Сделай Сам Свою Работу на 5

Поиски короля. Кандидатура Гогенцоллерна





Этот выбор был удачен во многих отношениях. Леопольд был человек в полном расцвете лет, но уже окруженный сыновьями-подростками — католиками, как и их отец. Богатый, прекрасно образованный, принц Леопольд был женат на дочери короля Португалии и в то же время приходился дальним родственником как прусскому королевскому дому, так и дому Бонапартов; в высших сферах его все уважали; он пользовался общим доверием. Кандидатура французского правительства также ни для кого не была тайной и, конечно, она могла бы помешать прусской кандидатуре, как некогда сумела помешать герцогу Монпансье. Избрание «прусского принца» породило сильное волнение в европейских высших сферах: в нем ясно увидели самый удобный предлог к войне, к которой стремились эгоистические представители различных царственных династий, фанатики-иезуиты и их последователи, а также и французские честолюбцы. На этой почве и разыгралась одна из неприглядных политико-дипломатических комедий. 6 июля французский министр иностранных дел, герцог де Граммон, в своей речи в законодательном корпусе, высказал мнение, что немцы, по-видимому, стремятся к возрождению империи Карла V, и что французское правительство не может полагаться на рассудительность немцев и на дружелюбие испанцев настолько, чтобы быть уверенным, что до этого у них не дойдет; в случае же, если бы это предположение осуществилось, оно (т. е. французское правительство) без колебания и трепета исполнит свой долг. Пресса явилась в качестве усердного отголоска этих слов, которые довольно прозрачно намекали на склонность Франции к войне. Это пробудило Германию, нарушило ее мирное состояние; а между тем, как-то не укладывалась в голове мысль, что может действительно возникнуть война из-за такого пустяка, или собственно повода к причине, война между народами, численностью (в совокупности) превышавшими 40 000 000 человек. Поэтому вся Европа напряженно ожидала исхода грозившей возникнуть военной распри, или же добровольного отказа принца, как уверяла в том Франция Англию.



Франция: повод к войне, 13 июля 1870 г.

Этот отказ последовал 12 июля 1870 года. Тогда французские министры Граммон и Оливье поставили прусскому послу в Париже условие, чтобы его государь, ради спокойствия французов, написал французскому императору письмо, и имели дерзость потребовать, чтобы переговоры по этому поводу велись по телеграфу; но при этом не сделали оговорки, что в случае, если такое письмо (содержание которого у них было приблизительно набросано) будет написано, распре будет положен конец. А именно этого они и не хотели, хотя весь свет, да и сам Оливье, в сущности, посвященный в эту интригу лишь наполовину, считал, что с отказом Леопольда Гогенцоллерна от испанской короны падает и сама возможность войны. 9 июля прибыл в Эмс к королю Вильгельму французский посол при прусском дворе, Бeнедетти, и потребовал от него запретить принцу Леопольду принимать испанский престол, т. е. французы требовали, чтобы этот отказ состоялся по совету или по приказанию прусского короля. В ночь с 12 на 13 июля, когда в Париже узнали, что принц отказался от испанского престола, император Наполеон III, по настоянию императрицы, все-таки окончательно решил объявить войну и дал знать Бенедетти по телеграфу, чтобы тот потребовал от короля ручательства, что он, прусский король, обязуется никогда больше не давать своего согласия на кандидатуру Гогенцоллерна, если бы она снова была предложена. Бенедетти выполнил возложенное на него поручение на эмском «Brunnenpromenade» в то время, когда король сам протянул ему «Кельнскую газету» с известием об отказе принца. Одним из самых славных дней, пережитых Германией, был день 13 июля, когда король проявил крайнюю степень самоотверженности и силы воли, изъявив свое желание оградить Европу от общей междоусобной войны: он велел передать Бенедетти, что одобряет отказ Леопольда. Но на это посол отвечал лишь настойчивой просьбой, чтобы ему дана была еще вторичная аудиенция по тому же поводу. Тогда Вильгельм возразил ему, через дежурного адъютанта, что он уже сказал по этому поводу свое последнее слово.





Герцог де Граммоп

Граф Бенедетти, французский посол в Берлине

Война

Итак, вспыхнула война — великий момент в истории германского народа. Интрига французского правительства, его желание унизить короля Пруссии и затем, все-таки, объявить ему войну, побудило во всех его подданных негодование и гнев на дерзких оскорбителей их маститого, семидесятитрехлетнего властелина. Вся Германия, — все ее собрания, партии, округи — все, как один человек, поднялись на защиту своего отечества. Народ и вся страна действовали единодушно: победа была несомненна.

Единодушие Германии

15 июля король Вильгельм вернулся в Берлин. Повсеместно, а особенно в столице, его встречали с шумным, искренним восторгом. В то же время в Париже происходило нечто совершенно иное. Герцог де Граммон и Оливье, полагавшие всего три дня тому назад, что отказом принца Леопольда мир упрочен, заговорили теперь о какой-то неведомой прусской ноте, оскорбительной, якобы, не только для Франции, но и для всей Европы. Оппозиция обратилась к ним с просьбой показать эту ноту, но они отказали под предлогом, что и их честного слова достаточно. Однако большинство этим не довольствовалось и продолжало шуметь, в том числе и старик Тьер. «Со вчерашнего дня вызваны уже наши резервы!» — объявил министр, и его слова были встречены громким одобрением. В ночь на 16 июля прусский король также подписал приказ о мобилизации своей армии, а северогерманский рейхстаг (государственный совет) созван был на 19 июля.

Европейские державы

На этот раз ни с той, ни с другой стороны не было и речи о союзниках: обе державы должны были сами решать свой спор. Испания рада была, что выбралась из неприятного и затруднительного положения; там даже, по-видимому, не было и тени того задора, который приписывала почему-то испанцам Франция, воспользовавшись их делами, как поводом к войне с третьей державой. Англия вела себя нейтрально, под руководством министерства Гладстона, которое, как оно ни было «разочаровано, чтобы не сказать, оскорблено» поведением французов и объявлением войны, дало указание своему послу не реагировать на все происшедшее и даже подтвердило свои заверения в дружелюбных отношениях к Франции. Италия также придерживалась нейтралитета, равно как и Россия, нейтральное положение которой было так благоприятно для Германии.

Единственным союзником французов мог быть только первый министр Австрийской империи, фон Бейст, который, еще в бытность свою германским «патриотом», уже вел тайные переговоры с французским императором, с целью подготовить падение нового строя Германии, иначе говоря: осуществление наполеоновской программы 1866 года. Но в послании от 20 июля Бейсту волей-неволей (или, как он выразился: «не без сожаления») пришлось высказаться за нейтралитет, так как все немецкое население Австрии сочувствовало своему прусскому соотечественнику. «Этот нейтралитет, — прибавлял он, — лишь средство приблизиться к настоящей цели нашей политики», — т. е. осуществить мобилизацию армии, и он как протестантский министр габсбургского дома льстил себя надеждой привлечь на свою сторону итальянцев, которым он, по его выражению, «вынул занозу».

Германские штаты, не принадлежавшие к северогeрманскому союзу, стали на сторону народа. 19 июля правое дело восторжествовало на заседании второй камеры (Палаты) в Мюнхене, где клерикальная партия подавляла своим большинством: самые лучшие из ее членов были согласны с народом и с ее правлением. Только сорок семь неисправимых сторонников Рима и закоснелые демократы отстаивали вооруженный нейтралитет, опираясь на то, что даже герцог де Граммон объявил, что война не должна дать французам ни одного фута немецкой земли и что Франция предложила нейтралитет, «если я верно понимаю, с положительной гарантией для фальцграфств», — как выразился вождь этой партии патриотов-политиков, Иёрг. В тот же день объявление французами войны пришло в Берлин, когда прусский король только что открыл заседания рейхстага. «Сегодня, когда вооруженные силы Германии не дают доступа врагам, Германия обладает силой и волей для отпора возобновленного французского насилия».

Начало войны

Между тем, наступление войск по направлению к границе уже пошло своим чередом. 23 июля Наполеон III передал регентство императрице и обратился к народу с воззванием, в котором брал на себя ответственность за войну, потому что, по его мнению: «В жизни народов бывают торжественные моменты, когда понятие национальности возвышается до степени непреодолимой власти!» Говорил он также и о притязаниях Пруссии, об уважении к независимости Германии и об «идеях цивилизации нашей великой революции». 28 июля Наполеон выехал из Парижа со своим четырнадцатилетним сыном, который «понимает, какие обязанности возлагает на него его имя», и направился в Мец к своим войскам, получившим громкое название Рейнской армии.

Настроение во Франции и в самом деле было воинственное, как это не раз демонстрировали французы в самохвальных речах. Так, например, военный министр говорил, что он «всецело» убежден, что «никто и в пуговице для гамаш не будет нуждаться», если война продолжится с год. Французская (она же и Рейнская) армия, состоявшая почти из 210 000 человек, собралась вдоль линии от Бельфора до Тионвилля. Прокламацией, с которой обратился император к своим войскам в Меце, заявлялось, что война будет ведена на германской земле и, согласно этому заявлению, офицеры были снабжены картами германских владений. План военных действий был таков: соединить военные корпуса при Меце и при Страсбурге; переправиться через Рейн при Максау; принудить южногерманские владения к нейтралитету, и затем перенести театр войны на Эльбу. Превосходный по численности французский флот мог одновременно искать себе применения в Немецком море, произвести высадку в Ганновере или войти в союз с датчанами.

Немцы же не дожидались 19 июля 1870 года для того, чтобы привести в исполнение тщательно разработанный еще в 1868–1869 годах план Мольтке для сосредоточения войск в Баварском фальцграфстве с целью «отыскивать главные силы неприятеля и, где бы они ни находились, нападать на них». Мобилизация была проведена также по заранее разработанному плану. В течение каких-нибудь десяти дней все соединенное северогерманское войско перешло с мирного положения на военное, т. е. с 300 000 человек оно разрослось до 900 000. С такой же быстротой и четкостью была произведена и мобилизация южногерманских войск, которые без малейших помех были доставлены сквозными поездами на границу.

Выше Кобленца собралось правое крыло — первая армия под командованием генерала Штейнмеца; выше Майнца и Бингена центр — вторая армия под командованием принца Фридриха Карла; при Мангейме и Максау левое крыло — третья армия под командованием кронпринца Фридриха Вильгельма. С величайшим восторгом приняло его войско в Мюнхене и Штутгарте 31 июля 1870 года. Три армейских корпуса и 160 000 человек ландвера остались в Германии, для защиты ее от козней австрийских министров. Главнокомандующим же над соединенными германскими силами был сам престарелый император Вильгельм. Он выехал из Берлина 31 июля; но еще перед тем Бисмарк обнародовал документы, из которых явствовало, что французское правительство постоянно интриговало против Германии и действовало ей во вред.

Генерал фон Штейнмец

Саарбрюкен

Накануне, 2 августа, французское войско одержало свою первую победу, при Саарбрюкене. Громко кричала о ней французская пресса, описывая подробности этого замечательного сражения. В Саарбрюкене давно уже стоял полк гогенцоллернских стрелков и несколько эскадронов гарнизонного Саарбрюкенского уланского полка и патрулей под командованием полковника Пестеля. На них наступали три французские дивизии, спустившиеся с высот Шпихера. Организованно и ровно отступали перед ними пруссаки; а император дал знать в Париж, что его армия ведет свои действия наступательно, несмотря на численность врага и на его силу. Он говорил, что его войска «стремились вперед»; а генерал Фроссар докладывал, что они «располагались на завоеванных позициях», несмотря на то, что в течение дня уже получил сведения о действительных размерах неприятельского войска.

Вейссенбург

Со стороны пруссаков первый удар был нанесен французам с левого крыла, и сразу же удачно. Армия правого крыла, под предводительством маршала Мак-Магона, герцога Маджентского, расположилась под Страсбургом и отделила от себя дивизию, под командованием генерала Абеля Дуэ, направив ее на Вейссенбург. Но баварцы и пруссаки отбили у него этот городок и взяли штурмом Гайсберг, лежавший на небольшом расстоянии к югу от Вейссенбурга. Этот штурм был победоносно окончен уже в 2 часа дня, причем ТОО человек французов были взяты в плен, в том числе и их генерал; остальные же в беспорядке отступили к Хагенау. Но еще более важное значение имели для французов два неприятельских нападения: на правое и на левое крыло французских позиций, и оба они произошли 6 августа.

Маршал Мак-Магон

Вёрт

Во главе 45-тысячного войска Мак-Магон расположился близ нижнеэльзасского городка Вёрта. Ручей и долина шириной почти в 1000 шагов отделяли его от приближавшихся войск кронпринца. Ранним утром 6 августа французы начали бой шквальным огнем артиллерии, но кронприц достиг высот к востоку от Вёрта лишь в 1 час пополудни. Тогда сражение приняло более решительный характер, а до тех пор оно шло с переменным успехом. Пятый германский корпус, состоявший из познанцев и южношлезвигцев, под предводительством генерала Кирхбаха, мог только удерживать за собой этот город: но одиннадцатый — гессенцы, нассауcцы, тюрингенцы — весьма успешно подвигался вперед под командованием Бозе. К ним подоспели подкрепления, и в половине третьего уже состоялся удачный штурм подожженной деревни Эльзасхаузен. Этот штурм ощутимо отозвался на французском центре, благодаря баварцам, которые теснили их под предводительством Гартмана и фон дер Танна.

Они угрожали середине позиций Мак-Магона — деревне Фрешвейлер, и в половине пятого последний вынужден был признать сражение проигранным, и только затем поддерживал его так долго, чтобы обеспечить своим войскам отступление. Но подоспевшие незадолго перед тем на поле битвы вюртембергцы уже направились на ту дорогу, по которой должны были отступать французы, т. е. на Рейхсгофен. 8000 человек последних полегли на поле битвы, 9000 человек были взяты в плен; а правое крыло французской армии, оттесненное от остальной части войска, бежало через Хагенау на Страсбург. Между тем, чтобы оцепить этот город, двинулась вперед и баденская дивизия. Однако немцы также понесли тяжкие потери: 10 000 солдат и 489 офицеров; но это было вскоре забыто под влиянием радостной телеграммы кронпринца, которую везде читали с восторгом: «Победоносный бой при Вёрте. Мак-Магон совершенно разбит большей частью моей армии».

Шпихерн

Под вечер того же дня от правого крыла немецкой армии пришло известие, что оно одержало вторичную победу при Шпихерне. 4 августа французы, действительно, вернулись из Саарбрюкена на плато при Шпихерне. Эта гора по склонам своим и по вершине своей производит, если смотреть на нее с высот Саарбрюкена, впечатление естественной крепости, отстоящей от Винтерберга лишь на четверть часа пути по открытой местности. Там французы возвели свои шанцы и укрепления; но против них смело выступил генерал Камеке, так как немцы вообще опасались их отступления и хотели их задержать. До трех часов не оказалось еще никаких решительных результатов битвы, хотя в ней и принимали участие 12 батальонов нижнерейнцев, ганноверцев, вестфальцев, но бой был не равен, так как французских батальонов было несравненно больше: всего 39, из корпуса Фроссара. Тем не менее, немцы взобрались на высоты, которые они и оцепили с помощью подоспевших подкреплений. Долго кипел ожесточенный бой на склонах и в долине, пока, наконец, взятие обратно Штиринга (на шоссе из Саарбрюкена в Форбах) не решило вопроса о победе в пользу немцев. Бой прекратился с наступлением темноты и на стороне последних оказался бесспорный перевес как в смысле нравственного, так и материального результата сражения. Уже четыре дня продолжались упорные схватки с неприятелем, и за это время железным дорогам пришлось тысячами отправлять в Германию военнопленных и множество трофейных орудий.

6 августа на парижской бирже и по всему городу разнесся слух о блестящей победе. Народ ликовал, но недолго: на следующий же день пришла телеграмма императора: «Мак-Магон проиграл битву; Фроссар вынужден отступить на Саару». Разочарование, гнев и обманутое тщеславие овладели французами, которые обратили всю свою злобу на министерство Оливье и Граммона. Основы империи грозили пошатнуться, так как республиканские депутаты уже настолько взяли волю, что потребовали в законодательном корпусе низложения охранного комитета: «ввиду того, что неспособность главы государства подвергла Францию опасности».

Но на этот раз опасность еще удалось предотвратить. Императрица сформировала новое министерство, во главе которого стал семидесятитрехлетний генерал, получивший вследствие одержанной им в Китае победы титул графа Паликао. Этот министр был настолько предусмотрителен, что позаботился о снабжении Парижа дополнительным провиантом. Дело дошло уже до того, что самым безопасным для армии оказывалось возвращение ее к Парижу. Однако народ еще льстил себе надеждами на храбрость своих войск и на вмешательство Европы, о чем все и думать перестали, кроме австрийского интригана фон Бейста.

Кронпринц Фридрих Вильгельм в 1870 г. Гравюра с портрета кисти А. Вернера

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.