Сделай Сам Свою Работу на 5

I. Общая гражданская дееспособность лица. - II. Непринужденный произвол и согласие 14 глава





Когда мы имеем дело с подлинным договором признания, то это будет всегда обязывающий промиттента в отношении к акцептанту акт воли, сделка, направленная на изменение правоотношений согласно намерениям сторон. Силу подлинного договора признания нельзя разрушить доказательством того, что содержание признания (я признаю себя должным N сто рублей) не соответствует истине. Достаточно, если это формальное волеизъявление соответствует моей воле. Было ли налицо материальное основание для такого волеизъявления - это вопрос для его юридического эффекта вполне безразличный. Я могу сделать волеизъявление такого содержания (признаю себя должным 100) не потому, что занял, не потому, что не доплатил цены вещи, нанес ущерб этого размера, а потому, быть может, что я хочу акцептанта сделать богаче, подарить ему эту сумму денег (это positive Anerkennung).

С таким же эффектом возможно сделать волеизъявление, погашающее обязательство или долг прямой абстрактной сделкой, из коей видно только, что я принял от N известную сумму в уплату по нашим счетам, без всякого указания тех или других материальных оснований вступления в эту погашающую сделку (акцептиляция, negative Anerkennung). Какие бы ни возбуждались со стороны сомнения насчет действительного существования погашенного таким способом долга, этим одним нельзя поколебать силу такого договора.



Когда этим методом заключают продолжительные и разнообразные имущественного характера*(139) правоотношения, то юридическая сила такой расчетной сделки (Abrechmmg) будет держаться не на тех материальных данных, которые побуждали нас рассчитываться, а на формальной основе договорного обязательства, которое по содержанию своему может быть выражено совершенно абстрактно, с обязательным уговором именно считать завершенными прежние отношения и счеты. Это консумирующая и новирующая сила сделки, которую можно уподобить тому же эффекту litis contestatio в классическом процессе*(140).

Для того чтобы абстрактное волеизъявление произвело весь свой эффект, необходимо, натурально, чтоб оно последовало по отношению к тому, кто заинтересован в установлении или погашении данного правоотношения, и было им принято. С этим вместе правотворящая сила абстрактной сделки, в чем бы она ни заключалась (быть должным или почитать долговое обязательство погашенным, positive u. negative Anerkennung), есть вполне выраженная и так же мало подлежит колебанию, как любой иной, соответственный цивильным нормам акт воли дееспособного лица.



Если абстрактная сделка имеет несомненную правотворящую силу и не подлежит тому рассмотрению и оценке, каким подлежат доказательства вообще и признание в особенности, то это не значит, что в известных условиях сила такой сделки не может быть оспорена тем именно лицом, от которого она исходит. Мы с компаньоном закончили расчетную операцию по известному делу, которое переходит ко мне, и я обещал, в заключение, произвести ему, не выражая при этом основы, платежи в такие-то сроки, разумея, что передача мне дела есть уже завершившаяся. Между тем оказывается, что по расчетной операции я был в ошибке, в ошибке извинительной; тогда, натурально, я могу оспаривать силу моего обещания, выведя теперь, ex post, то материальное основание, которое побудило меня дать обязательство, доказав 1) наличность этого материального основания, не выраженного в сделке, 2) ошибку, под влиянием которой я принял на себя это обязательство и 3) извинительность этой ошибки. В этом примере содержание абстрактно-договорной сделки есть положительное, я принял на себя платежи. Но я мог вступить в такую же договорно-обязательную сделку отрицательного содержания, т.е. удостоверяющую, что долг такого-то погашен. Между тем погашение имело лишь последовать. И в таком случае, натурально, на мне будет лежать тяжесть доказать, что погашающая сделка имела своим предметом такое-то мое притязание, что ввиду удостоверения, оказавшегося впоследствии обманом, о высылке мне платежа, я заключил указанную сделку, которую теперь прошу инвалидировать.



Это иски и процессы кондикционного типа, подобные для 1-го случая condictio indebiti, для 2-го causa data causa non secuta.

Если бы в 1-м примере промиссар стал требовать тех платежей, к которым я обязался, с меня, то я имел бы вывести в суд и доказать те же данные, какие необходимы для иска (см. выше), в моем возражении против иска.

Натурально, этим вовсе не исчерпываются все юридические и процессуальные последствия, которые могут наступить для участников сделки и для третьих лиц из подобных абстрактно-договорных обязательственных и вещных сделок; но исчерпывающее представление всех таких эвентуальностей нельзя обстоятельно сделать здесь, в общем учении, а надлежит иметь в виду при изучении отдельных сделок этого типа, традиции, признания долга, погашения обязательств, вексельных операций и прочее.

Мы разъяснили себе, таким образом, в чертах общих, свойственных, более или менее, всем сделкам этого стиля, особенности их строения и специфические признаки, которые отличают их от сделок материально-каузальных.

Спрашивается, с какой целью мы наряду со сделками этого материального пошиба создаем еще особый тип отрешенных от материальных основ сделок?

Насколько возможно, избегая осложнений, связанных с отдельными видами этих сделок, ответить на этот вопрос в общем смысле, мы заметим здесь следующее.

1. Сделки абстрактные представляют по составу своему значительно большую простоту строения сравнительно со сделками материальными. Мы разумеем здесь их состав, а не технику их построения. Это совершенно понятно. Несравненно проще и короче выразить фацит расчета, чем выводить все факторы, из коих получился известный результат. В огромной массе случаев все дело именно только в том, что получилось в результате из всего ряда операций, а не отдельные стадии движения к этому результату. Итак, собственно те сделки, где есть возможность такого сводного результата, таких итогов, предмет коих составляют в особенности обещания или погашения определенных сумм, должны всегда приходить к таким простым выводам, к результатам, где отдельные факторы можно считать покрытыми этим расчетом, погашенными.

2. С другой стороны, этой простоте состава сделки в смысле юридическом содействует в особенности то обстоятельство, что само волеизъявление в ней является тоже без указания материальных мотивов, под действием коих оно образовалось. Это тоже упрощение юридического состава сделки. Здесь дело в том, что каждое входящее в состав сделки осложнение, которое приближает волеизъявление к действительности, само по себе легко дает повод к сомнениям и задержкам, которые до крайности могут затруднить и замедлить достижение цели. Упрощением состава волеизъявления мы уменьшаем количество спорных пунктов, на коих притязание основывается. Если взамен всех данных в основу обязательства мы ставим простое признание с моей стороны известного долга, которое и вы, мой веритель, принимаете как базу наших последующих правоотношений, то в массе случаев весь спор будет касаться только вопроса о подлинности волеизъявления, о подлоге документа или акта, к коему сведены наши расчеты, а вовсе не о всех операциях, которые предшествовали его выдаче.

3. Когда сделка приведена к этому простейшему результату в смысле объекта притязаний (определенная сумма, известная вещь) и вместе с этим мотивы волеизъявления все сводятся к формальному соглашению произвести уплату, погасить долг, традироватъ вещь, то во множестве случаев возможные последствия спора о действительных побуждениях и расчетах, которые повели к указанному абстрактному обязательству, не распространятся на весь эффект сделки и ограничатся отдельными пунктами и кругом ближайших участников этой заключительной операции; общий же ее результат и в особенности эффект ее для третьих лиц останется вовсе не тронутым, не поврежденным несогласием чисто личным между ближайшими, притом первоначальными только, участниками сделки.

Итак, я обязался произвести уплату вам (N) или кому вы прикажете такой-то суммы денег. Вы приняли это мое абстрактное обещание вместо наличного платежа, и, не требуя с меня обещанной суммы, уступили это ваше требование, этот документ (titre) 3-му, который, зная мою состоятельность, охотно принял документ. Оказывается впоследствии, что мы (я и N) сделали расчет неправильно и что сумма, выраженная в абстрактном обещании уплатить, легко может быть мною оспорена. Мы ведем процесс, я выигрываю. Но 3-го ни этот спор, ни этот результат не коснется вовсе, ибо из перешедшего к нему моего абстрактного обещания уплатить ему (N) или кому он прикажет известную сумму не видно ни оснований, ни возможных ошибок нашего расчета. Материальные основы соглашения касаются нас двоих, а не 3-го участника сделки. И это может повториться для каждой предшествующей пары лиц относительно любых последующих, интерес коих в ограждении силы абстрактной сделки есть независимый от соучастников в ней на прежней стадии ее материального обоснования.

То же самое мы увидим позже в подробности для случаев абстрактно формулированной договорно-вещной сделки традиции. Мы ошибались насчет договорно-обязательственных основ передачи права собственности на переданную вещь, но самая передача (traditio) с целью пересвоения произошла. Возможные споры о договорной основе передачи локализуются между первыми соучастниками сделки, а вещный эффект сделки переходит ко всему ряду последующих приобретателей собственности во всей его целости.

Талантливый Эрнст Цительман в публичной лекции "Об осуществимости идеи универсального права"*(141) указал именно в этом расчленении единого состава сделки на средство и цель*(142) одну из плодотворнейших побед человеческой мысли, без которой невозможно было бы достигнуть тех успехов в развитии всесветного имущественного обмена, которые составляют достояние развитых систем современного гражданского права.

Итак, сделки абстрактные удобнее в смысле простоты и краткости расчетов с их помощью, в смысле легчайшей осуществимости притязаний, на них основанных; наконец, и это наиболее веский в их пользу аргумент, они чрезвычайно удобны в видах надежности операций с ними в широких кругах лиц, могущих впоследствии явиться соучастниками обмена и осуществления притязаний, основа коих вся в их составе сводится к простым, очевидным, формальным, не требующим и даже не допускающим, без особого повода, никаких исследований по существу, чисто объективным данным.

В смысле интереса широкого и легкого обмена эту конструкцию неправильно было бы оценивать с исключительно частной точки зрения. Она одновременно отвечает и интересу общественному.

Но в сделках этого типа, в связи с этими свойствами, стараются раскрыть и такие черты, которые возбуждают с известной точки зрения опасение у "предусмотрительных". В самом деле, если материальная основа сделки не видна из ее состава, то, натурально, одно и то же формальной обещание дачи известной суммы может последовать для какой угодно цели, для уплаты, дарения, кредита, ибо подлинная цель скрыта на этой абстракцией (cautio quae indiscrete или indistincte loquitur, см. знаменитый 1. 25 § D. 22.3, откуда нынешняя так назыв. cautio indiscreta). Brinz, ввиду этого свойства абстрактной сделки, способности ее служить разным целям, называет ее подвижной*(143). Вот именно эта черта подвижности, неуловимости сделки для поверки ее, невыраженности в составе сделки ее экономического баланса, которая, однако, несмотря на это, как бы освещается законом, и побуждает "предусмотрительных" так или иначе ограничивать допустимость таких абстрактных волеизъявлений в практике.

С другой стороны, за этой формальной основой сделки легче, как полагают многие, способны скрываться неблаговидные, противные добрым нравом и легально непозволительные операции, чем в сделках, в составе коих обязательно имеют быть выражены лежащие в их основе материальные расчеты сторон. На этом вопросе мы остановимся дальше, сопоставляя положения Code civil, и нов. германского Уложения по этому предмету.

Особенно ярко эти опасения выдвигались на первый план старопрусскими юрисконсультами*(144). Применение сделок такого строения считали безопасным только в кругу искушенных, бдительных, в среде торговых людей. Когда круг людей торговых и промышленных потерял свойство замкнутости, на этой точке зрения, конечно, стало трудно держаться юристам, недоверчивым к деятельности людей в сфере их же личного интереса. Бэр отмечает, впрочем, и для старого времени много непоследовательности во взглядах самих руководящих сфер в Пруссии. Почитали опасным широкое применение абстрактного обязательства, а трассировка векселя на поземельную собственность (Gnmdschuld) не возбуждала в то же время никаких беспокойств (теперь см. то же: art. 1191 Burgerl. Ges. buch). В новых бытовых условиях, когда стало трудно отстаивать прежнее недоверие к частной автономии в вопросах строения гражданской сделки, место прямо отрицательного отношения к этим операциям заменили некоторые меры предупредительного характера, хотя тоже весьма сомнительные по их целесообразности. Мы не имели бы интереса останавливаться на этих мерах, если бы эта старопрусская метода не оставила некоторого следа в новом немецком имперском гражданском кодексе.

В основе этот новый германский кодекс дает, несомненно, торжество интересам и учениям, на страже которых так долго стоял Оттон Бэр. Ограничивать систему общего права такими конструкциями, которые приноровлены к низкому уровню общественного сознания, чтоб этим предотвратить опасность для небдительных, было бы большой ошибкой. И этой ошибки, к счастью, избегнул новый имперский гражданский кодекс. Новый немецкий кодекс прямо признает юридическую силу абстрактного признания и абстрактного обещания долга (die Gultigkeit eines Vertrags, durch den das Bestehen eines Schuldverhaltnisses anerkannt wird, - Schuldanerkenntniss; а также действительность договора, коим известное действие обещано так, что самостоятельной основой обязательности служит именно это обещание, - Schuldversprechen), какая бы ни была основа подобных договоров, мировая ли сделка, или расчетная операция (ср. art. 780, 781 и 782).

След старого прусского взгляда на особые (опасные) свойства сделок этого строения выражается в том, что для всех случаев, где нет особых реквизитов формы для подобных волеизъявлений, она должна быть письменной, кроме случаев мировой сделки и расчетной операции*(145).

Об отдельных видах абстрактных сделок, независимо от этой общей договорной формы, мы будем иметь случай сказать впоследствии.

 

§ 54. III. Содержание юридической сделки (продолжение). - Сделки абстрактные во французском праве. Art. 1132 С. с. - Неблагоприятные условия для развития его смысла. - "Исправление" текста. - Литературное общение с Германией. - R. Saleilles и его попытка спасти престиж С. с. - Практика Остзейского свода. - Сделки фидуциарные, симулированные и проч.

 

Разъяснив, таким образом, особенности строения и юридическое значение абстрактной сделки, особенно договора признания как основы обязательства (Anerkennung als Verpflichtungsgrund), хотя не бесспорного в немецкой литературе, но вошедшего в состав действующей системы имперского германского права, мы открыли себе путь для правильного понимания того же явления в праве французском и истолкования приведенного выше art. 1132 Code civil.

Code civ. знает, несомненно, отдельные имущественные сделки, юридический эффект коих является отрешенным от каузального момента в их составе, напр., делегацию (С. с. Art. 1275), погашение долга (art. 1282), многие сделки семейно-имущественного и наследственного права (принятие, отказ от наследства, от легата)*(146). Нас занимают здесь, однако, не отдельные проявления внутреннего формализма цивильных волеизъявлений, а общая принципиальная постановка вопроса в Code civ.

В этом отношении первостепенное значение имеет истолкование указанной выше ст. 1132 С. с, поставленной наряду с двумя другими артиклями кодекса (1131 и 1133) под общую и для юриста крайне заманчивую рубрику De la cause (здесь cause des contrats специально, ибо понятие cause имеет и более общее применение). Такой общей рубрики немец, имперск. Уложение не знает, и самый термин, столь ходячий и развитой в латинской цивилистике, почти поглощен в учении о сделке понятием ее юридического состава. Причина отчасти в трудности установить общий точный смысл понятия causa, особенно в отличие его от понятия мотива волеизъявления*(147).

Art. 1132, отдельно взятый и буквально понятый (la convention n'est pas moins valable quoique la cause n'en soit pas exprimee), заключает в себе, по-видимому, то самое, что нам нужно для точного и краткого обозначения понятия сделки с не выраженным в ней основанием, за которой юридическая норма (art. 1132 С. с.) признает всю силу (est valable) самостоятельного правотворящего волеизъявления.

Такое понимание art. 1132 казалось бы тем более обоснованным, что нигде разумение классического контракта verbis (stipulatio) не было так верно поставлено, как у французов в эпоху renaissance, особенно у Куяция. И хотя контракт verbis вообще не был реципирован на Западе, но наряду с правильным его пониманием в указанную эпоху практика кутюмов знала отдельные виды своих, отрешенных от каузального момента в их составе, сделок*(148). Уже в истории стипуляции на ее подлинной почве легко отметить значительные колебания формальной ее природы в разные эпохи развития. В эпоху рецепции на Западе, вместе с устранением внешнеобрядной стороны образования этого контракта, утрачено было в теории правильное и законченное разумение способности договорной сделки отрешаться от указания в ее составе каузального момента (материального), которым определяется ее сила. Цивилистическая литература 18-го века (особенно сочинения Domat, Pothier*(149)) поддерживает связь с латинским преданием, посредствуемым рецепцией, и в результате этих работ, положенных в основу Code civil, мы имеем выраженные в art. 1132 общие положения.

В послекодификационной литературе смысл этих положений подвергся очень контроверзным приемам истолкования в ученой и практической юриспруденции.

Прежде всего смысл обязательности сделки без выраженного в ней правооснования сводили не к отрицанию необходимости материального каузального момента в ее составе*(150), а к легальному предположению его существования (presomption legale). Прикрываясь этой презумпцией, веритель, согласно сему учению, не обязан, требуя выполнения принятого на себя должником обязательства, в коем не выражена его основа, не имеет нужды сам выводить перед судом скрытую его основу. Если бы обязательство, так формулированное должником, оказалось порочным в этом отношении, то обязанность доказать, что оно дано sans cause, sur une fausse cause, или, наконец, sur une cause illicite, легла бы на должника; и только доказав этот порок сделки, должник лишил бы ее эффекта (к art. 1131 С. с), который ей до сего присваивал art. 1132 того же С. с.

По этому толкованию, art. 1132 несомненно уже заключает в себе освященные законом элементы института формально обязывающего договора. И возможно, что эта французская доктрина развила бы из этих слабых зачатков все строение абстрактной сделки и договора признания, как формальной основы выраженного в нем обязательства, ранее разработки его у немцев, при одном, конечно, непременном условии постоянного общения этой доктрины с классической почвой, где ее родина и весь блеск ее завершившейся культуры. Но в том именно и состоит прирожденный порок (первородный грех) всякой кодификации, что она ищет разорвать связь кодифицированных институтов с их подлинной почвой и указать толкователю предел общения и источник творчества в элементах раз навсегда замкнувшейся системы тех понятий, которые данный свод ввел в свой состав, которым он оказал свое гостеприимство (in sinus suos receperit).

Что же могла найти в этом Code'e послекодификационная французская юриспруденция для культуры института формального обязательства, для общего учения о causa в составе договорной сделки? Ответом для практики служит art. 1108 С. с, который непререкаемым образом указывает нам les quatre conditions qui sont essentielles pour la validite des conventions (4 существенных условия силы договорных сделок), consentement (согласие сторон, ее заключающих), capacite (дееспособность этих лиц), objet certain qui forme la matiere (известность содержания сделки), une cause licite dans l'obligation.

Конечно! Сделки не может быть, если в ее составе нет налицо легально установленной основы обязательства. Такая основа должна быть налицо. Без нее недопустимо, немыслимо никакое цивильно-действительное волеизъявление лиц в составе сделки. Этого мало! Causa не только должна быть видна в ее составе, но она еще должна быть законодозволенной; последнего нельзя определить, если эта causa только презумпируется, только подразумевается. Она должна быть именно выражена. И в этих пределах остается только разобраться в вопросе, насколько должна быть показана не просто только материальная каузальность в общем смысле (по расчетам между нами за товар, за такую-то отрасль торговых операций), а именно индивидуализированная всеми существенными для строения сделки известного типа данными (по займу на такую-то сумму, от такого-то числа и проч., по купле-продаже, по мировой сделке такого-то содержания*(151). Без этих более или менее прецизных материальных основ в составе сделки она не должна иметь силы, ибо иначе контрабандой может пройти и получить санкцию une cause illicite, и что всего опаснее - une convention particuliere, которая пойдет навстречу aux lois qui interessent l'ordre public et les bonnes moeurs (С. с, art. 6).

Итак, даже в институтах частного права, в строении договоров, интересы контроля со стороны суда выдвинуты на видный план и этим, несомненно, стеснен автономный характер гражданского обмена. Не может быть сомнения, что все это недоверие, вся эта материальность французской юриспруденции в покодификационную эпоху выросла не на живой почве действительных оборотных сделок, а на мертвой почве согласования статей кодифицированного права... Какой отсюда получился результат для толкования и практического применения рассматриваемого art. 1132 С. с? Юриспруденция, в позднейшей своей фазе, вместо дальнейшей разработки заложенной в ее основе общей идеи обязательной силы абстрактной сделки, договора без выраженной в нем материальной каузальности, специально договора признания, как основы обязательства, стала находить, что article 1132 est mal redige, имеет несоответственную (чему? делу? - этого нельзя сказать!) другим статьям Code'a, особенно art. 1108, редакцию. Находили даже, что этот art., трактующий явно вопрос о скрытой, не выраженной в составе сделки, а вовсе не об отсутствующей cause, чего, конечно, отнюдь не должно смешивать, противоречит art. 1131, по силе коего l'obligation sans cause... ne peut avoir aucun effet!

Устранить опасность (воображаемую) от art. 1132 взялись посредством исполнения ее "плохой" редакции. Вот в чем должно состоять это исправление. К концу текста art. (см. выше) следует прибавить слова "dans l'ecrit qui la constate". Весь текст в новой редакции (interpretation suppletive) читается так: la convention n'est pas moins valable quoique la cause n'en soit pas exprimee dans l'ecrit qui la constate. Цель всей операции в том, чтобы смысл статьи свести не к признанию силы обязательства, в составе которого не показана его материальная основа, а к доказательству посредством письменного документа существования долга*(152). Итак, признание долга само по себе, независимо от легального предположения материальной основы, самостоятельно, вовсе не создает обязательства. Это вовсе не есть Anerkennung als Verpflichtungsgrund, это не договор признания, Anerkennungsvertrag, создающий для обязательства формальную основу, независимо от указанной легальной презумпции. Тут речь не о том, достаточно ли обосновано обязательство, когда должник на вопрос дарителя "spondes-ne mihi centum dare?" ответил "spondeo" (как в латинской стипуляции), или когда N выдал М документ "je reconnais devoir a M... 1000 francs" или "je promets de payer a M... 1000 francs". Art. 1132 вовсе не касается вопроса об образовании обязательства verbis, как в латинской стипуляции, и точно так же этот article не думает дать правотворящую силу абстрактной сделке или простому договору признания. Дело не в этом. Толкователи думают, что art. 1132 трактует вовсе не самую сделку, negoce juridique, не состав волеизъявления, а только письменный акт, в который сделка облечена. Если текст закона (art. 1132) употребляет термин convention, то это неточность, встречающаяся де не в этом только месте Code'a, собственно же вместо convention следовало бы точнее сказать Vacte, l'instrument*(153).

Итак, все толкование сводится к тому, что Code civil признает, в силу art. 1132, существование долга доказанным, хотя бы в акте не было указано основание (cause), по которому возникло данное обязательство. Это acte recognitif, составляющий medium probationis, подлежащее опровержению, оценке суда, как и всякое иное процессуальное средство доказывания на суде.

Само собой разумеется, что доказанность принятого на себя должником обещания уплатить 100 не заменяет и никоим образом не предрешает вопроса об основе обязательства, которая независимо от доказанности акта может существовать, но может и отсутствовать. Если должник ничего не возражает по этому предмету, тогда легальная презумпция существования такой основы могла бы заменить собой ее наличность в акте. Вся детальная сторона дела представляет, однако, много недосказанного и возбуждает большие контроверзы. На такой основе презумптивной causa трудно, конечно, строить ответ на вопрос о пригодности подобного притязания для случаев изменения в личном составе обязательств, о юридическом действии таких сделок вне круга первоначально связанных сделкой лиц и отношений. Натурально, в тех случаях, где возбуждено сомнение по вопросу о каузальном моменте сделки, одна презумпция его существования ничего не решает - суд может быть вынужден сверх этого acte recognitif, т.е. сверх наличности письменного признания как средства доказательства, потребовать от верителя предъявления всего состава, из коего в своей первооснове сложилась юридическая сделка и на коем покоится ее юридическая сила, т.е. того, что французы называют titre primordial. Только ввиду этого состава сделка, как договорно-обязательственная основа требования, явится в глазах суда не в отрывке, не в отрешенном от каузального момента образе, а во всей той юридической законченности, которой требует от нее art. 1108 С. с.

Вопрос о том, в какой момент обязательственное отношение, основанное на таком последовательно обнаруживающемся материальном и формальном его составе, следует почитать возникшим, принадлежит тоже к контроверзным. Если вся правотворящая сила частного акта скрыта в том моменте сделки, который французы отмечают термином titre primordial, - тогда, натурально, и возникновение сделки и, эвентуально, начало течения исковой давности должно быть отнесено ко времени его образования. Это составляет прямую консеквенцию отрицательного взгляда на самостоятельное значение последующего акта, в коем не выражена каузальная основа сделки, и низведение этого акта на степень простого процессуального орудия доказывания, простого acte recognitif.

Так стоял во Франции общий вопрос о силе абстрактной сделки в покодификационную эпоху. Литература не проявляла к нему живого интереса, и кроме отдельных трактатов, принадлежащих особенно бельгийским цивилистам*(154), французская цивилистика в общих вопросах была мало продуктивна и если посвящала внимание этой стороне строения сделки, то разве в частном применении к отдельным видам сделок и к отдельным институтам общего и торгового права, каковы бумаги на предъявителя и операции вексельные в особенности.

В общем недостаточность разработки вопроса об абстрактной сделке едва ли в эту пору и сознавалась во Франции. Наоборот, в Германии, особенно в территориях применения латинских источников, проблемы изучения явлений современного цивильного обмена, не стесненные никакими кодификационными рамками, оживали и расширялись постоянным общением немецкой юриспруденции с первоисточниками классического права. Для учения о строении и силе абстрактной сделки это общение было настоящим откровением. С начала 40-х годов, с появления работ Либе и Эйнерта и до классического сочинения Бэра о договоре признания, эти успехи перестают составлять достояние одной Германии и ее ученой литературы и, с одной стороны, быстро переходят в сферу судебной и законодательной практики*(155), а с другой, привлекают к себе внимание французской юридической литературы. Учение Отгона Бэра, подвергавшееся и у немцев большим нападкам, нашло энергическую поддержку в лице Рудольфа ф. Ihering'a (см.: Verhandlungen VIII и IX Juristentag'a) и скоро стало известным в Бельгии (Rivier) и во Франции (Bufhoir)*(156).

С появлением 1-го проекта Гражд. уложения Германской империи (1888 г.), 2-я кн. которого (Recht der Schuldverhaltnisse. § 683 и 684) кратко формулировала учение о принятом верителем обещании уплатить или признании должником своего долга, в коем индивидуальное основание обязательства вовсе не показано или обозначено лишь вообще (ein besonderer Verpflichtungsgrand nicht angegeben oder nur im Allgemeinen bezeichnet wird, cp. § 683; очень близко к точному смыслу art. 1132 С. с, только более детально), учение Бэра получило легальную санкцию. Долговое обязательство этим абстрактным обещанием или признанием несомненно конституируется ровно так же, как в договорах материальных наличностью выраженного в их составе материального основания долга. Если должнику открывается возможность так или иначе отклонить принятое им на себя выполнение формального обязательства, то лишь при наличности таких же оснований, которые служат для этой цели и в сделках материальных, в особенности кондикционным процессом*(157), или, эвентуально, упразднением юридического эффекта обязательства, противного добрым нравам и публичному порядку. Но это дело должника; и пока сила абстрактного обещания или договора признания не устранена этим способом, веритель сам не имеет надобности выводить в суд никаких иных, кроме этих чисто формальных, оснований обязательства. При этом следует заметить, что, поражая кондикционным или иным путем силу сделки, должник не всегда устраняет весь ее эффект; этим путем могут нередко быть устранены только лично для него невыгодные последствия сделки, а не весь ее эффект (о чем, по поводу векселя, отчасти была речь выше и будет позже, в связи с другими институтами).

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.