В) О воспитании воли в христианском духе

Отсюда образовать волю — значить напечатлеть в ней добрые расположения или добродетели: смирение, кротость, терпение, чистоту, воздержание, милосердие, уступчивость, услужливость и проч. — так, чтобы они, сорастворившись или сросшись с ней, составили как бы ее природу и чтобы, когда предпринимается что волей, предпринималось по их побуждению и в их духе, т.е. чтобы они стали правителями и царствовали над нашими делами (еп. Феофан. Путь ко спасению, стр. 235).

Такое настроение воли есть самое безопасное, прочное. Но поскольку оно противоположно настроению греховному, то стяжание его составляет труд и пот. Поэтому и делания, относящиеся к воспитанию воли в христианском духе, преимущественно направляются против главной немощи воли — своеволия, непокорности, нетерпения ига Христова и должны соответствовать указанным двум коренным направлениям: самоотвержению и любви. По словам преп. аввы Дорофея, святые угодники Божии “приносили себя в жертву Богу,” живя не для себя, но поработив себя заповедям Божиим и оставив свои пожелания, ради заповеди и любви к Богу и ближнему (преп. авва Дорофей. Поучение 20-е и 21-е. Изд. X, стр. 195, 201).

В соответствии с этими двумя коренными направлениями воспитания воли находится и образ или способ деятельности христианина. Так, у христианина всегда имеется два общих (формальных) начала подвижничества: самосопротивление и самопринуждение; он постоянно противится себе во зле и понуждает себя на добро: возникают в душе греховные движения — надо их прекратить; необходимо делать добро, а сердце не лежит — надо к тому склонить и т. д. И это почти при всяком деле христианину приходится противоречить, противиться в худом и принуждать себя на добро. Например, предстоит случай помочь нуждающемуся; совесть говорит: помоги, но сбоку сидит корыстолюбие и твердит: не давай, себе нужно. — Надо одолеть или заглушить эту корыстность и расположить душу на добровольное подаяние.

Или другой случай: кто-нибудь обидел. Христианская совесть говорит: прости, — а гордость и самолюбие заставляют отомстить. — Надо отнять свое сердце у этой недоброй страсти и склонить его к кротости и снисхождению.

Так и во всяком другом случае. Везде надо отрывать себя от страстного и преклонять на святое, Богоугодное. И в этом-то и состоит внутренняя брань, производимая самопринуждением и самопротивлением, как бы двумя руками. Болезненна она, но спасительна (еп. Феофан. Внутренняя жизнь (из слов еп. Феофана к Тамбовской и Владимирской пастве, 1854-1866 гг.). Изд. 2-е. М. 1899, стр. 62-63). Болезненна потому, что у обратившегося “грех возненавиден в духе, но тело и душа сочувствуют ому, льнут к нему, потому что облечены (еще) страстями. Добро или воля Божия возлюблены в духе, но тело и душа не сочувствуют ему, отвращаются от него, или если и нет этого, не умеют делать его” (еп. Феофан. Путь ко спасению, стр. 190).

С другой стороны, необходимость самопротивления и самопринуждения обуславливается еще и тем, что окружающая среда, в которой христианин призван и должен осуществлять свое решение служить самоотверженно Богу, не только не благоприятствует раскрытию и укреплению принципа самоотверженной любви к Богу, но, напротив, возбуждает, поддерживает и питает прямо противоположное начало — себялюбие, от которого человек в глубине души отрекся и отвергнулся. Вокруг человека окружающая жизнь руководится началом самозамкнутого эгоизма и расчетливого практицизма. “Мир во зле лежит” (Ин. 5:19). “Мир — это совокупность обычаев и нравов, пропитанных греховным страстным началом, которые есть ни что иное, как “ходячие страсти” (там же, стр. 225-225). Мир — это арена действия человеческого самолюбия и его порождения: троякой похоти — похоти очей (страсть к обладанию), похоти плотской (чувственность) и гордости житейской (1 Ин. 2:13). Страсти, которые еще гнездятся в человеке, находят свое обильную пищу в окружающем его “мире” (“мир” — это не только совокупность внешних предметов, возбуждающих наши (греховные) чувства и страсти, во и те внутренние задатки возбуждений страстей, которые мы носим в себе, в недрах нашей души” — К. Леонтьев. Отец Климент Зедергольм иеромонах Оптиной пустыни. Изд. 2-е. М. 1882, стр. 90).

Поэтому человеку приходится на всякое добро себя принуждать (Мф. 11:12), помня завет Апостола любви:, “Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей” (1 Ин. 2:15; один из древних старцев-подвижников сказал: “во всем принуждать себя есть путь Божий” — см. Древний Патерик, 21, 20, стр. 413).

Итак, в человеке происходит непрерывная борьба с самим собой. Постоянным в ней упражнением он, наконец, образует в себе доброго, охотно действующего человека, погашает зло и преобразует деятельность сил на добро (преп. Макарий Вел. О хранении сердца, гл. 12, 13. О свободе ума, гл. 18. Сравн. Добротолюбие, т. 1, изд. 2, гл. 165, стр. 218).

Так как зло истребляется не сразу, а еще долго пребывает в человеке, обратившемся к Богу, то ему заповедуется (и должна быть свойственна) непрерывная бдительность, трезвение и бодренность без всяких послаблений. По определению преп. Исихия Иерусалимского, “трезвение есть путь всякой добродетели и заповеди Божией.” Трезвение — это постоянная бодренность над самим собою, чтобы не допустить чего греховного по невниманию и не пасть. “Трезвение есть твердое устроение ума и стояние его при сердечной двери” (преп. Исихий Иерусалимский. Наставления, глава 5-я. Добротолюбие, том II; см. его же, гл. 1-я, 3-я, и 6-я и другие). Трезвение противодействует самим началам греха: греховным помыслам и чувствам. Трезвение есть необходимая принадлежность истинного душевного делания, при котором вся видимая и невидимая деятельность христианина совершается по воле Божией, единственно к благоугождению Богу. Трезвение есть причина чистоты сердца, а чрез это и Боговидения, даруемого чистым сердцем.

“Внимай себе, христианине, — пишет прот. Иоанн Сергиев, — чтобы не иссякла в тебе духовная жизнь, духовное мудрование. Размышляй чаще о всем том, что читаешь и поешь или слушаешь в церкви или иногда на дому. Живи жизнью святых, молитвою, их мудрованием, их добродетелями: (их) кротостью, смиренномудрием, незлобием, непощажением и отвержением себя, своего покоя, довольства и наслаждения, ради любви к Богу и к ближнему, — (их) терпением, мужеством, борением, их верою, упованием, любовию. “Да будут чресла твои препоясаны и светильник горящий, и ты подобен человеку чающему господина своего, когда возвратится от брака” (ср. Лк. 12:35-36; прот. И. Сергиев. — Моя жизнь во Христе. СПБ. 1911, стр. 579).

Трезвение приобретается постепенно, долгим временем и трудом; рождается оно преимущественно от внимательного чтения Писаний и молитвы, от навыка наблюдать за собой, бодрствовать, обдумывать каждое предлежащее нам слово и дело, быть внимательным ко всем своим помыслам и ощущениям, наблюдая за собой, чтобы не впасть в грех (1 Петр. 5:8-9; еп. Игнатий Брянчанинов. Соч., т. V, гл. 34. О трезвении, стр. 265-263). Много помогает здесь слышимый в душе голос совести, предупреждающий или указующий на неисправные действия, мысли и чувства.

Необходимо внимать совести в делании добрых дел, и хранить ее в чистоте путем самоиспытания и бдительности (о хранении совести — см. у преп. аввы Дорофея. Поучение 3. “О совести”; а также в книге блаж. старца Никодима Святогорца “Невидимая брань,” ч. II, гл. 8. О хранении и испытании совести). (Самоиспытание и бдительность — делания, относящиеся и трезвению). Христианские подвижники советуют посвящать этому важному делу самонаблюдения и самоиспытания пред судом собственной совести определенное время дня, преимущественно утро и вечер. Об этом самоиспытании и очищении совести покаянием говорится в наставлении каждому христианину, помещенному в Молитвослове в конце вечерних молитв (отходя ко сну, “прежде даже не возляжеши на одре твоем сия вся помыслом и памятью твоею прейди: 1. Благодарение воздаждь Вседержителю Богу, яко дарова).

Указанные здесь нами общие начала подвижничества: борьба (самопротивление и самопринуждение), трезвение и бодренность, как совмещающие в себе самоотвержение и любовь, — можно назвать средоточными или первоначальными, источными началами. Всякое доброе дело ими начинается и ими сопровождается.

Исходя из этих общих начал врачуется и главная болезнь воли — своеволие, непокорность, нетерпение ига Христова. Недуг этот врачуется покорением воле Божией с отвержением своей себялюбивой и всякой другой воли, которые противятся воле Божией (см. “Невидимая брань,” гл. 10. Как обучить волю свою, чтобы она во всех делах своих, внутренних и внешних, как последней цели, искала одного благоугождения Богу).

Воля же Божия открывается в разных видах послушаний, лежащих на каждом человеке.

Первое и главнейшее требование ее есть хранение каждым христианином божественных законов или заповедей по своей должности или званию; затем хранение устава Церкви и установленных Церковью обычаев (праздничных дней, постов и др.), требований порядка гражданского и семейного, в которых посредствуется промыслительно воля Божия. Промыслительная воля Божия о нас является и в обстоятельствах, и в судьбах нашей жизни. В согласии с волей Божией, с рассуждением и советом, должно быть исполнение взятых на себя христианских обетов и правил подвижнической богоугодной жизни — благочестивых занятий, чтения Писания, поста, молитвы, труда всякого и др., которые указаны духовным руководителем или определены самим христианином по совету и углубленному чтению слова Божия, и Писаний св. отцов (еп. Феофан. Что потребно покаявшемуся... стр. 51-92).

Все это — поприща для дел правых, открытые для всех, поприща к упражнению и образованию воли.

Как же практически совершаются эти упражнения и подвиги, укрепляющие волю в добре и какие следует при этом соблюдать общие правила доброделания?

1. “Для этого, — пишет еп. Феофан, — уясни себе всю сумму дел правых (добрых), возможных для тебя, в твоем месте, звании, обстоятельствах, вместе с рассмотрением и того, когда и как, в какой мере и что можно и должно исполнить.

“Уяснивши все, определи общий очерк (добрых) дел и их порядок, чтобы все творимое не было нечаянно, памятуя при том, что этот порядок (творения добрых дол) уместен только вообще, в частности же он может быть изменяем по требованию хода дел. Все твори с рассуждением” (еп. Феофан. Путь ко спасению, стр. 238). Поэтому лучше ежедневно перечислять возможные случаи и возможные дела (в доброделании).

Приобретшие навык доброделания никогда ничего не определяют, а делают всегда то, что Бог пошлет, ибо все от Бога; случаями Он открывает нам Свои определения.

2. Все это пока о добрых делах. Хождение в них делает человека только исправным. Но надо еще стяжать постоянное доброе расположение воли (т. е. добродетели). Чтобы чрез добрые дела востечь и к добродетелям, необходимо напряженно держать дух истинного доброделания, а именно со смирением и страхом Божиим все творить по воле Божией и во славу Божию. Кто делает по самонадеянности, со смелостью до дерзости, в самоугодие или человекоугодие, тот, хотя в трудится в добрых делах, но образует в себе злой дух самоправедности, кичения и фарисейства (там же, стр. 236-237).

3. Содержа дух истинного доброделания, необходимо помнить при этом и основные правила: всегда придерживаться закона постепенности, непрерывности и постоянства, т.е. начинать с меньшего и восходить к высшему и, начав делать, не останавливаться.

Злая воля человека на добрую изменяется постепенно. Надо много работать над собой, чтобы переменить свою природу. В человеке может сразу произойти разрыв с прежней греховной жизнью и возникнуть решимость начать новую, но потом требуется иногда не малое время, чтобы утвердиться в добром устроении, т.к. наклонность и расположенность ко греху долго еще остается в человеке и злая похоть живет в нем. Вот почему в этой борьбе необходимы постепенность и постоянство. На примере преп. Марии Египетской мы видим, что после обращения своего она, по собственному ее призванию, много лет вынуждена была бороться с греховной волей, с сильным влечением возвратиться к прежней греховной жизни, с почти непреодолимыми желаниями “прежних мяса и вина, пока, наконец, спустя целое десятилетие “тихий свет не озарил ее душу,” и она была освобождена от злых искушений и греховных желаний (проф. М. Олесницкий. Нравственное Богословие. Изд. V. Петроград, 1915. §34 и §60). Придерживаясь закона постепенности и непрерывности в доброделании, мы можем избежать смущения от сознания своего несовершенства, заносчивой предприимчивости подвигов выше сил, а также и мысли, что все уже сделал, достиг высшей степени добродетели; степеням же и конца нет.

Целью является — естественность доброделания, когда уже “закон не лежит” бременем.

4. Успешнее всего достигается добродетель у того, кто сподобится жить вместе с добродетельным, а еще успешнее, если будет у него под руководством. “Найди благоговейного и живи с ним и научишься страху Божиему” “Сближайся с праведными и чрез них приблизишься к Богу.” “Обращайся с имеющими смирение и научишься их нравам” (Св. Исаак Сирин). То же можно сказать и о всякой другой добродетели.

5. Хорошо, судя по своему характеру и месту, избрать преимущественно одно доброделание и держаться его неуклонно. Оно будет как канва, по ней и на другие добродетели легче переходить. Надежнее всего — подаяние милостыни и другие виды милосердия, ибо ничто столько не уподобляет человека Богу, как благотворение” (преп. авва Евагрий; сравн. Древний Патерик, гл. 1, §17. Христиан типа “добротворителей” часто можно встретить и теперь среди нашего народа. Это люди широкого христианского доброделания, открытой любви и милосердия, глубокого самоотречения ради общего спасения. Это — подвижные, жизнерадостные, благоухающие люди, — “Филареты милостивые.” Ими всегда расширялись горизонты жизни, освещались темные закоулки человеческого горя, постигалась радость участия в судьбах сирых, обездоленных, страдающих (проф. прот. А. Ветелев. Гомилетика, курс лекций в МДА). Сравн. слово св. Григория Богослова. О любви к бедным. У св. И. Златоуста в беседах о покаянии и к Антиохийскому народу).

6. Надо иметь всегда в виду, что ценность добрых дел зависит от внутреннего построения дел, внутренней их стороны. “Эта внутренняя сторона дел обнимает то, как зарождались первые мысли о делах, как потом доходили они до вожделения, как соприкасались совести, как покорялись или сопротивлялись ей, как и почему происходило решение и каков вообще дух и направление всех дел всей жизни и деятельности. Все это и подобное составляет существо дел. И так как все это невидимо, то Апостол говорит (Рим. 2:16), что в последний день Бог будет судить “тайная человеков,” “сокровенная,” не то, что есть человек совне, но что он есть по внутреннему своему строю” (еп. Феофан. Толкование на первые восемь гл. Рим. 11:16). Вечную жизнь могут иметь только “праведные,” воспитавшие в себе “новое сердце и новый дух.” Добрые дела и должны служить этому. Поэтому при совершении их должны быть соответствующие внутренние расположения, свои внутренний отрой. Например, при делах милосердия — расположение любви, сострадания, милования, сочувствия и т.п.

7. Началом этого “внутреннего строя” доброделания всеми святыми признавался страх Божий, а концом — любовь; в середине строятся все добродетели, одна проистекая из другой (у каждого человека по-разному), — но непременно строятся они на смиренном и сокрушенном покаянии и болезновании о грехах.

“Это, — по выражению еп. Феофана, — соки добродетелей” (еп. Феофан. Путь ко спасению, стр. 238).

Такого рода доброделание, с таким внутренним строем расположений, чувств и мыслей прямо образует волю и напечатлевает в ней добродетели. Но в то же время держит и дух в постоянном напряжении. Как трением возбуждается теплота, так и добрыми делами возгревается усердие. Без них и добрый дух ревности хладеет и испаряется. Этому подвергаются обычно те люди, которые ограничиваются только неделанием зла и неправд. Нет, надобно назначать и избирать добрые дела, активно упражнять волю в доброделании, ибо только таким путем можно воспитать в себе “новое сердце и новый дух”...

Изображение каждой добродетели, ее свойства, делания, степени совершенства, уклонения — есть предмет особых книг и отеческих наставлений. Все это надо познавать посредством чтения (общие указания о стяжании добродетелей см. у преп. аввы Дорофея (Поучение 14-е), в трудах еп. Феофана и в книге блаж. старца Никодима Святогорца “Невидимая брань” — перев. с греч. еп. Феофана, часть 1-я, главы 33-42 (О порядке стяжания добродетелей, что нужно для успеха в стяжании добродетелей, как упражняться в навыке в одной какой добродетели, трудиться с усердием и не избегать случаев к доброделанию. Признаки преуспевания в добродетели). О добродетелях смирения, воздержания, терпения, кротости, нестяжания и других. — см. в книге еп. Петра. Указанные пути ко спасению, §§84-98, а также в творениях свят. Тихона Задонского, преп. аввы Дорофея, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника, в Добротолюбии (особенно т. 2) и мног. друг.).

Образование сердца

Уже во времена древних римлян и греков слово “сердце” означало не только сердце в прямом смысле, как физиологический орган, но также душу, настроение, взгляд, мысль, ум, убеждение. Даже в повседневной жизни нам приходится слышать о том, что сердце “страдает,” “болит” и др. В художественной литературе можно встретить выражения: “сердце тоскует,” “волнуется,” “радуется,” “чувствует” и т. д. Таким образом, люди давно оценили важную роль сердца в жизни человека как органа чувств, притом чрезвычайно тонкого и универсального.

Еще больше о сердце говорится в Священном Писании. Оно, по Священному Писанию, — веселится, скорбит, терзается, волнуется, тревожится, кипит, горит трепетным предчувствием, смущается, негодует, рвется от злобы, в нем гнездятся гнев, прелюбодейная страсть, зависть, надменность, гордость, оно способно к великому чувству упования на Бога, сокрушаться о своих грехах, может быть вместилищем кротости и смирения и др. (Иерем. 15:6; Ис. 66, 14 и Ин. 15:23; Пс. 12:3; Пс. 37:9; Иер. 4:19 и 11:6-11; Пс. 72:21; Лук. 24:32; Ин. 14:1; Притч. 19:30; Деян. 7:54; Еккл. 7:9; Мф. 5:28; Иак. 3:14; Прем. 13:5; Исаия 23:17; Ис. 27:7 и Прем. 3:5; Пс. 33:19; Мф. 11:29 и др.).

Таким образом, сердцу придается значение не только центрального органа чувств, но и важнейшего органа познания и восприятия мира духовного.

(Где сердце? На этот вопрос еп. Феофан в одном из писем отвечает: “Там, где отзывается и чувствуется печаль, радость, гнев и проч., там сердце... Сердце телесное есть мускулистый серчак — мясо, ...но чувствует не мясо, а душа, для чувства, которой мясное (физиологический орган) сердце служит только орудием, как мозг служит орудием для ума” — “Ответы еп. Феофана Затворника на вопросы инока относительно различных деланий монашеской жизни.” Изд. 2-е, Боровичи. 1908, стр. 5).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: