Глава IX. Редакторы об опыте своей работы

Помощь мастера собрату по перу всегда индивидуальна, литературное дело не может быть общественной работой. Когда в 30-е годы с лёгкой руки М. Горького был объявлен «призыв ударников в литературу», лишь немногие из откликнувшихся на этот призыв стали писателями. Отдавая должное таланту Горького-редактора, самоотверженно прочитавшего и выправившего множество рукописей, следует сказать, что далеко не у всех поверивших тогда в свое литературное призвание людей судьба сложилась счастливо. Выход продукции в широко задуманных литературных предприятиях Горького был ничтожен. Когда материал был собран, потребовались литературные обработчики. Развилась своеобразная форма литературного протекционизма, когда редактор не правил текст, а фактически писал за «классово выдержанного», но не умевшего изложить свои мысли автора. Так в течение нескольких десятилетий нарушались важнейшие прин­ципы редакторской работы. Тем большего внимания заслуживает труд истинных мастеров своего дела, оставшихся верными его традициям, редакторов, которые не только были блестящими прак­тиками, но и стремились передать свой опыт другим.

Книг о работе современного редактора написано немного. Первой из них была книга Л.К. Чуковской «В лаборатории редактора». Она вышла в 1960 г. и сразу привлекла к себе внимание как оригинальное, глубокое и талантливое исследование в области, которая до тех пор не была предметом специальных наблюдений ни лингвистов, ни литературоведов. У книги непростая судьба. Вскоре после её появления Л.К. Чуковская, которая никогда не поступалась убеждениями и всегда оставалась верной своим представлениям о чести и долге литератора и человека, попала в число авторов, которых не печатали, а имя не упоминали. О книге «забыли»...

«Это не учебник, – предупреждает читателя Л.К. Чуковская. – ...Мне просто захотелось разобраться в опыте, накопленном мною и моими ближайшими товарищами, собрать и обобщить его, ввести читателя в круг тех мыслей, тревог и вопросов, на которые мне приходилось наталкиваться в течение трёх десятилетий литературной работы».1 Книга содержит множество точных и тонких наблюдений. Она учит принципиальности и взыскательности, без которых невозможен редакторский труд, приобщает к высокой культуре слова, любви к литературе, уважению к творческой личности.

Не ставя перед собой задачу – пересказать книгу (она предназначена для внимательного, вдумчивого чтения), выделим три, если прибегнуть к современной терминологии, модели профессионального поведения: редактор-стилист, редактор-упроститель, редактор-мастер, представленные в ней.

Редактор не может не быть стилистом! – в этом убеждена Л.К. Чуковская: «Если человек не обладает знанием языка и повышенным чутьём к слову, он никогда не будет редактором».2 К этой мысли автор возвращает читателя не раз, приводя высказывания писателей о литературном мастерстве, анализируя примеры редакторской работы, независимо от того, какая рукопись лежит на редакторском столе: стихи или проза, рукопись научной книги или художественного произведения. Рассмотрены существенные для редакторской практики лингвистические проблемы: норма и отступления от неё, оценка новых языковых явлений, нового словоу­потребления, совершенствование литературной формы и пределы вмешательства редактора в авторский текст, умение поставить язык на службу замыслу. Особенно чуток к языку должен быть редактор художественной литературы: «Редактировать художественный текст с позиций школьной грамматики – значит уничтожить его... Любое правило – не грамматики даже, а эстетики, – воспринятое редактором и применяемое им как некая неподвижная догма, для работы над художественным текстом непригодна».3 Все суждения редактора, все изменения, которые он предлагает внести в текст, крупные и мелкие, не должны противоречить мысли и чувству автора, должны помочь осуществить его задачу.

Сурово оценивает Л.К. Чуковская деятельность редакторов-упростителей. Редактор-упроститель не утруждает себя изучением законов языка. Он – редактор по должности, а не по призванию и наперёд знает, что и как должен сказать автор. Упростительству, возникшему в издательской практике в 30-е годы, была уготована долгая жизнь. Фигура редактора-упростителя не вымышлена, она узнаваема и типична: «Он не столько проницателен, сколько подозрителен. Контакта с автором он не имеет. Наоборот, основное его стремление – вывести писателя на чистую воду. Разоблачить его. Излюбленное занятие такого редактора – под видом борьбы за высокую идейность разыскивать в тексте «чуждые ноты», которые и не снились писателю».4 Борьба за чистоту языка превращена им в борьбу с выразительностью речи, когда изгоняется всё свежее, необычное. Маленькими вставочками и большими вычёркиваниями он наносит ущерб и жизненной правде, и замыслу автора, лишает его живой неповторимой интонации. «...Нет, не следует, нельзя, недопустимо превращать сложнейшую, тончайшую работу над языком и стилем в нечто упрощённое, оторванное от содержания, от места и времени, от жизни и от искусства, в нечто механическое, раз навсегда заданное. Оно, быть может, и просто, да зато губительно»,5 — пишет Чуковская.

Книга остра и полемична. Уже сам замысел её – показать творческое начало редакторского труда – был новым. Автор ведёт дискуссии со своими оппонентами, которых было немало, с официальной, общепринятой тогда точкой зрения на редакторский труд. Полемичен подбор цитат из классиков. Оказывается, далеко не всё в их высказываниях, ставших хрестоматийными, однозначно. Так, думается, далеко не случайно читателю представлены выдержки из писем В.Г. Короленко об авторах из народа: «Кто автор – это всё равно, каковы бы ни были его личные обстоятельства... нельзя печатать плохие стихи только потому, что автор из народа ... плохие произведения от этого лучше не станут, а авторы, стремясь к недостижимому, только будут себе портить жизнь».6 Полемичен и подбор примеров, и то, как ведётся их разбор. Для некоторых редакторов рукописи книг, авторы которых считались заслуженными, были неприкосновенны. Прощалась неряшливость, плетение словес, автору сходили с рук даже обыкновенные грамматические ошибки.

Для редактора-мастера любая рукопись – повод для размышлений и серьёзных выводов. Хотя ни авторы, ни редакторы, работа которых рассматривается в книге, Чуковской не названы, для многих читателей их имена секрета не представляли. Один из самых подробных разборов – анализ текста романа Ф. Панфёрова «Раздумье». Выбор книги был продиктован не только небрежностью автора, этическая и эстетическая программа которого были чужды Чуковской, но и её стремлением напомнить о литературной традиции.

В 30-е годы творчество Ф. Панфёрова, его высказывания о языке были предметом резкого осуждения М. Горького, который писал, что «у товарища Панфёрова, несмотря на его бесспорную талантливость, отношения с литературным языком вообще неблагополучны».7 Ответственность литератора за своё творчество всегда велика. «Неосновательно захваливая, преждевременно печатая сочинения начинающих авторов, учителя наносят вред и литературе, и авторам, – предупреждал Панфёрова Горький. – Это преступно, ибо это именно поощрение литературного брака».8 Прошло больше двадцати лет, но язык нового романа Панферова по-прежнему засорён, по-прежнему «народность» речи толкуется им превратно. То, против чего предостерегал Горький, грозило превратиться в тенденцию. Мастер не может пройти мимо этого. Понимание сложности профессии и высокое её истолкование — необходимая примета мастерства. «Разрыв между стилем или хотя бы одним из элементов стиля и содержанием должен быть внятен редактору, посильное устранение этого разрыва должно быть одной из его главных забот»,9 – пишет Л.К. Чуковская.

Книга К.В. Рождественской «За круглым столом. Записки редактора» вышла в 1962 г. Её автор больше 30 лет отдала редакторской работе. Книга адресована начинающим литераторам, и этим определяется её цель – рассказать об основах писательского дела, без знания которых не может состояться ни писатель, ни журналист, ни редактор. Книгу предваряет эпиграф – слова И.С. Тургенева: «Техника (литературы) не менее сложна, чем в живописи и музыке, хотя менее бросается в глаза». Материал редакторских размышлений – тексты художественной литературы. Как помочь автору достичь эффекта правдоподобия, точности в деталях и в целом? Здесь нет «мелочей», не должно быть «проходных» эпизодов, незначащих подробностей. Любое несоответствие, малейшее противоречие, психологические «клише», неумело введённые во фразу, ненужные метафоры, «пышность стиля» могут свести на нет усилия автора.

В книге много цитат – высказываний писателей о литературном мастерстве, о языке. Представлены и разобраны образцовые тексты. Материал богат и разнообразен, но ценность книги не только в этом. К.В. Рождественской удалось соотнести классические образцы литературного мастерства с живой, современной практикой редактора.10 Избегая банальных наставлений и общих рекомендаций, автор обращает внимание редактора на то, с чем он непременно встретится при обработке текста. Как передать внутреннюю речь героя? Как достичь необходимой интонации? Как ввести в текст авторские ремарки? И когда, казалось бы, хорошо знакомый текст прочитан с помощью опытного наставника, в нём открывается многое из того, что обычно проходит мимо нашего внимания.

Книга Т.Б. Вьюковой «85 радостей и огорчений. Размышления редактора» вышла в 1980 г., через двадцать лет после книги Л.К. Чуковской, когда центр тяжести в редакторской работе переместился на так называемый «доиздательский период». Редактор стремился направлять руку автора с первых его шагов. Тогда он мог быть спокоен, что в ней не будет ничего, что поставило бы под угрозу выход книги в свет.

Один из главных результатов размышлений редактора, работавшего в этих условиях, – редактор должен свести до минимума свое вмешательство в текст, не должен «править». 85 радостей и огорчений – это 85 книг, над которыми Т.Б. Вьюкова работала вместе с их авторами, тщательно обсуждая малейшие детали, радуясь удачам, помогая найти просчёты и преодолеть трудности. Уже первое издание книги было встречено с интересом. Однако и рецензенты, и читатели высказывали сожаление, что в книге нет примеров, показывающих, как редактор работает над текстом. Последняя глава, написанная Т.Б. Вьюковой для второго издания книги, воспроизводит процесс редакторского чтения рукописи.

Этой беседой опытного редактора с редактором начинающим правомерно завершить нашу книгу о литературном редактировании:

...Я взяла только одну главу – о Шекспире. О его сонетах, а ещё точнее, о том, как учёным удалось раскрыть, кто такая Смуглая дама, которой посвящены многие сонеты Шекспира, и какую роль она играла в его жизни.

– Глава небольшая – всего 47 страниц. На её примере многое можно увидеть и понять. А дальше ты будешь разбирать сама.

– Хорошо!

– Глава называется «Таинственная незнакомка сбрасывает вуаль». Звучит заманчиво, романтично, обещает что-то интересное. Но меня смущает сочетание слов: «Сбрасывает вуаль». Насколько оно точно?

Глагол «сбросить» выражает движение резкое, энергичное. Оно проявляется и в синонимах. Посмотри в словаре.

– Так... «Сбросить» – синонимы: снять, скинуть, совлечь, стащить, стянуть, сорвать, сдёрнуть, содрать.

– А вуаль, – представляешь, – лёгкая, прозрачная, невесомая. С этой деталью дамского туалета надо обращаться осторожно. Иначе – испортишь, порвёшь.

Теперь возьми словари Ожегова и Даля. Прочти примеры на употребление глагола «сбросить».

– Сейчас! «Сбросить: камень с горы; сено с воза; сапог с ноги; с себя одеяло, пальто; трубу с крыши.

– Все грубые предметы, это не случайно: посмотри еще глагольную приставку «с».

– У Даля?

– Нет, у Ожегова.

– «С... со... глагольные приставки – обозначают движение сверху вниз. Например: спрыгнуть, слезть, сбросить, съехать».

– А чтобы можно было увидеть лицо, скрытое вуалью, её надо поднять или хотя бы приподнять. Движение в обратном направлении: снизу вверх. И в тексте на четвёртой странице читаем: «... Профессор надеялся, что в конце концов ему удастся приподнять вуаль на лице незнакомки, вот уже три с половиной века скрывающей свои черты».

Из всех синонимов я бы выбрала глагол «снять». Но «снимает вуаль» – тоже не лучший вариант. Вероятно, надо заменить глагол.

– Какой же лучше?

– Пусть автор сам подумает. Ты только обрати его внимание на неточность. Ещё одно соображение. Весь ход рассуждений автора сводится к определённому выводу: имя вдохновительницы поэта установлено точно, сонеты, посвящённые ей, автобиографичны, и, таким образом, белого пятна в истории жизни Шекспира больше нет. То есть действие завершено. В заглавии же использована несовершенная форма глагола «сбрасывает».

– Ну и что! Наверное, автор хотел показать процесс поисков, всё-таки больше трёхсот лет разгадывали тайну Смуглой дамы.

– Предположим, ты права. Но ведь не сама дама сняла, или приоткрыла, или приподняла свою вуаль. С неё сняли. Опять несоответствие. Могли и сбросить, но уж тогда вместе со шляпкой! По поводу названия можно сделать такой вывод: оно не выражает основной мысли главы, оно неточно и грамматически. Согласна?

– Я думала – фраза самая обыкновенная. Прочтешь и всё ясно. А тут мы целое исследование провели. Это всегда так приходится?

– Нет, не всегда. Но если у меня, редактора, появилось сомнение, я должна его исключить или убедиться, что я права. А потом убеждать автора. Доказательства твои (редактора) не вкусовые (мне нравится – мне не нравится), а веские, обоснованные.11

Практикум

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: