Сделай Сам Свою Работу на 5

Глава 6 СТРАННОСТИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ 6 глава





— Ворчун говорил, что мутанты с Филевской не нападают на людей. Мирные они, всего боятся, от своей тени шарахаются.

Федор с нарочито душераздирающим вздохом поднялся, спустил ноги, присел на краю койки. Выщелкнул из пачки папироску, закурил и укоризненно взглянул на напарника.

— Димон, ты пиявка, а не человек, ты это знаешь? Мирные… — Федор насмешливо фыркнул. — Ты вон тоже мирный, Димон. Пока никто не трогает. А пацана завалил так, что рука не дрогнула. Ну и реакция у тебя, если честно…

Напоминание о «подвиге» заставило Димку насупиться. Он еще не решил окончательно, как относиться к своему первому в жизни убийству.

— Хорошо тебя этот Ворчун натаскал, — продолжил Федор, стряхивая пепел в жестяную банку, которая нашлась на полу. — Впрок пошла наука. Может, ты и в самом деле жизнь нам спас, мало ли куда эта образина могла рвануть? Бойцу вон горло одним движением порвала до позвоночника… брррр… — Федор зябко передернул плечами и тут же добавил, словно читая мысли — видимо, угрюмое выражение лица напарника сказало ему о многом: — Ты, главное, в голову не бери. Ты мутанта завалил, понимаешь? Если человек становится зверем, то разговор с ним может быть только один — пуля или картечь. Возможно, ты этим выстрелом спас многих. Неважно, куда тот пер, но на его пути рано или поздно снова оказались бы люди. А кем он был раньше — уже неважно. Так что без сантиментов и розовых соплей по поводу морали и этики, понял? Ты убил зверя.



— Да я так к этому и отношусь, — недовольно проворчал Димка. — Нечего меня лечить проповедями. На курсах сталкеров именно этому и учили: выживет лишь тот, кто нанесет удар первым. Но только тогда, когда в этом действительно возникнет необходимость, когда уже нельзя избежать нападения.

— Да-да, наслышан, наслышан про вашу психологическую обработку, — Федор неопределенным жестом покрутил папиросой, выписав огоньком в воздухе замысловатую кривую. — Хотя, если честно, жуть берет, как подумаешь, что человек вообще способен на такое превращение. Бедный пацан… С другой стороны, он уже так изменился, что начал всех подряд убивать. Тварь, несущая опасность людям, должна быть уничтожена, других вариантов тут просто не существует.



Похоже, Федора заклинило на этой теме, и Димке срочно захотелось перевести разговор в другое русло:

— Федь, а помнишь, там, в исповедальне, ты сказал, что я о тебе ничего не знаю? А это ведь правда, Федь. Ты вроде болтун изрядный, а о своем прошлом совсем ничего не рассказывал. Никогда. Есть причины?

— Эх, Димон, Димон… — Федор тяжело вздохнул, наклонив голову и задумавшись. — Причины всегда есть. Не рассказывал, потому что вспоминать не хочется, душу зря травить. Ты в этом аду подземном родился и другой жизни не знаешь, а у меня-то все по-другому было.

— Да-да, наслышан, — хмыкнул Димка, передразнивая Федора. — Нормальная жизнь, не та, что теперь. Зеленая трава, голубое небо… Все вы так, огрызки прошлого, говорите. А самое смешное, я тоже чувствую, что эта жизнь — не моя. Я словно родился в чужой шкуре и проживаю здесь, в метро, чью-то паршивую судьбу.

— Зря иронизируешь. Так ты хочешь послушать, пока меня на откровения потянуло, или как?

— Хочу, конечно. Ты не обращай на меня внимания, продолжай.

— Так вот… Да, нормальная была жизнь, — с нажимом повторил Федор. — Нормальная в моем понимании, а не теперешний суррогат. Я тогда пацаном был, сколько мне тогда… шестнадцать… нет, пятнадцать лет всего было. Обычный малолетний раздолбай с максимальными запросами к окружающему миру и гонором выше крыши — это потому, что жизни по-настоящему еще не знал. Не ценил того, что имел, потому что просто еще не научился ценить. Чем занимаются родители, меня тогда мало интересовало, лишь бы мне не мешали самоутверждаться. Мама, насколько помню, работала дизайнером в строительной фирме, разрабатывала интерьеры для богатых заказчиков. Вечно пропадала на работе, только вечером ее и видел. Придет, наспех поужинает тем, что из супермаркета притащит, и снова за экран компьютера, и уже до самой ночи… сейчас и слов таких уже нет, а тогда ее услуги весьма хорошо оплачивались… Да и отец неплохо зарабатывал, он до Катаклизма журналистом был.



Федор затянулся, а затем откинулся на койку, подложив левую руку под голову вместо подушки, и снова закинул ногу на ногу, прямо в башмаках, поверх матраца.

— Журналистом? — переспросил Димка.

— Профессия такая, создавать новости из мыльного пузыря. — Федор криво улыбнулся. — Судя по зарплате, у него это хорошо получалось. В кругу сверстников я всегда щеголял самыми новомодными примочками — всякие там айфоны, айпэды… Так о чем это я? Ах да, об отце. Лучше всего папаньке удавалось освещать катастрофы. На бумаге. А теперь я в эдакой катастрофе живу, прикинь? Понимаешь, пацан, есть такой закон — перехода количества в качество. Чем больше о чем-то говоришь или думаешь, тем больше шансов, что это осуществится. Как плохое, так и хорошее. Не говоря уже о слепой вере — та вообще нередко творила чудеса, были в истории нашего прошлого мира занятные явления…

Голос Федора журчал ровно, убаюкивал, словно колыбельная в далеком-далеком детстве. Димка сам не заметил, как лег поудобнее, закрыл глаза и весь отдался рассказу, чувствуя, как реальность наконец медленно, но верно начинает уплывать в сон.

— А оборотни, кстати, в последние годы перед Катаклизмом были излюбленной темой, — продолжал Федор, весь отдавшись памяти прошлого. — Оборотни, вампиры. Мир словно помешался на этих образах, Димон. Вся ноосфера была буквально нашпигована этими образами — книги, фильмы, сериалы, интернет… А еще, ёханый бабаище, тема апокалипсиса. Сколько разными писаками и предсказателями было придумано сценариев глобальных катастроф — просто жуть берет, как вспомнить. Причем сценарий с ядерной войной был самым старым, затасканным и скучным, так что уже и не рассматривался. Скорее, планета должна была загнуться от удара какого-нибудь шального метеорита из далекого космоса. Или глобального потепления. Или глобального похолодания. Или глобальных подвижек земной коры. Или глобального нашествия каких-нибудь стремительно расплодившихся супертараканов… или инопланетян. Здесь ключевое слово — глобального. Все это с таким вкусом, красочно и эффектно описывалось в книгах, газетах, интернет-блогах, а уж сколько зрелищных фильмов про это снималось, не перечесть…

Федор снова затянулся, прервавшись и глубоко задумавшись. Дым в сумраке спальной кабины уже плавал клубами, с трудом выходя в вентиляционное отверстие у панельного потолка.

— Знаешь, благодаря средствам массовой информации и в самом деле чувствовалось — что-то этакое надвигается. Темное. Безнадежное настолько, что можно заранее складывать лапки и не трепыхаться. Где бы и что ни происходило: землетрясение, цунами, пожар, наводнение, террористический акт — все это моментально тиражировалось в телевизионных новостях. Планета, надо сказать, это очень большой шарик, Димон, и на нем во все времена всегда что-нибудь происходит. Просто происходит это в разных местах и в разное время. Но благодаря телевидению весь этот негатив, собранный воедино со всего мира и опрокинутый на среднестатистического обывателя одним информационным блоком, создавал жуткое, гнетущее впечатление. Словно и в самом деле вот-вот случится что-то страшное, просто не может уже не случиться. Ведь мы слышали это каждый день по многу раз… Ящик, блин, для зомбирования населения!

Раздавив окурок в пепельнице, Федор прикурил новую папиросу, уже не замечая, что собеседник давно не отвечает. Разговор о прежней жизни здорово разбередил память, а никотин хоть немного тушил костер воспоминаний, оберегая душу от пожара.

— Это я сейчас такой умный и продвинутый, Димон, задним числом. Размышляю о смысле жизни, когда этого смысла уже нет. А тогда, как уже говорил, я пацаном был, моложе тебя. Ни о чем не думал, только развлекался. Рубился в компьютерные игры, прожигал время впустую. Кстати, и игры были в основном все о том же — разномастные супергерои непрерывно спасали мир от каких-нибудь бед, причем обязательно масштабных, глобальных по самый копчик…

Наверное, Федор рассуждал о прежней, до Катаклизма, жизни еще долго, только Димка его не слышал.

Он спал, и дыхание его выровнялось, а сон был…

Нет, не был. Не был сон безмятежным.

Он снова очутился в привычном кошмаре.

* * *

Его разбудила неестественная, тягучая тишина на станции. Гомон множества человеческих голосов, естественным фоном наполнявший пространство платформы от побудки до отбоя, куда-то пропал. Димка мгновенно напрягся и несколько минут лежал, не шевелясь и напряженно прислушиваясь.

Ничего.

Тишина, казалось, просто звенела от тревоги.

Свет все так же проникал сквозь щели полога в проеме, разбавляя сумрак внутри спальной кабины, но уже намного слабее, словно с освещением тоже что-то случилось и большинство потолочных люстр погасло. Хорошо еще, что для зрения уроженца метро и слабых отблесков света более-менее хватало для ориентации в помещении.

Сдерживая рвущуюся изнутри панику и через силу стараясь действовать быстро, но без суеты, он приподнялся на койке, опустил ноги на пол. Мысленно чертыхнулся — мрамор сквозь протертые почти до дыр шерстяные носки показался ледяным. Торопливо натянул ботинки, потянулся к автомату на тумбочке…

И тут до него дошло, что происходит. От нахлынувшего облегчения парень даже тихо рассмеялся, но тут же осекся: не хотелось без нужды будить мирно сопевшего на соседней койке Федора, тот и так с ним намучился за прошедший день.

Все оказалось просто — на стации царил ночной режим. «День» на Ганзе заканчивался после десяти часов вечера, после этого станция замирала, всякое движение прекращалось до шести утра, и бодрствовали только патрули, внимательно следя за тем, чтобы никто не нарушал тишину и не мешал людям отдыхать.

Значит, он продрых не меньше пяти часов.

Димка и в самом деле чувствовал себя значительно лучше. А еще зверски хотелось есть. Даже не есть — жрать. Станционная столовая ночью конечно же не работала, как и разного профиля забегаловки, которых здесь, насколько ему было известно, имелось довольно много. Поэтому Димка снова потянулся к рюкзаку, где еще оставался небольшой кусок копченой свинины, провалявшийся почти двое суток. Видно, настала пора этот кусок приговорить…

Послышалась тихие, но отчетливые шаги. Мимо полога мелькнула человеческая тень, звук шагов начал удаляться. Димка замер. Патруль? Но патрульные не ходят в одиночку, всегда парами. Ему стало любопытно, он тихонечко подошел, отодвинул полог и выглянул наружу.

Невысокий, плотного сложения человек быстрым шагом удалялся по коридору. Димка сразу насторожился. Что-то в этой фигуре ему показалось подозрительно знакомым. И тут человек, сворачивая направо, к той ветке перегона, откуда они топали с Курской, на миг обернулся, словно почувствовал устремленный в спину взгляд.

И пропал.

Димка на секунду остолбенел. Отблесков света от дежурных ламп, коснувшихся лица полуночника, хватило, чтобы его опознать. Бородач! Тот самый тип, который следил за бауманцами с самого начала появления на Курской, а потом отправился с Каданцевым, Наташей и двумя другими военными на Таганскую…

Что-то не сходится.

По заверениям Званцева, все люди из той группы сейчас должны находиться в беспамятстве, обработанные каким-то неизвестным веществом. Но если люди уже начали приходить в себя, то почему Натуралист не навестил их и не предупредил? Пожалел, позволив отдыхать до утра?

Нет, что-то тут не то.

Если бородач пришел в себя, он должен сидеть под стражей и давать показания, а не бродить по станции ночью сам по себе, без присмотра.

Димка колебался недолго.

Будить Федора было некогда, поэтому он, стараясь не шуметь, нашарил и выхватил из рюкзака фонарь, затем подхватил автомат с тумбочки, выскользнул из кабинки и тихо двинулся вдоль гостиничного коридора.

Он пообещал себе, что далеко ходить не станет, только последит чуток, куда направится бородач, и вернется. Часы, проведенные в исповедальне на Курской, все еще отдавались ноющей болью в избитых мышцах, так что снова оказаться на таком же «курорте», но уже на Таганской, ой как не хотелось.

Димка дошел до угла гостиничного комплекса, осторожно выглянул. Никого. Он торопливо двинулся дальше, стараясь ступать как можно тише, но получалось плохо — ночная тишина, мрамор под ногами и огромное пространство станции заставляли шаги звучать гулко, выдавая его присутствие. Мысленно чертыхаясь, Димка двинулся дальше на цыпочках, так получилось намного тише. Но долго в ботинках таким способом не походишь, голени почти сразу заныли от непривычного напряжения.

«Где же этот черт?»

Парень уже подошел к краю платформы, а бородача нигде не было видно. Ушел к служебным помещениям, которые тянулись до поста? Димка направился к лестнице, но тут же передумал, сообразив, что железо ступенек сразу загремит на всю станцию. Присев, он уперся здоровой рукой в край платформы и спрыгнул на пути, постаравшись приземлиться на носки. Вроде получилось, вышло совсем негромко.

Он торопливо двинулся дальше, в сторону поста, наверное впервые в жизни чувствуя себя неуютно под тусклым светом дежурных ламп, едва-едва освещавших пути, и стараясь держаться в тени. В душе все больше крепло убеждение, что Панкратову известно о похищении гораздо больше, чем кажется, и бауманцев по каким-то причинам просто водят за нос, проворачивая за их спинами какие-то подозрительные делишки.

«Черт, вот где теперь искать этого гада?! — зло подумал Димка, поглядывая на боковые ходы в стене, ведущие в служебные помещения. — Уже и пост близко, сейчас окликнут и надают по ушам, чтобы не шлялся ночью где попало. И хорошо, если только надают, а не пристрелят с перепугу. Странно…»

Димка остановился, пытаясь понять, что именно впереди показалось ему подозрительным. Блокпост, конечно, никуда не делся — бетонные блоки стояли на месте. На правой стороне, на намертво приваренной к арматуре блока станине, — РПК, на левой — ствол огнемета, гибкий шланг от которого спускался к специальному металлическому ящику, в котором хранились баллоны с огнесмесью. В двух метрах от штанги шлагбаума, перекрывавшей путь, прямо между рельсами стояла так называемая «пепельница» — отрезанная от металлической бочки и похожая на здоровенную консервную банку треть, из которой вырывались слабые язычки пламени. И дополнительная преграда для незваных гостей, и руки можно погреть, пока несешь службу, и прикурить от уголька…

Но руки никто не грел. Бойцы куда-то пропали.

Раздираемый противоречивыми чувствами, парень заставил себя подойти ближе, с каждым шагом ощущая, как от напряжения лицо и шея покрываются мерзкой липкой испариной.

В тени блоков он наконец разглядел четыре тела. Кто-то сидел привалившись спиной к стене, а кто и валялся навзничь прямо на щебне за шпалами. Мертвы? Спят? Одурманены, как Каданцев и охранники на мотовозе? Дрожащий от тревоги палец сдвинул флажок предохранителя автомата, переводя на автоматический огонь. Самое логичное сейчас — поднять тревогу. Пусть таганцы сами разбираются со своими проблемами. Но если подумать…

Если подумать, то Наташа пропала где-то на участке между Курской и Павелецкой… Два приличных по протяженности перегона со множеством служебных туннелей и технических ответвлений — да там армию можно спрятать. А значит, бородач вполне может знать, где находится его сестренка. Может, он даже идет сейчас туда, где находится пленница, чтобы проверить ее состояние или перевезти еще куда-нибудь, пока все тихо.

Димка уже не сомневался, что именно бородач каким-то образом вывел из строя людей на блокпосте. Но пока он будет поднимать тревогу, тот уйдет далеко или скроется в одной из нор, и как его потом искать?

Решившись, Димка быстрым шагом обогнул кострище, поднырнул под шлагбаум, а затем побежал, стараясь держаться боковых затенений. Автомат в левой руке, фонарь в правой — работа в самый раз по силам для покалеченных пальцев. Спохватившись, остановился и прищелкнул фонарь специальными выступами к разъемам на «калаше». Зажигать пока не стал, опасаясь выдать себя раньше времени. Рванул дальше.

Дежурные лампы, тускло тлевшие на стенах в ночном режиме через каждые пятьдесят метров, едва-едва освещали вокруг себя клочки пространства, за которыми все остальное тонуло в плотной, вязкой тьме.

Сердце каждый раз замирало, сжималось от страха, когда, до боли всматриваясь перед собой, Димке приходилось нырять в темные участки туннеля. Еще один, неизвестно уже какой по счету, островок спасительного света. Короткая пробежка — и снова нырок во мрак.

В какой-то момент, добежав до очередной лампочки, Димка в панике остановился, пытаясь отдышаться и понимая, что где-то он ошибся. Не мог бородач уйти вперед так далеко за столь короткое время. Наверняка заметил преследование, где-то свернул и спрятался. Может быть, он сейчас подкрадывается сзади, собираясь нанести удар…

Димка резко обернулся, вскидывая автомат.

Звонко лопнула лампочка над головой, рассыпая дождь из стеклянных осколков, перегоревшая спираль коротко зашипела и погасла. Димка как подрубленный упал на шпалы в мгновенно сгустившейся темноте, рывком перекатился в сторону. Или лампа лопнула сама по себе, такое бывает, или… стреляли с глушителем.

Несколько томительных минут он лежал, не шевелясь и напряженно ожидая, как будут развиваться события дальше. И темнота начала оживать — странные звуки, шорохи, смутные движения…

«Ненавижу темноту! — наверное, уже в миллионный раз подумал Димка. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» Чувство абсолютной незащищенности терзало все сильнее, мутило разум, вселяло безудержную слепую панику. От земли веяло могильным холодом, от которого немело тело. Хотелось вскочить и рвануть обратно на станцию…

Но нельзя.

Если там, в темноте, притаился стрелок, то его нужно как-то заставить себя обнаружить. Обмануть, выманить. Потому что нельзя так лежать вечно. Мало ли кто может подобраться к бауманцу сейчас, когда он слеп, как новорожденный щенок…

«Какой же я дурак, снова вляпался в мутную историю!..»

Димка поочередно поднес руки ко рту, согревая дыханием занемевшие пальцы. Затем осторожно отстегнул фонарь с автомата, как можно дальше вытянул руку, положил на шпалу, на секунду замер, приготовившись. Включил и тут отдернулся от импровизированной приманки.

Томительные секунды убегали одна за другой, а выстрела все не было.

Или стрелок ушел, или Димка ошибся в предположениях и никакого стрелка нет.

Но только он собрался подняться, как что-то небольшое мелькнуло сбоку. Тень не была человеческой, и фонарь, задетый чьей-то лапой, с громким шорохом покатился по щебню, продолжая светить. Крыса? Он ненавидел крыс не меньше, чем темноту. В луче снова мелькнула тень, и она показалась перепуганному парню гораздо крупнее крысиной.

Неуклюже вскочив, Димка ударил очередью вдогонку. Вспышки выстрелов разогнали тьму, тишина разлетелась, словно стекло лопнувшей лампочки. Он бросился к фонарю, схватил и вонзил луч туда, куда ускакало неведомое существо. Пятно света зашарило по шпалам, отразилось тусклым блеском от накатанной поверхности рельсы.

Ничего.

Ни движения, ни капель крови.

Не попал.

Димка снова пристегнул фонарь к автомату и, уже не таясь, быстро зашагал обратно к станции, освещая дорогу. Хватит с него сумасбродства. Сыт по горло!

Где-то впереди раздался глухой, но мощный удар, гулко разнесшийся по жерлу туннеля. И свет путевой лампы, к которому он приближался, словно задуло могучим порывом ветра. Нет, не ветра — это ожившая тьма проглотила лампу, словно хищная тварь, и теперь приближалась к нему, медленно, но неотвратимо.

Димка замер, затем попятился, чувствуя, что начинает сходить с ума.

Это уже было, в одном из предыдущих кошмаров. А теперь происходило наяву.

Каблук ботинка зацепился за шпалу, Димка взмахнул руками, с трудом сохранив равновесие. За то мгновенье, когда луч фонаря суматошно перечеркнул свод туннеля, скользнул по стене и уперся под ноги, парень успел краем глаза разглядеть что-то сбоку и снова вскинул автомат.

Луч, высветив ржавую решетку, скользнул дальше. Сквозь металлические прутья проступили контуры короткого бокового коридора, через несколько метров заканчивающегося тупиком из листового металла.

Димка не поверил своим глазам. Не может быть! Он не успел бы удалиться от станции так далеко, ведь решетка оказалась той самой, которая охраняла берлогу сталкера. Но вот он, массивный навесной замок, точь-в-точь такой, каким Димка его запомнил. Только теперь он почему-то висел, зацепленный открытой дужкой запора за поперечный прут решетки. Кто-то явно прошел внутрь, не заперев за собой, и этим человеком вполне мог быть растворившийся в туннеле бородач.

Тяжелый гулкий удар опять прокатился по туннелю, на этот раз гораздо ближе. Тут же еще один. И еще. Перегон под подошвами дрожал и сотрясался от могучей поступи неведомого существа, приближавшегося к бауманцу.

Очнувшись от оцепенения, Димка лихорадочно накинул ремень автомата на шею, толкнул решетку и вскочил в коридорчик. Тут же захлопнул решетку за собой и, просунув руки сквозь прутья, защелкнул замок в запорных петлях. Защитив тыл, резко обернулся, высвечивая дверь возле тупика, ведущую в берлогу. Кто бы здесь ни прошел, эту дверь неизвестный закрыть не забыл.

Тяжелая поступь снаружи стихла. Выждав еще немного, Димка с гулко бьющимся сердцем двинулся к двери, держа ее под прицелом светового луча. То, что затаилось в туннеле, было опаснее любого человеческого существа, а уж с бородачом он как-нибудь разберется.

«Ненавижу темноту! — мысленно выругался парень. — Не-на-ви-жу!»

Последний шаг, вот и дверь.

Димка толкнул ее, но та даже не шелохнулась. Холодная металлическая поверхность лишь обожгла разгоряченные страхом руки. Он внимательно осмотрел место, где должен находиться запор, и выругался — здесь нужен ключ, которого у него не было. Разозлившись, Димка изо всей силы саданул каблуком и тут же пожалел о поступке — дверь не поддалась, но на лязгнувший звук существо из темноты туннеля снова отозвалось тяжелой поступью.

Приблизившись еще на несколько шагов, оно опять замерло.

Димка мгновенно взмок. Цевье автомата скользило в левой руке, словно вспотело вместе с ним, а безымянный палец правой дрожал так, что срывался со спускового крючка. Димка уже понял, что эта тварь, кем бы она ни была, его отсюда живым не выпустит.

Нужно найти бородача. Вдвоем у них, возможно, есть хоть какие-то шансы, кроме того, в берлоге наверняка есть оружие помощнее автомата. Будь чужак хоть трижды подонком и похитителем, но прежде всего он человек!

Стиснув зубы, Димка в отчаянии снова занес ногу, собираясь садануть по двери в районе замка еще раз, но вместо этого шарахнулся к металлической перегородке — со стороны решетки донесся громкий скрежет, словно кто-то провел по прутьям твердыми как сталь когтями. И тут же громко, зловеще зашипело:

— Пууусссстии…

Потушив фонарь, Димка затаился.

От творящегося кошмара у него, казалось, даже сердце перестало биться, а рассудок захлестнула долго сдерживаемая паника. Он инстинктивно чувствовал, что реальность окажется страшнее любых фантазий, и не желал знать, что там, за решеткой. Не хотел это видеть. Пусть это исчезнет, оставит его в покое!

Тот оборотень не мог выжить с такой страшной раной… Не мог выжить и прийти сюда, выследить его ради мести. Невозможно…

Словно потешаясь над ним, где-то за спиной, по ту сторону перегородки, послышался тихий, пока еще отдаленный цокот. Сперва парню показалось, что это всего лишь очередное наваждение, но цокот усиливался, становился громче и отчетливее. И не узнать его было невозможно. Звук костяных лап, быстро ступающих по бетону. Громко и отчетливо перестукивая друг о друга окостеневшими перьями, броней покрывавшими тело твари, по коридору к нему бежал, разгоняясь…

«Этого не может быть. Шилоклювы не водятся в туннелях!»

С невероятным трудом преодолев навалившийся на него ступор, Димка отшатнулся от перегородки, поворачиваясь к ней лицом. Автомат в руках показался неподъемным, словно его вес вдруг увеличился в несколько раз. Щелкнул фонарь, и луч света уперся в бурый от ржавчины металл.

Цокот нарастал.

Замедленно, как во сне, Димка сделал еще шаг назад.

Свирепый удар с оглушительным скрежетом прогнул листовой металл, словно бумагу, заставив его вздуться пузырем внутрь коридора. Все произошло так быстро, что Димка не успел отскочить. Пробив сталь, длинное копье костяного жала в один миг преодолело метровый промежуток и вонзилось ему в грудь, насадив, словно жука на булавку.

Он закричал от ослепительной боли, ломающей кости и рвущей легкие…

И проснулся.

Глава 12 СНЫ СБЫВАЮТСЯ

— Хорош орать, спать мешаешь!

Димка рывком сел на койке. Сердце бухало в груди кузнечным молотом, пульс отдавался в висках. Провел рукавом рубашки по лицу, стирая липкую испарину. Натянул башмаки, спасаясь от холода мраморного пола.

«Да когда же это кончится?!»

Поневоле позавидуешь Федору — тому кошмары не снятся, да еще так отчетливо, словно происходит это наяву. Кротову вообще никогда ничего не снится, если уж спит, то всегда как убитый. Вон и сейчас — недовольно буркнул и снова дрыхнет.

Димка ожесточенно потер влажные виски дрожащими пальцами, глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Снаружи кабинки доносился привычный гомон голосов — в реальности наступило утро, ночь осталась позади. Мимо полога по коридору постоянно сновали люди, занимаясь утренними заботами, долетали запахи готовящейся в кухонных точках пищи, прогромыхали колеса дрезины по путям. Но, несмотря на более чем десятичасовой отдых, Димка чувствовал себя совершенно разбитым и вымотанным. Будто и в самом деле всю ночь бродил по путям и сражался с монстрами из своего воспаленного воображения.

Все пережитое за день смешалось в кучу в этом проклятом кошмаре: оборотень с Курской, берлога Натуралиста, даже тот бородач, следивший за бауманцами с момента их появления на станции… Словно между всеми этими событиями существовала некая тайная связь. Но если так рассуждать, то и в самом деле спятить недолго. А в метро и без него сумасшедших хватает, только живут они недолго — кому нужны бедолаги, не способные не то что отработать паек, а даже о себе позаботиться? На станциях Ганзы душевнобольных точно не встретишь — таких они или вышвыривали на радиальные, или тихо кончали в темных туннелях. Чтобы человек и сам не мучился, и другим хлопот не доставлял. «Вот такая, блин, этика подземной жизни, сведенная к жестокой и бездушной рациональности…» — Димка еще раз глубоко вздохнул. С каждой минутой в душе крепло убеждение, что этот тип с бородкой приснился неспроста. Может, он и в самом деле уже очнулся и дает показания? Очень хотелось надеяться, что это так и все эти мучения во сне неспроста. Решившись, парень засобирался — натянул куртку, проверил оружие.

— Федь, пошли Каданцева навестим?

Кротов что-то буркнул под нос, но даже не пошевелился.

— Федь? Надо Каданцева навестить. Наверняка уже есть какие-то новости.

Кротов застонал и перевернулся на другой бок.

— Федь?

Сообразив, что напарник все равно не отстанет, Федор с руганью сел на жалобно заскрипевшей койке и сердито уставился на Димку. Синяк под его левым глазом совсем почернел и выглядел жутковато. Очки на ночь он все-таки снял и теперь достал из нагрудного кармана, протер носовым платком и нацепил на переносицу.

— Димон, я тебя сам пристрелю, если не угомонишься, — хриплым спросонья голосом пообещал Федор. — Ты что, двужильный, что ли? Чего пристал, как чирей к заднице? Лично меня после «исповедальни» сегодня мутит еще больше, чем вчера.

— Тогда я сам схожу, узнаю насчет сестры, а ты… спи до посинения! — зло ответил Димка.

— Да за какие же грехи мне такой напарник достался? — сокрушенно вздохнул Федор, сдаваясь. — Я о чем с тобой совсем недавно толковал? Мы же вроде договорились!

— Не могу я сидеть на месте, в полной просра… прострации. Это ведь не у тебя пропала сестра, а у меня.

— Хочешь выставить меня черствой душонкой? — Федор в негодовании даже стукнул кулаком по коленке, поморщился. — Не выйдет. Черт с тобой! Опять что-нибудь натворишь, а мне потом расхлебывать. Но одно условие: сперва нормальный завтрак, а потом уже дела. Знаю я тут одну отличную забегаловку…

Димка не возражал. Завтрак — это насущная необходимость, так что требование справедливо. Да и запас воды во флягах не мешает пополнить.

 

Собравшись и прихватив вещи, бауманцы пересекли гостиничный коридор и обогнули лестницу перехода, которая, поднимаясь из края платформы, вела на Калининскую линию. Димка, хмурый от недосыпа, все же не без любопытства косился по сторонам. С шести утра станция уже жила привычной жизнью. Нормального рынка здесь не было — приличный кусок платформы за лестницей занимали несколько кафешек, чайных и шашлычных, а вездесущие лоточники жались в свободном пространстве между ними. Еще дальше шли магазинчики посерьезнее — оружейные и вещевые развалы с бдительными охранниками на входе, в задачу которых входило отсекать малоимущих бездельников и не допускать беспорядков. За магазинчиками располагался ринг, который сейчас скрывали северные трибуны. Они перегораживали станцию поперек — несколько рядов кресел, которые когда-то удалось стащить то ли из кинотеатров с поверхности, то ли с конференц-залов в самом метро. Места с удобными креслами, конечно, предназначались для зажиточных граждан, тем же, кто победнее, приходилось жаться в дикой толчее в арках по бокам ринга. Таганская была широко известна спортивными боями по воскресеньям, немало народу с соседних станций добиралось сюда ради азарта и ставок. Впрочем, почти на каждой станции Ганзы имелись какие-нибудь тотализаторы — на Павелецкой, например, бешеной популярностью пользовались крысиные бега. Если честно, Димке очень хотелось посмотреть на спортивные бои — схватка серьезных бойцов его интересовала куда больше, чем состязание мерзких крыс. Но только не сейчас. Сейчас есть дела поважнее.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.