Глава 15. Социологическое

Направление криминологии

Традицию социологической криминологии в XIX веке заложили А. Кетле, Г. Тард, Э. Дюркгейм, ряд иных авторов. В начале XX века наибольшее распространение социологическая криминология получила за рубежом, в США.

§ 1. Криминологическое развитие концепции аномии. § 2. Теория стигмы. § 3. Теория дифференциальной ассоциации. § 4. Виктимологическое направление изучения причин преступности. § 5. Радикальная криминология

Криминологическое развитие концепции

Аномии

Наибольшей популярностью среди социологов того времени пользовалась концепция аномии. В 1938 году Роберт Мертон опубликовал статью "Социальная структура и аномия"[337], в которой использовал дюркгеймовскую концепцию аномии применительно к проблемам криминологии. Одна из главных идей Р. Мертона заключалась в том, что основной причиной преступности является противоречие между ценностями, на достижение которых общество нацеливает людей, и возможностями их достижения по установленным обществом правилам. Это противоречие приводит к тому, что человек, не сумевший получить определенные ценности по всем правилам, начинает отрицать правила и стремится получить их любой ценой. Статья Р. Мертона дала мощный импульс использованию феномена аномии при объяснении причин преступности.

В 1961 году ученик Мертона Р. Кловард и его сотрудник Л. Олин опубликовали монографию "Преступность несовершеннолетних и возможности: теория молодежных криминальных групп"[338]. Авторы убедительно показали, что общество, прививая подросткам различные ценности, мало заботится о том, является ли их достижение реальным для большинства молодых людей. В действительности овладеть этими ценностями законными способами могут лишь немногие. Большинство вынуждены проявлять ловкость – нарушать нормы морали и требования закона. Когда молодые люди из идеального мира, созданного нравоучениями воспитателей, попадают в реальную жизнь, они начинают испытывать разочарование и фрустрацию. Типичная реакция на это:

создание воровских шаек, в которых посредством хищений молодые люди получают возможность жить в соответствии с господствующими в обществе стандартами потребления;

объединение в агрессивные банды, которые снимают напряжение, вызванное общественной несправедливостью, совершением актов насилия и вандализма;

вступление в антисоциальные группировки, где молодые люди, употребляя наркотики, алкоголь, уходят в себя, замыкаются в тесном кругу сверстников, озабоченных теми же проблемами, и таким путем пытаются заслониться от окружающего их коварства и лицемерия.

Эта книга произвела сильное впечатление на Р. Кеннеди, по инициативе которого был принят закон о предупреждении преступлений несовершеннолетних. Л. Олин возглавил специальную программу расширения возможностей молодежи. Миллионы долларов из государственных и частных фондов были выделены для обеспечения данной программы. Результаты ее реализации были достаточно скромными, тем не менее, по мнению некоторых криминологов, она позволила несколько снизить темпы роста молодежной преступности[339].

Одновременно со статьей Р. Мертона в 1938 году появилась работа Торстона Селлина "Конфликт культур и преступность"[340]. Если Р. Мертон проанализировал конфликт между культурными ценностями и возможностями их получения, то Т. Селлин рассмотрел в качестве криминогенного фактора конфликт между культурными ценностями различных сообществ. Основой его гипотезы стали результаты чикагских исследователей, установивших повышенный уровень преступности в кварталах некоренных американцев (негров, пуэрториканцов, итальянцев). Т. Селлин своей теорией конфликта культур попытался объяснить этот феномен. Его теория оказалась более значимой и не только позволила объяснить преступность мигрантов, но и раскрыла криминогенность противоречий между различными социальными группами. По существу, Т. Селлин трансформировал марксистскую теорию классовых противоречий, устранив ее наиболее острые и революционные аспекты, несколько уменьшив ее масштаб, что позволило применять ее не только к анализу противостояния двух частей общества, но и к противоречиям более мелких социальных формирований.

На основе этой теории американский социолог А. Коэн в 1955 году разработал концепцию субкультур[341]. А. Коэн еще более уменьшил масштаб социальных групп и рассмотрел особенности культурных ценностей криминальных объединений (банд, сообществ, группировок). В этих микрогруппах могут формироваться свои миникультуры (взгляды, привычки, умения, стереотипы поведения, нормы общения, права и обязанности, меры наказания нарушителей норм, выработанных такой микрогруппой) – этот феномен получил название субкультуры. Как правило, криминальная субкультура находится в противоречии с господствующими в обществе ценностями. Попадая в преступную группу, восприняв ее субкультуру, человек как бы освобождается от иных социальных запретов, более того, их нарушение нередко бывает одной из норм криминальной субкультуры.

Практические выводы из этой теории заключались в необходимости контролировать процессы эмиграции, принимать меры по сближению культур различных социальных слоев и групп, устранять элементы, вызывающие их противоречия. Коррекция криминогенных качеств правонарушителей подчас невозможна без разрушения криминальной субкультуры, которая, подобно стенам средневекового замка, защищает криминальное сознание от воспитательных воздействий общества.

Помимо достаточно прагматических выводов данная концепция направила внимание криминологов на анализ взаимосвязи культуры общества и преступности. Эта теория показывает, насколько глубоки корни преступности. Изменение культуры – процесс достаточно длительный, поэтому и процесс воздействия на преступность не может носить моментный характер, и рассчитывать на скорые результаты здесь не приходится.

Теория стигмы

1938 год был поистине урожайным для криминологии. Он ознаменовался появлением интересной работы ученого из Колумбийского университета Френка Танненбаума "Преступность и общество"[342].

Ф. Танненбаум попытался применить к решению криминологических проблем социологическую теорию интеракционизма чикагского профессора Д.Г. Мида. Джордж Герберт Мид рассматривал общественную жизнь как серию социальных ситуаций и типичных реакций людей на поведение окружающих (интеракций). По Д. Миду, каждому индивиду общество определяет какую-то роль, в которую тот "вкладывает себя, как актер", его поведение определяется социальными ожиданиями и стереотипами[343].

Справедливости ради следует заметить, что основная парадигма интеракционистов еще в прошлом веке была сформулирована русским писателем: "Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали – и они родились"[344].

Применив "эти положения к проблемам объяснения преступного поведения, Ф. Танненбаум достаточно убедительно доказал, что неправильное реагирование общества на преступления является одним из наиболее значимых криминогенных факторов. Он развил мысль М. Ю. Лермонтова и доказал, что если подросток все оценивает негативно, то он утрачивает многое из того положительного, что есть у каждого человека. Отрицательные оценки имеют две стороны:

они удерживают от антиобщественных поступков, но при

неумелом их применении (Ф. Танненбаум называет этот процесс чрезмерной драматизацией зла) они могут инициировать криминализацию личности. Наклеивание негативных ярлыков нередко приводит к тому, что этот ярлык становится компасом в жизни молодого человека.

Надо заметить, что в конце 30-х годов многими социологами со всей остротой был поставлен вопрос о том, справедливо ли рассматривать в качестве общественно опасных только те деяния, за которые закон предусматривает уголовное наказание. Теоретически схема уголовного законотворчества такова: то или иное поведение расценивается как общественно опасное – принимается закон, запрещающий его под угрозой уголовного наказания. Реально же далеко не все, что запрещается законом, представляет опасность для общества. Нередко уголовно-правовые запреты защищают интересы весьма незначительной части общества, и их соблюдение приносит всему обществу не пользу, а вред. Социологи вслед за Р. Горафало пытались найти неправовые определения преступления и преступности. Справедливость и эффективность уголовной репрессии ставилась под сомнение. Разработанная Ф. Танненбаумом концепция "недопустимости драматизации зла" в значительной мере впитала эти идеи. Она легла в основу интеракционистского подхода к изучению преступности, который впоследствии трансформировался в теорию стигмы.

Стигма в переводе с латинского означает клеймо. Из истории мы знаем, что клеймение преступников делало их изгоями, и такая мера борьбы с преступностью нередко инициировала новые, самые тяжкие преступления как ответную реакцию на социальное отторжение. Этот факт был общепризнанным, и его брали за аксиому авторы данной теории. Теория стигмы основывалась на многих философских и социальных традициях. Ее истоки можно увидеть в христианской заповеди "не судите – да не судимы будете". Теоретики анархизма рассматривали государство как начало, озлобляющее человека. По их мнению, все религиозные учения призывали человека к доброте, но государство, основанное на насилии, отрицает всеобщую любовь и способствует проявлениям зла[345].

И если критики различных форм стигматизации не заходили так далеко, чтобы отрицать само государство, то многие формы его деятельности по воздействию на преступность они ставили под сомнение, рассматривая их не только как неэффективные, но и как вредные.

Эта теория достаточно полно раскрывала глубинные механизмы криминального рецидива, с ее помощью удалось интерпретировать многие эмпирические данные. Например, еще в 1934 году супруги Глюк установили, что факт привода подростка в полицию оказывает гораздо большее влияние на выбор преступной карьеры, чем осуждение: среди имевших приводы уровень рецидива был выше, чем среди судимых[346].

На развитие теории стигматизации значительное влияние оказала гипотеза Т. Селлина о том, что в поисках отличий преступников от непреступников криминологи исследуют различия между осужденными и неосужденными. В действительности же среди "несудимой части общества" преступников также немало, и среди неосужденных различия между преступниками и непреступниками несущественны[347].

Эту гипотезу в значительной мере подтвердил Э. Сатерленд, который открыл и исследовал феномен беловоротничковой преступности. Э. Сатерленд проанализировал факты хищений, злоупотреблений служебным положением, коррупции, хозяйственных и экономических преступлений, совершаемых представителями высших слоев общества. Результаты его анализа ошеломили современников. Преступления, совершаемые "сливками общества", многократно превосходят по своей общественной опасности и по размеру материального ущерба традиционную преступность. Кражи, совершаемые представителями трущоб, оказались каплей по сравнению с морем хищений в лакированном мире бизнеса. Парадоксальным результатом его исследований было следующее: несмотря на то, что степень общественной опасности преступлений представителей низших слоев общества ниже, вся мощь карательной машины обрушивается именно на них. Криминальные представители респектабельного общества, как правило, остаются безнаказанными. Это научное открытие привело исследователя к достаточно острой политической проблеме: "Почему закон применяется по-разному к преступникам в белых воротничках и к другим преступникам?"[348].

Таким образом, из исследования Э. Сатерленда логически вытекал вывод о том, что те, кто попал в поле зрения судебной системы и находится в тюрьмах (контингент, на основе изучения которого криминологи конструируют свои теории), – это лишь незначительная часть реального криминального мира, это наименее ловкие и наиболее обездоленные из преступников.

Э. Сатерленд пришел к выводу, что три четверти лиц, содержащихся в тюрьмах штатов, не являются преступниками в полном смысле этого слова, однако соответствующее криминальное клеймо, поставленное на них судебной системой, инициирует процесс их отчуждения от общества. Вслед за Р. Горафало он предлагает существенно расширить рамки применения штрафных санкций с тем, чтобы "снять клеймо преступления со значительной части судебных дел"[349].

Главный практический вывод Э. Сатерленда заключается в необходимости ограничения применения карательных мер, поскольку они неэффективны, несправедливы и путем стигматизации обрекают человека на преступную карьеру.

Последующие исследования латентной преступности подтвердили выводы Э. Сатерленда. И. Валерстайном, К. Вай-лом, Р. Портфельдом и другими исследователями был установлен факт практически тотальной криминализации взрослого населения. Эти исследователи опросили несколько тысяч американцев на предмет, не совершали ли они когда-либо преступления. Результаты опроса были ошеломляющими. Более 90% опрошенных признали, что им приходилось совершать те или иные преступления (в том числе и такие серьезные, как грабежи, разбои, похищения автомобилей и иных ценных вещей), за которые они не были привлечены ни к какой ответственности, поскольку о преступлении никто не узнал[350].

Эти данные заставляли серьезно задуматься, имеют ли право одни нарушители осуждать других.

Определенный интерес представляет подход Г. Беккера к периодизации преступной карьеры. По результатам его исследований, в большинстве случаев первичное нарушение социальных норм носит случайный характер. Затем движущей силой правонарушений становится выгода или удовольствие, связанное с самими действиями либо с их результатом. Арест и осуждение закрепляют за человеком статус преступника (официально на период тюремного заключения, реально – практически навсегда). На четвертой стадии, как правило, происходит активная реализация социального статуса и социальной роли, которыми общество заклеймило осужденного, – реализация в форме серии преступлений. Вершиной криминализации, по Г. Беккеру, является вступление человека в банду преступников, где по максимуму реализуются все криминальные возможности индивида[351].

Таким образом, основные положения теории стигматизации сводятся к следующему:

не существует абсолютных признаков преступления, определение того или иного деяния в качестве преступного зависит исключительно от реакции людей;

преступники практически ничем не отличаются от непреступников. Различия между осужденными и неосужденными (выявленными и невыявленными) преступниками более существенны;

воздействие судебной системы и карательного аппарата на преступность носит скорее негативный, нежели позитивный характер, оно причиняет обществу больше вреда, чем пользы;

не следует драматизировать зло, важна не кара, а меры, которые могли бы удержать человека от преступления, предотвратить раскол общества на два враждующих лагеря: преступников и непреступников.

Теория стигмы оказала значительное влияние на практику противостояния преступности. Она вновь привлекла внимание к проблеме карательных мер, продемонстрировав их существенные недостатки: избирательную направленность (избирательность, исключающая их воздействие на наиболее опасных преступников); положительный эффект общего предупреждения нередко нейтрализуется отрицательным эффектом стигматизации (негатив массовой стигматизации в обществе может превосходить позитив удержания).

Эта теория предполагала коррекцию практики воздействия на преступность в следующих направлениях:

расширение некарательных мер;

поиск и внедрение карательных мер, исключающих стигму (например, телесные наказания);

поиск путей снижения эффекта стигматизации применительно к карательным мерам, отказаться от которых не представляется возможным;

отказ от ряда карательных мер (например, краткосрочного тюремного заключения).

В воздействии на преступность представители этого направления предлагают опираться не на машину подавления, а на системную перестройку основных начал общественной жизни: последовательное увеличение справедливости, честности, доброты, человеколюбия в обществе будет отрицать преступность. На начальном этапе значительная роль отводится системе пресечения преступлений (без карательных мер и связанной с ними стигматизацией). В последующем предполагается возможность эффективного воздействия на преступность без жестких мер.

Эту устремленность можно считать выражением идеала гуманизма в криминологии. К сожалению, в реальной практике полностью воплотить данный идеал пока не удалось никому. Однако многие рекомендации теоретиков криминологического интеракционизма реализованы на практике и дали положительные результаты: в большинстве стран отказались от краткосрочного тюремного заключения. Само тюремное заключение в ряде стран модифицировали таким образом, что полного отчуждения преступника от общества не наступает (его отпускают домой на выходные, а иногда и после рабочего дня, заключенные участвуют в общественной жизни, встречаются с политическими деятелями, получают образование, развивают творческие способности, для широкой публики организуют выставки работ заключенных и т. п.). Во многих странах возникли общественные движения связи с заключенными и оказания им помощи в период после освобождения из тюрьмы. Процент судебных приговоров, связанных с лишением свободы, в большинстве стран мира неуклонно снижается, соответ-ственнно в обществе уменьшается доля лиц, пораженных стигмой тюрьмы. В ряде стран стало практиковаться неполное заключение, позволяющее заключенному продолжать заниматься своей обычной работой или учебой (в места заключения осужденный обязан являться вечером и в выходные дни)[352].

Норвежский криминолог И. Анденес поставил вопрос о необходимости разработки новых мер общественного реагирования на преступления: "Специалистам в области наказаний в будущем следует предусмотреть формы этой реакции, отличные от классических санкций, но способные обеспечить поддержание общественного порядка, без которого жизнь в обществе становится невозможной. Эти формы могут носить характер частных предупреждений, предварительных санкций, а также могут осуществляться в виде помощи, создании благоприятных условий, советов, которые необходимо выполнить, чтобы пользоваться определенными преимуществами и поддержкой. Такое вмешательство не будет автоматически носить характер порицания или нравственного осуждения, которые неразрывно связаны с классическими наказаниями или мерами, даже в самом смягченном виде"[353].

Во многом благодаря изысканиям авторов этой теории в странах Запада декриминализировали гомосексуализм и довольно лояльно относятся к наркоманам[354].

Теория стигмы пользуется популярностью среди зарубежных криминологов, ее влияние на практику весьма существенно. Эта теория позволяет радикально изменить угол зрения на феномен преступности и меры воздействия на нее. Во многом общество оказалось не готово к ее реализации на практике, в этом смысле ее можно считать теорией, устремленной в будущее.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: