Бессмертная/ Жертвы/ Конец

Вступление

Как же я устал… Эта однообразная жестокость утомляет, весь этот абсурд, окружающий со всех сторон… Солдат следует приказу ради высшей идеи, ради своей нации, ради будущего всего человечества… Ха! Если обе стороны преследуют одну идею… Похоже кто-то где-то лицемерит. Абсурд. Устал каждый день встречать рассвет через оптический прицел. Онемевший палец жмёт курок, плавно и нежно, человек-враг, конвульсивно взмахнув руками, падает замертво, очередная засечка на прикладе Грэтты, ответная реакция в виде слепого миномётного огня… И так изо дня в день…

Очередной городишко захватили “Мы”, не армия, а небольшой отряд оторванных головорезов… Да, мы хорошо выполняем свой долг, не давая врагу выполнить свой. Пьяное веселье в честь победы, пока командование повыше рангом не заявилось, неотъемлемая традиция, как и своеобразная охота на местных девиц. К тем, кто отдаётся почти добровольно, относятся “благосклонно”, но ту, что окажет сопротивление… Её крики из амбара за спиной прекратились, но солдаты продолжают заходить туда по очереди…

Руины. Как же мы смогли превратить здесь всё в руины? Повсюду всклокоченный взрывами асфальт, устилает землю вместо цветов, пытающуюся разродиться зелёной травой. Чей-то массивный сапог вдавил кусок асфальта, под ним же росток, он изо всех сил пытался прорости в эту жизнь, подымая собой обломок человеческого варварства... Наш командир, пьяная тварь, как и все здесь, брезгливое обращение: «Новичок!.. Налетай! Доёбывай сучку…». Протянутая бутылка с остатками шнапса… годится. Липкая ручка двери амбара… командир добавил: «Ты последний, наиграешся…», демонстративно провёл ножом по горлу.

За скрипучей дверью – тусклый свет керосинового фонаря. Плавные движения огня заставляли двигаться тени от разбросанного на полу сена, ох-и-ох, словно двигается весь пол. У стены, в куче затоптанной соломы лежит девушка… Сердце до боли скачет внутри, от чего же, ведь не самое ужасное зрелище, но что-то… Тяжёлое дыхание выдаёт в ней жизнь, голова повёрнута в сторону, дрожащие руки пытаются прикрыть грудь всю в синяках и остатках порванной одежды, вся левая сторона её тела, от стопы и до самой шеи, испещрена глубокими порезами, всё рядом залито кровью… Что-то не хорошо в желудке… Какая же противная хрень, шнапс вперемежку с желудочным соком. Да сколько ж можно, сейчас кишки вырву… Присяду… – Не бойся, не трону.– ну как ещё её успокоить, и эти порезы… надо бы зашить… Грэтта, полежи пока в сторонке, я только укрою бедолагу шинелью и сразу выдвигаемся. Ху! Я готов. Грэтта? Заряжена, готова. Парабеллум? Заряжен, готов. Так, щель в двери маловата, видно только лавку перед входом, при выходе будет пара секунд осмотреться… Ещё б немного подышать… Пора. Пора! Окровавленная ручка двери… возгласы о том, что что-то я быстро справился… коррекция положения беглым взглядом… слева двое… Опущенные руки не вызывают подозрений? а зря. Стук в висках наконец-то благотворно затихает, ствол Грэтты – на сердце… скорей всего вместо улыбки получился оскал… плавно и нежно… Вот она, бурная реакция моей верной подруги: пуля вышла из ствола, пробила пару метров прохладных весенних сумерек и вонзилась в чёрный китель увенчанный свастикой, тело упало за лавку, на которой сидело ещё двое. Пьяная реакция, нет вам возможности прицелиться… сердце одного – Парабеллум, взять! Сердце другого – там уже пуля Грэтты. Смена позиции, разворот назад, выстрел, прильнуть к земле, выстрел, и ещё, двое упали. Резкая боль в левом плече, терпимо, кто-то всё же навёл прицел… разворот, выстрел, перебежка за угол, автоматная очередь вонзает пули в деревянное укрытие, надолго не хватит… к чёрту! В открытую, быстрым шагом, удар сердца, плавно и нежно, ещё удар, плавно и нежно… Каждый удар моего сердца, останавливает другие… Попали, держаться! Я на ногах, а эти ублюдки припадают к земле с каждым возгласом Грэтты и Парабеллума. А вот и остальные показались, бегут на выстрелы, их сердца упираются в пули и замирают на вечно, попав на мгновение в перекрестье прицела… К сторожевым постам, перезарядка, вперёд…

Пролог

Она бежала изо всех сил, прихрамывая на левую ногу, держа винтовку обеими руками перед собой. Короткие, светло-русые волосы, с небольшой копной спереди, почти высохли на хоть и вечернем, но всё ещё жарком воздухе, слипшись в тоненькие сосульки. Её чёрные одежды, подшитые под себя, разбрызгивали воду в разные стороны, массивные ботинки хлюпали и чавкали, сопровождая бег. Маршрут отработан до автоматизма: от речки сквозь холмистый лесочек, затем несколько метров открытой местности, прошмыгнуть в узкую щель стены разрушенного здания, путь предварительно расчищен, дабы не создавать шума, несколько обманных поворотов, перепрыгнуть через протянутую нить, вскарабкаться по нагромождению мебели на второй этаж, пройтись по доске между окнами в соседнее здание. Здесь пристроился первый автомат, его дуло выглядывало в окно, нацеленное немного в сторону центральной площади, раскинувшейся внизу. Шмайсер надёжно закреплён на бетонном блоке, на его спусковом курке намотана нить, переброшенная далее через торчащую из стены арматурину и привязанная другим концом к массивному будильнику, стоящему на краю дыры в полу с подложенной под ним дощечкой для уклона. Осталось ждать…

– Вот чёрт! – о да, ждать пришлось не долго, к площади подбирались люди.

Разблокировать будильник, бегом в следующую комнату, здесь ещё будильник, повторить те же операции в левом крыле здания, занять позицию немного в стороне. В перекрестье прицела появился мужчина с густой щетиной на лице, форма советского солдата перепачкана в грязи…

***

– Видишь?

– Сомневаюсь что эт животное.

Торчащая из камышей тонкая палка, с привязанной к ней леской, сжата в огромном кулаке человека плотного, даже скорей полного, телосложения, кустистая борода, словно продолжение длинных вьющихся волос. Второй, явно красноармеец, но весь вымазан грязью, и всё пытается высмотреть, что за зверь прячется на обрыве над водой неподалёку. Над обрывом блеснуло, за кустами показалась фигура в чёрном, пытающаяся высвободиться из цепких веток. Земляной козырёк не выдержал, глыба обрушилась вместе с кустом в воду, следом за ней, размахивая руками и ногами, пролетев метров шесть, плюхнулся в бурлящую воду человек. Солдат, недолго думая, натянул поверх затасканной панамы каску и прыгнул в воду. Началось неравное преследование. Человек в чёрном уже выкарабкался на берег и исчез в лесочке. Средь затоптанных камышей, разволновавшаяся вода медленно уносила удочку, леска натянулась и утащила древко под воду.

***

Смелой походкой капитан красной армии вышагивает по центральной улице разрушенного городка. Позади идёт женщина с поникшей головой в нелепом платье-в-цветочек, рядом с ней, на стороже, мужчина в лётной куртке. Замыкает цепочку совсем юный солдатик, скрытую панику в нём выдаёт мечущийся во все стороны автомат, и «детские» вопросы.

– Ну почему так, в открытую?..

– Ладно, поясню. – капитан вынул одну руку из кармана и окинул ею местность. – Что ты видишь, Антошка? Где мы идём?

– По-моему, это центральная улица. – пареньку явно не удаётся высмотреть подсказку.

– И… – рука продолжала активно указывать на что-то в местности.

– И здесь повсюду могут быть засады.

– Да, это дорога центральной улицы, судя по обильному бурьяну и отсутствию троп, здесь очень, ооочень мало живности, не говоря уже о людях в засадах. К тому же нас ещё не убили…

Последняя фраза немного насторожила всех. Капитан обернулся и поднял руку чтоб идущие позади остановились. Перед группой предстал проход-пассаж, практически заваленный огромными валунами. Все столпились в одном месте.

– Не завалится, товарищ капитан?

– Сейчас узнаем… – капитан протиснулся между бетонных блоков. – Вижу свет в конце туннеля. Пропускайте нашу фрау.

Все благополучно вышли на площадь. Отовсюду пробивала себе путь разнообразная зелень, извиваясь меж обломков. Полуразваленные дома зияют пустыми окнами без стёкол, из некоторых свисают лохмотья бывших штор, подхватываемые ветром. Площадь окружена скелетами домов, погружена в мёртвенную тишину. Руины… Весь город в руинах.

Капитан выудил из сапога карту, но не успел её разложить, как по площади разнеслось глухим эхо: Чих! Придушенное и еле сдерживаемое. Тут же где-то посыпались камешки. Командир украдкой помахал спутникам рукой, чтоб те спрятались, а сам поднял руки повыше вверх и выдал:

– Их бин… дон… пуф-пуф… – в ответ тишина, все замерли.

– Товарищ капитан, а вы уверены, что это немецкий? – уточнил прижавшийся к стене Антошка, нарушив затянувшуюся паузу.

– Шнапс. Хэндэхох. Гитлер Капут! Ну это точно немецкий! Покажитесь уже, нам нужно только немного еды… Ам… Есть… эээ… Ням-ням… – снова тишина – А ну вас!

Только капитан опустил руки, как по площади, словно отовсюду, раздалось:

– Здесь нет немцев. Уходите!

– Мы свои!

Ожидание продолжения было напрасным. Капитан медленно зашагал вперёд, сопровождаемый хрустом стекла под сапогами, остановился, пожал плечами на вопросительный взгляд Антошки. Раскатившийся звон будильника заставил их недоумённо переглянуться, щелчок, на который никто не успел обратить внимания, ибо следовавшая за ним автоматная очередь застала всех врасплох. Пули несколько секунд крошили стену над проходом, укрывая пылью упавшего на землю капитана. Очередь резко оборвалась.

Позади! Галя обернись, отвлекись от площади. Он украдкой подбирается под прикрытием выстрелов. Тишина, его выдал хруст. Он явно не ожидал, что затаившийся снайпер в чёрном, обернувшись в испуге, окажется девчонкой. Лёгкое недоумение по этому поводу не сбило его с толку:

– Добрый день! – и резкий удар левым кулаком, её зубы клацнули, а лоб врезался в пол. – Капитан! Живой? Здесь больше никого нет, он… она одна тут!

Ишь какой самоуверенный, звон будильника явно поставил под сомнения эти слова, в доме напротив зазвонил ещё один, совсем рядом ещё… Началась пальба по площади со всех сторон. Хаотичное метание пуль, подкашивая высокую траву, подрывало осколки с земли. Где-то автомат заклинило, а где-то его сорвало с места и он, мечась по комнате, обстреливал внутренности здания… Постепенно затихли все, но тишину не впускала отборная ругань с площади.

«Василиса Зайцева·»

– Не бойся, это я.

– Я не боюсь, я поняла. Где мы, почему темно?

– Это не темно, это – ничего, но не простое, а твоё, твоё опустошение.

– Я умерла?

– Нет, тебя ударил русский громила и ты потеряла сознание.

– Помню, но ничего не чувствую. И мне не нравится эта пустота.

– Ну вот, стоило тебе захотеть, как ты заполнила пространство. А почему тот амбар?

– Не знаю, наверное, там умерла моя душа, я потеряла себя, опустела…

– Глупости, душа бессмертна, поверь мне. Да, то что здесь случилось, ранило твою душу, но не убило, и ты постоянно ранешься этим воспоминанием, но ранешься лишь потому, что воспринимаешь всё то, как Конец… Прими как случившееся, как прошедшее, хочешь помнить, помни, но не вонзай себе в сердце.

– Ты для этого со мной говоришь?

– Возможно.

– Почему я тебя не вижу, хотя слышу… Странно, а на каком языке мы говорим?

– Не видишь, потому что нет меня, нет языков, наций…

– Ты в Раю?

– Смешная… Рано тебе ещё Всё знать. Я буду с тобой, я не оставлю.

– Я рада тебе, мой Ангел-Хранитель.

– Ты избавилась от амбара. Кто эта маленькая девочка, бегающая по полю?

– Это я в раю, в детстве…

– Сейчас ты придёшь в себя. Лицо отекает, появляется нарастающая боль, слышны чьи-то голоса, ты чувствуешь как протирают твои щёки и глаза, пальцы сжимают мелкие камни, но руки связаны… Попробуй выслушать этих людей, они не хотят тебе зла.

– Погоди…

– Погоди… – вздрогнувшая и открывшая глаза связанная Галя напугала девушку в нелепом платьице, вытирающую ей лицо от крови влажной тряпкой.

– Доброе утро, товарищ снайпер. Или называть Вас Василиса Зайцева? – капитан присел у ног Гали, полулежащей у стены, та резко поджала колени к груди. Её испуг на лице заставил Дмитрия Афанасьевича кое о чём призадуматься и смягчить тон. – Прости…

– Галя я. Вы кто?

– Хороший и сложный вопрос. – капитан умостился немного дальше, под окном. – Для начала хотел бы узнать, можно ли тебе доверить то, кто мы.

– Разумно. – Галя попыталась высунуть руки из-за спины. – А с этим можно что-то сделать?

– Опять же, вопрос доверия. Я тебя развяжу, а ты вынешь ножик из какого-нибудь тайничка, которых здесь уйма я думаю, и пырнёшь им фрау Шрёдингер, или меня. – услышав своё имя, женщина в нелепом платье заёрзала на пыльном стуле.

– Я местная. На наш городок натравили грёбаный элитный спец отряд, у них всё без долгих заморочек, расчистить путь для основных войск любой ценой, уничтожить все возможные укрепления. Людей, не успевших разбежаться, убивали. – Галя, помолчав немного, продолжила. – Один человек из их отряда, снайпер, взбунтовался против такого варварства, и всех казнил, он спас меня от них. Его ранили, и у нас не было возможности уйти. Через несколько недель снова пришли солдаты. Мой друг пожертвовал собой, спас меня.

– Значит, фашист твой друг?

– Человек. – настояла Галя.

– Это его винтовка? – капитан поднял оружие и провёл пальцами по прикладу, испещрённому насечками от ножа. – Это значит Человек здесь нашкрябал меток, так, от нечего делать, да?

– У каждого свой путь к Человечности.

– Ого Василиса Батьковна… Да… Жаль что человек начинает идти к ней только когда просрал жизнь, главное что идёт… – развязав руки девушке, капитан вернулся на своё место под окном.

– Спасибо.

– Беглая у тебя история вышла, но мне понятна. Не слышала ты нашего Стьопу партизана, в сочных красках поведает каждую деталь.

– Можете вернуть Грэтту… винтовку мою, можно без патронов.

– Держи. Хотела бы, убила б ещё на площади.

– Спасибо. Не хотела я убивать, просто… тяжело доверять сейчас.

– Ну, я тоже не особо рассказчик, бегло расскажу о нас. Мы тоже, как бы спец отряд, но только по поимке другого, и похоже того, о котором ты рассказала. Запутаться можно, правда? Надо какие-то названия давать что ли. – вся реакция на шутку: еле заметное подрагивание уголка губ собеседницы. – Но нас изрядно потрепали… Сейчас мы пробираемся к запасному аэродрому. Меня зовут Дмитрий Афанасьевич Згрязюк·, молчаливая женщина, ухаживавшая за тобой – фрау Шрёдингер, да, она немка, наша пленница, а не связанная потому, что обещала больше не глупить и не убегать.

– Здрасте. – Галя кивнула немке, та немного удивилась, улыбнулась и ответила.

– Добрый день.

– Знаешь немецкий, значит.

– Немного, друг научил.

– Понятно. Ладно. Вон тот дядька с бородой, – капитан указал на проём в соседнюю комнату, где дядька с бородой изучал будильник на верёвке. – тот самый партизан Стьопа·, он один выжил из своего отряда, примкнул к нам вот. Парень, сопящий в позе эмбриона – Антошка·, безобидный, но когда с автоматом даже я побаиваюсь. Степан! А где Тарас? – от крика, Антошка спохватился и вытер рукавом слюни, а увидев Галю, приосанился и покраснел.

– Поди у кустах засел, товарищ капитан. Говорил я ему, обормоту, не ешь обрикосы. Ведь зелены совсем, не поспели ешо.

– Ну с Тарасом вы виделись, кажись. – капитан поводил пальцем у своего лица. – Это он тебя так… Где-то изучает местность Борис Аркадиевич·, он лётчик, попросился с нами до базы. Остальная часть отряда обходит болота·, примкнёт позже в другом месте.

– Остальная часть? Товарищ капитан, вы меня хотите запугать количеством? – Галя скептически усмехнулась.

– Запугать? Зачем? Я вполне серьёзно, там люди, техника… Ты мне лучше вот что скажи, у тебя случайно есть чего поесть?

– Кто сказал поесть? Абрикосы не ешьте, не вкусные они. – вошедший Тарас насторожил обеих девушек.

Средь разрушенных домов и покорёженной мебели, по поросшей зеленью алее, идёт Она. Большие, запыленные ботинки ступают по уцелевшему асфальту, в трещинах которого обосновалась трава. Чёрные штаны заправлены в обувь, выше затёртых колен, на правом бедре, покоится кобура с ножом, прикрытая до половины свободно ниспадающей частью кителя, разрез которого уходил под левые рёбра, несколько вертикально расположенных пуговиц, и дальше, из-под руки, уходил к правому плечу. Под безрукавным плотным кителем, тело затянуто материалом полегче. Кожаный ремешок Грэтты, переброшенный через плечо, сжимают тонкие пальцы с забившейся грязью под ногтями. Припухшая правая сторона челюсти, растёкшиеся синяки под глазами, рассечённая левая бровь с запёкшейся кровью, волосы трепещут от ветра на лбу, по бокам и сзади, эдакий “рваный ёжик”. Не отставая, за ней идёт весь отряд. Фрау Шрёдингер в своём нелепом платьице и военных сапогах, рядом Антошка в неподходящем лету весеннем камуфляже, изрядно измазанном разного рода грязью, в таком же виде были и капитан с Тарасом, Степан в распахнутой гимнастёрке, пыхтя поспевал за остальными, замыкал шествие пилот Борис.

– Галина, а ничего что мы так, в открытую идём? – Антошка поравнялся с девушкой. – Следы там, и всякое такое…

– Ничего. Я с вами уйду. – серьёзное заявление заставило капитана подойти.

– Это, скажу я Вам, девушка, серьёзное заявление…

– Вы против? Лишние руки с оружием вам не помешают.

– Кто-нибудь против? Нет?

– Когда это мы успели поякшаться с ней? – подоспел Тарас. – Она же чуть не поубивала всех своими… будильниками! И чёйта, нам за двумя бабами присматривать!

– Я не плохо стреляю, – замечание о присмотре, Галя хотела было пропустить мимо ушей… – И вполне обойдусь без папочек.

– Ага, как же! Ладно, игрушки её заводные сработали, но я запросто нашёл её укрытие, кто угодно найдёт, и пристрелит!

– Нашёл лишь потому, что с меня вода капала. И никто меня не убьёт, я – бессмертная.

Скептический взгляд капитана встречен короткими кивками бессмертной, подтверждающие серьёзность её слов. Тарас же постучал пальцем по виску. Застыло молчание.

Отряд подошёл к сожжённому дотла амбару. Но внимание всех привлекли не чёрные, рассыпающиеся огарки дерева и редкие кирпичи, по которым Галя пробиралась к спрятанному тайнику, а огромная куча человеческих скелетов, наваленных друг на друга, от которых разлетелась стая птиц в безумном крике. Полусгнившая, разорванная одежда вклеилась в кости, местами провалившись внутрь, меж рёбер… Особый интерес вызвали ножи, торчащие в области сердец трупов. Фрау Шрёдингер отбросило к засохшему после пожара дереву в стороне, Антошка как мог боролся с отвращением, но оно оказалось сильней склонив его на колени и вырвав из желудка недозрелые абрикосы и прочие ягоды.

– Познакомьтесь, товарищ капитан, кажись, это цель вашей миссии. – Галя открыла люк в подвал. – Здесь еда, ещё за амбаром есть небольшой огородик.

Капитан вернулся из задумчивости и вскарабкался на горку кирпичей, остальные окружили люк, Тарас спустился вниз и восторженно заухал, рассмотрев содержимое. Галя вышла с лопатой со стороны огорода, вогнала её в землю возле скелетов, расстегнула пуговицы, сняла свой китель и положила его в стороне под дерево, поверху примостив Грэтту. Переделанная рубаха плотно обтягивала тело, рукава разрезаны от кисти до локтя, стянуты шнуровкой, такая же шнуровка стягивала широкий вырез через всю спину и спереди от горла до пупка; белая кожа под чёрными шнурками впитывает солнце…

Лопата, вонзаясь в землю, делает яму всё глубже, отряд добывает пищу, готовится к отбытию, кто-то опустошает подвал, кто-то роется в поросшей бурьяном земле в поисках картошки…

Да, всё верно, отпусти гнев, направь его в лопату, на эту яму в которой ты похоронишь своё прошлое, оставив в себе лишь воспоминание, безболезненное, пресное воспоминание о том, что тебя изменило… И я твоё воспоминание, причастное к изменению. Странное всё-таки ощущение быть воспоминанием, никаких ощущений. Лишь слыша свои мысли, могу понять, что я – есть, существую в твоей душе, в сердце. Иногда ты слышишь меня, и прислушиваешься даже… Я буду с тобой, я не оставлю…

Братская могила, рядом, торчит в земле, дюжина ножей, дюжина орудий изменивших человека, их хозяева обрекли себя на выстрел в сердце, на гниение под солнцем, на падальщиков, разрывающих их на мелкие куски, на братскую могилу без имени… Здесь погубили девочку Галю… Здесь родилась Василиса Зайцева…

Не впервой

– Ты бы прекращала это.

– Зачем?

– Ты не в себе, когда напиваешься.

– Вот именно, я отстраняюсь от себя и того, что со мной связано.

– Тебе никуда не деться от себя.

– Я с незнакомыми людьми, вдалеке от дома, весь мой мир рухнул…

– Ты найдёшь новый дом, эти люди станут твоими близкими. А когда осознаешь что жива, сможешь отстроить свой мир.

– А что будет после того как ты меня спасёшь, что с тобой будет?

– Спасу? Мне не под силу тебя спасти.

– А кому под силу?

– Ну уж точно не твоему отстранению… Всё гораздо проще…

– Так что же с тобой будет, когда Я себя спасу?

– Я лишь улыбнусь тебе в ответ. А теперь просыпайся и получи своё похмелье, вспомни вчерашний вечер и задумайся, стоит ли отстранение такого.

Приоткрывшихся, тяжёлых век коснулись пальцы, растёрли глаза с синими мешками, связанные руки легли на живот. Похоже, что та кукушка, отсчитывающая чьи-то годы, била в колокол в голове с растрепанными светлыми волосами. Жмурясь пробивающемуся сквозь деревья солнцу, Галя приподнялась, и тут же снова прилегла. Тень накрыла связанную девушку.

– И как Вам не стыдно, товарищ девушка…

– Стыдно, товарищ капитан. Я бы хотела пообещать что такого не повторится, но пока не могу. Поверьте, я никому не хотела навредить, ну может разве что тому бевъзю…

– Что-то ты, Васька, разговорилась, не выветрился шнапс ещё. Буянить будешь?

– Пока нет, товарищ капитан…

– Ладно. – капитан развязал руки девушке. – Мало мне одного буяна пьяного, тут на тебе…

– Что я делала?

– Ну, усугубила своё положение, как не совсем здоровой. – непониманию на лице Гали, капитан объяснил: – Коротко говоря, ты отстреляла обойму из своей винтовки бегая по лесу нагишом и крича что ты бессмертная, и ещё что-то там о смерти всем членоносам и фашистам, или фашистам-членоносам… точно не скажу.

– Я… я… я не могла… не могла я голой… – лицо Гали налилось ужасом.

– Да успокойся, про голой я пошутил. Странно что тебя только это напугало… Приводись в порядок скоро выдвигаемся.

Капитан прошёл к центру поляны, на которой отаборился отряд, и куда снесли все вещмешки. Ветер аккуратно покачивает верхушки сосен, несколько облаков проносились мимо, но надежды на дождь не было, вскоре утреннюю прохладу сменит палящий зной, благо что не в поле, лес укроет от жары.

– Что эт вы Галина, замечтались? – улыбающийся пилот Борис, протягивал открытую банку фасоли и веточку с нанизанными, обжаренными на костре, грибами. – Не те облака, будет жарко сегодня.

– Спасибо, а где грибов взяли? – Галя привстала, зажав банку с фасолью между колен.

– Степан у нас грибник знатный, где он их только находит, ума не приложу. Вы еште-еште, а как выдвинемся, продолжим наш краткий курс юного пилота. – Борис откланялся и пошёл к остальным.

Приложив в одну минуту завтрак, Галя, подхватив Грэтту, поспешила вглубь леса. В полсотни метров в сторону лагеря шла фрау Шрёдингер, за ней Антошка. Так-так-так, капитан, Борис и Степан собирают лагерь… кого-то не хватает. Вниманием девушки завладела белка, прыгающая с дерева на дерево, а в какой-то момент замерла головой вниз на стволе, рассматривая чужачку, которая подошла к обрыву. Широкая и быстрая река шумела внизу; противоположный берег – бескрайний зеленый холм, на котором прилягло синее небо с белой рябью облаков. Грэтту к дереву, штаны расстёгнуты и приспущены до колен, присесть не отрываясь от пейзажа… Это зря, никогда не стоит терять бдительность! И нужно было осмотреться… Не паникуй, кто-то в направлении восемь часов. Оставайся непоколебимой, выбрось из головы леших и вурдалаков, это не они. Хруст ветки, ну началось… Ты со спущенными штанами лежишь на спине, целясь в русского верзилу, хитро ухмыляющегося с поднятыми руками… Хорошо хоть рубаха срам прикрыла… Бдительность и осторожность! И этого бы не произошло.

– Ну всё, убила-убила. – Тарас продолжал подходить, и, игриво улыбаясь, косился из-под панамки на обнажённые бёдра.

– Сука! Какого хера!!! – гнев и страх исказили лицо и передались указательному пальцу, нервно подрагивающему на курке, намереваясь в любую долисекунды обнять его со всей нежностью…

– Любишь грубо… Может, опустишь уже свою подружку.

– Какого хера, я спрашиваю, ты делаешь?! – неубывающий грозный тон Гали заставил призадуматься. Одной рукой держа Грэтту, второй натянула штаны.

– Похоже, я ошибся…

– Ты ЯВНО ошибся!

– Дура, смотреть надо где мостишься… – Тарас развернулся и ушёл, Галя вся обмякла и, закатив глаза, облегчённо выдохнула.

В лагере к Гале подошёл капитан, после того как Тарас рассказал ему о произошедшем в лесу.

– Ты в порядке? Тарас тот ещё засранец…

– Да всё нормально.

– …Хотя в целом, парень он хороший. – а в ответ капитану, натянутая улыбка.

Сжимает палящий зной, давит, норовит прижать к земле, желательно в густой тени; выжимает соки. Струйки пота ползут по лбу, затекают в глаза, вытекая слезами, спускаются по щеке; некоторые срываются с кончика носа и подбородка, некоторые заныривают за шиворот, накапливаются, сливаются с другими и резко скользят по груди, пересекая полоски теней от шнуровки, врезаются в ткань, просачивая её собой.

Полевая плешь в лесу под солнцем забрала все силы, добравшись до деревьев, отряд остановился на привал. Сбросив рюкзаки в кучу, все попадали кто где, разматывая головы от повязанных для защиты от солнца гимнастёрок. Капитан присел рядом с Галей, протянул ей фляжку:

– Ты веришь в предчувствия?

– Не поняла. – Галя с чпоком оторвалась от сосуда с водой.

– Ну, в то, что тебе кажется, что знаешь, что скоро что-то случится…

– Я знаю, что такое предчувствие, Вы к чему это?

– У меня есть кое-какие предчувствия… – капитан взял флягу и сделал несколько глотков. – Но, не в этом суть. Галь, у меня к тебе есть просьба.

Галя только сейчас заметила конверт, капитан пытался расправить бумагу чуть дрожащими руками, затем протянул его со словами: – Так ты веришь в предчувствия?

Галя взяла конверт: – Что мне с ним…

– Отправь, пожалуйста, это письмо, оно для моей дочери… Спасибо. – капитан поднялся и, улыбнувшись как ни в чём не бывало, добавил: – Вы с ней похожи.

– Почему я?

– Ты – Бессмертная, я – нет, в этом моё предчувствие. – капитан отошёл немного и прилёг на густую траву в тени качающейся сосны.

Люди разложились под деревьями, исполняя приказ капитана “покемарить часок”, затем долгий переход до захода солнца…

Поздний вечер не обременён прохладой, духота пронизывает воздух, угнетающе действуя на людей, нигде не скрыться. Большинство подошло радикально к этому явлению и уселось у костра, жарко конечно и даже очень, но зато, когда отойти от огня, окружение покажется довольно-таки приемлемым и сон быстро пронзает сознание. Фрау Шрёдингер отказалась от этой “гениальной идеи” и прилегла подальше от лагеря, у поваленной сосны. Борис с Антоном уснули просто у костра, опёршись спинами и склонив головы. Капитан задумчиво наблюдал затухающий огонь, держа над ним веточку, кончик которой светился красным. Степан открывал тайны и премудрости грибника Гале, по завершении “курса гриболова”, партизан подарил ей свой нож дивной формы, с резко изогнутым лезвием. Тарас втихую потягивал трофейный шнапс из фляги, и как-то заметно нервничал, а когда решил подняться, земля подставила подножку чуть не опрокинув человека на себя, но этому человеку не привыкать к шторму грунта, он удержался и шатаясь побрёл в лес.

– Опять он… – Степан провёл его взглядом. – Не до добра это, натворит ешо чего гадёныш, неможна пить ему.

– Я прослежу. – Галя поднялась, подобрала Грэтту и пошла в сторону, куда понесло потенциального лиходела.

Со стороны поваленного дерева раздался крик, и тут же был придушен. Гадство! Вот и неприятности. Беги скорей! Но напоминание было лишним, затвор вздёрнут, ноги несут как могут быстро. Картина открывшаяся глазам у дерева ввела в ступор, но лишь на секунду. Одной рукой мужлан зажимал рот женщине в платьице, остальными конечностями боролся, пытаясь всадить свой, торчащий из спущенных штанов, член ей между ног… Галя стой! не прикладом. Правильно, хотя размах твоей ноги и смягчили его спущенные штаны, но всё же, промежность настигнута, тело скрючилось и откатилось в агонии. Не стоит разбивать свои руки о его лицо, но ты не слушаешь, ты сорвалась, хватит, не вкладывай всю месть в него. Тебя сейчас остановит капитан, успокойся. Оттянутая, словно котёнок, за шиворот от кровавого месива Галя, ударила несколько раз воздух перед тем как упасть спиной на сухие иглы устилающие землю, схватить Грэтту и убежать. Капитан на силу сдержался чтоб и самому не надавать по булькающей кровью харе, не нарушая молчания сел рядом… Фрау Шрёдингер привела себя в порядок и прошла на дрожащих ногах к палатке Гали неподалёку.

– Можно? – немка постучала аккуратно ноготком по материи палатки. – Я хочу сказать – Спасибо, но не стоило рисковать…

– Нельзя так... – Галя вышла из палатки и присела возле спасённой на землю протянув ей немецкую флягу, фрау скривилась от глотка, но сделала ещё, дабы унять дрожь.

– Мне, не впервой… – эти слова немецкой пленницы заставили забурлить Галину кровь, наливая лицо смесью непонимания и осознания… – Он уже делал это… тогда некому было его остановить…

Спасительница стремительно поглотила содержимое фляги до последней капли, казалось, что это не произвело на неё никакого эффекта… казалось… Поднявшись на ноги, Галя зашагала по шатающейся земле сбрасывая на ходу расстёгнутый кителёк и расшнуровывая рубашку. Замерла перед Тарасом отхаркивающимся кровью в обнимку с деревом.

– Если тебе так хочется впихнуть член кому-нибудь, пихай в меня, что мне сделается… – Галя ослабила шнурки спереди и принялась за рукава. – десятком больше, десятком меньше, мне, фашистской подстилке не привыкать! Что ты вообще знаешь, каково это быть девчонкой в оккупированном городе, – её сознание помутнело, язык заплетается. – Да! Я лежала под фашистом, как лежали все девки, кто по своей воле, кто силой, но они спрячут глазки и выдумают героическую эпопею, в которой они хитростью и умом сохранили свои честь и невинность. Лживые сучки! Бери меня, трахай, как трахала дюжина фашей!!! Пихай, рви, режь… – не осилив рукава, она стянула рубаху через голову, вынула нож из ножен и бросила к ногам ошеломлённого, вкрай обескураженного Тараса. – тебе придётся закончить начатое, оставишь свою подпись этим ножом на моём горле!!! – на её крик сбежался весь отряд, лес эхом вторил: горле… горле… горле… Глаза закатились, ноги подкосились, Галя рухнула наземь, обнажив лунному свету “подписи” на теле…

Двуликие

– Ох… нехорошо…

– Это всё что ты скажешь?

– Пока что, да.

Ничего из этой ночи тебе не удастся забыть. Твоё пробуждение омрачит не только головная боль, но и стыд, хотя и с долей гордости.

– Васька подъём! – капитан похлопал несколько раз перед спящим лицом с рассечённой бровью. – От же ж свербигуска, что, интересно, ты учудишь дальше? Пока не выветришься, руки у тебя будут связаны, фрау Шрёдингер за тобой присмотрит, а за ней Борис, или Антошка… Ох и отряд у нас…

Немка помогла подняться Гале, взвалила на плечи её рюкзак. Грэтту, капитан никому из них не доверил.

– Спасибо, фрау…

– Фрид, зови меня Фрид. – фрау Шрёдингер улыбнулась благодарной улыбкой, жмурясь рассветному солнцу, задевающего лучами засаленные вьющиеся волосы, ниспадающие на широкие скулы.

– Минуту внимания. – откашлявшись капитан продолжил: – Через несколько километров, точка сбора с остальным отрядом, но, так как мы не знаем есть ли там враг, будьте все на чеку. Тарас пошёл в разведку, если что не так, будем знать раньше, чем дойдём до этого “нетак”. Если всё нормально, путь продолжим на грузовике, когда соединимся с остальными. Выдвигаемся!

Растянувшись длинной цепочкой, отряд вот уже несколько часов плёлся по поросшей грунтовке, огненный шар над головами испепелял людей. Из-за поворота вышел Тарас им на встречу, с распухшим лицом и в пропотевшей панамке. Капитан вручил разведке флягу с водой и перешёл к делу:

– Излагай.

– Посёлок обитаемый, немцев нет, и ещё… я не уверен, но, кажется, видел следы грузовика. – последнее Тарас произнёс потише, склонившись к капитану

– А в чём хрень?

– Следы затёрты…

Капитан призадумался, покусывая обветренную нижнюю губу, прочёл те же подозрения в глазах Тараса и, закивав своим мыслям, объявил всем:

– Отряд! Привал. Углубится на десять метров от дороги в лес и отдыхать. – нахмурив брови и сузив глаза, капитан сошёл с дороги. – А после пойдём знакомиться…

В предвкушении человеческих благ все заметно повеселели, Антон рассказывал анекдоты в лицах, Борис и Степан, военные байки из своего опыта, Галя переводила их Фрид и они смеялись, даже Галя смеялась, что было в новинку для остальных и это их ещё больше подзадоривало. Хмурый капитан и Тарас позади, подошли к остальным.

– Пора. Васька! – капитан ещё не знал Галю такой, она обернулась, улыбаясь кривляньям Антона, искренне улыбаясь, словно и не знала никогда, что вокруг война… – Держи свою подругу, – капитан протянул Грэтту. – Пойдёшь с Тарасом… так-так, спокойней, я с ним поговорил, и тебе скажу, что б мне никаких мстей сдачь и прочей ерунды. Ясно? Вот и хорошо. Пойдёшь с Тарасом, он покажет место, займёшь там огневую позицию. Когда подыму левую руку – отбой, подходи к нам, стреляй в тех на кого покажу пальцем левой руки, ну или по обстоятельствам по тем, кто в нас будет стрелять. Справишься? – кивок посерьёзневшего лица достаточно убедил.

Подходя к посёлку со стороны поля, стали отчётливо слышны странные звуки, лишь приблизившись совсем близко и увидев старичка в соломенной шляпе раздетого по пояс, стало ясно, что звук издавала его коса, взмах за взмахом укладывавшая различные сорняки на землю меж фруктовых деревьев.

Так, всё нормально, не нервничай… Ветер, влажность, дальность, гравитация… Успокаивай сердце, подстраивай дыхание… Уши здесь, глаза там… А теперь следи за Миром сквозь перекрестье… Хорошенький посёлок, церквушка, почему-то без крестов, водяная мельница на речке; речка это хорошо, можно будет помыться; пара перекрещивающихся улочек с деревянными домиками… Ага! Кто-то засел на крыше церкви, дозорный… Вокруг посёлка, несколько ухоженных огородиков и фруктовый сад… Старик отставил косу, снял шляпу и поклонился капитану, тот его взял за плечи не давая упасть на колени, дедок что-то рассказывал активно жестикулируя руками… Странный у них разговор, словно весь отряд разом пытается понять что хочет им сказать дед… Далековато, движения губ не разглядеть. Ребята, к вам гость…

– День добрый! – кривая бабуля, одетая во всё чёрное, с ружьём наперевес и палкой в руке, возвышалась на холмике. – Кто такие будете?

– Красноармейцы, бабушка. – капитан подошёл ближе к старухе, стараясь не обращать внимания на мольбы деда в соломенной шляпе, но тот всё не унимался:

– ои оие, е е а хого хеа ыаугх! уие ооиа!

– Дед уймись! – бабушка строго гаркнула на старика и направила ствол в его сторону, дед подуспокоился, замолчал и искоса поглядывал на свою обидчицу. – Выжил из ума, – обращаясь к капитану с улыбкой. – немцы язык ему под корень срезали. Чего надобно вам, солдатики?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: