Мартин Лютер: путь к Реформации

Хусто Л. Гонсалес

История христианства Том II

От эпохи Реформации до нашего времени

"Библия для всех"

Санкт-Петербург 2002

Предисловие

Второй том "Истории христианства" можно читать как отдельную, самостоятельную книгу, посвященную истории развития христианства от эпохи Реформации до наших дней. Но в таком случае читатель должен четко сознавать, что многие христианские деятели, о взглядах и деятельности которых здесь пойдет речь, не согласились бы с таким подходом. Лойола и другие видные представители католической контрреформации считали себя продолжателями и защитниками идеалов тех, кому посвящен первый том. То же самое относится к Лютеру, Кальвину, Весли и многим другим великим деятелям протестантской Реформации, которые, как и католические богословы, не считали себя новаторами.

За исключением случаев, отмеченных особо, цитаты из работ иностранных авторов приведены в моем переводе. Когда найти английский перевод цитируемого источника не представляет особого труда, я указываю на это в надежде побудить читателя обратиться к оригиналу. Здесь, как и в первом томе, я постарался свести количество сносок к минимуму, чтобы внимание читателя сосредоточивалось на самом тексте, а не на лежащих в его основе ученых изысканиях.

Сдавая книгу в печать, хочу еще раз выразить благодарность людям, упомянутым в предисловии к первому тому, чья помощь и поддержка в очередной раз сыграли неоценимую роль. К ним хочу также присовокупить работников издательства "Харпер энд Роу" в Сан-Франциско, принявших активное участие в осуществлении этого проекта и проявивших к нему интерес, – мне они тем самым очень помогли и доставили большое удовольствие. Наконец, хочу поблагодарить читателей за то время и внимание, которое они уделяют чтению столь дорогого моему сердцу повествования.

Декатур Январь 1984 года

Часть первая. Реформация

Хронология

Необходимость Реформации

Разложение достигло такой степени, что души, порученные заботе духовенства, терпят большой урон, ибо нам известно, что большинство священнослужителей живут в открытом сожительстве, а когда наше правосудие вмешивается, чтобы наказать их, они возмущаются и устраивают публичный скандал, относясь к нашему правосудию с таким пренебрежением, что даже самолично вооружаются против него.

Изабелла Кастильская , 20 ноября 1500 года

К концу XV века стало ясно, что церковь нуждается в глубоких реформах и что многие к ним стремятся. Было хорошо известно об упадке и коррупции папства. После авиньонского периода, когда папство служило французским интересам, оно еще больше ослабло в результате великого раскола, в ходе которого западноевропейским государствам приходилось принимать сторону одного из двух или даже трех пап. В отдельных случаях одинаково недостойными выглядели все претенденты на папский престол. Затем, почти сразу же после преодоления раскола, папская власть оказалась в руках людей, которых больше привлекали идеалы эпохи Возрождения, чем евангельское послание. С помощью войн, интриг, подкупов и разного рода недостойных дел эти папы пытались восстановить и даже превзойти славу Древнего Рима. В результате, хотя большинство продолжало верить в высший авторитет римской курии, многим было трудно сочетать веру в авторитет папы с недоверием по отношению к конкретным людям, занимавшим папский престол.

Но коррупция не ограничивалась только Римом. Соборному движению, стремившемуся положить конец великому расколу и реформировать нравственные устои всей церкви, удалось достичь первой из этих целей, но не второй. Произошло так отчасти потому, что епископы, заседавшие на соборах, сами принадлежали к числу тех, кому существующая коррупция была выгодна. Иными словами, тогда как реформаторы, поддерживавшие концилиаризм, метали громы и молнии против абсентеизма, плюрализма и симонии, то есть практики продажи и покупки церковных должностей, многие члены соборов сами были повинны в такого рода злоупотреблениях и намеревались поступать так и впредь.

Нравственное разложение оказывало влияние и на простых священников и монахов. Хотя безбрачие духовенства было законом церкви, многие открыто не соблюдали его – епископы и местные священники даже хвалились своими незаконнорожденными детьми. Прежняя монашеская дисциплина все больше ослабевала, а обители и монастыри превращались в центры веселой жизни. Монархи и высшая знать нередко обеспечивали своим незаконнорожденным отпрыскам будущее, назначая их аббатами и аббатисами, не считаясь с тем, есть ли у них монашеское призвание. Авторитет монастырей как источников получения знаний падал, а к образовательному цензу местных священников вообще не предъявлялось практически никаких требований.

В таких условиях даже тем многим священникам и монахам, которые искренне стремились оставаться верными своему призванию, делать это было крайне трудно. Как можно вести аскетический образ жизни и предаваться созерцанию в монастыре, превратившемся в место развлечений и светских приемов? Как может священник бороться со злоупотреблениями в приходе, если ему самому пришлось купить свою должность? И могут ли прихожане с доверием относиться к таинству покаяния, если оно совершается священником, который сам, по-видимому, не осознает всего ужаса греха? Религиозное сознание Европы раздвоилось – произошел разрыв между верой в церковь, которая была духовным наставником многих поколений, и пониманием ее теперешней несостоятельности в этой роли.

Но в реформировании нуждалась не только нравственная сторона жизни церкви. Наиболее трезвомыслящие христиане приходили к убеждению, что искажено само учение церкви. После падения Константинополя полвека назад Западная Европа, в особенности Италия, наполнилась богословами, чьи взгляды весьма отличались от общепринятых на Западе. Привезенные ими рукописи показали западным богословам, сколько изменений и вставок было внесено при многократных переписываниях древних текстов. Получали распространение новые философские веяния. Среди западных богословов увеличивалось число людей, знающих греческий язык, – они могли сравнивать греческий текст Нового Завета с латинской Вульгатой. В этих кругах и родилась все более распространявшаяся мысль о необходимости вернуться к истокам христианской веры с соответствующим обновлением учения и каждодневной жизни церкви.

Большинство из тех, кто придерживался таких взглядов, ни в коей мере не были сторонниками радикальных мер, но их призыв вернуться к истокам сам по себе подкреплял точку зрения более ранних реформаторов, таких как Уиклиф и Гус. Стремление к радикальному реформированию учения церкви не должно было вызвать возражений у тех, кто признавал, что это учение за многие века подверглось изменениям и отошло от Нового Завета. Многочисленные последователи ранних реформаторов в Англии, Богемии и других странах встретили поддержку со стороны богословов, которые хотя и отвергали их наиболее радикальные требования, в то же время принимали принципиальную установку о необходимости возврата к истокам христианства, в частности – через изучение Писания.

Все это сопровождалось недовольством народных масс, ранее выливавшимся в апокалиптические движения, подобные тому, которое возглавил Ганс Бем. Материальное положение народа не только не улучшилось, но за последние десятилетия продолжало ухудшаться. Крестьяне, в частности, подвергались еще более суровой эксплуатации со стороны землевладельцев. Хотя некоторые монашеские обители и церковные деятели продолжали заниматься благотворительной деятельностью, большинство бедняков больше не считали церковь своей защитницей. Более того, показная роскошь прелатов, их власть как землевладельцев и поддержка ими усиливавшегося социального неравенства многими рассматривались как предательство бедных и как символ того, что церковью завладел антихрист. Брожение в этих слоях населения периодически выливалось в крестьянские восстания, апокалиптические видения и призывы к установлению нового порядка.

Тем временем феодальная система приходила в упадок. Сначала во Франции, а затем в Англии и Испании установилась сильная централизованная монархическая власть, понуждавшая знать служить национальным интересам государства. Монархи стремились ограничить и поставить под контроль власть прелатов, многие из которых были одновременно феодальными правителями обширных областей. По примеру Франции, распустившей орден тамплиеров, Испания решила подчинить королевской власти такие военно-монашеские ордена, как Калатрава и св. Иакова Компостельского, и с этой целью король Фердинанд был провозглашен их магистром. В областях, не достигших такого единства, росли чувство национальной неудовлетворенности и мечты об объединении и независимости. Латынь, которая ранее была связующим звеном для большей части Западной Европы, постепенно становилась достоянием церковных и научных кругов, а национальные языки рассматривались как равноценные ей. Именно в XV и XVI веках сформировались большинство западноевропейских литературных языков. Национализм, заявивший о себе еще несколько веков назад, находил выражение в этих языках и вскоре стал реальностью как в странах, достигших политического единства, так и в тех, которые по-прежнему страдали от феодальной разобщенности или иностранного владычества. Подобные настроения разрушали идею об "одной пастве с одним пастырем", которая многим казалась теперь просто предлогом для иноземного вмешательства.

Мировоззрение Западной Европы менялось под влиянием и других важных событий. С открытием новых земель западные горизонты неизмеримо расширились. Путешествие на Дальний Восток становилось все более обычным делом. Представление о земле как о плоском диске, вокруг которого вращаются солнце и звезды, стало пережитком прошлого. Большие успехи были достигнуты в медицине, математике и физике. И все эти новые знания были доступны ученым разных стран благодаря книгопечатанию, изобретенному именно тогда.

Старый мир уходил в прошлое, и на его месте зарождался новый мир. Свежие веяния неизбежно должны были отразиться и на церкви – раз возникали новые формы человеческого бытия, неизбежно должны были возникнуть и новые формы христианской жизни. Но вопрос о конкретных путях развития оставался спорным. Одни пытались реформировать старую церковь изнутри, другие же, потеряв всякую надежду на такую реформацию, открыто порывали с папством. В эту эпоху нестабильности глубокие духовные поиски приводили многих искренних христиан к таким выводам и образу мыслей, предвидеть которые заранее они никак не могли. Другие столь же искренние и преданные христиане приходили к противоположным выводам. Возникавшими в результате этого разногласиями и конфликтами была отмечена вся эпоха, которую мы сейчас называем Реформацией XVI века.

В конце средневекового периода многие сторонники реформ пришли к убеждению, что самым большим злом в церкви был обскурантизм тех времен, которые вскоре назовут "мрачной эпохой". Изобретение книгопечатания, приток византийских ученых и возрождение интереса к художественному и литературному наследию античного мира укрепляли надежду на то, что распространение научных знаний и образования приведет к столь необходимому реформированию церкви. Если в прошлом на каком-то этапе были введены обычаи, противоречащие изначальному христианскому учению, казалось разумным предположить, что возврат к истокам христианства – библейским и патристическим – искоренит эти обычаи.

Такой была программа реформаторов-гуманистов. В данном контексте термин "гуманист" относится в первую очередь не к тем, кто ставит превыше всего человеческую природу, а к тем, кто посвящает себя "классическому наследию", изучению латинской и греческой классики, пытаясь возродить славу античного мира. Гуманисты XVI века весьма различались между собой, но их объединяла любовь к литературе древних. Задолго до начала протестантской Реформации было множество гуманистов, поддерживавших между собой тесную связь через переписку и надеявшихся, что их усилия приведут к реформированию церкви. Их признанным лидером, которого многие почтительно называли "королем гуманистов", был Эразм Роттердамский.

Эразм был незаконнорожденным сыном священника и дочери врача, и его всю жизнь тяготило такое более чем скромное происхождение. Он вырос в обстановке бурного развития торговли, характерного для Нидерландов того времени, и в его мировоззрении нашли отражение обычные для буржуазии ценности: терпимость, умеренность, стабильность и так далее. Эразм начал изучать схоластическое богословие, но ему претила его слишком большая утонченность и склонность к удовлетворению праздного любопытства. Затем он решил обратиться к классической литературе, к которой в то время пробудился особый интерес. Во время посещения Англии Эразм стал членом кружка гуманистов, стремившихся к реформированию церкви и побудивших его начать изучение Писания и ранней христианской литературы, которую он считал полем деятельности исключительно схоластов. В это время он решил продолжить изучение греческого языка и вскоре овладел им в совершенстве. Тогда же он опубликовал "Enchiridion M ilitis Christiani" – "Руководство (оружие) христианского воина". В этой книге, используя военную терминологию, он объяснял, какой должна быть, по его мнению, христианская жизнь и какие есть возможности у "воина Христова".

В молодом возрасте Эразм учился в латинской школе при "братстве общинной жизни", "новое благочестие" которого произвело на него глубокое впечатление. Теперь же, дополнив искусство благочестия своими гуманистическими взглядами, он начал изображать христианство как олицетворение прежде всего благопристойной, умеренной и уравновешенной жизни. Он считал, что заповеди Иисуса вполне соответствуют моральным нормам стоицизма и платонизма, цель которых заключается в подчинении чувств разуму. Этого можно добиться при помощи строгой аскетической дисциплины, которую, однако, не следует путать с монашеством. Монах удаляется из общества, тогда как истинный "воин Христов" должен готовить себя к участию в практической и повседневной жизни и в человеческих делах. Для реформирования церкви необходимо, чтобы христиане следовали этой дисциплине и отказались от языческих пороков. Говоря о языческих пороках, Эразм имел в виду пример безнравственного поведения пап эпохи Возрождения, которых можно сравнивать скорее с Юпитером или Юлием Цезарем, чем с И исусом или св. Петром. Поэтому он осуждал помпезность и стремление к мирской славе, во многом присущие жизни церкви того времени, и призывал к большей простоте жизни. Однако это не означало, что достаточно просто возродить монашеский дух. У него было много критических замечаний в адрес монахов и монастырей, превратившихся в прибежища праздности и невежества. Но он отвергал также монашеский идеал, основывавшийся на неприемлемом различии между заповедями Иисуса, которым должны повиноваться все, и его "советами по совершенствованию", обращенными к монахам. Такое различие, хотя оно и побуждало многих к абсолютному повиновению, в то же время подразумевало, что простые христиане не рассматриваются как точно такие же "воины Христовы", призванные к полному послушанию.

Послушание Эразм считал более важным, чем догматы. Он полагал, что догматы имеют большое значение, и по таким вопросам, как воплощение и Троица, придерживался традиционных христианских ортодоксальных взглядов. Но он также утверждал, что праведность важнее ортодоксальности, и часто осуждал монахов, способных принять участие в изощренных богословских диспутах и при этом ведущих откровенно непристойную жизнь.

С другой стороны, истинно христианская жизнь – это духовная жизнь. Эразм, на которого глубокое влияние оказывали платонизм и ранние христианские авторы, испытавшие то же воздействие, был убежден, что христианин ведет внутренние поиски. Внешняя сторона, например таинства, тоже имеет значение, и ею не следует пренебрегать, но это значение определяется внутренним смыслом, тем посланием, которое донесено до сокровенного сердца верующего. О крещении он говорил: "Какая польза окроплять человека святой водой снаружи, если он развращен внутри?"

Короче говоря, Эразм стремился изменить обычаи, чтобы люди вели благопристойную и умеренную жизнь, учились и размышляли, развивая в себе внутреннее благочестие, и чтобы церковь поощряла все это. Несмотря на скромное происхождение, он в конечном счете завоевал уважение и восхищение разделявших те же надежды ученых Европы, выразителем взглядов которых он стал. В число его почитателей входили многие титулованные и даже некоторые коронованные особы. Его последователи работали секретарями и воспитателями при самых могущественных дворах Европы. Та реформация, сторонником которой он выступал, казалось, вот-вот произойдет.

Затем началась протестантская Реформация. Страсти накалились. Проявлять терпимость и умеренность становилось все труднее. Речь шла уже не о реформировании обычаев и не об уточнении отдельных аспектов христианского богословия, которые могли трактоваться неправильно, а о радикальном изменении некоторых фундаментальных предпосылок традиционного христианства. Сторонники противоборствующих лагерей искали поддержки у Эразма, но он предпочитал не вмешиваться в конфликт, в котором, как ему казалось, страсти брали верх над разумом. В конце концов, как мы увидим дальше, он порвал с Лютером. Тем не менее он отказывался поддерживать католиков в их борьбе против протестантов. К концу жизни он приобрел почитателей в обоих лагерях, но имел очень мало последователей. Из своего рабочего кабинета он продолжал призывать к умеренности, к реформации по гуманистическому образцу, убеждал следовать древним добродетелям стоиков и платонистов. Но прислушивались к нему немногие, во всяком случае – при жизни, и он жаловался: "Я ненавижу распри, потому что они противоречат учению Христа и внутреннему расположению природы. Сомневаюсь, что какую-либо из противоборствующих сторон можно заставить замолчать без серьезного ущерба. Совершенно ясно, что многие из реформ, к которым призывает Лютер, крайне необходимы. Единственное мое желание заключается в том, чтобы теперь, когда я стал старым, мне было дано увидеть результаты моих усилий. Но обе стороны упрекают меня и пытаются оказать на меня давление. Кто-то утверждает, что коль скоро я не выступаю против Лютера, я согласен с ним, лютеране же объявляют меня трусом, отошедшим от Евангелия"^{1}. Но по прошествии веков, когда страсти улягутся, протестанты и католики согласятся друг с другом в том, что это был человек великого ума и благородного сердца и что всем им есть чему у него поучиться.

Мартин Лютер: путь к Реформации

Многие относятся к христианской вере как к чему-то очень легкому и понятному, а то и просто причисляют ее к разряду добродетелей. Происходит так потому, что сами они ее не переживали и не испытывали великой силы веры.

Мартин Лютер

За всю историю христианства мало кто становился предметом таких ожесточенных споров, как Мартин Лютер. Одни представляют его извергом, разрушившим единство церкви, "диким кабаном", растоптавшим Божью ниву, монахом-вероотступником, посвятившим жизнь разрушению самих основ монашества. В глазах других он выглядит настоящим героем, благодаря которому восстановилась проповедь истинного Евангелия, поборником библейской истины, реформатором разложившейся и отступнической церкви. Но в последние годы среди христиан различных вероисповеданий наблюдается все большее единство во взглядах по этому вопросу. Изучение жизни и деятельности Лютера с большей объективностью побудило и католиков, и протестантов пересмотреть свои позиции, отстаивая которые они в пылу полемики не принимали в расчет исторических исследований. Сейчас мало кто сомневается в искренности Лютера, и многие католические историки признают обоснованность его протеста и его правоту по многим вероучительным вопросам. С другой стороны, лишь немногие протестантские историки продолжают рассматривать Лютера как героя-исполина, который почти в одиночку реформировал христианство и чьи грехи и ошибки не имеют особого значения.

Лютер был эрудированным и ученым человеком с простыми и даже грубоватыми манерами. Возможно, именно это помогало ему выражать глубочайшие богословские мысли в такой форме, чтобы они быстро находили отклик среди народных масс. В вере он был настолько искренним, что она стала для него всепоглощающей страстью и, стремясь выразить ее, он мог вести себя как неотесанный простолюдин. Ничто другое не имело для него такого значения, как вера и послушание Богу. Получив уверенность, что Бог направляет его на определенные дела, он шел по этому пути до конца. Он явно был не из тех учеников, кто, взявшись за плуг, оборачивается назад. Лютер мастерски владел словом, одинаково хорошо зная латинский и немецкий, хотя и проявлял склонность излишне преувеличивать значение того или иного положения и тем самым искажать его смысл. Убедившись в правоте своего дела, он был готов противостоять самым могущественным властителям своего времени. Но сама глубина его убежденности, его страстная приверженность истине и склонность к преувеличениям побуждали его использовать столь сильные выражения и отстаивать столь радикальные взгляды, что позднее он сам и его последователи будут об этом сожалеть.

С другой стороны, распространению взглядов Лютера в значительной мере благоприятствовали условия, которые создал не он, на которые он никак не мог повлиять и о роли которых в процессе реформации он имел лишь смутное представление. Благодаря изобретению печатного станка его сочинения доходили до такого числа читателей, которого не знала рукописная книга. Лютер, по сути дела, первым начал использовать печать как средство пропаганды и писать в надежде на дальнейшее широкое распространение своих сочинений. Рост националистических чувств в Германии, которые он разделял, давал ему неожиданное, но весьма ценное подспорье. Многие реформаторы-гуманисты, не соглашавшиеся с целым рядом его утверждений, тем не менее заявляли, что его надо сначала выслушать, а не осуждать заведомо, как это было в случае с Яном Гусом. Незамедлительному и безоговорочному осуждению Лютера не способствовали и политические условия, сложившиеся в начале эпохи Реформации; когда же гражданские и церковные власти решили успокоить разразившуюся бурю, было уже поздно. Изучение жизни и деятельности Лютера с очевидностью доказывает одно: Реформация произошла не потому, что так решил Лютер, а потому, что для нее пришло время, потому, что этот великий реформатор, а вместе с ним и многие другие были готовы исполнить свою историческую миссию.

Долгие поиски

Лютер родился в 1483 году в немецком городе Эйслебене. Его отец, по происхождению крестьянин, сначала был рудокопом, а затем стал владельцем нескольких литейных мастерских. Детство Мартина нельзя назвать счастливым. Родители воспитывали его в строгости, и много лет спустя он с горечью рассказывал о том, каким наказаниям подвергался в то время. В течение всей жизни он не раз впадал в меланхолию и состояние тревоги, которые некоторые исследователи объясняют крайней суровостью обращения с ним в детстве и в отроческие годы. В школе поначалу дела шли не лучше, и впоследствии он вспоминал, что его секли, когда он не знал уроков. Не стоит преувеличивать значение этих ранних испытаний и считать, что они предопределили весь дальнейший ход жизни Лютера; тем не менее они, несомненно, наложили глубокий отпечаток на его характер.

Мартин Лютер . Портрет Лукаса Кранаха.

В июле 1505 года, в возрасте почти двадцати двух лет, Лютер поступил в августинский монастырь в Эрфурте. К такому решению его подвели несколько причин. За две недели до этого во время грозы его охватил страх смерти и ада, и он дал обещание св. Анне стать монахом. По его собственным словам, в монастырь его привели трудные условия, в которых он рос. Отец прочил его в адвокаты и не жалел усилий, чтобы дать ему необходимое образование. Но Лютер не хотел быть юристом, и вполне возможно, что он, хотя и не сознавая полностью своих мотивов, избрал монашеское призвание как некий компромисс между планами отца и собственными наклонностями. Узнав об этом решении, старший Лютер пришел в негодование и долго не мог простить сына, считая, что тот предал благородные жизненные цели. Но в конечном счете в монастырь Лютера привела забота о собственном спасении. Мысль о спасении и осуждении буквально пронизывала атмосферу, в которой он жил. Земная жизнь – не более чем испытание и подготовка к грядущей жизни. Казалось глупым, став адвокатом, добиваться славы и богатства в настоящей жизни в ущерб жизни вечной. Поэтому Лютер как верный сын церкви поступил в монастырь с твердым намерением использовать предлагаемые церковью средства спасения, самым надежным из которых была монашеская жизнь в самоотречении.

За год послушничества Лютер пришел к убеждению, что принял мудрое решение, – он чувствовал себя счастливым и жил в мире с Богом. Настоятели быстро убедились в его необычайных способностях и решили, что он должен стать священником. Впоследствии, вспоминая о том, какие чувства переполняли его, когда он служил свою первую мессу, Лютер писал об охватившем его страхе при мысли, что он держит и предлагает само тело Христово. Затем чувство страха он начал испытывать все чаще – он считал себя недостойным Божьей любви и не был уверен, что его дел достаточно для спасения. Бог казался ему строгим судьей – подобным его отцу и школьным учителям, – Который в Судный день призовет к ответу и признает его не выдержавшим испытание. Дабы спастись от гнева такого Бога, человек должен использовать все средства благодати, предлагаемые церковью.

Но для такого глубоко религиозного, искреннего и страстного человека, каким был Лютер, этих средств оказалось мало. Считалось, что для оправдания молодого монаха перед Богом достаточно добрых дел и таинства покаяния. Лютер, однако, так не думал. Он испытывал непреодолимое чувство собственной греховности, и чем больше он стремился подавить его, тем сильнее сознавал власть греха над собой. Предположение, что он не был хорошим монахом или что он вел безнравственную жизнь, ошибочно. Наоборот, он стремился неукоснительно выполнять монашеские обеты. Он постоянно наказывал свое тело, как предписывали великие учителя монашества. Он исповедовался так часто, как только мог. Но все это не ослабляло в нем страха осуждения. Чтобы получить прощение грехов, в них надо покаяться, его же страшило, что он может забыть о каком-то грехе и тем самым лишиться награды, к которой так неустанно стремился. Поэтому он проводил долгие часы, составляя списки и анализируя свои мысли и поступки, и чем больше он этим занимался, тем больше отыскивал в себе грехов. Бывали случаи, когда, уже выйдя из исповедальни, он вспоминал о грехе, в котором не покаялся. Тогда его охватывало чувство тревоги и отчаяния, ибо грех – не просто сознательные поступки или мысли. Грех – это состояние, образ жизни, нечто гораздо большее, чем отдельные прегрешения, в которых можно покаяться священнику. Таким образом, само таинство покаяния, которое должно было приносить облегчение, на самом деле еще больше усиливало в нем ощущение своей греховности и не помогало справиться с отчаянием.

Духовный наставник посоветовал ему читать сочинения великих мистиков. Как мы уже видели, в конце средневекового периода (отчасти как реакция на разложение церкви) резко возрос интерес к мистическому благочестию, предлагавшему иной путь приближения к Богу. Лютер тоже решил пойти по этому пути, но не потому, что сомневался в авторитете церкви, а потому, что получил от своего духовника, представлявшего этот авторитет, такой совет.

Мистицизм, как и монашество ранее, на время увлек его. Быть может, здесь он найдет путь к спасению. Но и этот путь тоже вскоре завел его в тупик. Мистики утверждали, что человеку достаточно просто любить Бога и что эта любовь дает все остальное. Лютер воспринял эти слова как освобождение – ему не надо было больше вести строгий учет всех своих грехов, как он добросовестно делал это до сих пор, получая в награду лишь чувство неудовлетворенности и отчаяния. Но вскоре он понял, что любить Бога не так-то просто. Если Бог подобен его отцу и учителям, избивавшим его до крови, как он может любить такого Бога? В конце концов Лютер пришел к ужасающему выводу, посчитав, что он испытывает к Богу не чувство любви, а ненависть!

Уйти от этих вопросов и размышлений было невозможно. Чтобы получить спасение, человек должен каяться в грехах, но Лютер видел, что, несмотря на все его усилия, грех выходит за рамки того, в чем он может покаяться. По утверждению мистиков, достаточно любить Бога, но это тоже не очень помогало, так как Лютер был вынужден признать, что не может любить справедливого Бога, требующего отчета о всех его поступках.

На этом этапе духовник, одновременно являвшийся настоятелем, предпринял смелый шаг. Обычно считалось, что священник, переживающий такой внутренний перелом, как это было с Лютером, не может быть пастырем и учителем. Но духовник решил, что Лютер тем не менее должен исполнять именно эту роль. Много веков назад Иероним избежал искушений благодаря работе над древнееврейскими текстами. Лютер сталкивался с иными трудностями, нежели Иероним, но учеба, преподавание и выполнение пастырских обязанностей могли и на него оказать такое же воздействие. Поэтому Лютер неожиданно для себя самого получил назначение на должность преподавателя Писания во вновь открытом университете в городе Виттенберг.

Согласно протестантскому преданию, в монашеские годы Лютер не знал Библии и изучать ее начал только со времени обращения или незадолго до этого. Но это не так. Будучи монахом, он соблюдал уставные часы молитв и поэтому знал наизусть Псалтирь. Кроме того, в 1512 году, после прохождения курса, включавшего в себя изучение Библии, он получил степень доктора богословия.

Столкнувшись с необходимостью готовить лекции на библейские темы, Лютер начал искать в Библии новый смысл, который дал бы ему ответ и на его собственные духовные поиски. В 1513 году он начал читать лекции по Псалтири. Проведя многие годы в чтении псалмов, следующих годичному кругу богослужений, в основу которого положены главные события жизни Христа, Лютер истолковывал псалмы с христологической точки зрения. Когда псалмопевец говорил от первого лица, для Лютера это означало, что словами псалмопевца Христос Сам говорит о Себе. В Псалтири Лютер увидел Христа, переживавшего такие же испытания, как и он сам. Это стало основанием для его великого открытия. Само по себе оно могло бы привести Лютера к признанию распространенного представления, согласно которому Бог-Отец требует суда, а любящий нас Бог-Сын способствует нашему прощению. Но Лютер изучал богословие и знал, что такая дихотомия применительно к Божеству неприемлема. Поэтому утешение, которое он нашел в страданиях Христа, было недостаточным, чтобы облегчить его боль и собственные страдания.

Великое открытие произошло, по всей видимости, в 1515 году, когда Лютер начал читать лекции, посвященные Посланию к римлянам. Позднее он заявил, что преодолеть трудности ему помогла первая глава этого послания. Но далось это ему нелегко. Недостаточно было просто открыть Библию и прочитать, что "праведный верою жив будет". По его собственному признанию, это открытие он сделал после долгой внутренней борьбы и душевных страданий, ибо в начале стиха Рим. 1:17 сказано, что в Евангелии "открывается правда [или справедливость суда] Божия". Эти слова означают, что Евангелие раскрывает праведность – и справедливость суда – Бога. Но Лютеру тяжело было принять именно суд Божий. Как такое послание может быть Благой Вестью? В глазах Лютера Благая Весть могла заключаться только в том, что Бог не исполняет правосудие, то есть что Он не судит грешников. Но в Рим. 1:17 Благая Весть и суд Божий неразрывно связаны.

Лютеру претили слова "правда Божия", и он дни и ночи напролет пытался понять взаимосвязь между двумя частями этого стиха, в котором сначала провозглашается "правда [суда] Божия", а затем утверждается, что "праведный верою жив будет".

Ответ был удивительным. Лютер пришел к выводу, что "суд Божий" не означает, как он думал раньше, наказание грешников. "Правда", или "праведность" праведных принадлежит не им, а Богу. "Правду Божию" получают те, кто живет верой. Она дается им не потому, что они праведны, не потому, что они исполняют требования божественного правопорядка, а просто потому, что того желает Бог. Следовательно, учение Лютера об "оправдании верой" не подразумевает веру как нечто такое, чего мы по требованию Бога должны достигать, чтобы затем получать за это вознаграждение. Оно означает, что вера и оправдание – Божьи дела, дар благодати грешникам. Сделав это открытие, Лютер в предисловии к своим сочинениям на латинском языке писал: "Я чувствую себя рожденным заново и вижу, что передо мной открылись врата небесные. Все Писание обрело новый смысл. С этой минуты слова "правда Божия" больше не пугают меня, а, напротив, вызывают во мне невыразимое наслаждение как выражение великой любви".

Начало бури

В ходе дальнейших событий раскроется иная сторона характера Лютера, но до сих пор он выглядит достаточно спокойным человеком, занятым учебой и духовными поисками. Сделанное им великое открытие, хотя оно и заставило его по-новому взглянуть на Евангелие, не сразу побудило Лютера выступить против того, как понимала христианство официальная церковь. Напротив, монах продолжал заниматься преподавательской деятельностью и своими пастырскими обязанностями, и хотя, по некоторым сведениям, он уже тогда начал пропагандировать свои вновь приобретенные знания, в целом он придерживался традиционного учения церкви. Более того, он сам еще как будто бы не осознавал, до какой степени несовместимы сделанное им открытие и та система покаяния, на которой строились общепринятые богословские и религиозные взгляды.

Методом спокойного убеждения Лютеру удалось привлечь на свою сторону большинство коллег из Виттенбергского университета. Решив, что он должен бросить вызов традиционным взглядам, Лютер составил девяносто семь тезисов для обсуждения в ученых кругах. В них он подверг критике некоторые основополагающие догматы схоластического богословия, надеясь, что их публикация и обсуждение привлекут всеобщий интерес и позволят ему раскрыть сделанное им великое открытие. Но, к его удивлению, ни самими тезисами, ни их обсуждением за пределами университета никто особенно не заинтересовался. Казалось, что выдвинутая им идея, согласно которой Евангелие представляет собой нечто совершенно иное по сравнению с общепринятыми взглядами и которой он придавал первостепенное значение, осталась почти незамеченной.

Затем произошло неожиданное. Лютер написал другие тезисы без особых надежд на то, что ими заинтересуются больше, чем предыдущими, но они вызвали такое сильное волнение, что последствия его в конечном счете отразились на всем христианском мире. Причина совершенно иного отношения к новому варианту тезисов – известных как "Девяносто пять тезисов" Лютера – заключалась в том, что в них подвергались резкой критике продажа индульгенций и ее богословские основания. Не вполне сознавая, что он делает и кого критикует, Лютер выступил против планов обогащения, которые строили могущественные сеньоры и прелаты.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: