и ощущавшего растерянность перед революционным Молохом («И ничья непонятна вина…»), гордящегося чистотой своих крестьянских рук («Не расстреливал несчастных по темницам..»), понимавшего, что в страну грядущего единомышленники Троцкого гребут «веслами отрубленных рук», что «пришли те же жулики, те же воры и законом революции всех взяли в плен…». В 1925 году Клюев недалеко ушел от времени «Красного набата», это значительно позже для него наступит период политического отрезвления. Нет, тогда Есенин внутренне был антиподом своего старшего собрата.

На страницах газеты (1919. № 105. № 211) публикуются заметки «красноармейца Медведева» о фронтовых буднях «Н-ского стрелкового полка», а в 105-м номере помещено стихотворение «Красноармейцу» за подписью «П. Медведев». В 64-м выпуске (27 марта 1919 года) тот же автор призывает устранить из Советов в деревнях «кулаков» и посадить на их место армейских председателей, «чтобы солнце социализма освещало наши глухие и темные места».

Требуется тяжкая черная работа для уточнения личности этого «социалиста» (сексот ГПУ Павел Медведев свое участие в Гражданской войне в анкетах тщательно скрывал), но мы уже сейчас склонны думать, — красноармеец Медведев и понятой, одобривший фальшивый милицейский протокол, регистрировавший смерть Есенина, — один и тот же товарищ, давний знакомый хозяйки «Красного набата» (и «Красной газеты») А. Я. Рубинштейн.

Согласитесь, чтение старых газет полезно — тем более в информационном «есенинском» вакууме, искусственно созданном на протяжении десятилетий (спецхранов и архивных тайников сегодня не менее, чем до «перестройки», и запретительных инструкций тоже предостаточно).

Закрывая «Набат», упомянем еще одного его автора, пулеметчика Перина (стихотворение «Павшим в бою», 1919, № 150). Уж не школьный ли приятель Эрлиха, называвшего эту фамилию в одной из своих рифмованных затей? Деталь существенная: «знакомый» уже нам загадочный П. П. Петров некоторое время проживал совместно с Периным в одной явочно-конспиративной квартире.

«Набат» — откровенно экстремистское издание. С полос газеты не сходит лозунг: «Да здравствует всемирная революция и ее вожди тов. Ленин, Зиновьев и Троцкий!»

Оговоримся, А. Я. Рубинштейн — далеко не единственная и зачастую не главная вдохновительница «Набата». В состав редколлегии в разные годы входили известные в истории революции и Гражданской войны деятели: Смилга, Семашко, Лашевич, Сафаров, Толмачев и др. Среди знакомых имен есть и неприметные, мало что говорящие сегодня массовому сознанию, но по значению не уступающие прославленным большевикам-краскомам.

Например, с 20 июня 1918 года во главе Политотдела 3-й армии стоял член Высшей военной инспекции Фейерабенд, личность загадочная, темная, одно время глава военной разведки всей Красной Армии; Фейерабенд, на наш взгляд, играл чуть ли не первостепенную роль в Могилеве при отречении Николая II от власти. Он один из разжигателей Гражданской войны. В 1919 году в Северо-Американских Соединенных Штатах на русском языке вышла брошюра («Документы Сиссона») с сверхсекретной перепиской Ленина и его соратников с высокопоставленными чинами Германии (субсидировавшей «Великую Октябрьскую»). В этих материалах встречается и фамилия Фейерабенда,[144]по нашему мнению, офицера кайзеровской военной разведки. Разумеется, «наша» Рубинштейн по роду службы поддерживала связь с первым политотдельским комиссаром 3-й армии Фейерабендом.

Тиражи газеты (бесплатной) были астрономические. За время существования «Красного набата» (1918–1920) политотдел 3-й армии (ПОАРМ) распространил 11 миллионов 119 тысяч 475 экземпляров, прибавьте сюда еще миллионы различных воззваний, листовок, газет-приложений и т. д. — и станут понятны чудовищные масштабы, влияние на умы «пролетарских масс» целеустремленных писак. Так за частным фактом одной биографии познается еще далеко не прочитанная история тех страшных лет.

В 1922 году уральский боевой опыт Рубинштейн учли, ее направили в ленинградскую «Красную газету», позже сделали главной подметальщицей кровавых «англетеровских» следов. История этой газеты сегодня маскируется; ее наследница, «Вечерний Ленинград» (ныне — «Вечерний Петербург»), выпустила (1968) помпезный юбилейный сборник-дайджест, посвященный 50-летию своего существования. Полистав его, мы убедились, насколько осторожно «вечерники» обошли острые углы своего прошлого. Используя различные источники, мы — впервые за последние десятилетия — кратко восстановим желтую хронику «Красной газеты». Такая реставрация поможет лучше объяснить истоки ненависти к великому национальному поэту. При этом обещаем неожиданности.

Сразу сюрприз: оказывается, с первого номера (25 января 1918 года) «Красной газеты», основанной Володарским, ее соредактором и активнейшим сотрудником выступал… Лев Сосновский, позже взявший на себя прокурорские обязанности по отношению к Есенину. Для тех, кто незнаком с пером «экса», соучастника убийства Николая II, одна цитата из его статьи «Развенчайте хулиганство»:

«В этом жутком логове (имеется в виду, конечно же, кабак. — В. К.) формируется идеология Есенина, которого (не с похмелья ли?) нарекли "великим национальным поэтом "(курсив мой. — В. К.) и вывесили плакат без всякого протеста со стороны коммунистов, руководителей Дома Печати».

Доминанта иррациональной ненависти понятна. Кипящий злобой «картофельный журналистик» (характеристика Сосновского Есениным в его статье «Россияне»), абсолютно чуждый русской культуре да и вообще любой культуре, вопиет: «Только теперь спохватились, что с есенинщиной надо бороться». И далее совсем нагло: «Уже прошел первый угар, вознесший этого свихнувшегося талантливого неудачника чуть не в великие национальные поэты».

С первых же номеров в «Красной газете» подвизается Василий Князев,[145]поспешивший в 1918 году, сразу же после убийства редактора-основателя, выпустить брошюру «В. Володарский». Он горячо откликался на слова своего кумира-благодетеля: «Мы требуем самой решительной и беспощадной борьбы со всеми контрреволюционерами…» Этому завету красный звонарь остался верен и в 1925 году, когда Володарскому в Ленинграде был поставлен памятник, а Есенин в том же городе зверски убит.

С первых же выпусков «Красная газета» публикует и заметки Ал. Сандро (Кусикова), ласкового врага Есенина, грозившего ему в 1923 году запрещением въезда в СССР после путешествия за границу с Айседорой Дункан. Сегодня отпали сомнения в том, какому идолу служил Сандро-Кусиков, эмигрировав в Париж. Да он и сам почти не скрывал своей хорошо оплачиваемой тайной работы (см. его признание в сборнике «Русское зарубежье о Есенине»), Последний, излишне доверчивый, по пути из-за границы домой написал Кусикову о своем категорическом неприятии Февраля и Октября. Легко догадаться, что письмо не осталось в личном архиве адресата.

«Красная» издавалась на широкую ногу, бесплатно (!) распространялась по всей стране (в 1919 году тираж поставляемой в провинцию газеты составлял более 60 миллионов экземпляров!). Идеологическая зараза, обильно сдобренная социалистическими и коммунистическими лозунгами, эпидемически быстро расползалась по земле, сея смуту и кровь. «Пусть всегда живет в ней пламенный дух революции! — приветствовал «Красную» по случаю ее 5-летия Н. И. Бухарин. — Пусть звучит в ней голос великого города, его героического пролетариата, его погибшего трибуна Володарского…» Через четыре года Бухарин напишет «Злые заметки» с целью морально добить Есенина.

Редакционный особняк на Фонтанке, 57, видел многих сотрудников. В разные годы здесь работали: Г. Сафаров, А. Ильин-Женевский, Я. Никулихин, П. Коган, М. Левин (Северский), Н. Баскаков, А. Розовский (Рунов), М. Раппопорт, И. Гусев-Скальский, Н. Кузьмин (комиссар Балт-флота, один из главных душителей Кронштадтского восстания). Для многих красногазетчиков агитпроповское сочинительство было трамплином в большие партийные чины, в то же время редакция становилась гаванью для подуставших от «перманентной революции» видных членов партии.

В «Красной» оттачивали свои перья ее временные верховоды — поэт Илья Садофьев, критик Илья Груздев, драматург Сергей Гарин-Гарфильд. Закулисной роли первого из них после смерти Есенина мы касались, о травле его вторым из перечисленных говорить не хочется. О третьем дружке журналиста Георгия Устинова мы уже рассказывали.

«Странный» мор напал на красногазетчиков после XIV съезда РКП(б); в 1926 году один за другим исчезли Самуил Фарфель, Иосиф Янкелевич, несколько раньше Илларион Гусев, Дмитрий Бразуль-Брушковский (один из основателей стенных газет) и др. Догадливые люди помнят «дипломатичный» разнос по различным годам дат смерти попавших в 1937 году под жернова репрессий. Не из этой ли загадочной серии и более ранние смерти?..

С изданием «Красной газеты» прочно связано имя ее второго после Володарского редактора — Моисея Ионовича Лисовского (1887–1938). В 1918–1919 годах он член редколлегии и одно время — полновластный хозяин «вечерки». Заведовал Губполитпросветом. С марта 1924 по январь 1925 года вновь у руля «Красной».

В этот период «Красная» стала большим издательским комплексом, выпускающим книги и различные приложения.

Справка о М. И. Лисовском: родился в селе Каменское Екатеринославской губернии. Образование низшее. С 1904 года — партиец, в 1906–1910 годах скитался по тюрьмам и ссылкам. Как только нары и жандармский присмотр надоедали — убегал. В Гражданскую войну воевал почти на всех фронтах.

Практически Лисовский мало участвовал в работе газеты, лишь определял ее идеологическую стратегию. Единственной диктаторшей пребывала ответственный секретарь Рубинштейн.

Покинув «Красную газету», Лисовский оставался влиятельным и грозным партийным функционером и при необходимости мог оказывать сильное давление на ленинградские газеты. Его личное участие в журналистском шабаше при освещении события в «Англетере» не доказано, его служебные и прочие знакомства не исключают заинтересованности в исходе «дела Есенина». Собранные нами крохи биографии Лисовского, по-видимому, лишь начало нового сюжета.

Не менее сложными путями удалось «собрать» хронику жизни Якова Рафаиловича Ельковича. Он возглавил «Красную» с 22 января 1925 по I января 1926 года, то есть именно при нем красногазетчики изощрялись в очернении Есенина. Статьи и заметки готовились срочно в номер, в них немало путаницы, материалы не согласовывались со «Сменой», «Ленинградским рабочим» и другими здешними газетами — отсюда разноголосица в подаче фактов.

«Красная газета» первой поместила информацию о смерти Есенина 28 декабря 1925 года. На другой день критик Иннокентий Оксенов записал в своем «Дневнике»: «Вчера около 1 часа дня в "Звезде" я услыхал от Садофьева, что приехал Есенин, и обрадовался. Затем я поехал во Дворец Труда; заседание кончилось в 2,5 часа, и у ворот я купил "Красную" вечерку. Хорошо, что мне попался экземпляр с известием о смерти, иначе я в этот день до вечера ничего не знал бы» (Москва. 1995. № 9).

Пояснение: «Красная газета» стала платной газетой с 1922 года, нейтральная информация в ней 28 декабря была помещена в части тиража. Оперативность работы Рубинштейн и К^о — фантастическая и крайне подозрительная.

Протокол № 16 заседания бюро коллектива «Красной газеты» от 13 мая 1924 года гласит: «Секретариат редакции будет открываться вместо 12-ти часов — с 2-х часов». Такой порядок предложила сама Рубинштейн. Даже если в 1925 году секретариат «вечерки» вернулся к прежнему графику работы (с 12 час), «Красная» никак не могла быть отпечатанной и переданной в киоски к 2 часам 30 минутам, когда ее приобрел Ин. Оксенов.

Заметим, «Правда» и другие газеты сообщили дату и время вскрытия 5-го номера «Англетера» — 28 декабря, 11 часов. При старой полиграфической базе, сложной организационно-технической практике выпуска газеты, необходимости ее транспортировки и т. п. за такой немыслимо короткий срок (2–2,5 часа) издание не могло дойти до читателя. Очевидно, Рубинштейн знала об убийстве Есенина уже поздно вечером 27 декабря (воскресенье) и приготовила заранее материал для печати.

28 декабря, когда еще не состоялась судмедэкспертиза тела поэта, «вечерка» известила о его самоубийстве, показала «Красные клыки» (так называлась стенная газета при редакции). Ложь тут же подхватили ТАСС, РОСТА, зарубежные агентства.

По явному недосмотру Рубинштейн и цензуры «проскочила» статья Бориса Лавренева «Казненный дегенератами», единственное честное слово о свершившемся злодеянии в хоре фальшивых и трусливых голосов советских писателей. Лавреневу пришлось на собрании литераторов отстаивать свою точку зрения. Показательно: авторы материалов по скорбному поводу не были духовно близки Есенину.

Рубинштейн и Елькович в конце декабря 1925 года, при завершении работы XIV съезда РКП(б), прямо-таки свирепствовали, защищая зиновьевскую «новую оппозицию». Елькович даже выставил охрану в типографии, где версталась «Красная газета», — до того ситуация обострилась.

1 января 1926 года подпись ответственного редактора была снята. Но он затеял своего рода сражение, когда ему приказали передать редакторство сталинскому посланцу И. Степанову-Скворцову. Последний, правда, формально руководил редакцией, практически же дело возглавил (официально с 24 февраля 1926 года) Петр Чагин, друг Есенина. И сразу тон отношения к памяти поэта изменился, посмертное над ним издевательство на время прекратилось. Кто знает, может быть, трагедии не случилось, если бы С. М. Киров и Петр Чагин приехали в Ленинград пораньше (из газетной хроники известно: Киров, назначенный новым партийным руководителем, прибыл в город 29 декабря).

Нельзя исключать того, что своевременно информированный Есенин бежал от суда в Ленинград под защиту по-доброму к нему относившегося Кирова-Кострикова, кстати, в отличие от многих заметных большевиков, весьма неплохого литературного критика, ценителя поэзии.

Вскоре П. И. Чагин, ставший главным редактором «Красной газеты», указал Рубинштейн на дверь. Через десять лет за троцкистско-террористическую деятельность ее арестуют и расстреляют[146].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: