ОБРАЩЕНИЕ К РОДИТЕЛЯМ ГЛУХОНЕМЫХ

ЯЗЫК МИМИЧЕСКИЙ

Первое естественное средство обучать глухого есть язык знаков, потому что он ему свойствен, не требует никакого предварительного труда и наконец весьма достаточен для выражения употребительнейших и простейших мыслей. Было бы по крайней мере безрассудно, если не бесчеловечно, с самого начала отринуть и запретить глухонемому употребление сего самопроизвольного языка, который сама природа и побуждение нужды внушают ему и который столь счастливо заменяет отнятые у него несчастным рождением органы слуха и слова. Желая преклонить дитя к общественным требованиям, не надобно, однако ж, стараться переломить его, насильно его отторгнуть от наставлений природы. Эта общая мать, столь мудрая в первых своих показаниях, коими управляет неверными шагами младенчества, должна еще продолжать свою помощь глухонемому и в таком возрасте, когда уже прочие дети почти совсем вышли из под ее руководства, дабы принадлежать обществу.

Мы даже советовали бы родителям глухонемых детей охотно и старательно предаться взаимному употреблению сего первоначального языка, посредством которого ум молодого несчастливца может распускаться и расти. Для этого не нужна ученость: самая нежная мать будет и самая искусная. Таким образом, и тем еще более не надобно, чтобы наставник, презирая способ сообщения, конечно весьма бедный и скудный, каков мимический язык всякого глухонемого до его образования, наложил без всякого предварения на своего ученика сухое посредничество карандаша или пера, дабы оными исключительно сообщаться друг с другом.

Первые уроки, напротив, необходимо облегчать даже неутомимыми усилиями снисхождения, за которые, впрочем, он будет приятно вознагражден доверенностью, которую возродят они, и легчайшим успехом, которым они будут увенчаны. Возможность знаков уменьшится потом и даже совсем исчезнет, соразмерно с успехами в письменном языке.

Само собою разумеется, что мы говорим о природных знаках, этом инстинктном и всеобщем языке, изо всех самом простейшем, потому что его употребляют лепечущий младенец и его мать, которой слова для него непонятны.

Этот чрезвычайно любопытный язык тем легче, что для понятия и употребления его не требуется никаких правил; истина и точность составляют его существенность, потому что он должен быть просто копиею, снимком. Нет никакой учености в его теории, и она легко может быть сообщена в нескольких словах.

Для выражения действия довольно их повторить; для выражения ощущений изобразить их посредством физиономии. Впрочем, пантомимное показание какого-либо предмета не иное что, как изображение, воздушный рисунок целого предмета или его части, и этот знак бывает понятным для всякого, пока не подвергнется сокращению, требуемому в разговоре краткостию. Если соприсутствен предмет, тогда и не нужно изображать его, в отсутствии оного также не всегда необходимо очертить его фигуру, довольно иногда одной черты, одного употребления, одного действия, которые с предметом этим нераздельны.

Если одного из сих показаний недостаточно, можно употребить вместе многие, тогда первое до разума достигшее соединится с толпою других относительных изображений, им возбуждаемых.

Естественный знак в таком случае от долговременного употребления почти совсем лишается первобытного своего характера; искусство и условие овладеют им, иногда и совершенно его преобразуют…(Там же, стр. 39—42).

ОБ ИЗУСТНОМ ЯЗЫКЕ

Так как дитя не слишком скоро будет в состоянии употреблять членораздельное слово как двойной способ понимать и быть понимаемым, то надобно остерегаться, чтобы, вовсе запрещая ему знаки, не обрекать его на совершенную немоту, почему и необходимо будет позволять ему посредством ручной азбуки употребление письменного языка, которого простейшим словам он скоро научится, и не надобно бояться, смотря на трудность такого орудия, что он сделает его, подобно мимическому языку, исключительным предметом своего предпочтения; при том оный сделается таким образом более ему знакомым и впоследствии доставит ему с большей легкостью совсем готовую пищу, какой потребует тогда произношение.

…Теория произношения, впрочем, сама собою и проста и понятна; она вообще почти вся состоит в подражании, и чем моложе глухой, тем более способен он в том успевать.

…[Это] средство, по природе своей свойственное всем вообще глухонемым, то есть язык письменный, как педагогическое орудие, на котором позже и своевременно будет основано ученье произношения.

Но для тех из глухонемых, которые наслаждаясь остатком слуха, или говоривши до своей глухоты и обладая некоторым воспоминанием языка, или которые, наконец, одарены редкою способностью подражать движениям, происходящим от произношения, окажут с первых опытов отменную способность к изучению слова, для тех, говорю я, нет ни малейшего сомнения, что членораздельный язык может заменить все прочие способы наставления, что он даже лучше всех, то есть кратче и положительнее.

Мы видели два примера глухонемых, сделавшихся такими от болезней, один на пятом, другой на восьмом году от рождения. Оба сохранили слуха именно столько, что могли слышать ближайший выстрел пушки. Но последний из них немедленно был брошен посреди глухонемых, имеющих вместо языка немного только письма и много пантомимы, и скоро вовсе забыл язык, дотоле им говоренный. С ним нужно было тогда обходиться как с последним глухим от рождения, над которым даже не было возможно заставить его первенствовать.

А первый, у которого запас языка натурально был гораздо ограниченнее, к счастью, встретил в бедствии своего положения мать благоразумную, которая огнем своей нежности счастливо разогрела слабые семена насажденные словом в уме ребенка; она требовала от него, чтоб он прежде наименовал каждый предмет своего желания, если хочет получить его; чтоб он говорил как умел, и она собрала, сохранила почти в их целости все обломки кораблекрушения, тщательно их лелеяла, усиливалась даже их обогатить, так что понятие молодого глухого, ростя постепенно, будучи так питаемо приобретениями его памяти, совершило с летами обыкновенное свое развитие, и когда была тогда предлагаема пища более питательная посредством книг и письма, дитя призвало на помощь свой скудный запас языка, грамматики, логики, которым жило дотоле, увеличило его посредством подобий, сравнений, размышления, и хотя оно было совершенно глухо и почти столь же немо, произнося неудобопонятно по недостатку надлежащего упражнения, но все же, однако, благодаря продолжающемуся побуждению изустного языка, обладало обширным преимуществом над глухими своими соперниками, ибо имело свой образ видеть, думать и разуметь, сообразный с нашим, долгое время бывающим для глухонемых весьма трудною задачею.

И так, говорили мы, не подлежит ни малейшему сомнению действительность членораздельного языка относительно обучения тех, которые уже пользовались даром слова или расположены приобресть его; разумеется, что и он не может во всяком случае обойтись без письма, и из благовременного их слияния, которому бы из них ни принадлежало первенство, составляется самое полное наставление, какое только можно доставить глухонемому…(Там же, стр. 132—145).

ОБРАЩЕНИЕ К РОДИТЕЛЯМ ГЛУХОНЕМЫХ

…Любовь и самое пристрастие, которые глухонемой был бы довольно счастлив встретить в членах своего семейства, требуют некоторых еще усилий, чтобы быть ему полезными; надобно, чтоб они были разумны, деятельны и мужественны. Испытаем представить здесь некоторые в особенности из сих сведений, которые могли бы оплодотворить первые попечения, каких требует младенчество глухонемого.

Нога дитяти едва только освободилась от связей колыбели, как оно спешит уже посетить окружающие его предметы; оно их трогает, ощупывает, как можно чаще, ломает, чтобы лучше их рассмотреть; их образ впечатлевается в его мысли; скоро они составляют умозрительное достояние рождающегося его понятия.

Таким образом и глухонемой получает первый урок в искусстве приобретения понятий.

Следуйте же за ним в инстинктивном ходе детских его исследований. Отнимите у него на минуту любимый предмет его любопытства и посмотрите, как нужда взять его обратно внушит ему истинное показание, точный знак, напоминающий его присутствие. Не надобно пренебрегать сей первой помощью, которую дитя само себе создало; постарайтесь скорее понимать стихии этого языка, вспомоществовать дитяти в его развитии, и это-то будет самое большое благодеяние, самый драгоценный знак любви, какие только оно может от нас получить. Связь сообщения тем самым будет установлена, она будет усиливаться, распространяться и сделается первым и превосходным способом наставления…(Там же, стр. 147—153).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: