Глава 34 Материализация дворца в Гималаях

«Первая встреча Бабаджи с Лахири Махасая – это захватывающая история, открывающая один из фрагментов образа бессмертного гуру».

Эти слова свами Кебалананды были преамбулой к чудесному рассказу. Когда он рассказал мне это впервые, я был буквально ошеломлен. Впоследствии я много раз уговаривал моего дорогого репетитора по санскриту повторить этот рассказ, который позже, по существу теми же словами, рассказал мне Шри Юктешвар. Оба ученика Лахири Махасая слышали эту внушающую благоговейный трепет историю непосредственно из уст своего гуру.

"Первая встреча с Бабаджи произошла на тридцать третьем году моей жизни, – рассказывал Лахири Махасая. – Осенью 1861 года я был определен в Данапур, где работал бухгалтером инженерно-военного ведомства. Однажды утром меня вызвал управляющий.

– Лахири, – сказал он, – только что пришла телеграмма из нашего главного управления. Тебя должны перевести в Раникхет, где сейчас организуется военная почта[¹].

Я и один служащий отправились в поездку за восемьсот километров. Передвигаясь на лошадях и в экипаже, через тридцать дней мы въехали в Раникхет[²] с гималайской стороны.

Мои служебные дела не были обременительны, и я часами бродил по величественным горам. До меня дошли слухи, будто великие святые своим присутствием облагодетельствовали это место, и я испытывал сильное желание увидеть их. Однажды, слоняясь ранним вечером, я был удивлен, услышав, что меня зовет по имени какой-то отдаленный голос. Я продолжал энергично подниматься на гору Дронгири. При мысли, что я, возможно, не смогу вернуться до того времени, когда на джунгли опуститься мгла, мной овладело легкое беспокойство. Наконец я добрался до площадки, по сторонам усеянной пещерами. На одном каменном выступе стоял улыбающийся молодой человек с поднятой в виде приветствия рукой. С удивлением я заметил, что, за исключением бронзового цвета его волос, он удивительно похож на меня.

– Ты пришел, родной! – святой дружелюбно обратился ко мне на хинди: – Отдохни здесь, в этой пещере. Это я тебя звал.

Я зашел в маленькую опрятную пещеру, в которой было несколько шерстяных одеял и несколько сосудов для воды.

– Лахири[³], ты помнишь это место? – йог указал на сложенное в углу одеяло.

– Нет, господин, – ответил я и, несколько ошеломленный странностью произошедшего, добавил: – А теперь мне надо идти, пока не настала ночь. Утром у меня есть дела на службе.

Таинственный святой ответил по-английски: работа была создана для тебя, а не ты для работы.

Я был ошеломлен тем, что этот лесной аскет не только заговорил по-английски, но еще и перефразировал слова Христа[⁴].

– Я вижу, что моя телеграмма к тебе возымела действие. – Это замечание йога мне было непонятно, и я спросил, что он имеет в виду. – Я имею в виду ту телеграмму, что вызвала тебя в эти уединенные места. Это я безмолвно предложил уму твоего начальника перевести тебя в Раникхет. Если кто-то ощущает свое единство с человечеством, умы всех людей становятся передающими станциями, через которые он может влиять на них по своей воле. – И тихо добавил: – Лахири, в самом деле тебе эта пещера не кажется знакомой?

Поскольку я был в замешательстве, святой приблизился и мягко шлепнул меня по лбу. При его магнетическом прикосновении мозг пронзил чудесный ток, освобождая плодородные зерна воспоминаний прошлой жизни.

– Я помню! – голос прервался от радостных рыданий. – Вы мой гуру Бабаджи, вы всегда были моим! Картины прошлого ожили в уме: здесь, в этой пещере, провел я много лет прошлого воплощения! – Меня переполняли невыразимые воспоминания, и я в слезах обнял стопы учителя.

– Больше трех десятилетий я ждал тебя здесь, ждал, когда ты вновь вернешься ко мне, – в голосе Бабаджи звучала небесная любовь. Он продолжал: – Ты ускользнул и исчез в буйных волнах жизни по ту сторону смерти. Магический жезл твоей кармы коснулся тебя, и ты ушел! Хотя ты и утратил меня из виду, я никогда не упускал тебя! Я последовал за тобой через сверкающее море астрала, где летают славные ангелы, через мрак, бурю, смешения и свет, как птица-мать, следящая за своим птенцом. Око мое всегда было на тебе: и тогда, когда ты проходил положенный человеку период внутриутробного развития и младенцем появился на свет. Я незримо присутствовал в детстве, когда ты в позе лотоса укрывал свое крошечное тельце в песках Гхурни. Терпеливо, месяц за месяцем, год за годом, я наблюдал за тобой, ожидая этого дня. Теперь ты со мной! Взгляни, вот твоя пещера, давным-давно любимая тобой! Я всегда сохранял ее в чистоте и готовности для тебя. Вот чтимая тобой подстилка для асан, где ты сиживал, чтобы наполнить Богом свое ширящееся сердце! Взгляни, вот твоя чаша, из которой ты часто пил приготовленный мной нектар. Смотри, как я отполировал этот медный кубок, чтобы ты мог вновь пить из него. Теперь ты вспомнил все это, родной мой?

– Гуру, что я могу сказать? – пробормотал я прерывистым шепотом. – Где кто когда-либо слышал о такой бессмертной любви? – Долго и восторженно я смотрел на вечное сокровище, на гуру в жизни и смерти.

– Лахири, тебе нужно очищение. Выпей масла из этого кубка и полежи у реки. – Практическая мудрость Бабаджи, подумал я, всегда была начеку.

Я повиновался его указаниям. Хотя спустилась ледяная гималайская ночь, успокоительная теплота в виде какого-то внутреннего излучения начала пульсировать в каждой клетке тела. Я был удивлен: не было ль неизвестное масло наделено космическим жаром?

– Резкие порывы ветра во тьме бушевали вокруг меня, завывая свирепо и вызывающе. Студеные волны реки Гогаш время от времени выплескивались на тело, простертое на каменистом берегу. Где-то близко ревели тигры, но в сердце не было страха, лучистая энергия, порожденная во мне недавно, давала уверенность неприступной защищенности. Несколько часов прошли незаметно, увядшие воспоминания другой жизни слились в блестящий узор настоящего – узор нового соединения с моим божественным гуру.

Уединенные мысли были прерваны звуком приближающихся шагов. Человеческая рука во мраке заботливо помогла встать и дала сухую одежду.

– Идем, брат, – сказал сопровождающий. – Учитель ждет тебя. – Он повел меня через лес. За поворотом тропы темная ночь в отдалении вдруг озарилась ровным сиянием.

– Может ли это быть восходом солнца? – спросил я. – Действительно ли ночь еще не кончилась?

– Сейчас полночь, – тихо засмеялся проводник. – Этот свет – сияние золотого дворца, материализованного здесь этой ночью несравненным Бабаджи. В далеком прошлом ты однажды выразил желание насладиться красотами дворца. Наш учитель ныне удовлетворяет это желание, таким образом освобождая тебя от оков кармы[⁵]. Этой ночью этот великолепный дворец, – добавил он, – будет местом посвящения тебя в крия-йогу. Все твои братья, находящиеся здесь, объединились в приветственном песнопении, радуясь окончанию твоего продолжительного изгнания. Смотри!

Перед нами был огромный дворец, сверкающий золотом. Усеянный бесчисленными драгоценными камнями, среди живописных садов, он представлял собой зрелище несравненного величия. Вздымающиеся арки были инкрустированы огромными бриллиантами, сапфирами и алмазами. Святые с ангельскими лицами расположились у сверкающих ворот, почти покрасневших от блеска рубинов.

Я последовал за попутчиком в просторный приемный зал. Воздух был наполнен ароматом ладана и роз, матовые лампы излучали разноцветное сияние. Небольшие группы посвященных – одни светлокожие, другие темнее – мелодично исполняли песнопения или сидели в медитации, погруженные во внутренний покой. Трепетная радость наполняла всю окружающую атмосферу.

– Полюбуйся, насладись помпезным блеском этого дворца, ибо он возник исключительно в твою честь. Когда у меня вырвалось несколько восклицаний изумления, мой проводник понимающе улыбнулся.

– Брат, – сказал я, – красоты этого сооружения превосходят границы воображения. Поведай мне, пожалуйста, тайну его возникновения.

– Я охотно просвещу тебя в этом, – темные глаза моего спутника искрились мудростью. – На самом деле, в этой материализации нет ничего необъяснимого. Весь космос есть спроецированная мысль Творца. Эта тяжела глыба земли, плавающая в пространстве, есть греза Божья. Он извлекает все из Своего сознания точно так же, как человек во сне воспроизводит в своем сознании и оживляет творение собственных грез.

Господь, сначала сотворив землю как идею, оживил ее: атомная энергия пришла в движение. Он сконцентрировал атомы в этот плотный шар, удерживая все молекулы вместе Своей волей. С изъятием Его воли земля снова дезинтегрируется в энергию. Энергия растворится в Сознании, идея земли исчезнет с объективного плана. В сущности, – продолжал он, – она удерживается материализованной подсознательной мыслью Спящего. Когда же эта связующая мысль изымается в бодрствовании, она и ее элементы рассеиваются. Человек закрывает глаза и воздвигает творенье сна, которое он по пробуждении безо всякого усилия дематериализует. Он следует божественному архетипу. Аналогичным образом, пробуждаясь в космическом сознании, он безо всяких усилий дематериализует иллюзии этого космического сна.

Будучи единым с бесконечной, все свершающей волей, Бабаджи может преобразовывать созданные атомы в любых сочетаниях и проявлениях в различных формах. Этот золотой дворец, созданный мгновенно, реален точно так же, как реальна земля. Бабаджи создал это роскошное здание своим умом и удерживает его атомы вместе силой своей воли, как Бог создал эту землю и сохраняет ее в целости. Когда это строение послужит своей цели, – добавил он, – Бабаджи его дематериализует.

Поскольку, объятый благоговейным трепетом, я сохранял молчание, мой проводник сделал широкий жест рукой.

– Этот сияющий дворец не был построен человеческими усилиями, и золото с драгоценностями не добывалось трудом. Здание это прочно стоит монументальным вызовом человеку[⁶]. Кто бы ни осознал себя сыном Божьим, как Бабаджи, может достичь любой цели бесконечными возможностями души. Точно так же, как самый обычный камень заключает в себе тайну грандиозной атомной энергии, так и самый ничтожный из смертных является аккумулятором божественного[⁷].

Мудрец взял с соседнего столика изящную вазу, ручка которой сверкала алмазами.

– Наш великий гуру сотворил этот дворец, уплотнив мириады свободных космических лучей, – продолжал он. – Потрогай эту вазу и ее алмазы, они удовлетворят любую проверку чувственным опытом.

Я осмотрел массивную золотую вазу и провел рукой по гладким блестящим стенкам. Каждый драгоценный камень, щедро усыпанный по ней, был достоин места в царской коллекции. Глубокое удовлетворение овладело мной. Скрытое желание, прятавшееся в подсознании со времен прошедших жизней, казалось и удовлетворенным, и погашенным.

Мой спутник, преисполненный достоинства, провел меня через богато украшенные арки и коридоры по целому ряду комнат, меблированных в стиле императорского дворца. Мы вошли в огромный зал. В центре стоял золотой трон, украшенный драгоценностями, переливающимися разными цветами. На нем в позе лотоса сидел высочайший Бабаджи. Я преклонил колени у его святых стоп.

– Лахири, ты все еще услаждаешься иллюзорными желаниями золотого дворца? – Глаза моего гуру сверкали, как сапфиры. – Очнись. Все твоя жажда земного вот-вот погаснет навсегда. – Он прошептал какие-то непонятные слова благословения. – Восстань, сын мой. Получи посвящение в Царство Божие через крия-йогу.

– Бабаджи вытянул руку – появилось священное пламя хома (жертвенное), окруженное плодами и цветами. Пред этим пламенеющим алтарем я и получил освобождающую йоговскую технику.

Церемонии были завершены рано на рассвете. Я не ощущал нужды во сне – в экстатическом состоянии я бродил вокруг дворца, переполненного со всех сторон сокровищами и предметами изысканного искусства. Спустившись к благоухающим садам, я поблизости заметил те же пещеры и голые выступы гор, которые вчера не могли похвастаться соседством с каким-либо дворцом или цветущей террасой.

Вновь зайдя во дворец, сказочно сверкающий на холодном гималайском солнце, я искал общества моего учителя. Он все еще был на троне, окруженный множеством безмолвных учеников.

– Лахири, ты голоден, – сказал учитель и добавил: – Закрой глаза.

Когда же я снова открыл их, чарующий дворец и его живописные сады исчезли, мое собственное тело, тела Бабаджи и учеников располагались на голой земле как раз на месте исчезнувшего дворца, невдалеке от освещенных солнцем входов в каменные пещеры. Я припомнил, как мой проводник заметил, что дворец дематериализуется, его плененные атомы высвободятся в мысль вещество, из которых они возникли. Несмотря на потрясение, я доверчиво смотрел на гуру, и не знал, чего еще ждать в этот день чудес.

– Дворец послужил той цели, для которой был создан, – объяснил Бабаджи. Он взял с пола глиняный сосуд. – Сунь туда руку и возьми еду какую хочешь.

Едва я дотронулся до просторного пустого кувшина, он наполнился горячими, вареными лючи с маслом, кари и редкостными сладостями. Я ел, замечая, что сосуд всегда был полон. Покончив с едой, я осмотрелся в поисках воды. Гуру указал на тот же кувшин. Удивительно! Пища исчезла, вместо нее была вода, чистая, как будто из горного ручья.

– Немногие знают, что Царство Божие включает и царство земных свершений, – заметил Бабаджи. – Божественная сфера простирается до земной, но последняя, будучи иллюзорной, не может заключать в себе сущность реальности.

– Возлюбленный гуру, прошедшей ночью вы продемонстрировали мне связь красоты на небе и на земле. – Я улыбнулся воспоминаниям об исчезнувшем дворце, поистине ни один простой йог никогда не получал посвящения в высокие мистерии духа в окружении более впечатляющей роскоши! Однако я спокойно взирал на резкий контраст теперешней сцены. Обнаженная земля, крыша из небес, примитивный приют пещер – все это казалось привлекательным естественным окружением для серафических святых, находившихся вокруг меня.

К вечеру я уселся на свою подстилку, освященную связью с воспоминаниями прошлой жизни. Божественный гуру приблизился ко мне и провел рукой над головой. Я вошел в состояние нирвикальпа самадхи, оставаясь непрерывно в его блаженстве в течение семи дней. Пересекая следующие один за другим уровни самопознания, я проник в бессмертные сферы реальности. Все иллюзорные ограничения одно за другим отпали, душа моя прочно утвердилась на вечном алтаре Космического Духа. На восьмой день я упал к стопам гуру и умолял его позволения остаться с ним навсегда в этом святом неприступном месте.

– Сын мой, – сказал Бабаджи, обняв меня, – свою роль в этом воплощении тебе должно играть на сцена внешнего. Благословенный прежде рождения множеством жизней уединенных медитаций, ты должен теперь вращаться в мире людей. Глубокий смысл кроется в том факте, что в этот раз ты не встретил меня до тех пор, пока не стал уже женатым мужчиной со скромными деловыми обязанностями. Ты должен оставить свои мысли о присоединении к нашей скрытой в Гималаях группе. Жизнь твоя должна проходить на людных площадях, в служении образцом идеального йога-домохозяина.

Вопли многих зашедших в тупик мирских людей не остались без внимания Великого Единого, – продолжал он. – Ты избран принести духовное утешение множеству серьезных ищущих – через крия-йогу. Миллионы обремененных семейными узами и тяжелыми мирскими обязанностями получат от тебя обновление сердце – такого же домохозяина, как и они. Ты должен направить их к пониманию, что высшие йоговские достижения не закрыты для семейного человека. Даже в миру тот йог, который честно исполняет свои обязанности без личностного мотива или привязанности, идет по пути озарения.

Тебе нет никакой нужды оставлять мир, ибо внутренне ты уже отделился от всех его кармических уз. Не от мира сего, ты тем не менее должен быть в нем. Много лет еще предстоит тебе сознательно выполнять семейные, деловые, гражданские и духовные обязанности. Новое, свежее дыхание надежды на божественное проникнет в иссохшие сердца мирских людей. Из твоей гармоничной жизни они уяснят, что освобождение зависит скорее от внутренних, нежели от внешних отречений.

Как далеки казались мне моя семья, служба, мир, когда я внимал гуру в уединении высоких Гималаев. Но несокрушимая истина звучала в его словах, я смиренно согласился покинуть этот благословенный приют мира. Бабаджи обучил меня древним строгим правилам, которыми руководствуются при передаче йоговского мастерства от гуру к ученику.

– Даруй ключ крии только достойным ученикам, – сказал Бабаджи. – Кто дает обет пожертвовать всем на поиски Бога, достоин разгадать конечные тайны жизни через науку медитации.

– Ангельский гуру, поскольку вы уже облагодетельствовали человечество, воскресив утраченное искусство крии, не увеличите ли вы это благо, ослабив свои суровые ограничения для ученичества? – Я умоляюще посмотрел на Бабаджи. – Молю вас позволить передавать крию всем ищущим, если даже они вначале и не в состоянии дать обета – завершить внутреннее отречение. Измученные мужчины и женщины, живущие в миру, преследуемые тройным страданием[⁸], нуждаются в особом поощрении. Быть может, они никогда и не попытаются вступить на путь спасения, если посвящение в крию будет скрыто от них.

– Да будет так. Можешь передавать крию свободно всем, кто скромно попросит помощи. Божья воля выразилась через тебя, – этими простыми словами милосердный гуру исключил суровые ограничения, которые веками скрывали крию от мира.

После некоторого молчания Бабаджи добавил:

– Повторяй каждому из обучающихся это величественное обещание из Бхагавадгиты: «Свальпампьясья дхармасья траяте махато бхаят»[⁹].

Когда следующим утром я склонился у стоп Бабаджи за его прощальным благословением, он почувствовал мое глубокое нежелание покидать его.

– Милое дитя, для нас нет разлуки! – Он с любовью коснулся моего плеча. – Где бы ты ни был, когда бы ты ни позвал меня, я тут же буду с тобой.

Утешенный его чудесным обещанием, обогащенный вновь найденным золотом мудрости Божьей, я направил свой путь вниз с гор на равнину. На службе меня с радостью встретили сослуживцы, которые вот уже десять дней считали меня заблудившимся в гималайских джунглях. Вскоре из главного управления пришло письмо: «Лахири должен вернуться в Данапур. Его перевели в Раникхет по ошибке. Принять на себя служебные обязанности пришлют другого человека».

Я улыбнулся, подумав о скрытом перекрестном ходе событий, приведшем меня в эту удаленную точку Индии.

Перед возвращением в Данапур[¹⁰] я провел в Морадабаде несколько дней в одной бенгальской семье. Там собралось шестеро друзей, чтобы повидаться со мной. Когда я перевел разговор на духовные вопросы, хозяин мрачно заметил:

– О, в наши дни в Индии нет святых!

– Бабу, – горячо запротестовал я, – не подлежит сомнению то, что в нашей стране есть великие учителя!

В состоянии духовного подъема я ощутил побуждение рассказать о своих чудесных переживаниях в Гималаях. Маленькая компания проявила вежливое недоверие.

– Лахири, – успокаивающим тоном сказал один из них, – ты перенес большое нервное напряжение, находясь в разреженном горном воздухе. Ты рассказал какой-то сон наяву.

– Если я его позову, мой гуру явится прямо в этом доме, – вспыхнув от жажды истины, безрассудно сказал я.

У всех в глазах отразился интерес – не было ничего удивительного в том, что все жаждали увидеть святого, материализовавшегося столь странным образом. Почти нехотя попросил я тихую комнату и две новые шерстяные подстилки.

– Учитель материализуется из эфира, – сказал я. – Побудьте тихо за дверью, скоро я позову вас.

Я погрузился в медитативное состояние, скромно призывая своего гуру. Затемненная комната наполнилась эманацией матового лунного света, вскоре возникла светящаяся фигура Бабаджи.

– Лахири, ты позвал меня попусту. – Взгляд учителя был суров. – Истина для серьезных искателей, а не для тех, кто испытывает лишь праздное любопытство. Легко поверить, когда видишь, тогда уже нечего отрицать. Сверхчувственную истину заслуживают лишь те, кто преодолеет свой естественный материалистический скептицизм. – И тяжело добавил: – Отпусти меня!

Я с мольбой упал к его стопам: – Святой гуру, я осознал серьезность ошибки и скромно прошу о прощении. Я решился позвать вас для того, чтобы вызвать веру в этих духовно ослепленных умах. Поскольку вы милостиво явились по моей просьбе, прошу, не уходите, не даровав благословения моим друзьям, хотя и неверующим, но, по крайней мере, желающим исследовать истинность моих странных убеждений.

– Хорошо, я останусь ненадолго. Я не желаю, чтобы слово твое дискредитировало перед друзьями. – Лицо Бабаджи смягчилось, но он мягко добавил: – С этих пор, сын мой, я буду являться тогда, когда ты будешь нуждаться во мне, а не всякий раз, как ты позовешь меня[¹¹].

Напряженное молчание царило в маленькой группе, когда я открыл дверь. Не веря глазам, мои друзья уставились на сияющую фигуру учителя, сидящего на шерстяной подстилке.

– Это какой-то массовый гипноз! – нервно засмеялся один. – Никто не мог войти в эту комнату без нашего ведома!

Бабаджи, улыбаясь, вышел и подошел к каждому, чтобы все коснулись теплой, прочной плоти его тела. Сомнения рассеялись, мои друзья простерлись на полу в трепетном раскаянии.

– Пусть приготовят халву[¹²], – попросил Бабаджи, как я понял, чтобы еще больше убедить присутствующих в своей физической реальности.

Пока варилась каша, божественный гуру непринужденно беседовал. Велико же было превращение этих Фом неверующих в благочестивых святых Павлов. Когда мы поели, Бабаджи благословил каждого из присутствующих. Резкая вспышка – и мы стали свидетелями мгновенной аннигиляции электронных элементов тела Бабаджи в рассеивающийся туманный свет. Связанная с Богом сила воли учителя отпустила эфирные атомы, удерживаемые вместе в качестве его тела, триллионы крошечных жизнетронных искр сейчас же исчезли в Бесконечности.

– Своими глазами видел я победителя смерти, – почтительно сказал один из группы по имени Майтра[¹³]. Лицо его преобразилось от радости недавнего пробуждения. – Высочайший гуру играл временем и пространством, как ребенок мыльными пузырями. Я видел человека с ключами от небес и земли.

Вскоре я вернулся в Данапур. Прочно встав на якорь в гавани Духа, я вновь взялся за множество деловых и семейных обязанностей домохозяина".

Лахири Махасая рассказывал также свами Кебалананде и Шри Юктешвару историю другой встречи с Бабаджи при обстоятельствах, подтверждавших обещание гуру: «Я явлюсь, когда ты будешь нуждаться во мне».

"Это случилось на кумбха мела в Аллахабвде, – рассказывал Лахири Махасая ученикам. – Я поехал туда в короткий отпуск для отдыха от служебных обязанностей. Когда я бродил в толпе монахов и садху, пришедших издалека, чтобы посетить святой праздник, то заметил посыпанного пеплом аскета, протягивающего чашу для подаяния. У меня в уме возникла мысль, что он лицемер, носящий символы отречения без соответствующего внутреннего содержания. Не успел я пройти мимо этого аскета, как с изумлением заметил Бабаджи. Он стоял, преклонив колени, перед одним отшельником со спутанными волосами.

– Гуруджи! – бросился я к нему. – Что вы здесь делаете? – Я омываю стопы этого отреченного, а потом почищу его кухонную посуду. – Бабаджи улыбнулся мне, как малое дитя, я понял, что он имел в виду. Он хотел, чтобы я никого не критиковал, но видел Господа обитающим равно во всех телесных храмах – как самого высокого, так и самого низкого человека. Великий гуру добавил: – Служа мудрым и невежественным садху, я обучаюсь величайшей из добродетелей, приятной Богу, которая превыше всех других добродетелей, – скромности"[¹⁴].

Глава 34 (сноски)

[1]. Ныне военный санаторий. К 1861 г. британское правительство уже организовало некоторую телеграфную связь в Индии.

(обратно)

[2]. Раникхет находится в Алморском округе, расположенном у подножья одного из высочайших пиков Гималаев – Нанда Дэви (7821 метр над уровнем моря).

(обратно)

[3]. На самом деле Бабаджи сказал Гангадхар – имя, под которым Лахири Махасая был известен в своей предыдущей инкарнации. Гангадхар (буквально – тот, кто держит реку Ганг) – одно из имен Бога Шивы. Согласно пуранической легенде, святая река Ганг стекает с небес, и, чтобы земля могла удержать силу ее мощного потока, Бог Шива удержал воды Ганга в Своих запутанных волосах, откуда затем выпустил их слабым потоком. Метафизическое значение слова Гангадхар – тот, кто имеет контроль над потоком «реки» жизни в позвоночном столбе.

(обратно)

[4]. «...Суббота для человека, а не человек для субботы». – От Марка 2.27.

(обратно)

[5]. Кармический закон требует, чтобы всякое человеческое желание получило окончательное осуществление. Таким образом, недуховные желания являются цепью, приковывающей человека к колесу реинкарнаций.

(обратно)

[6]. Что есть чудо? – Это укор, Безмолвная сатира на человечество. – Эдвард Янг Ночные мысли.

(обратно)

[7]. Теория атомного строения материи была изложена в древних индийских трактатах Вайшешики и Ньяйя. «Существуют огромные миры, все размещенные в пустотах всякого атома, многообразные, как пылинки в солнечном луче», – Йога Васиштха.

(обратно)

[8]. Физическим, психическим и духовным, проявляющимися соответственно в болезнях, психической неполноценности или «комплексах» и в неведении души.

(обратно)

[9].

"То, что сделано, здесь не гибнет,

здесь помех на пути не бывает;

этой дхармы (религиозный обряд или правильное действие) даже частица

от великого страха избавит".

Колоссальные страдания свойственны все время повторяющимся переживанием рождения и смерти. – Глава 2.40.

(обратно)

[10]. Город близ Бенареса.

(обратно)

[11]. На пути к Бесконечному даже такие озаренные учителя, как Лахири Махасая, могут страдать избытком рвения и подвергаться дисциплинированию. В Бхагавадгите мы читаем немало эпизодов, где божественный гуру Кришна налагает взыскание на принца поклоняющихся – Арджуну.

(обратно)

[12]. Каша из сливок, пшеницы, жаренной в животном жире, сваренная в молоке с сахаром.

(обратно)

[13]. Этот человек – Майтра Махасая, о котором упоминает здесь Лахири Махасая, впоследствии высоко продвинулся в самопознании. Я встретился с ним вскоре после получения аттестата об окончании средней школы, когда он посетил Махамандалскую обитель в Бенаресе. Он рассказал мне тогда о материализации Бабаджи перед группой в Морадабаде. «В результате этого чуда, – объяснил мне Майтра Махасая, – я на всю жизнь стал учеником Лахири Махасая».

(обратно)

[14]. «Кто, как Господь, Бог наш, Который, обитая на высоте, приклоняется, чтобы призирать на небо и на землю» – Псалом 112.5-6. «Ибо кто возвышает себя, тот унижен будет; а кто унижает себя, тот возвысится». – От Матфея 23.12.

Смирить эго, или ложное я, – значит открыть чье-то вечное тождество.

(обратно)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: