Мы основываемся на том убеждении, что все люди созданы равными

Адольф Гуггенбюль-Крейг

Наивные старцы. Анализ современных мифов

«Наивные старцы. Анализ современных мифов»: Б.С.К.; 1997

ISBN 978-5-88925-028-9

Аннотация

"Главная тема моей книги — анализ современных мифов. Анализируя мифологию и сравнивая последнюю с психологией, нельзя избежать определенной систематизации мифов и обойти молчанием проблему деструктивных возможностей, которые мифы в себе таят. Речь пойдет о мифах, определяющих современную жизнь, культуру и политику, о мифах, отчасти вредных..."

Адольф Гуггенбюль-Крейг

vk.com/psyfb2

Мы основываемся на том убеждении, что все люди созданы равными

Все мы выступаем за равенство. Миновали времена, когда благородные дамы и их горничные принадлежали как бы к разным классам человечества, а белые были убеждены, что чернокожие — неполноценная раса.

Однако как выглядит на самом деле культурная и социальная реальность? Все мы отличаемся друг от друга не только как индивиды, но и как представители того или иного сообщества. Нет похожих людей, семей, народов и рас. К чему бы мы ни обратились, везде мы встречаем несхожесть, индивидуальность. Возникает вопрос, каким образом люди пришли к такому довольно гротескному убеждению, как равенство?

Подобного рода противоречия между реальностью и человеческими убеждениями чреваты расщеплением. Ведь даже порядочные люди не считают зазорным, говоря, к примеру, о юной особе сицилийского происхождения, удочеренной в младенческом возрасте швейцарской семьей, заметить, что, несмотря на воспитание, южный темперамент дает о себе знать; причем часто под словом «темперамент» подразумевается чуть ли не что-то генетическое. Тем не менее вряд ли кто-либо осмелится опубликовать в уважаемой газете сентенцию следующего рода, за исключением, пожалуй, того случая, когда речь идет о выдержке из письма в редакцию: «Говоря о проблемах интеграции итальянцев в Швейцарии необходимо принимать во внимание, что сицилийцы в силу генетических причин отличаются характером от большинства коренного населения Швейцарии». В первом и во втором случаях генетическая, национальная или, если угодно, расистская идея неравенства мотивируется различиями человеческих характеров. Однако нередко ссылаются на физические «отличия», цвет кожи, волос и на физиологические особенности, например на то, что белые североевропейского происхождения лучше других усваивают сахар. Вместе с тем приличные, свободомыслящие люди боятся как огня открытых дискуссий по поводу вероятности генетически обусловленных различий в характере представителей разных рас и народов. Психологических различий, тем более обусловленных генетически, просто не должно существовать, и все. Неоспоримые специфические черты психологии народностей исследователи связывают с особенностями климата, питания и т. п. Того, кто подвергает такой подход сомнению, клеймят, как фашиста или расиста.

Вне всяких сомнений, признание генетически обусловленных различий в психологии индивида и человеческих сообществ пугает нас, поскольку чревато идеей иерархии людей и народов, спекуляцией такими понятиями, как высшие и низшие, появлением господ и рабов. Глубинные индивидуальные и коллективные различия в характере не являются камнем преткновения лишь до тех пор, пока не приобретает реальные очертания идея власти. Например, нас нисколько не смущает, что одна народность музыкальнее другой, несмотря на то, что, скажем, многие афроамериканцы воспринимают как расистское распространенное мнение о своем бесподобном чувстве ритма и танца, не идущим будто бы ни в какое сравнение с аналогичными способностями белых людей, и немало итальянцев, проживающих в Швейцарии, не в восторге от того, что их считают страстными и темпераментными от природы. Но по большому счету все это достаточно безобидно. Ситуация становится действительно серьезной, когда речь заходит об особенностях расы, обуславливающих ее социальное и политическое положение. Сцена человеческой истории, на которой выступали народы, достаточно одаренные государственными, организационными, военными способностями для того, чтобы создать великие империи, и не стесняющиеся применить ради этого силу, никогда не пустовала. По сравнению с ними другие народы выглядят неспособными на грандиозные, политические формации, какие являли миру норманы, которые положили начало государственности во Франции, Англии, Ирландии, России и на Сицилии. И действительно, ведь индейцам Калифорнии, бушменам и европейским кельтам не удалось совершить ничего подобного.

Энергичность и напористость в воплощении задуманного не одинаковы у разных народов. Именно это различие обуславливает социальную и политическую иерархию. И к сожалению, энергичные и напористые люди, добивающиеся власти, далеко не всегда отличаются дружелюбием и гуманностью. Когда начинаешь исследовать способности различных народов к воплощению своих замыслов, невольно возникают отталкивающие ассоциации, словно восстает из небытия ужасный призрак высшей расы, поработившей неполноценных. Вероятно, мы стараемся избегать открытых дискуссий по поводу сходства и различия в психологии наций, поскольку еще слишком живы зловещие воспоминания о национал-социализме и колониальном произволе.

Заметим, что с точки зрения равенства индийская кастовая система представляется решительно деструктивной. Многочисленные касты, подразделяющие по функциональному принципу — жрецы, воины, торговцы, крестьяне,— со множественной внутрикастовой иерархией, и существование неприкасаемых, которых не замечают, когда они, до смерти напуганные, крадутся словно тени вдоль стен,— все это для европейцев дикость. Кастовая система возникла в Индии приблизительно четыре тысячи лет назад как следствие порабощения темнокожего населения страны белыми завоевателями. Желая утвердить свое господство, последние создали социальную иерархию, построенную по расовому принципу, а точнее по цвету кожи. Общественная система развивалась параллельно «расистским» отношениям. Даже индуизм поддержал кастовую систему, утверждая, что с религиозной точки зрения неприкасаемые безусловно находятся дальше от Господа, чем брахманы. Тем не менее при таком оскорбительном общественном устройстве Индия обладала одной из самых стабильных социальных систем в мире. Индию покоряли бесчисленные завоеватели и все они рано или поздно интегрировались в кастовую систему. Индия пережила множество политических, культурных и природных катастроф, но почти никогда это не провоцировало чернь на восстания. И сейчас в Индии живет немало приверженцев кастовой системы; это вполне свободомыслящие и гуманные люди. Например, индийский мыслитель Радакришнан именует так называемую саварну, то есть брак, который заключается между мужчиной и женщиной, принадлежащими к одной касте, «not unsound»* (Не лишенный смысла, не патологичный (англ.), а ведь он вырос в хорошем обществе. В 600 году от рождества Христова Теогонис Мегарский сравнивал размножение людей с разведением овец, ослов и лошадей, ссылаясь на то, что принадлежность к тому или иному виду животных обусловлена самим рождением. Платона и Аристотеля можно было бы сейчас тоже назвать расистами. Возникает ощущение, что кастовая система, хотим мы того или нет, отвечает психологической реальности, а это гораздо убедительней, чем нравственные принципы и наука. Европейская история развивалась под знаком «неравенства». Средневековая феодальная система воспитывала людей в духе идеи врожденного, сословного и нравственного неравенства; норманские дворяне в Англии, Шотландии и Ирландии безусловно ощущали свое превосходство над подданными, французские герцоги, графы и бароны презирали крестьян, считая их людьми другого сорта.

Тот факт, что индивиды отличаются друг от друга способностями и чертами характера, волей-неволей признают даже апологеты равенства. Вместе с тем нельзя ни доказать, ни оспорить идею генетической предрасположенности группы людей к определенному темпераменту и областям знания или искусства, например идею того, что японцы в целом наделены большими математическими способностями, чем европейцы. Еще сложнее обстоит дело с нравственными чертами. Возможно ли вести речь, например, о том, что жители центральной Европы генетически агрессивнее тамилов южной Индии, или, задаваться еще более диковинным вопросом о врожденной жизнеспособности той или иной нации?

Однако многие, отнюдь не профашистски настроенные люди полагают, что человеческое сообщество, к которому они принадлежат, в чем-то превосходит другие сообщества, а в чем-то уступает им на генетическом уровне. Например, считается, что швейцарцы трудолюбивее жителей южной Италии, но в свою очередь менее талантливы в области литературы, чем французы. Подавляющее большинство из нас амбивалентно в вопросе равенства и неравенства — мы «расисты» и уравнители одновременно.

Что же такое равенство? Быть может, перед нами столь же безумная идея, что и расизм, только сдобренная гуманизмом? Или это религиозная заповедь, призывающая нас действовать «contra natu-ram»* (Вопреки естеству (лат.)? Действительно, все мы равны перед христианским или иудейским Богом,— разумеется, речь идет не о равенстве с Господом, а о том, что все люди в равной степени зависят от него. Когда равенство невозможно обосновать логически или на практике, остается уповать на него как на этический принцип. Почему же тогда заповедь «все люди равны» не звучит, например, так: «с каждым человеком следует обращаться как с равным» или «следует поступать так, как если бы все люди были равны»?

По крайней мере, в реальной жизни нас окружают исключительно различия, различия не только между индивидами, но и между группами, народами и целыми нациями. Обусловлены ли эти различия генетически — вопрос, остающийся до сих пор открытым. С феноменологической точки зрения мы живем в мире крайне выраженного человеческого своеобразия. Тем более значимым оказывается то обстоятельство, что идея равенства никогда не исчезала из сознания людей вопреки всем «фактам». Эта идея воспринималась не только как политическая догма, но и как принцип, который в состоянии найти самое широкое применение. В настоящее время равенство людей является официальным постулатом и входит неотъемлемой частью в систему ценностей и Запада, и Востока. Этот принцип живет и побеждает. Когда много лет назад ректор гимназии, где я учился, обратился к нам с речью, в которой ясно прозвучало, что мы, гимназисты, «элита», меня это глубоко задело. Один офицер швейцарской армии, употребивший в донесении слово «элита» был подвергнут серьезной критике. «Элитарный» — эпитет чуть ли не ругательный; все мы равны.

В Соединенных Штатах пришли к выводу, что школы, в которых среди учеников преобладают цветные, отстают по показателям успеваемости от школ с превалирующим числом белых учеников. Стремясь исправить положение, министерство образования стало действовать в соответствии с принципом «busing»* (Покаяние (англ.)). Чернокожих детей возвращают в «белые» школы, поскольку представители разных рас должны обладать равными шансами на образование, коль скоро от природы они одарены одинаково. С организационной точки зрения программа покаяния представляется весьма непростой, настолько непростой, что ее реализация под различными предлогами затягивается или откладывается. Можно представить себе, как это выглядело бы в Швейцарии, если бы ученики начальных классов из северных предместий Цюриха, например Шлирена, направлялись ежедневно в школы южных районов, скажем Цолликона. Однако то обстоятельство, что американцы решаются на столь сложное и рискованное предприятие, свидетельствует лишь об их крайне серьезном отношении к принципам равенства людей. Приведем другой пример: молодежная мода. До последнего времени молодые люди на всем пространстве от Капстадта до Швеции и от Бразилии до Аляски были одеты почти одинаково: определенная модель джинсов, футболка, прическа и т.д. Молодежная мода во всем мире более или менее равнялась на один образец.

Что же касается идеи «равных шансов», то она — совершенно своеобразна. Слово «шанс» берет начало в вульгарной латыни — «cadencia» в переводе означает «удачный бросок при игре в кости», «счастливое стечение обстоятельств». Это слово было аналогично понятиям «фортуна, судьба, удача, везение». Таким образом, шанс — это нечто такое, что уже по определению не имеет никакого отношения к равенству. Кому-то везет, а кому-то нет.

Нельзя не признать, что идея «равенства всех людей» имеет много различных аспектов даже в том случае, если воспринимаешь ее как очевидную истину. Поговорим о расовом равенстве. По вине национал-социалистов и южноафриканских сторонников политики апартеида понятие «раса» вполне заслуженно пользуется сейчас дурной славой. Что же такое раса? Разумеется, мы можем объяснить, что мы понимаем под расовым равенством, не вдаваясь в рискованные рассуждения по поводу понятия «раса». Мы можем сказать, что австралийский абориген ничуть не лучше и не хуже шведа, то есть в каком-то смысле они «равны» и принадлежат к одной большой человеческой семье точно так же, как папуас, эскимос и индеец, который по большому счету не отличается от китайца. Мы не станем отрицать, что в частностях расы отличаются друг от друга хотя бы уровнем культуры, но в принципе они, по нашему мнению, в равной степени талантливы, энергичны, жизнеспособны. Иными словами, если бы юный южноафриканский бушмен родился сыном швейцарского профессора и провел детство на вилле отца под Цюрихом, то он бы немногим отличался от обычного молодого человека из подобной среды, заигрывающего с социалистическими идеями и упорно строящего себе карьеру. ЮНЕСКО выпуталось из этой проблемы с поразительной элегантностью. В 1959 году оно сформулировало понятие раса следующим образом: «Расами являются крупные человеческие сообщества, обладающие ярко выраженными, преимущественно наследственными физическими особенностями, позволяющими отличать их от других человеческих сообществ», просто не упомянув о вероятности психических, душевных различий между расами.

Идея равенства на удивление растяжима; она с легкостью простирается на отношения между полами, заставляя своих приверженцев добиваться равных прав для мужчин и женщин. Радикальные феминистки убеждены, что, за исключением физиологических различий в анатомии мужчины и женщины, между полами нет никакой существенной разницы, а таким понятиям, как женственность и мужественность, мы обязаны прежде всего типу воспитания, в данном случае, патриархату, своеобразно влияющему на распределение половых ролей. Чем выше взмывает волна протеста против авторитарного воспитания, тем шире становится спектр субъектов равенства. Так, утверждают, что подростки и дети, в принципе, одно и то же.

Сталкиваясь с равенством или неравенством индивида, мы реагируем иначе, чем в том случае, когда речь идет о политических, национальных, культурных или «расистских» сообществах. Идеалист полагает, что если бы люди одинаково воспитывались в одинаково благоприятных условиях, то они были бы в равной степени музыкальны, высокоморальны и т.п., поскольку по его мнению плохих людей нет, существует лишь дурное воспитание, включающее в себя жестоких родителей и окружающих людей. Например, одна моя знакомая учительница музыки была твердо убеждена, что все лети «одинаково» музыкальны. Она убивала немыслимое количество часов на то, чтобы доказать себе и миру, что дети, не обладающие музыкальными способностями, не отличаются от своих ровесников с абсолютным музыкальным слухом.

Вероятность врожденной интеллигентности часто сбивает с толку прогрессивных педагогов. Еще бы, ведь это просто недопустимо.

Идея равенства не просто влияет на общество, она его тиранит. В рамках психологии нельзя даже обмолвиться о различиях в уровне интеллигентности или одаренности между определенными человеческими сообществами без того, чтобы не прослыть фашистом. Томас Джефферсон считал равенство «врожденным» состоянием людей, которое необходимо реализовывать в дальнейшем. Не удивительно, что эта мысль может показаться тенденциозной,— ведь равенство практически не встречается в жизни и обосновать его невозможно. По крайней мере, очевидно, что врожденное состояние — это как раз неравенство. Томаса Джефферсона, Жана Жака Руссо и других мыслителей, понимавших равенство как состояние врожденное, можно назвать не более чем фантастами. Однако они аппелировали к определенным человеческим чувствам. Коль скоро равенство не является прежде всего этической заповедью или реальным фактом, оно должно переживаться как состояние отчасти врожденное, только тогда оно получит право на существование, будет играть важную роль в нашем сознании и окажется элементом психической реальности.

Перед нами загадка. Идея, столь мощно влияющая на общество, не может не быть реальностью, однако при научном рассмотрении она представляется вымышленной.

Пора нам остановиться, поскольку мы рискуем забрести в тупик. Будучи здравомыслящими реалистами, мы вынуждены признать, что в мире царит неравенство. Южноафриканские бушмены совершенно не похожи на шведов, а пигмеи Конго имеют очень мало общего с англичанами. Дети, живущие в Цюрихе, отличаются темпераментом от своих сицилийских сверстников. Несмотря на то что столь высокоодаренные в технической области японцы остаются для нас, европейцев, чужаками, мы как порядочные люди продолжаем упорствовать, цепляясь за идею равенства.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: