КАК ТРАВА ПРИ ДОРОГЕ: ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ

Что нужно уметь человеку, чтобы нормально жить? Спектр необходимых умений поистине огромен: от профессиональных знаний до навыков само­обслуживания, от умения пользоваться бытовой техникой до знания правил дорожного движения. Мы не задумываемся об этом, пока у нас не появляются дети. И тогда мы замечаем, как много нужно потратить сил и времени, чтобы ре­бенок усвоил простейшие вещи: что нельзя выбегать на проезжую часть, что перед едой надо мыть руки, а если все разбросать, потом ничего не найдешь, да еще наступишь на что-нибудь и сломаешь. Мы объясняем, показываем, ру­гаем - много лет, пока для ребенка все это тоже станет очевидным. При этом нам кажется, что главное - как раз объяснять и показывать (ну, и ругать, куда же без этого). На самом деле вес наших осознанных «педагогических уси­лий» в деле воспитания ничтожно мал. Ребенка готовят к жизни не столько наши объяснения, сколько сам семейный уклад. Сам факт, что есть место, где спят, и место, где обедают, что есть время, когда пора спать, и время, когда все садятся за стол, что обычно в доме есть еда, что одежда должна быть чистой, что, придя с улицы, нужно снять куртку и обувь, а, выходя из дома, - одеться по погоде. Члены семьи знают, кто где находится, и волнуются, если один из них задерживается, не предупредив. Когда кто-то заболевает, остальные о нем заботятся. Если кому-то плохо, другие стараются ему помочь. Все это об­разует среду обитания, которая существует благодаря постоянным усилиям членов семьи и делает жизнь удобной, предсказуемой, а порой и приятной.

Год за годом наблюдая хитрую механику семейного уклада, принимая в ней посильное участие, сталкиваясь с последствиями нарушения правил (не помыли вовремя посуду - нет ни одной чистой тарелки, не вывели гулять щенка - лужа на полу и т.п.), ребенок сам учится обустраивать среду обита­ния, делая свою будущую жизнь удобной, предсказуемой, а порой и прият­ной. Для кого-то свой дом - это крепость, для другого - гнездо или нора, и главное - чтобы он был местом, где можно восстановить силы, привести в порядок и тело, и мысли, и душу.

Именно этого умения катастрофически не хватает выпускникам детских домов. Даже если они получают от государства квартиру и подъемные, даже если у них есть профессия, они часто не справляются с жизнью, потому что не создали свою среду обитания, свое место для восстановления сил. А сде­лать свой дом таким местом они не умеют, ведь это целое искусство, его с ходу не освоишь. Домашний ребенок, заселяясь в студенческое общежитие, тащит с собой любимый плед, любимую чашку, а порой и плюшевую игрушку. Он быстренько обживает и обустраивает свой угол, придумывает, как пере­ставить кровать и где повесить постер. Он знает, что быстро высушить белье можно на батарее, а чашку от следов чая отмыть содой. Он знает, что при простуде надо выпить чаю с медом и залезть под одеяло. Детдомовский ре­бенок может месяцами жить в квартире с немытыми окнами, без занавесок, без абажура, и даже не замечать этого. Может подолгу не обращать внима­ния на недомогание, температуру и даже сильную боль. Может поменять электроплиту на плеер - а зачем нужна плита, если можно бутерброды сде­лать? Может оставить в своей квартире незнакомых людей и уйти гулять - а что такого? Он приходит в пустой, неуютный, грязный дом, и ему здесь плохо, тоскливо, одиноко. Он зовет с улицы первых попавшихся людей, чтобы не быть одному, они, естественно, предлагают выпить... Развитие сюжета пред­сказать несложно.

Нормальный семейный уклад - это то, чего в первую очередь лишается ребенок в неблагополучной семье, в условиях пренебрежения. Скорее всего, непонятных, пьяных, порой агрессивных людей. Возможно, мать надолго оставляет ребенка одного, иди после запоя целыми днями лежит без сил, не обращая ни на кого внимания (нередко и ребенку дает выпить, чтобы спал и не мешал). К ребенку могут подойти, когда он плачет, а могут и не подойти. Иногда покормят, иногда забывают. То разговаривают ласково, играют, целуют, то орут или не обращают внимания. Один пьяный гость дал конфету, другой - подзатыльник. Вчера папа ругал за «двойку», объяснял за­дачу, а сегодня лежит пьяный и отмахивается от сына. Вчера мама была ве­селая, добрая, колбасой кормила, а сегодня утром злая, матерится и говорит, что хочет сдохнуть. Сдохнуть - это значит умереть? Зачем она хочет уме­реть? А со мной что будет? Очень страшно и непонятно.

Если состояние ребенка, оставленного матерью, можно описать как «оди­ночество, ужас, отчаяние», то состояние ребенка в условиях пренебреже­ния точнее всего передают именно эти слова: непонятно, непредсказуемо, ненадежно.

Пренебрежение, как и частые разлуки с матерью в раннем детстве, фор­мирует у ребенка непрочную привязанность. Теория привязанности была впервые сформулирована английским психологом Джоном Боулби, кото­рый изучал поведение и состояние детей, оказавшихся в приюте. Чувство привязанности формируется в первые два года жизни ребенка. Какой она будет - прочной или нет, зависит от того, насколько надежна его мать, на­сколько он может быть уверен в ее присутствии рядом, в ее помощи в труд­ную минуту. Ведь для младенца чувство голода - это очень, очень трудная минута, у него нет жизненного опыта, он чувствует голод как прямую угрозу жизни, и должна много-много раз повториться цепочка действий: голод -крик - мама - молоко - жизнь налаживается! - пока он не усвоит твердо, что умереть с голоду ему точно не дадут. И тогда годам к двум ребенок может уже подождать, пока мама варит кашу, даже если чувствует голод. Потому что уверен - с мамой не пропадешь!

Если же эта вера не может сформироваться, потому что мама то есть, то где-то ходит, то кормит, то нет, то и привязанность формируется соответ­ствующая. Многочисленные исследования показывают, что качество дет­ской привязанности влияет на будущую жизнь человека, определяет его устойчивость к стрессам, отношения с супругом и детьми, желание работать и добиваться успеха.

Некоторые последствия родительского пренебрежения сразу бросаются в глаза: ребенок худой, низкорослый, с плохим состоянием кожи, волос, зубов_. Он может не уметь пользоваться туалетом, столовыми приборами Одна патронатная мама рассказывала, что четырехлетний мальчик в первую ночь в новом-доме никак не мог заснуть - он никогда раньше не спал на кровати_. Когда ему разрешили перейти на стул, он сжался там в комочек и, наконец, ус­покоился - видимо, так он привык спать в кровной семье. Много раз прихо­дилось слышать о детях, которые первое время в приемной семье ели только хлеб, откусывая прямо от батона, и пили воду из-под крана. Другой еды они просто не знали. Но это, конечно, случаи крайне тяжелого пренебрежения, переходящего в жестокое обращение.

Как раз эти пугающие последствия неблагополучия очень быстро ком­пенсируются после попадания ребенка в хорошие условия, особенно в при­емную семью. Он набирает рост, вес, на щеках появляется румянец, волосы становятся густыми и блестящими, у него проходят хронические болезни. А уж оценить, что мамины блинчики и котлеты вкуснее воды с хлебом - с этим все справляются максимум за пару месяцев. Но есть и другие, не столь бро­сающиеся в глаза признаки родительского пренебрежения, преодолеть кото­рые не так просто. Прежде всего, это неспособность позаботиться о себе.

Мы уже говорили о законе сохранения заботы - из ничего способность заботиться о себе и о других не возникает. Если забота, которую получает ре­бенок, непоследовательная, недостаточная, от случая к случаю («лишь бы не орал»), он точно так же будет потом относиться к самому себе, к своему здо­ровью, своему развитию, своему будущему. У ребенка оказывается повреж­дена «система навигации по жизни», которая есть у каждого из нас и которая в минуты ответственного выбора подсказывает: «Так для тебя будет лучше, а этого берегись, как огня». Именно эта система позволяет избегать разру­шающих отношений и опасных ситуаций, сигнализирует о том, что надо вов­ремя обратиться к врачу или отказаться от вредных привычек. Чтобы внутренний «навигатор» работал, необходим опыт жизни в такой системе координат, где «так будет лучше для ребенка» - важнейшее направление. Если в семье так никто никогда не считал, то и сам ребенок так считать не будет. Он к самому себе будет относиться как к недоразумению, досадной по­мехе, источнику проблем, или как к чему-то, вообще не имеющему никакого значения. Это может проявляться по-разному - от искреннего непонимания, зачем нужно каждый день мыться и ходить в школу, до готовности подчи­няться «авторитету» в воровской шайке и взять на себя чужие преступления.

У людей, переживших в детстве отвержение или пренебрежение родителей, часто преобладают негативные чувства_. Когда на приеме у психолога их просят нарисовать карту своих чувств, весь лист оказывается раскрашенным фиолетовыми, черными, серыми, коричневыми пятнами тоски, вины, тревоги, отчаяния. Среди них полыхает багровое пятно злости, ядовито-желтое - обиды. И только где-то по углам могут оставаться светлые, яркие островки радости, любви, интереса, душевного подъема. Это и становится причиной, по которой они часто скатываются на дно жизни - при любых неурядицах, от которых никто не застрахован, они оказываются неспособными утешить и подбодрить самих себя. Им просто не досталось в наследство от родителей широко известных способов повышения настроения: приготовить себе что-нибудь вкусненькое, купить приятную мелочь, залезть в теплую ванну, поваляться на диване с книгой, переставить мебель. В ситуации стресса им приходит на ум только одно - налить, выпить, забыться…

Для маленького ребенка важнейшая составляющая заботы - создание предсказуемого, понятного, знакомого мира вокруг. Не случайно дети так любят ритуалы. Им важно знать, что, когда и в какой последовательности будет происходить. Сначала я смотрю «Спокойной ночи, малыши», потом иду купаться, потом надеваю пижаму, мама приносит мне молоко, я обнимаю мишку, мама меня укрывает и целует. Все хорошо, все как всегда, можно спать. Но если вдруг мишка куда-то задевался или мама говорит по телефону и все никак не идет целовать - караул. Ребенок не может заснуть, крутится, плачет, мается. Это не капризы - ему действительно плохо. Умные родители знают, что стыдить и увещевать бесполезно - проще включить свет, объявить семейный аврал и найти-таки мишку.

Такая приверженность к порядку для маленького ребенка - способ справиться с тревогой. Ведь он и правда совсем маленький, а мир такой сложный, каждый день происходит столько нового, и хоть что-то должно быть неизменным. Тогда можно, опираясь на эти островки покоя и предсказуемости, двигаться дальше, рисковать, пробовать, развиваться. Чем больше в данный период жизни ребенка происходит изменений (пошел в детский сад, переехали на новую квартиру, родился братик и т.п.), тем важнее сохранять неизменным то, что можно.

Отсутствие порядка и чувства защищенности - именно это отличает пре­небрегающих родителей от просто занятых. Не в том дело, что с ребенком недостаточно занимаются, не читают ему книг и не собирают с ним конн­структор. Немало выдающихся людей рассказывали, что в детстве были предоставлены сами себе, носились по полям и оврагам, и никто их специально не развивал и не воспитывал. Но при всей вольнице жизнь их была понятна и предсказуема: вечером дома ждал ужин и постель, в доме существовали правила и традиции, в случае болезни или трудностей взрослые приходили на помощь, а окружающая среда давала достаточно материала для размыш­лений, фантазий, экспериментов. Дети же в неблагополучных семьях часто, напротив, лишены новых впечатлений, их не выпускают на улицу, а дома - только грязные стены и бормочущий телевизор (сейчас он есть даже в тех домах, где нет простыней и холодильника).

И даже временная нестабильность и «жизнь вверх дном», от которых не застрахована ни одна семья - хоть и тяжелое испытание, но вовсе не обя­зательно обрекает ребенка на тяжелые проблемы. Принципиально важно психологическое состояние родителей. Немало детей беженцев, вынужденных переселенцев, по воле обстоятельств оказавшихся в бедственном положении, выходили из этих передряг без особых душевных травм, потому что их родители не теряли присутствия духа и хоть в бараке, хоть в палатке, хоть в вагоне поезда пытались создать для ребенка уголок защищенности, домашнего уюта.

Трагедия детей из неблагополучных семей не в том, что нет простыней или горячего супа. Их родители не справляются с жизнью. Они чувствуют, что все не так, но ничего не могут изменить. Они забываются на время, когда выпьют, их настроение меняется от безнадежности к раздражению, то они «начинают новую жизнь», то опять опускают руки. Ударяются в безудерж­ное веселье, которое может смениться черной злобой на всех вокруг, на себя, на ребенка. Эта чересполосица чувств, настроений, состояний сбивает ре­бенка с толку. Все его силы уходят на то, чтобы предугадать поступки ро­дителя: что он сделает в следующую минуту - ударит? погладит? уйдет? заплачет? И что я сам должен делать: спрятаться? помочь? заплакать? по­жалеть? Ему уже не до развития, не до детской любознательности, не до игр и сказок. Тут бы хоть что-то успеть сообразить.

Некоторые справляются, и у них развиваются шокирующие в маленьком ребенке «прожженность», хитрость, умение манипулировать, добывать свое - мытьем или катаньем. Наверное, многие видели маленьких попрошаек, ко­торые ангельским голоском просят «на хлебушек», но если вместо денег дать им булку, они, злобно ругаясь, бросят ее в грязь. И тут же снова - с умильной мордашкой - протягивают руку к следующему человеку. Подобное отноше­ние к миру, к людям не позволяет завязывать доверительные отношения с кем бы то ни было. Ведь такому человеку не нужно, чтобы его любили, ему верили, им дорожили - главное, чтобы окружающие делали то, что ему требуется. Такое грубое искажение человеческой природы возникает только в крайних обстоятельствах: либо у детей, которые годами живут впроголодь, либо когда к пренебрежению добавляется использование ребенка - например, для сбора милостыни, а если он не приносит денег, его ждут побои.

Другие дети, отчаявшись предсказать настроение и поведение родителей (даже опытный психиатр не всегда способен предугадать, что сделает человек в алкогольном психозе), впадают в ступор, замирают, вообще отказываются участвовать в происходящем, «выключаются». В их ситуации это самое разумное - сидеть тихо, забиться в угол, чтобы не попасться под пьяную руку. А чтобы не было так страшно, надо еще отключить чувства и мысли. Таким детям часто ставят диагноз «умственная отсталость» - потому что они в совершенстве осваивают искусство впадать в полубессознательное состояние и находиться в нем сколь угодно долго, глядя перед собой туманным взором и открыв рот. Не всякая комиссия станет тратить время на то, чтобы ребенка успокоить, разговорить, и отличить привычный ступор от настоящей умственной отсталости.

Есть дети, которые, поняв, что положиться на родителей нельзя, начинают сами о них заботиться. Они уговаривают маму перестать пить, находят под забором папу и тащат домой, кормят и укладывают младших братьев и сестер. Иногда они побеждают, и их усилиями семья как-то справляется с трудностями. Таким образом, ребенок растет дома, пусть и не в идеальных условиях. Очень часто ситуация ухудшается и детей в конце концов забирают из семьи. В детском учреждении такие дети, побывавшие в роли родителей, на пер­вых порах ведут себя как очень разумные, взрослые и все понимающие. Но проходит время, и законы развития берут свое. Кусок детства, от которого \им пришлось добровольно отказаться в свое время, все равно должен быть прожит. И вот в подростковом, юношеском возрасте этот «должок» вдруг заявляет о себе. Почти взрослый ребенок вдруг начинает капризничать, закатывать истерики, демонстрирует полную безответственность, злобно дерется с тем самым младшим братом, которого самоотверженно вынянчил, иногда перестает ухаживать за собой - мыться, причесываться. Он словно сообщает окружающим: все, караул устал, я смену сдал, теперь я снова маленький, а быть большими и сознательными - ваша очередь! Только вот окружающие часто бывают в шоке от такой перемены, и им трудно начать заботиться об «этой дылде» как о маленьком ребенке. А ведь это единственное, что ему сейчас нужно - восстановить баланс, вернуться в свой нормальный возраст.

Нелюбовь к себе, неприспособленность к нормальной жизни, низкая са­мооценка, низкий уровень притязаний («я все равно ни на что не способен») - вот «наследство», которое получают дети, выросшие в пренебрежении. Естественно, это отражается и на учебе. Ведь важно не просто решить при­мер, нужно уметь уговорить себя сделать то, что не хочется, нужно стараться, нужно планировать свое время, уметь отдыхать, уметь утешаться после не­удач. Именно таких умений катастрофически не хватает этим детям, поэтому они часто плохо учатся, даже имея нормальные способности. И выход здесь один: терпеливо обучать их всем этим премудростям, подсказывать, поддер­живать, хвалить, а если ругать, то обязательно показывать альтернативу: так, как ты сделал - неправильно, а правильно - вот так. Это непросто, требует много терпения и мудрости, но вот какое соображение может поддержать вас на этом пути.

Тот, кто не способен позаботиться о себе, и о других тоже полноценно за­ботиться не сможет: ни о домашнем животном, ни о собственных детях. Вер­нее, забота эта будет носить такой же импульсивный, «рваный» характер, какой получал он в детстве. Сегодня - люблю безумно, завтра - отстань, на­доел, уйди, чтобы я тебя не видел. Отсюда грустное явление, знакомое мно­гим сотрудникам детских учреждений - сиротские «династии», когда в одном и том же детском доме растут дети, а потом и внуки бывших воспитанников.

Как-то мы спросили французских коллег, устраивающих детей в семьи, что они считают показателем качества своей работы. Оказывается, ни у од­ного (!) из их бывших подопечных, выросших в приемных семьях, дети не были изъяты из-за пренебрежения. Так что, помогая ребенку с тяжелым прошлым полюбить себя, поверить в свою ценность, научиться заботиться о себе, вы помогаете на самом деле сразу многим детям - всем его потом­кам на много поколений вперед!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: