Десятое правило волшебника, или Призрак 36 глава

— Ваше превосходительство, мы не допустили никакой ошибки. Клянусь в этом.

Согнув палец, Джегань подозвал сестру Эрминию. Та смиренно прошла вперед жеманным шагом.

— Не хотела бы ты ответить на мой вопрос и рассказать, в чем была ваша ошибка? Или предпочитаешь отправиться в палатки вместе с Улицией?

Сестра Эрминия пересилила страх и развела руками.

— Ваше превосходительство, если бы мне было в чем признаваться, я бы призналась, но сестра Улиция права. Мы не совершили никакой ошибки.

Он снова перевел взгляд на сестру, которую держал за волосы.

— Сдается мне, вы обе ошибаетесь… Эта магия должна была сделать ее невидимой, но другие способны видеть ее. Тем не менее вы продолжаете держаться прежних слов, тогда как это очевидная ложь. Или вы совершили где-то ошибку, или те двое не должны видеть ее.

Сестра Улиция, роняя слезы от той боли, что ей приходилось испытывать, попыталась покачать головой.

— Нет, ваше превосходительство… Она не работает таким образом.

— Что не работает таким образом?

— Магия Огненной Цепи. Запущенная однажды, она действует сама по себе. Магия сама совершает работу. Она саморегулирующаяся; мы не управляем ею и не направляем ее каким-либо образом. Фактически в этот процесс никак невозможно вмешаться. Магия запускается, а затем сама совершает все свои действия в заранее заведенном порядке. Мы даже не знаем, что представляет собой этот заранее установленный порядок. В некотором смысле это действует подобно сложному составному заклинанию. Но мы даже не пытались совать свой нос ни в одну из составляющих. Сила, запущенная в Огненной Цепи, куда больше той, чем мы способны управлять, — и мы не смогли бы внести искажение, применяя магию такого рода, как бы ни хотели этого.

— Она права, ваше превосходительство. Мы знали, что, предположительно, эта магия делает и какой примерно получается результат, но не знаем, как она работает. Что мы могли изменить? Наша цель состояла в том, чтобы заставить магию работать, делать то, ради чего она была создана. У нас не было никакой причины пытаться что-то подправить, поэтому мы и не могли совершить никакой ошибки.

— Все, что мы сделали, это лишь «запалили» ее, — продолжала настаивать сестра Улиция, сопровождая свои слова слезами. — Мы запустили контролирующую сеть, чтобы убедиться, что все именно так, как должно быть, а затем только «запалили» ее. Магия сама сделала все остальное. Мы не имеем представления, почему двое этих людей оказались способны видеть ее. Нас крайне изумило это.

Он перевел взгляд на сестру Эрминию.

— Можешь ли ты установить, что здесь не так?

— Мы понятия не имеем, в чем здесь проблема, — сказала сестра Эрминия, — и у нас нет способа разобраться в этом. Мы не знаем даже с уверенностью, действительно ли что-то не так. Все, что мы знаем, что эта магия оказывает такое вот действие. Возможно, так и должно быть, что некоторые люди, по неизвестной для нас причине, по-прежнему способны видеть ее. Эта магия куда сложнее, нежели все прочее, с чем мы сталкивались раньше. Мы не имеем представления, что здесь не так — если действительно что-то не так — или как это можно исправить.

— Возможно, это случайная аномалия, — предположила сестра Улиция, когда тишина в шатре стала зловещей. — Такое иногда бывает с магией. Некоторые чрезвычайно редкие обстоятельства, непредвиденные создателем магии детали оказываются за пределами ее действия. Возможно, только что-то подобное, ничего больше.

В конце концов, этой магии тысячи лет. Создавшие ее никогда ее не проверяли, так что вполне могут быть непредусмотренные нюансы, о которых они даже не подозревали.

Джегань явно не выглядел убежденным.

— Наверняка вы в чем-то допустили ошибку.

— Нет, ваше превосходительство. Даже великие древние волшебники не могли ничего сделать с магией, когда она уже запущена. В конце концов, магия Одена и была создана для того, чтобы оказывать воздействие на магию, уже «выпущенную на свободу». Ничто менее значительное не может изменить его ход.

Кэлен была вся внимание. Ее удивило, что сестры воспользовались магией, чтобы выкрасть шкатулки Одена, созданные специально для противодействия магии. Может быть, их намерение заключалось в том, чтобы никто не смог использовать их для контрудара?

Наконец Джегань с недоверчивым ворчанием отпустил сестру Улицию, швырнув ее на землю. Она руками взялась за голову, успокаивая боль.

Император мерил шагами шатер, пока обдумывал изложенное только что. Заметив, что кто-то заглянул снаружи, он остановился и сделал знак. Внутрь вошли несколько женщин с кувшинами и налили красное вино в стоявшие на столе кружки. Поток мальчиков-разносчиков устремился в шатер, доставляя тарелки и подносы, полные разнообразной, источавшей горячий пар пищи. Джегань продолжал ходить, почти не обращая внимания на рабов, занятых своей работой.

Когда стол наконец-то был накрыт, император уселся за него, выбрав для этого резной стул. Он размышлял, продолжая наблюдать за двумя сестрами. Рабы молча выстроились позади него, готовые выполнить его приказание или принести то, что он затребует.

Но вот он обратил свое внимание на обед и погрузил пальцы в окорок. Выдрал пригоршню горячего мяса. Другой рукой он отрывал длинные полосы от этого большого куска и клал их в рот, наблюдая за сестрами и Кэлен, будто решая, какой вынести приговор: должны ли они жить или умереть?

Покончив с окороком, он вытащил из-за пояса нож и воспользовался им, чтобы отрезать кусок обжаренной говядины. Затем проткнул ножом красноватый ломоть, поднял его и замер, задумавшись. Кровь стекала с лезвия и дальше, по его руке, к локтю, опиравшемуся о поверхность стола.

Он прервал размышления и улыбнулся, взглянув на Кэлен.

— Не правда ли это лучшее применение для моего ножа, нежели придумала ты?

Кэлен намеревалась промолчать, но не смогла сдержаться:

— Мне больше понравилось мое применение. Жаль только, оно не удалось. Будь это так, мы не вели бы этого разговора.

Он улыбнулся, скорее самому себе.

— Возможно.

Прежде чем впиться зубами и откусить от большого куска, свисавшего с ножа, он хорошенько глотнул вина из стоявшей перед ним кружки.

Наблюдая за Кэлен и продолжая жевать мясо, он сказал:

— Раздевайся.

Кэлен прищурилась.

— Что?

— Снимай свои одежды. — Он сделал жест ножом. — Все.

Кэлен стиснула зубы.

— Нет. Если ты хочешь их снять, тебе придется сорвать их с меня.

Он пожал плечами.

— Я сделаю это как-нибудь в следующий раз, просто ради удовольствия, а сейчас снимай их.

— Почему?

Он поднял бровь.

— Потому что я так сказал.

— Нет, — повторила она.

Взгляд его несущих ночные кошмары глаз скользнул к сестре Улиции.

— Расскажи Кэлен о пыточных шатрах.

— Ваше превосходительство?

— Расскажи ей о том обширном опыте, который у нас есть, убеждать людей поступать так, как нам нужно. Расскажи ей, какие пытки мы применяем.

Прежде чем сестра Улиция успела открыть рот, Кэлен заговорила первой.

— Чего откладывать — давайте сразу к ним перейдем. Никому не интересно слушать твою болтовню на этот счет, как от старой сплетницы. Я уверена, что вы с большой охотой заставите меня страдать, — так займитесь этим.

— О нет, пытки — это не для тебя, дорогая. — Он отломил от жареного гуся ногу и сделал ею жест в сторону молодой женщины, стоявшей позади него. — Пытки — это для нее.

Кэлен взглянула на неожиданно запаниковавшую женщину, а затем нахмурилась, глядя на Джеганя.

— Зачем?

Он откусил немного гусятины. Жир стекал по его пальцам, и Джегань слизывал его с колец.

— Ну, — сказал он, подхватывая ртом мясо, — пожалуй, я сам объясню. Понимаешь, у нас есть такая пытка, где инквизитор делает небольшой надрез в нижней части живота человека, о котором идет речь. — Он повернулся и ткнул гусиной ногой в живот молодой женщины, чуть пониже ее пупка. Гусиная нога оставила жирное пятно на голой коже. — Вот здесь. Затем, — сказал он, поворачиваясь обратно, — инквизитор вводит внутрь живота щипцы и пытается нащупать что-нибудь, пока не ухватится щипцами за часть тонкой кишки. Там все скользкое, и лицо, подвергаемое этому испытанию, при этом не лежит спокойно, если ты понимаешь, о чем я говорю, так что обычно занимает некоторое время, чтобы ухватить надлежащую часть внутренностей. И когда инквизитору удается это, он медленно вытягивает несколько футов кишки наружу. Исключительно тяжелое испытание.

Он наклонился вперед, оторвал очередную полоску окорока.

— А теперь, если ты не сделаешь так, как я говорю, то мы все отправимся в пыточные шатры, — он жестом указал, не выпуская из руки ломоть окорока, налево, — и позволим одному из наших лучших инквизиторов проделать все это с девушкой, стоящей позади меня.

Он снова обратил леденящий взгляд в сторону Кэлен.

— И все потому, что ты отказываешься сделать так, как тебе говорят. Тебе придется наблюдать весь этот мучительный процесс. Придется слушать ее крики, слушать, как она будет умолять оставить ей жизнь, смотреть, как она истекает кровью, наблюдать, как жизненно важные внутренности вытягивают из нее. После того как будет вытянуто несколько дюймов, инквизитор начнет наматывать кишки на трость, словно пряжу, — просто чтобы потом проделывать все аккуратно и опрятно. Затем он сделает паузу и посмотрит на меня.

В этот момент я снова, очень вежливо, буду просить тебя сделать так, как уже указывал тебе. И если ты снова откажешься, мы медленно вытянем еще несколько футов ее мягких, нежных, кровоточащих кишок, наматывая их вокруг трости, и при этом все мы будем слушать ее крики, слезы и просьбы о смерти. Этот процесс может длиться очень долго. Очень мучительное и болезненное испытание. — Джегань весело улыбнулся Кэлен. — А затем, ближе к концу, ты увидишь ее предсмертные конвульсии.

Кэлен подняла глаза на девушку. Та не шевелилась, но стала белой как сахар, насыпанный в вазе, стоявшей на краю стола.

Джегань медленно жевал, а затем прополоскал рот глотком вина.

— А после этого ты увидишь, как мы бросим ее тело на катафалк, к другим безжизненным телам, когда-то принадлежавшим людям, подвергнутым дознанию.

Затем я предложу Улиции и Эрминии выбор: или они отправятся по палаткам, развлекать моих людей, обладающих исключительно чувственными желаниями, или, если предпочтут, пусть подумают о том, как использовать кольцо на твоей шее, чтобы доставить тебе еще большую боль, чем ты испытывала от него до сих пор, выполняя при этом условие: чтобы ты не теряла сознания. Разумеется, мне хочется, чтобы твои чувства восприняли все это в полной мере.

Звук движения армии снаружи не ослабевал ни на минуту, но внутри шатра стояла мертвая тишина. Джегань отрезал очередной кусок обжаренной, все еще источающей кровь говядины и продолжил разговор.

— После того как воображение сестер иссякнет, а я уверен, что хороший побудительный стимул наверняка вызовет к жизни несколько изобретательных идей, то я лично буду бить тебя, оставляя на краю смерти. А уже потом сорву с тебя одежды, и ты будешь стоять голой передо мной.

Его несущие ночные кошмары глаза уставились на нее.

— Твой выбор, дорогая? В любом случае в итоге ты подчинишься моим приказам и закончишь тем, что будешь стоять передо мной голой. Какой из способов тебя устраивает больше? И, пожалуйста, решай поскорее. Я не буду еще раз предлагать тебе выбор.

Выбора у Кэлен не было. Сопротивляться не имело смысла. Она взяла себя в руки и начала немедленно расстегивать блузку.

Глава 44

Джегань зачерпнул из серебряного блюда пригоршню орехов и бросил в рот несколько штук. Он радовался своему триумфу, наблюдая, как Кэлен начала раздеваться. Самодовольное выражение на его лице вынуждало ее чувствовать себя еще более несчастной и беспомощной.

Кэлен была уверена, что лицо ее стало густо-красным. Она отказалась от дальнейших попыток оказывать сопротивление. Она понимала, что следует тщательнее выбирать поля для сражений, а это было не из тех, где можно рассчитывать на победу. Впрочем, будет удивительно, если ей удастся в чем-то победить. Она уже сомневалась, что такое вообще возможно. Для нее спасения не было. Это была ее жизнь и ее будущее — здесь, это все, что уготовано ей судьбой. Ей нечего высматривать впереди и бесполезно стремится к чему-то другому.

Она сбрасывала одежду в кучу как можно более бесцеремонно, по мере того как снимала ее, не утруждая себя задержками на аккуратное складывание. Выполнив приказ, полностью обнажившись, она стояла, ссутулившись, посреди погруженного в мертвую тишину помещения, не поднимая глаз на Джеганя, потому что не хотела видеть его злорадный триумф. И старалась изо всех сил, чтобы ее дрожь не была заметна.

— Встань прямее, — сказал Джегань.

Кэлен сделала, как он приказал. И неожиданно ощутила слабость. Не слабость от физических усилий, а слабость вообще. Ради чего ей бороться? Что за жизнь может ее ждать? У нее нет никакого шанса стать свободной, или испытать любовь, или наконец ощутить безопасность. Есть ли шанс, что она добьется хоть какого-то счастья в жизни?

Никакого.

В этот момент ей хотелось только свернуться калачиком и плакать… или просто прекратить дышать и покончить со всем этим. Все казалось ей безнадежным. Любые ее усилия были тщетны — против такой силы, такой численности и таких способностей.

Она совершила усилие, преодолев смущение. Ей стало безразлично, смотрит ли он на нее. Она была уверена, что это не затянется надолго — по крайней мере, скоро он закончит со своим обедом, а уж затем сделает что-нибудь более серьезное, чем просто разглядывание ее. Хотя и в этом у нее нет выбора. У нее нет выбора ни в чем. Есть лишь имитация жизни. Без возможности контролировать большую часть такого существования. Жизнь — это нечто такое, что имеется у других. Она дышала, видела, слышала, ощущала вкус, даже думала, но в полном смысле она не жила.

— Прямо напротив выхода из моего шатра возвышается группа скал, — сказал Джегань, откинувшись на своем стуле. — Ты наверняка запомнила ее, когда мы подъезжали.

Кэлен взглянула на него и внутренне помертвела. Она осознала вдруг, что отнеслась к его задаче подобно послушному рабу. Она обдумала его вопрос и вспомнила, что видела эти камни. Это было не близко отсюда, но она помнила, как темная река людей обтекала со всех сторон этот выступающий скальный массив.

— Да, я помню это место, — сказала она подавленным голосом.

— Хорошо. — Он сделал глоток и отставил кружку. — Я хочу, чтобы ты прогулялась к той скале. Но иди туда не по прямой, а следуй кружным путем. — Он поднял бровь. — И не нужно так краснеть, дорогая. Ведь люди не могут видеть тебя… Помнишь?

Кэлен уставилась на него.

— Тогда зачем же ты хочешь, чтобы я сделала это?

Он пожал плечами.

— Ну, ты убила двух моих стражей. Теперь мне требуются новые.

— Снаружи предостаточно твоих людей.

Он улыбнулся.

— Да, но они не способны видеть тебя. А мне нужны люди, которые способны.

Кэлен начала улавливать смысл его намерений. Неожиданно она снова ощутила собственную наготу.

— Я полагаю, нет лучшего способа отыскать людей, способных видеть тебя, чем заставить тебя прогуляться среди них, демонстрируя им все, что ты можешь им предложить. — Его взгляд сначала обежал ее всю, лишь затем встретился с ее глазами. — Поверь мне, если кто-то из них сможет тебя увидеть, нет никаких шансов, что он не выдаст этого. Нисколько не сомневаюсь, что если кто-то способен видеть тебя, как хозяин трактира или та девушка, то, увидев тебя в таком виде, он бросит все свои дела и обязательно выскочит к тебе навстречу с дружескими приветствиями.

Он заразительно рассмеялся собственной шутке. Никто в шатре не выдавил даже слабой улыбки, но, похоже, его это вовсе не заботило. Наконец смех стих.

— При том количестве людей, какое у нас есть, могу спорить, в нашу сеть наверняка попадут несколько способных видеть ее. Среди такого множества людей неминуемо будет заметное число «случайных аномалий», как называет это Улиция. — Он мотнул головой в сторону сестры. — Мы наберем стражу, к которой тебе не удастся подкрасться или проскользнуть мимо, как ты поступаешь с другими.

Вот видишь, дорогая, ты сделала тактическую ошибку. Тебе лучше было попридержать этот фокус для более подходящего случая, чтобы убежать. А теперь ты упустила его.

Нет, она его не упускала. Она совершила это, чтобы спасти жизнь Джиллиан. Зная, что у нее самой нет шанса обрести свободу, Кэлен, по крайней мере, предоставила этот дар Джиллиан. Но препираться с ним не было никакого проку, так что она не стала спорить по поводу его соображений относительно ее преимуществ в той игре, которую он с ней вел.

Кэлен не смогла придумать ничего, чтобы отговорить его от такого плана. Единственной ее надеждой оставалась ее невидимость. Внезапно она ощутила, будто уже вышла из императорского шатра и каждый человек в этом лагере может видеть ее. Она физически ощущала, как миллионы похотливых мужчин с вожделением косятся на нее.

Джегань сделал движение рукой.

— Улиция, Эрминия, вы отправитесь вместе с ней, но держитесь сзади, на приличном расстоянии. Если кто-то окажется способен увидеть ее, я не хочу, чтобы он заметил и вас двоих и обеспокоился, прежде чем даст нам уверенный шанс его обнаружить. Я хочу, чтобы любой человек, способный видеть ее, оказался достаточно нетерпелив и достаточно нагл, чтобы бросить все свои дела и отправиться вслед за нашей прекрасной молодой дамой.

Они обе поклонились и сказали в один голос:

— Да, ваше превосходительство.

Джегань отбросил веселое притворство и вернулся к угрозам.

— А теперь ступайте. Сделайте большую дугу вправо, через лагерь, к этому скальному образованию, а затем, завершая круг, идите сюда. Ну, женщина, вперед!

Кэлен, неслышно ступая, прошла по мягким коврам к пологу, закрывавшему выход, продолжая чувствовать на себе плотоядный взгляд императора. Она отвела занавес в сторону и выскользнула на открытое пространство.

Снаружи, представ лицом к лицу с простирающимся во все стороны лагерем, она застыла от страха. Но заставила себя, вздрагивая при каждом шаге, пройти между тех огромных животных тварей, что располагались поблизости от императорского шатра. Слезы обжигали ее глаза. Она ощущала себя униженной, представ обнаженной перед всеми мужчинами в этом лагере.

Она задержалась у первого кольца охраны, испытывая настоящий ужас, не решаясь выйти к солдатам, находящимся далее. Ей хотелось кричать от ярости и унизительного смущения. Она чувствовала себя пойманной в ловушку теми, кто управляет ею. И никак не могла заставить ноги сделать очередной шаг. Тогда она обернулась, бросив взгляд назад через плечо.

Император Джегань стоял снаружи своего шатра, держа за волосы женщину, которую обещал отправить на пытки. Та беспомощно заливалась слезами.

Кэлен сделала нечто чрезвычайно опасное для спасения жизни Джиллиан. И она решила, что готова пожертвовать собой, чтобы спасти жизнь той женщины, которую Джегань держит под такой страшной угрозой. Та женщина была рабом, не имеющим никакого выбора в своей жизни. Но Кэлен могла сделать выбор, спасающий ту женщину от ужасающих страданий. Кэлен снова обратила взгляд в сторону того кромешного ада, который являл собой лагерь, и продолжила движение. Земля была очень неровной, и ей приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы избежать не только камней и кусков разбитого снаряжения, но также и свежего навоза.

Кэлен напомнила себе, что никто из этих мужчин не может видеть ее. Она задержалась у следующего кольца охранения, где на карауле стояли все те же тупые скоты огромного роста. Внимательно вгляделась в одного из них, ближайшего к ней. Не замечая ее, он продолжал всматриваться в окрестности. Пока что ни один человек не обратил на нее внимания. Она бросила взгляд назад и увидела сестер, следующих за ней на значительном расстоянии. А Джегань по-прежнему держал за волосы ту женщину. Кэлен оценила это «послание» и без промедлений снова двинулась дальше.

Увидев неподалеку лошадей, Кэлен подумала, не воспользоваться ли ими для побега? Она мысленно уже представила, как вскакивает на спину одной из них и скачет прочь, убегая из лагеря. Она понимала, что это всего лишь фантазия. Сестры тут же выпустят поток боли через кольцо на шее, чем повалят ее на землю. Кроме того, женщина, которую держит Джегань, должна будет умереть. Он не тот человек, который раздает пустые угрозы. Он выполняет их как минимум для того, чтобы никто не подумал, что он склонен к обману.

Кэлен знала, что такого рода побег был невозможен, но мысли о нем отвлекали ее от людей, находившихся так близко со всех сторон от нее, от всех тех мерзостей, не смотреть на которые она не могла. И чувствовала себя уязвимой и незащищенной. Она выделялась среди широко раскинувшегося на привале лагеря, словно белоснежный цветок водяной лилии, распустившийся среди обширного и затхлого болота.

Она пошла быстрее, рассудив, что чем скорее сделает этот круг, тем раньше вернется под защиту шатра. Сама по себе эта мысль была ужасной: шатер Джеганя становился ее защитой, а этот ужасный человек — ее охраной. По крайней мере, там она снова будет не на виду, а в данный момент она только к этому и стремилась. На этом и сосредоточились все ее мысли. Преодолеть расстояние до скалы и вернуться обратно. Чем скорее она сделает это, тем скорее окажется снова внутри шатра.

Пока что в этой массе солдат не попадались люди, способные видеть ее. И в этом был хороший знак. До сих пор она повстречалась всего лишь с двумя, способными видеть ее, но среди очень небольшой выборки тех, с кем она вообще встречалась. А в этой армии миллионы людей. Шансы, что она столкнется с людьми, которые могут ее видеть, были слишком велики.

И что же ей в этом случае делать? Она снова оглянулась, бросив взгляд через плечо. Сестры выглядели так, будто пересекали вброд настоящую реку. А что если кто-то из мужчин схватит ее и потащит в сторону? Сестры, конечно, присматривают за ней, но все равно они находятся на значительном удалении. Кэлен начала беспокоиться о том, что случится, если кто-то сможет увидеть ее и схватить. А что если ее увидит целая группа мужчин? Будут сестры в состоянии отбить ее у толпы? Кроме того, они следовали сзади на заметном удалении. Кэлен беспокоилась, как далеко может зайти насилие, прежде чем сестры подоспеют?

Но сестры могут использовать магию. Они наверняка не допустят, чтобы ее изнасиловали.

Впрочем, откуда у нее такая уверенность?

Джегань. Он хочет оставить ее для себя. И он не из тех, кто позволит подчиненным использовать свою награду, «приз всех призов», по его словам. Он хочет обладать ею сам. Мысль о том, что он собирается по-хозяйски расположиться на ней, пронзила Кэлен леденящим страхом.

Но ближайшей проблемой сейчас был не Джегань, а вот эти люди. Одним плавным движением, обходя одного из солдат со стороны спины, она незаметно вытащила нож, висевший в ножнах на его бедре. Она сделала это движение одновременно с естественным движением рук, чтобы наблюдавшие за ней сестры не догадались, что она что-то сделала. Этот мужчина обернулся, возможно почувствовав что-то. И хотя он смотрел на нее целое мгновение, его взгляд скользнул дальше, а затем он продолжил свою беседу.

Пока что она шла через многочисленные группы людей вокруг императорского лагеря, но вот наконец вышла за их пределы и оказалась среди обычных солдат. Они пьянствовали, смеялись, играли в азартные игры или рассказывали всевозможные истории, собравшись возле костров. Посреди толпы стояли и стреноженные лошади. В произвольных местах попадались повозки. Некоторые из солдат уже поставили примитивные палатки, тогда как другие что-то готовили около огня или спали.

Видела она и женщин, которых уводили в эти палатки. Ни одна из них не шла добровольно. Видела и других женщин, только и дожидающихся, чтобы их подхватил любой мужчина и затащил к себе. Она припомнила, как Джегань упоминал о намерении отправить сестер по палаткам в порядке наказания. Кэлен бросало в пот от криков женщин и от страха за свою судьбу, когда сама она наконец вернется в шатер Джеганя. Сколь ни были ужасны все обстоятельства пребывания в этих палатках, с этими людьми, Кэлен не могла испытывать никакой жалости к сестрам. Если они закончат тем, что будут изнасилованы, по мысли Кэлен это не будет для них достаточным наказанием. Они заслуживали гораздо большего.

И тут на нее уставился один из ближайших к ней мужчин. Кэлен заметила вспышку похоти в его глазах — в глазах, смотревших прямо на нее. Он видел ее. Его рот самопроизвольно открылся в возбуждении от удачи, что такая женщина падает ему прямо в руки, если можно так выразиться.

Пока он поднимался, Кэлен, до того как он полностью выпрямился, вспорола ему живот, как говорится, от края и до края, продолжая, как ни в чем не бывало, быстро идти мимо. На лице этого человека отразился полный шок от произошедшего, и он, слабо шевеля руками, пытался подхватить свои внутренности, когда они начали тяжелой массой вываливаться из полости живота. Затем опрокинулся назад и рухнул на землю, издавая испуганное бормотание, которое не было никем замечено на фоне прочих хриплых и резких шумов, стоявших вокруг. Когда он ударился о землю, его внутренности вывалились. Окружающие повернулись взглянуть в его сторону, некоторые со смехом, некоторые в шоке, но все одинаково решили, что ему только что не повезло в стычке на ножах.

Кэлен не замедлила шаг и не обернулась. Она продолжала идти, не прерывая движения, постоянно напоминая себе о главной задаче: дойти до скалы, затем вернуться в шатер. Сделать круг. Сделать так, как ей было приказано.

Как только человек отделился от толпы и кинулся к ней, она отвела руку, а затем использовала инерцию его движения, чтобы всадить нож ему под ребра, разрезая жизненно важные органы. Ее сжимающий нож кулак проник через глубокую рану и погрузился в его теплые внутренности. По тому, как он свалился, подобно мешку с песком, без единого звука, она была уверена, что удалось достать до его сердца. На память об этом коротком столкновении она теперь носила перчатку из его крови.

Ей было крайне любопытно, откуда она научилась подобным вещам? Казалось, это проявляется у нее как инстинкт, так же естественно, как бывает с эмоциями, без всякой необходимости вызывать их. Она не могла ничего вспомнить о себе, но прекрасно помнила, как пользоваться оружием. Впрочем, подумала она, следует просто радоваться тому, что умеет и может делать это.

Пробираясь через людское море, она добралась до тесного островка оживленной активности. Здесь все люди отодвинулись, чтобы оставить свободным ровное поле, на котором соревновались команды джа-ла. Вокруг собрались десятки тысяч солдат, болеющих за ту или иную команду. Игра развивалась жестоко, нападающий натолкнулся на наиболее сильного игрока другой команды. Когда он упал, залитый кровью, половина из собравшихся, окружавших поле, начала восторженно аплодировать.

— Ну и ну, — произнес мужчина слева от нее. — Похоже, меня решила навестить весьма приятная женщина.

И едва она начала поворачиваться к нему, другой мужчина, справа, ухватил ее за запястье, выворачивая руку и отбирая нож. В следующее мгновение оба мужчины схватили ее и потащили в сторону от толпы, собравшейся посмотреть игру в джа-ла.

Кэлен пыталась высвободиться, но они были намного сильнее и напали на нее неожиданно. Она молча злилась на себя за то, что позволила вот так, врасплох, захватить себя. Никто из окружающих вообще ничего не заметил. Они не могли видеть ее, для них она была невидима, но только не для этих двоих, которые навалились на нее с обеих сторон, укрывая от своих приятелей-солдат, чтобы те не вступили с ними в драку из-за доставшейся им такой приятной награды. С таким же успехом она может быть с этими двумя и совершенно наедине.

Один из них сунул руку ей между ног. У нее сперло дыхание от столь неожиданного насилия. А когда он склонился, чтобы лучше разглядеть ее пах, ей удалось высвободить руку, и в то же мгновение она нанесла ему локтем удар в самую середину лица, ломая нос. Он с криком упал на спину, кровь заливала ему щеки и глаза. Второй мужчина лишь рассмеялся, увидев в этом возможность заполучить ее лишь для себя одного. Он протащил ее немного в другую сторону, удерживая оба запястья в одной из своих мощных рук, другую используя, чтобы ощупывать свою добычу.

Кэлен вырывалась и выворачивалась, но он был слишком велик и силен, чтобы она могла с ним справиться. У нее не было никакой возможности вырваться из его хватки.

— Ты чересчур злющая, — сказал он ей на ухо. — Ты что, думаешь… что сможешь избежать священной обязанности по отношению к солдатам Ордена? Думаешь, что слишком хороша, чтобы обслуживать палатки? Ну так вот — нет. Вот моя палатка, и сейчас самое время исполнить свои обязанности.

Кэлен вертелась во все стороны, пытаясь укусить его, пока он тащил ее к расположенной неподалеку пустой палатке. Он ударил ее тыльной стороной руки. От удара она оцепенела. Казалось, шум лагеря затих и унесся прочь. Она не могла управлять своим мускулами, ей не удавалось заставить их сопротивляться этому грязному закопченному солдату, в то время как он продолжал тащить ее в палатку.

Внезапно Кэлен увидела лицо сестры Улиции. Никогда прежде она не испытывала такой радости при виде любой из сестер, как сейчас.

Сестра отвлекла внимание мужчины от Кэлен всего лишь на какое-то мгновение, а затем быстро прижала пальцы к его виску. Наконец-то освободившись, Кэлен отскочила назад, в то время как ее похититель опустился на колени, сжимал кулаками голову и не переставая кричал от боли.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: