|
|
В закатной крови искупатьсяИ вспыхнуть сердцем рассвета…
…Ты знаешь, Шедар испытывал тогда истинное наслаждение. Каждый взмах крыльев, каждый росчерк хвоста по звездной пыли приближали его к месту сбора Драконов. Но и сам по себе полет и сопровождающая его песнь настолько нравились ему, что порой он забывал, куда и зачем летит. Это было простительно – и на опытных, построивших не одни Врата Драконов легкий воздух Междумирья действовал как хмельной напиток, что уж говорить о нем, только что рожденном. Шедар оглядывал свое тело – живой, трепещущий расплав молодого серебра блистал и ослеплял, как исполинская молния, и только внутренняя поверхность крыльев была цвета обратной стороны ивовых листьев, более мягкого, с едва ощутимым намеком на оттенок зеленого. В нем были соединены невероятная красота и невероятная же мощь; но пытаться вашими человеческими словами описать Истинного Дракона – все равно, что ложкой вычерпывать море. Мне придется очень постараться, чтобы ты хоть что-то поняла, а значит, тебе должно быть интересно… может, тогда ты не уснешь. Их было восемь, тех, кто терпеливо ожидал Шедара. Он увидел их издалека – семь ярких цветных вспышек и одна, постоянно меняющая цвет, и все они неторопливо кружили вокруг старой, остывающей звезды. Шедар с сожалением умерил размах крыльев, замедляя полет, пропел последнее слово Песни и остановился, ожидая приглашения войти в круг.
* * *
Никто не знает, когда и где впервые появились Истинные Драконы. Вполне возможно, что они вечны, как само Мироздание. Во всяком случае, сами они именно так и думали. Ибо с самого момента своего рождения они могли читать Мироздание как любимую книгу, знали все его правила и не уставали удивляться и радоваться его бесконечным причудам. Каждый из неисчислимого множества миров являл собой лишь одну из возможностей Мироздания, воплощал одну из его фантазий, но все они были связаны в одно удивительное целое – великое единство различий. И для того, чтобы это подобие ожерелья, нанизанного из звезд, не распалось, существовали Драконы. Их свободный полет в легком (как сказали бы краткоживущие, пустом) воздухе Междумирья, сила исполинских крыльев не давали этому воздуху застояться, закиснуть в неподвижности. И еще Драконы строили Врата - пробивая окружающую каждый мир оболочку отражений, они открывали его бесконечности. Благодаря этому мир мог расти и обновляться, а те существа, что обладали в нем наибольшим могуществом и знаниями, могли выходить за его пределы и посещать другие закоулки Мироздания. Они называли себя богами, но, к слову сказать, Драконы их почти не замечали, потому что силы богов в сравнении с их собственными были воистину смехотворны. Уже устала? Ничего, весенние ночи только кажутся длинными; и это по зимней привычке они так цепляются за холод, ну совсем как ты за тот старый дрянной стул. Я еле оторвал тебя от него, думал, сиденье так и останется в твоих сведенных пальцах. Ты плавала в обнимку с ним, будто танцевала…
Так сложилось, что Истинных Драконов всегда было восемь. Каждый из них от рождения обладал своим, только ему присущим цветом, определяющим его преобладающие способности; впрочем, это не мешало Драконам достигать совершенства во всем и не однажды случалось, что Зеленый Дракон становился великим воином, а Красный строил Врата в какой-нибудь водный мир. Синим Драконам благоволит стихия воды, изменчивая и своевольная, Белые Драконы лучше других ладят с силой холода, и никто лучше них не может обеспечить стабильность и постоянство. Их Серые собратья, Драконы камня, связаны с неподатливой, памятливой основой земли, Красные даже своим видом напоминают полыхающий костер и отличаются непредсказуемостью и удивительной даже для Драконов красотой движений. Зеленые Драконы чутки к любым формам жизни, от малейшей былинки до тех, кто считает себя венцом творения. Серебряный и Золотой Драконы – воины, а о тех, с кем им приходится меряться силами, лучше ничего не знать. Черный Дракон – хранитель ритуалов и знаний, люди назвали бы его магом.
А тогда все они выстроились в кольцо, подобное нимбу над пылающей звездной головой. Внезапно от кольца отделился Дракон, меняющий цвета и, плавно взмахивая полупрозрачными, радужно переливающимися крыльями, приблизился к Шедару. -Здравствуй, сын. Голос его был одновременно тише шелеста травы и оглушительнее июльского грома. Шедар глянул в глаза приветствующего – и увидел тот же неукротимый пронзительно синий пламень, что и в своих глазницах. Он чувствовал – а значит, знал – что в жилах говорящего бурлит такой же расплавленный рубин, как и у него. Шедар выдохнул и склонил голову в приветствии, почтительном и радостном. Радужно-бесцветный Дракон засмеялся, и по его хребту побежали струи лилово-белого огня. -Мы ждали тебя. Пришло время вступить в круг и назвать имена. Вдвоем они приблизились к остальным Драконам, и на краткое время круг вместил девятерых. -Альхаге.- Тело Синего Дракона свивалось в кольца, постоянно меняя их размер и число. -Менкар. – Белый застыл в неподвижности, только едва заметно подрагивали крылья. -Бенетнаш. – В голосе Серого Дракона был гул камнепада, под графитово-серой чешуей будто перекатывались тяжкие валуны. -Мицар. – Зеленый Дракон излучал свет… такими бывают солнечные лучи, смягченные летней зеленью. -Ригель! – Взревел Красный и расправил крылья, полыхнувшие в темном, легком воздухе. -Мегрец. – И Золотой собрат приветственно улыбнулся. -Адхара. – Негромко прозвучало со стороны Черного Дракона. - Альфард. – Назвал себя бесцветный.
Дракона, уходящего из восьмерки, в силу давней традиции именовали Мастером. Тот, кто достигал Бесцветия как девятой ипостаси Истинного Дракона, мог принять телесный облик и получал возможность опыта смерти. При этом Мастера ухитрялись сохранять свое драконье отношение ко времени, признающее только Всегда и Сейчас, умудрялись переводить на примитивные наречия слова своего универсального языка, и были вольны проходить в любые миры – даже в те, где не было Врат, и принимать формы живущих там существ, и на собственном опыте познавать все многообразие жизни. Но прежде чем уйти, Мастер должен был оставить преемника. …Ты дрожишь, как осенний лист на ветру. Давай-ка я возьму тебя на руки; не надолго – боюсь, что не захочу отпускать. Но согреть успею. Вот так. И не смей зевать. Слушай дальше. -Шедар. – Серебряный Дракон назвал свое имя, бывшее – как и у всех его собратьев - именем звезды, давшей ему жизнь и погибшей при его рождении. Когда Дракон чувствовал в себе достаточно сил, чтобы покинуть восьмерку и отправиться в свободное странствие, он избирал молодую и сильную звезду, способную вступить с ним в союз. Совершая ритуал мистического брака, Дракон окутывал светило бесчисленными витками полета, и когда все росчерки драконьего хвоста сливались в один светящийся кокон, Дракон и звезда соединялись. Она отдавала ему схожую с алмазной пыль, хранившуюся до времени в самом ее сердце; только лишь схожую, это вещество по сравнению с алмазом было примерно тем же, чем был алмаз по сравнению с пеплом. Дракон погружался в нее и терял цвет… и обретал способность и право невозбранно входить в любой из закоулков Мироздания. Он же в свой черед отдавал свое семя, которое могло выжить, только будучи погруженным в раскаленную утробу звезды. Многие годы проходили, прежде чем чрево звезды ощущало первые нетерпеливые движения молодого Дракона. Он рос, вспоминая все, что знал его отец, и, принимая всю мощь, которую отдавала ему мать. Жар звезды питал его, давал силы расти, - и неуклонно, постепенно убывал. Звезда остывала, становясь из ослепительно голубой - тускло красной, ее прежде бурлящая потоками первородного огня поверхность затвердевала подобием глиняной корки. И когда молодому Дракону приходил черед расправить крылья – приходил ее черед умирать, ибо он разрывал ее как бабочка кокон. Последние содрогания, последняя ослепительная вспышка заставляли вздрогнуть все Мироздание… и непорочно белый свет расходился как круги по воде от места, где родился Истинный Дракон.
-Приветствуем тебя, брат, - обратился к Шедару Адхара, - и теперь мы готовы принять твою Песнь, Мастер Альфард. Потом Шедару еще довелось слушать Песнь Уходящего, но услышанная впервые от Альфарда всегда казалась ему самой лучшей: сладкой и прохладной, как весенний дождь, мудрой и радостной, как золото осенней листвы. А когда его отец покинул восьмерку, Шедар занял его место, рядом с Золотым.
Глава первая. Пепелище Как долго они шли – никто из них не мог бы сказать. Давно был утрачен счет неслышным шагам, еле заметным поворотам каменного коридора, подъемам и спускам; час превращался здесь в вечность, а вечность становилась чем-то пугающе ощутимым. Они шли и шли, не оглядываясь и не разговаривая, ибо каменные своды гасили произнесенные слова, впитывали их, как песок – воду; вроде безвредное, но неприятное ощущение – будто кто-то ворует сказанное, схватывает слова у самого рта. Даже цоканье лошадиных копыт по каменному полу, и то было еле слышно. -Ни дать, ни взять, шайка конокрадов после удачного промысла, - пробурчал себе под нос Сыч,- коням копыта войлоком обвязали, сами идут, тишиной от радости давятся… Долго ли нам еще кружить, мэтр Арколь? -Тебе виднее, Сыч, - отозвался Арколь. – мы ж к тебе домой идем, ведь так? Ты нас ведешь… Последние слова прозвучали не совсем уверенно, что не могло укрыться от внимания Крысолова. -Не уверен... Моя б воля – после первого же поворота мы к одайнским борам бы вышли. -Так пожелай этого, брат. - Тихо попросил Хэлдар, проводя ладонью по глазам. – Изо всех сил пожелай. -Эх, брат эльф, куда уж сильнее. Не мастер я в этих магических штучках, не умею… - и орк помахал в воздухе руками, изображая псевдомагические пассы. – А так – все мои мысли о доме. Тут Сыч неожиданно дернулся, как от удара, и из носа у него хлынула кровь. Да так сильно, что пришлось им остановиться, и Арколь, несмотря на протесты орка, заставил его лечь на пол, сам сел рядом и положил его голову себе на колени. Он ощупал своими длинными, чуткими пальцами лоб и шею Сыча, потом крепко сжал переносицу, и довольно долго держал свою узкую кисть на зеленоватом орочьем лбу. Не сразу, но кровь унялась, но Сыч еще с полчаса кашлял и сплевывал под ноги. И снова тянется тусклой серой лентой каменный коридор. Как ни странно, путники почти не чувствовали усталости, не испытывали жажды и голода, и кони их так же безропотно, терпеливо шли навстречу неизвестности. -О боги! Что за воздух тут! – не выдержал Сыч. – Не иначе на паутине настаивали. Поскорее бы на вольный ветер!.. И словно в ответ на его нетерпеливую просьбу тесный коридор сначала резко расширился до размеров небольшой пещеры, а затем и оборвался, сразу за порогом. Путники замедлили и без того небыстрые шаги и остановились, не решаясь выйти наружу. Арколь, подойдя совсем близко к порогу пещеры, осторожно выглянул наружу и присвистнул. -Ну и дела! – и шагнул наружу, махнув друзьям рукой, мол, выходите. Впереди серым крупным гравием рассыпался некрутой спуск, росли невысокие, редкие деревья, по правую руку темнела кряжистая, приземистая горная цепь, совсем рядом по крупным, обомшелым камням прыгала шустрая мелкая речушка, белая от пены. Дальше предгорное редколесье густело и переходило в настоящий лес. -Это ж Безымянный Хребет! – оглянувшись, кивнул на горы Сыч. - И эти места я хорошо знаю… Он оглянулся, внимательно вглядываясь в очертания серых массивных скал, подошел к речке, наклонился и зачерпнул горстью воды, но пить не стал, а поднес ладонь к лицу и втянул только ему заметный запах. -Похоже нас, други, крысиным лазом провели. Мне этот запах не забыть. Когда меня нильгайцам продавали, именно отсюда на белый свет и выволокли. А из речки этой я тогда пил – напиться не мог, после их подземной отравы. -Похоже, ты прав. Это действительно Безымянный, - подтвердил Хэлдар. – И если мы поспешим… - он не договорил. -Надо коней напоить. И самим не помешает в себя прийти, путь неблизкий. – Сыч подошел к Арколю, перенял у него повод своего коня и повел его к воде, осторожно ступая меж камней. -Вода очень холодная. – Арколь уселся на большущем зеленом от мха валуне, нагнулся и плеснул себе в лицо пригоршню, фыркнул, плеснул еще, смывая остатки затхлого воздуха. – Студеная, как говорит Амариллис. -Даже чересчур, - озабоченно отозвался эльф. – Даже для горной речки середина лета хоть что-то да значит. Сыч, надо спешить! -Не меньше твоего знаю, - нахмурился орк. – И тороплюсь не меньше. Но верхом мы быстрее поспеем, так что не след пока лошадей морить. Ты лучше скажи, сколько по-твоему разумению времени прошло, с тех пор, как мы в кишку эту каменную залезли. -Шли мы не больше суток, а то и того меньше. Но, судя по всему, август уже сильно за половину перевалил. -Не может быть, - запротестовал Арколь. – Три недели вот так легко не скрутишь! -Ты так в этом уверен? – под неподвижным взглядом эльфа Арколь поежился.
Они были в пути уже три дня. Останавливались, только чтобы дать краткий отдых коням, а заодно и самим хотя бы попить, смочить пересохшее горло. О сне и разговора не было – все трое при необходимости могли не спать довольно долго. Они почти не разговаривали; все думали только об одном, вернее, об одной, и слишком много страхов и опасений одолевали их, чтобы еще и облекать их словами. Вскоре после того, как они встретили четвертый рассвет в пути, Сыч не выдержал и хлестнул усталого коня – за следующей излучиной небольшой лесной реки был его дом. За эти нескончаемо долгие три дня пути Хэлдар успел привыкнуть к тянущему, монотонному страху; он более ничего не говорил своим спутникам о времени, но сам не мог не знать, что быстрой дороги не получилось. Там, где он надеялся увидеть начало последнего летнего месяца, его встречала притаившаяся осень. Каждый порыжевший лист, каждая сухая травинка шептали ему о потерянном времени. Эльф гнал от себя все сомнения в успехе их попытки опередить его сокровников, запрещал себе даже думать о том, что могло – или уже случилось с Амариллис и с домом Сыча. Но с той минуты, как пальцы его заломило от холода в воде предгорной речки, надежды у него не было.
…Славный был у тебя дом, брат мой. Светлый, теплый, крепкий. Широкие ступени крыльца, по которым так приятно сходить, не торопясь, и так легко подниматься, да и сидеть на них тоже славно. И сад был хорош. И как год назад, обещал яблоки – много, много яблок. Так много, что обламываются ветви, не выдерживая тяжести плодов, да что там ветви, стволы трещат и разламываются надвое и никакие подпорки им не помогают. Приходится тогда спиливать перестаравшееся дерево, и яблоневые дрова заполняют всю комнату уютным, сладковатым запахом. Сладкий яблоневый дым… …он заставит тебя задохнуться, брат мой. Он ударит тебя, железной хваткой сдавит горло. И ты натянешь поводья, заставляя коня вскрикнуть от боли, и спрыгнешь наземь. Ты не поверишь своим глазам, и будешь оглядываться, чтобы вдруг понять, что в кои-то веки ты заблудился и это не твой дом. Обугленные остовы стен, пара уцелевших оконных проемов смотрят невозмутимо, уже ничему не удивляясь, проломленный обрушившейся крышей пол, камин, черный из-за толстого слоя жирной сажи. Вот и все, что оставило пламя, пожравшее твой дом; оно накинулось на него, как изголодавшийся зверь на легкую добычу. Дом почти мгновенно оказался внутри огненного стога, изрыгающего в небо клубы черного, страшного дыма, стреляющего редкими искрами. Все, что создавалось вами с любовью и терпением, огонь уничтожал с жадным, неистовым ревом, будто желая выжечь память о вас, умертвив саму землю, на которой вы жили. …медленно, очень медленно ты пройдешь по выгоревшей траве и увидишь – в стороне, там, где начинался сад, высится свежий могильный холм, обложенный принесенным с опушки дерном. На склоне холма лежит щит – круглый, с выпуклым железным умбоном посредине, такие носят гвардейцы короля Краглы. На нем орочьими рунами что-то написано… Звездной дорогой в неведомый край Ушедшим – свет и покой… У Сыча будто подломились колени; он рухнул наземь, сжал голову руками и тихо, протяжно завыл. Арколь и Хэлдар замерли, не решаясь подойти ближе. Осмысление того, что произошло здесь, придет позже, пока же было ясно одно – у орка больше нет дома. И все, кого он ожидал встретить, мертвы. Когда Сыч наконец обернулся, маг охнул – так сильно исказилось лицо орка. Глаза сузились, рот ощерился белоснежными, разъяренными клыками. Сыч медленно поднялся с колен и пошел навстречу спутникам. Он со свистом втягивал воздух сквозь оскаленные зубы, вены на его шее вспухли и заметно пульсировали – так ярилась в них обезумевшая от горя кровь. Внезапно орк взревел: -Эльфийское отродье!.. – и стоявший в оцепенении Хэлдар едва успел отразить удар Сыча, так неожиданно быстрым и мощным оказалось нападение. -Будьте вы прокляты! Весь ваш подлый, поганый род! Сыч наступал, его меч уже единожды задел эльфа, оказавшегося совершенно неготовым к этой схватке, исход которой представлялся очевидным – еще минута, и орк отомстит за смерть семьи совершенно неповинному в этом эльфу. Но раздался глухой хлопок, в воздухе запахло резкой послегрозовой свежестью, а Сыча словно молнией ударило – он выронил оружие и упал ничком. Арколь, все еще дрожа всем телом, опустил руки, воздетые над головой и сжатые в магическом жесте. Тяжело дыша, эльф разжал пальцы, выпуская меч на траву, подошел к Сычу, перевернул его на спину. Опустившись на колени с ним рядом, он пальцами провел по искаженному лицу друга, стирая бешенство и безумие. Маг присел рядом; не прячась, он плакал. -Что ж теперь делать? – Арколь всхлипнул, утер ладонью слезы. – Как же так? Хэлдар не ответил. Он, как когда-то давным-давно, обнимал лежащего без памяти, полуживого Сыча и всеми силами пытался вернуть его, не думая, что, придя в себя, орк, возможно, вновь попытается его убить. -Он очнется… скоро, - поспешно ответил на невысказанный вопрос маг. Эльф промолчал. Тянущий страх отпустил его, уступив место безнадежности. Вот и закончилась их погоня за ускользающей возможностью все исправить и предотвратить. Не так уж и долго задержала их дорога тысячи путей, но и этого хватило. Они опоздали на каких-то десять дней… и потеряли все. Самый вид пепелища был для эльфа как удар наотмашь, ибо лишал всех упований и обрекал на предельное одиночество – тех, кто уничтожил дом его побратима, он не простит никогда. И никогда не назовет своим народом. Хэлдар осторожно опустил голову Сыча на землю и направился к обгорелым останкам дома. Каждый шаг давался ему с видимым трудом, но он все же нашел в себе силы войти в черные останки стен. Опустившись на колени, эльф напряженно вглядывался в пепел и неузнаваемые обломки, время от времени осторожно вороша их рукой. -Что ты ищешь? – недоуменно спросил Арколь. Маг выглядел совершенно беспомощным и потерянным. -Стрелы, - не оборачиваясь, ответил эльф. – Наконечники должны были уцелеть. Я должен знать, кто именно… Тут его глаза уловили в крошеве пепелища нечто знакомое; он поднял закоптившийся, но ничуть не потерявший форму, изящный наконечник стрелы. Древко и серое оперение сгорели, но наконечник был цел и невредим – хоть какая-то доля мастерства предков-альвов досталась эльфам. Хэлдар очистил кусочек железа и смог разглядеть клеймо хозяина. Это была капля воды. -Кто?.. – от звука этого голоса эльф дернулся, вскочил на ноги и метнулся в сторону очнувшегося. Сыч пытался встать, отмахиваясь от Арколя и его помощи. Орка шатало – Арколь не успел смягчить силу удара, но лицо его было прежним, без следа недавнего исступления. Он бестрепетно оперся о плечо эльфа, отдышался и повторил: -Кто? Чье клеймо? -Геран. – И эльф протянул на раскрытой ладони наконечник стрелы. – Стрелы детей Воды, а поверх - клеймо его клана. Даже не сочли нужным уничтожить следы… -А зачем? – Криво усмехнулся Сыч. – Кроме эльфов никто не стал бы выжигать мой дом как осиное гнездо… вместе со всеми обитателями. Это было их решение. А что до нас… так мы никому не скажем. Только войны нам сейчас не хватало. Орк был прав – объяви они сокровникам Сыча, какая судьба постигла его дом, какую смерть приняли его родные – войны с эльфами не избежать. Деланно-безразличный нейтралитет рухнул бы мгновенно, а о последствиях этого и думать не хотелось. -Простите меня… - Арколь, казалось, справился со своими чувствами и старался говорить ровно и спокойно. – Но здесь был еще кто-то. – И он указал на могильный холм. Втроем они подошли к нему и Сыч прочитал вслух:
Звездной дорогой в неведомый край Ушедшим – свет и покой. Вечно гореть погребальным огням. Оставшимся – память и боль. Сова, дочь Коша-шамана, супруга Сыча-крысолова Глитнир, сын Сыча Инта, супруга Глитнира По краю щита шел узор, похожий на цепочку следов животного. Сыч вгляделся и кивнул. -Это Кройн. Глитнир дружил с ним, они вместе служили в Крагле. Кройн вернулся домой год назад, принял главенство в семье. Я думаю, мой сын послал и ему весточку, что приедет погостить с молодой женой. Вот он и приехал повидаться с другом… -Глитнир женился? – переспросил эльф. -Да. Писал нам, какая она хорошая девушка, хотя и не наших кровей…Хэлдар… - орк медленно повернулся к эльфу, глядя на него снова темнеющими глазами. -Они искали молодую женщину, ждущую ребенка. И орков, давших ей приют. – Не отводя глаз, сказал эльф. – И нашли то, что искали. Все люди для них на одно лицо… Они сочли свои стрелы достойными этой мишени. Все трое замолчали. -А… как же Амариллис? – наконец решился задать вопрос Арколь. -Жива. – Кратко ответил эльф. – Ты так ничего и не понял? За нее лично расплатилась Инта. Ее смерти здесь нет. Но где она теперь… и как ее искать… -Тут неподалеку есть место… она его очень любила. Думаю, она была там, когда… - Сыч не договорил. – Но спрятаться там невозможно. Идем, это недалеко. Они направились тропой, так хорошо знакомой Амариллис,– через почерневший от огня и сажи сад, через выгон, мимо редколесья, немного вдоль опушки – и в лес. Уставшие кони ступали тяжело, но еще тяжелее было на сердце у путников. Они боялись даже думать, что могут найти там, куда ведет их Сыч. Но поляна встретила их тишиной и покоем. Все те же редкие кустики малины по краям ямы, уже подсохшая и пожелтевшая трава. Они спешились, огляделись. Ничего. И никого. И никаких следов. Вот только Арколь вел себя, как чистокровная гончая, спущенная с поводка. Он сразу же метнулся к яме, замер на мгновение на краю и начал спускаться. Оказавшись внизу, он встал на колени, а потом и вовсе свернулся калачиком, будто отдыхать собрался. Эльф и орк переглянулись, но мешать магу не стали. А он лежал неподвижно, даже дышать перестал. Это оцепенение продолжалось немногим более пяти минут. Внезапно Арколь вскочил как пружина, вскарабкался вверх. -Ну и местечко!.. – Ни к кому, в сущности, не обращаясь, сказал он. – Ты говоришь, она тут часто бывала? Ну и дела… Если б я еще на пару минут задержался, меня б разорвало. Не по моим силам такое место. – Но она здесь была, - торопясь, продолжил Арколь. – И не так давно. Дней десять назад. А ушла будто не одна… Нет-нет! – увидев взгляд эльфа, Арколь поспешил оговориться. – Нет, не с эльфами. Мне сказали… что ей указывали путь в безопасное место. -Постой-ка, мэтр. – Сыч недоверчиво прервал Арколя. – Кто это тебе сказал? -Не знаю, - смутился маг. – Не те у меня пока возможности, чтобы такие места как книгу читать. Что смог, сделал. -И где же это безопасное место? Кругом лес… Она и суток бы тут не продержалась. А если и продержалась… куда ей идти? Куда?!.. -Постой. Если мы примем за правду, то, что удалось прочитать Арколю – а иного выбора у нас нет – то единственное знакомое Амариллис место в здешних краях – это Серебряные Ключи. -Да?! Я помню, какую ты привез ее из этих Ключей. В чем только жизнь держалась! Думаешь, ей снова захочется такого гостеприимства? - Не скажу, что она вспоминала о нем часто и с любовью, но там есть человек, желающий ей добра и способный защитить ее. Арчеш Мираваль. А больше ей некуда идти, Сыч. Больше некуда. -Ну, как скажешь. – Сыч махнул рукой. – Вы как знаете, а я домой… попрощаться. Один. – Предупредил он. -Мы будем ждать здесь. Сколько нужно. Сыч оставил друзей; он с трудом держался в седле, сильно сгорбившись, опустив повод почти до земли. Казалось, и силы, и грубоватое жизнелюбие, и стойкость – все разом покинуло его. Одно присутствие прежнего Сыча заставляло пламя веселее плясать и вселяло уверенность даже в самых слабых и уставших, а нынешний… от него веяло угрюмой безнадежностью. Сыч остался один как перст, ни дома, ни семьи – только где-то в дальних краях старший сын, Скирнир. Где те двери, что распахивались навстречу ему?.. Кто встретит его усталого после дальней дороги, кто постелет ему ложе?.. Судьбе было угодно распорядиться так, что побратимы так печально сравнялись - одинокие, бездомные скитальцы, и у обоих тяжкий груз на душе. Арколь и Хэлдар расседлали коней, пустили их свободно пастись, сами присели на опушке, на прогретом солнцем, поросшем серебристым сухим мхом пригорке. Дувший с утра ветерок натянул на небо тучи, похожие на рваные серые тряпки, и посыпал мелкий дождь. -Это я виноват. – Арколь поплотнее запахнул плащ, прислонился спиной к стволу сосны. -Даже так? И Ледяную Птицу тоже ты отправил? Не наговаривай на себя, Арколь… -Я должен был предусмотреть, что этот путь, будь он неладен, неуправляем! Сколько он у нас времени сожрал! -Быстрее мы бы не успели, - эльф покачал головой, - да и что теперь гадать. Все уже свершилось.
Ближе к вечеру они продолжили свой путь – почти без надежды, обессилевшие и разбитые. У всех троих на лицах застыло выражение безнадежной решимости, и только Арколь, самый молодой из них, иногда не справлялся с горем и намеренно отставал от спутников, чтобы они не заметили его слез. Они продвигались очень медленно; на юг, узкими лесными дорогами, и не раз эльф замечал следы отряда всадников – сами того не зная, они почти повторяли тот путь, которым не так давно проходил Геран. Не то, чтобы не спешили; желание успеть отпустило их, словно кто-то ясно дал понять – спешить более некуда. На исходе пятого дня пути одайнские леса закончились и путники оказались совсем рядом с поместьем Миравалей. Всю последнюю ночь пути шел дождь, крупный, частый, не слишком теплый; им, остановившимся на ночлег уже затемно, между невысокими всхолмьями, поросшими пустыми ажурными кустиками черники, спрятаться от него было негде, поскольку сосны от дождя защищали плохо, а сооружать какое-то убежище не было ни сил, ни охоты. Они попросту продремали всю ночь, сидя у постоянно потухавшего костра, закутавшись в плащи, надвинув капюшоны по подбородки. К утру дождь приутих, но солнце так и не вышло, несмотря на разгулявшийся ветер. С деревьев капало, мох под ногами так разбух, что следы коней мгновенно наполнялись водой. В лесу было тихо, вся живность попряталась по норам, кому же охота по такой сырости разгуливать, только какая-то птица изредка подавала голос – и в нем слышались недоумение и тоска, мол, что ж это мне одной не спится, что за несправедливость такая. -Сова терпеть не могла такую погоду… и время это тоже не любила. – Сыч стер с лица капли, оброненные отяжелевшей сосновой веткой. – Любила лето, чистое и солнечное. Это был первый раз за четыре дня, когда орк заговорил о погибших. Все это время он молчал, изредка нехотя высказываясь, все больше по пустякам. Молчал и эльф. Да и Арколь не рисковал, слишком плохо голос ему повиновался. Весь их путь был похож на погребальное шествие, в полном молчании, с опущенными головами. -Она любила то, что было ей сродни, - отозвался эльф. – Я никогда не забуду, как увидел ее впервые: приехал навестить тебя, как всегда, ото всех прячась. А она из сада шла… увидела меня, глазищами своими желтыми уставилась и думает – верить им или нет. Сыч усмехнулся. -Ты видно не счел нужным предупредить ее, каких я кровей. На мое счастье, ты следом шел, а не то я бы так легко не отделался. – И, глядя на Арколя, Хэлдар пояснил: - Она мне в голову полную корзину ягод швырнула… -Из тебя впору было варенье варить… - фыркнул Сыч. – Помню, застыл ты в седле как истукан, все лицо в черно-красных пятнах, а потом спустился осторожно так и говоришь… -Хорошо, что вы не яблоки собирали… - Вспомнил эльф и улыбнулся. -Ты не переживай так за меня, мэтр Арколь, - Сыч дотянулся до плеча мага и хлопнул по нему тяжелой, мокрой ладонью. – Думаешь, я не заметил, как ты все подколдовать что-то пытаешься, горе мое утолить. Ничего, жить буду. В счастье – это вряд ли, а в остальном… Цель у меня есть, найдутся и средства. Так что руки на себя накладывать пока погожу. За четыре жизни сперва взыскать надо. Да и за ним вот проследить не помешает, - и орк кивнул на эльфа. – Как бы он первый от позора топиться не пошел. -Ну, не так скоро, - возразил эльф. – Наши с тобой цели не сильно разнятся. Сделаем, что сможем, а то и сверх того, не так ли, брат?
К Серебряным Ключам подъехали еще засветло; молочно-серый свет, пробивающийся сквозь иссякшие тучи, окрасил все вокруг в какие-то призрачные, тоскливые цвета. Сад старика Мираваля, промокший, ошалевший от чрезмерного количества воды как пьяница от нежданной и обильной выпивки, встретил их тишиной, редким кап-кап на дорожку с потревоженной ветки. В промозглом оцепенении застыли деревья, решетки куртин казались скелетами, с нелепой игривостью украсившими себя побегами плюща. Все цветы или плотно закрылись, или уронили мокро-пушистые головки наземь. Высокие, статные георгины тоже выглядели не лучшим образом: они явно перебрали дождевой воды, и теперь клонили свои яркие соцветья к земле, покачиваясь и тяжко вздыхая. У самого крыльца незваных гостей встретил слуга, крепкий, высокий парень, выглядевший посмышленее обычного деревенского увальня, держащий на плече заряженный арбалет. Он неприветливо оглядел промокших, усталых путников и бросил сквозь зубы: -Постоялый двор в Озерках. Вашим коням и получаса езды не будет. И отвернулся, давая понять, что разговор окончен и на гостеприимство этого дома пришлые могут не рассчитывать. -Вот что, любезный, - Сыч спрыгнул на землю, угодив прямо в изрядную лужу и щедро окатив грязными брызгами слугу. – Ты коней прими, да проследи, чтобы их вытерли насухо, суконками растерли как следует и накормили. В руки разинувшего рот слуги легли три пары поводьев, а путники прошли на крыльцо. -Э… куда это вы?! – парень пришел в себя и заметался, не зная куда девать насильно врученные поводья и кого звать на помощь. -В дом, - пожав плечами, пояснил Арколь. – Согреться. Одежду просушить. И с хозяином здешним повидаться. Они один за другим прошли в просторный холл, в котором обитатели Серебряных Ключей когда-то встречали чету Миравалей. Не сговариваясь, разом подошли к камину, и также разом обернулись на голос – резкий, насмешливый, но вполне приветливый. -Вечер добрый, милсдари. Говорят, незваный гость хуже пьяного велигоры… Чем обязан такой чести? Говоривший спускался по лестнице, держась за перила больше для вида, чем по надобности; вид у Арчеша Мираваля был усталый, но спокойный. Остановившись на нижней ступеньке, он оглядел своих гостей, поджал губы. -Так-так. Я разумею, милсдари, никто из нас уже не торопится. А посему отправляйтесь-ка вы по комнатам, переоденьтесь, обсушитесь… сейчас прикажу вам ужин подать. А как отдохнете, милости прошу в мои покои. Там и потолкуем. Спорить с этим было бы нелепо, поэтому, поблагодарив хозяина, друзья поднялись вслед за ним наверх и разошлись по комнатам. Их будто ждали – в каждой горел камин, грелась вода для умывания, расторопные слуги унесли промокшие и потерявшие всякий вид одежды и принесли чистые и сухие. А когда гости переоделись, экономка проводила их в небольшую комнату с накрытым к ужину столом. Они ели не торопясь, почти не разговаривая. Слуга, принесший воду для мытья рук, вызвался проводить их к хозяину дома. Арчеш Мираваль ждал своих гостей, сидя в низком деревянном кресле у камина, вытянув худые ноги поближе к огню. Он указал вошедшим на три таких же кресла и первым начал разговор. -Полагаю, я достаточно испытывал ваше терпение. Хотя выглядите против прежнего неплохо. – И, глядя прямо в лица гостей, сказал: - Ее здесь нет. Да вы и сами догадались… - Она все-таки пришла к вам… - Хэлдар попытался улыбнуться. Он выглядел как собственный призрак – мертвенно-бледный, с серыми губами, остановившимся взглядом… За все время пути он ни разу не произнес имени Амариллис, ни разу не заговорил о ней – он боялся. Смертельно боялся услышать, что та, с кем он однажды уже спорил за жизнь Амариллис, на этот раз не пожелала уступить и забрала себе причитающееся. Поэтому он и не набросился с вопросами на Арчеша, едва войдя в дом, страх оказался сильнее даже желания узнать, что с его любимой, прекратить эту пытку неизвестностью. -Из последних сил. И сама пришла, и вашего сына донесла, господин эльф. -Когда? - эльф, не мигая, смотрел на старика. -Вчерашней ночью. Заставила меня на старости лет в чудеса поверить. Да прекратите вы так на меня смотреть! – В сердцах крикнул Арчеш, топая ногой, безуспешно стараясь скрыть волнение. – Вот уж не думал, что эльфьи слезы увижу … но смотреть на такое сил моих нет. Жива Амариллис, жива и здорова. И сын ваш тоже… я, правда, в младенцах мало смыслю. Она назвала его в честь своего прадеда – Судри. Вы уж на нее не сердитесь, что вашего мнения в таком важном вопросе не спросила, она очень спешила. Чего-чего, а времени ей почти и не оставили. Старик говорил нарочито громко, не зная, куда девать глаза и как самому удержать душевное равновесие. Эльф же, с трудом поверив в то, что самая безумная надежда не обманула его, и Амариллис жива, и жив их ребенок, опустил лицо в ладони и заплакал. -Ну, наконец. А я уж думал, добрые вести забыли о нас. – Сыч отвел глаза от эльфа и так же громко спросил: - В честь прадеда, говорите? Значит, малец в нашу кровь пошел? -Вашу кровь, как шило в мешке, и захочешь – не утаишь. Зубки почти как ваши будут. А глаза эльфьи. Да что же это такое, не могу я так!.. С этими словами Арчеш встал, отошел к окну и принялся с непонятным усердием высматривать что-то в глубине сада, время от времени громко сморкаясь. -Простите. – Эльф выпрямился, встал и прошелся по комнате, пытаясь успокоиться. -За что?! – Арчеш обернулся от окна. – За то, что в кои-то веки повели себя по-человечески?.. -Сядь, Хэлдар. – Орк подошел в эльфу и силой усадил его обратно в кресло. – Сядь, тебя же ноги не держат. А вы, господин, расскажите нам – как оно все случилось. Вы ведь даже имен наших не спросили… -А что спрашивать. Она мне про вас все рассказала. Это, небось, ее братец названый, магик. Арколь поднялся и поклонился старику; все это время он молчал, не находя нужных слов. -Господин эльф… и вы, Сыч. – Арчеш замолчал, склонил голову. – Соболезную. Такое горе, как ваше, не в вине, а в крови топить придется. Я ведь, признаться, не вас ждал. Тех, других, которые ее лесами гнали. Если бы не Лесной Народец, она бы живой не ушла… И Арчеш не торопясь, выбирая слова, принялся рассказывать обо все, что узнал от Амариллис. Договорив о том, как он нашел ее и перенес в дом, Арчеш ненадолго умолк. -А поутру, как проснулась, сразу и уходить собралась. Младенца своего в охапку и к дверям. В чем жизнь держится, думаю, а все туда же… Беда… Одно было ясно – я ее защитить не смогу, силы не те. Так что, милсдари, уж не посетуйте, что доверил эту заботу чужаку. Не беспокойтесь, его на это хватит. -И кто взял на себя такую ношу? Арчеш смущенно отвел глаза. 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|