Глава 2. Просвещение и его концепции культуры

Если Возрождение стало истоком размышлений о культуре в философской мысли Нового времени, первым шагом на пути к открытию

культуры, то Просвещение, расцвет которого падает на XVIII в., завершает этот процесс, теоретически оформив данное открытие в более или менее стройную идейную форму. Именно просветительская философия в наибольшей степени заслуживает названия классики, от которой отталкивались затем все последующие философские направления. Вплоть до сегодняшнего дня каждое из них не может обойтись без собственной оценки просветительского наследия, без уяснения своей связи с ним.

Как никакая другая эпоха, Просвещение выразило «дух» Нового времени, его основные ценности и установки. С него начинается «эпоха модерна» (современная эпоха), как бы ни трактовать смысл этого понятия. Даже модный ныне постмодернизм не стал той последней чертой, за которой заканчивается влияние просветительской мысли.

Вместе с тем — и это следует отметить особо — Просвещение не отличалось большой оригинальностью своих идей. Деятели Просвещения многое заимствовали у своих предшественников — метафизиков XVII в. (Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. Лейбниц) и английских сенсуалистов (Дж. Локк). Как писал Э. Кассирер в предисловии к своей «Философии Просвещения», «со стороны своего содержания эпоха Просвещения осталась — в гораздо большей мере, чем это было осознано ею самой, — зависимой от предшествующих столетий. В этом отношении эпоха просветителей была только продолжением унаследованного от тех столетий: она куда больше упорядочила и отобрала, доразвила и дообъяснила, чем в действительности открыла и обосновала собственно оригинальные мыслительные мотивы. И все же, несмотря на всю эту содержательную зависимость и материальную связанность, Просвещение создало совершенно новую и своеобразную форму философской мысли»[23].

Главный пафос просветителей — не в создании новых метафизических систем, а в критике своего времени, отмеченного, как они считали, несовершенством политических институтов, в первую очередь государства, и общественных порядков (неравенство, социальная несправедливость), невежеством низов и моральной распущенностью верхов. Философия в их представлении — не возвышающаяся над жизнью и науками область отвлеченного знания, а способ постановки, обсуждения и решения самых насущных жизненных проблем, среди которых наиболее важные — проблемы социального развития и морального воспитания. Предложенная ими программа социального реформирования общества базировалась на двух основных для просветительского

---------------------------------

сознания идеях «прогресса» и «разума». «Просвещение, — пишут историки западной философии Д. Реале и Д. Антисери, — формируется на почве различных традиций не в виде теоретической системы, а, скорее, в форме идеологического движения, носящего в каждой отдельной стране специфический характер, но с общей основой: верой в человеческий разум, призванной обеспечить прогресс человечества, избавление от тупиков и нелепостей традиций, освобождение от оков невежества, суеверий, мифов, угнетения»[24].

Разработанная просветителями «идея прогресса», понимаемая как идея «бесконечного совершенствования человеческого рода», при всем несовершенстве существующего мира стала для них источником веры в лучшее будущее, гарантией разделяемого ими исторического оптимизма. Вольтер говорил: «Однажды все станет лучше — вот наша надежда». С выдвижением «идеи прогресса» на первый план главный интерес просветителей перемещается в область человеческой истории, или «философии истории», как называл ее Вольтер, предметом для которой, по его мнению, должна стать «история человеческого разума, а не подробный разбор мелких фактов, почти всегда искаженных»[25]. Интерес историка состоит в том, чтобы показать, «по каким путям и ступеням происходило движение от варварской грубости тех времен к цивилизованности нашего времени»[26]. Если в области естествознания Вольтер — всего лишь ученик Ньютона, популяризатор его идей, то в области истории он — оригинальный и самостоятельный мыслитель, прокладывающий новый путь в развитии философского знания. После Вольтера философия уже не мыслит себя вне истории, а сама историческая наука (как до того математика) становится для нее исходным методическим образцом.

В центре внимания просветительской историографии — не отдельная личность, не хаотическое нагромождение и случайное сцепление исторических фактов и событий, а исторически меняющийся «дух народов» или «дух эпох» — то, что можно назвать также национальной культурой, включающей в себя коллективные формы народной жизни, результаты их совместных деяний, общественные институты, обычаи и нравы. Правда, термин «культура» в литературе английского и французского Просвещения отсутствует, его заменяет термин «цивилизация». Как считает французский лингвист Э. Бенвенист, слово «цивилизация» берет свое начало от «civilite» (благовоспитан-

-------------------------------------------

ность) и буквально означает воспитанное, развитое, облагороженное общество. «С современной жизнью человека в обществе, — пишет он, — повсюду в мире обнаружились ступени постепенного перехода, открылся медленный и непрерывный процесс воспитания и облагораживания, чего статическое понятие civilite (благовоспитанность) уже не могло больше выражать и что нужно было определить словом civilisation, передающим одновременно и смысл и непрерывность процесса. Это было и оптимистическим, порывающим с теологией пониманием его эволюции, которое начинало утверждаться, иногда без ведома тех, кто его провозглашал, и несмотря на то, что некоторые, прежде всего Мирабо, считали еще религию главным фактором "цивилизации"»[27]. Как самостоятельное понятие культура обретет право на существование лишь в литературе немецкого Просвещения, чему дальше будет дано необходимое объяснение.

Термин «цивилизация» в составе воззрений французских просветителей достаточно ясно говорит о главном предмете их интереса. Их прежде всего волнует современное им общество с его противоречиями и конфликтами, с его разительными контрастами между роскошью и нищетой, сильными и слабыми, богатством и бедностью. «Идея прогресса» для них — не предмет умозрительных философско-исторических построений, а способ решения насущных социально-политических проблем времени. Их взгляд на историю предельно социоцентричен, сейчас бы сказали — политизирован, продиктован исключительно интересами переустройства общества. Сама история понимается ими как политическая история по преимуществу, как переход человека от «естественного состояния» к цивилизации, основным признаком которой как раз и является существование государства.

Просветители — не столько апологеты существующей цивилизации, сколько ее критики. Они отчетливо осознают, что в большинстве цивилизованных стран мира народы находятся под властью тиранических режимов, пагубно сказывающихся на их физическом и моральном состоянии. Существование государства с этой точки зрения само по себе еще не есть благо. Оно часто управляется людьми, подверженными ошибкам и заблуждениям, действующими под влиянием порочных страстей и наклонностей — жажды власти, желания славы, корыстолюбия и пр. В полную противоположность со своим предназначением государство становится орудием возвышения и обогащения немногих за счет всех. Искажение сущности государства развращает как правителей, так и подданных, является причиной пороч-

-----------------------------------------------

ности всех его учреждений и институтов. Такое государство оказывается в противоречии с интересами своих граждан и подлежит поэтому радикальному «исправлению». Идеал «совершенного государства» для просветителей — своеобразная политическая теодицея общественного развития, смысл и цель всего исторического движения.

Решению этой задачи и служит человеческий разум. Благодаря разуму индивид способен сознавать свой истинный интерес, согласовывать его с интересами других. Рост сознательности, «разумности» человека, достигаемый средствами «просвещения», — центральный пункт предложенной просветителями программы его общественного воспитания как «гражданина государства». Только разум способен вывести человека из противоречий существующей цивилизации, в которые он попал по собственному «неразумию», по причине недостаточного развития своего разума. Вера в освободительную миссию разума, несущего человеку избавление от суеверий и предрассудков прошлого, от ложных авторитетов и пагубных страстей, от несправедливости и беззакония, — вот что роднит просветителей во всех странах.

Чем же является разум, взявший на себя такую миссию? Прежде всего он не должен быть разумом метафизическим — как его понимали философы XVII в. Разделяя с ними веру в разум, просветители трактуют его в духе сенсуалистической философии Дж. Локка — не как вместилище «вечных истин», «врожденных идей», имеющих божественное происхождение, а как обобщение того, что дано в чувственном опыте, имеет опытное происхождение. В разуме нет ничего, что до того не было бы в опыте. Опыт — единственный источник наших идей, и ничто за его пределами не может претендовать на звание истины. Такой разум критичен по отношению ко всему, что базируется на авторитете и традиции. « Человека нельзя свести только к разуму, но все, что имеет к нему отношение, можно исследовать с помощью разума: основы познания, этику, политические институты и структуры, философские системы, религиозные верования»[28]. Просветительский разум — разум не мета-Физика, а физика, ученого-натуралиста, осуществляющего с помощью наблюдения и эксперимента исследование природы: образцом ему служила механика И. Ньютона. Направленный на человека, он также должен руководствоваться опытом и наблюдением — однако уже не физической, а «человеческой природы». Но чем же является эта «природа»?

Вопрос о последней решался просветителями постановкой следующего «мысленного эксперимента»: индивид помещался (разумеет-

----------------------------------------

ся, только в воображении) в ситуацию, лишенную всех видимых признаков цивилизации — государства, разделения труда, торговли и денег, искусств и наук, социальных различий и пр. В подобной ситуации, получившей название «естественного состояния», ему не оставалось ничего иного, как вести себя соответственно своей «природе», руководствоваться ее повелениями и требованиями. Но и в этом воображаемом состоянии индивид, по констатации просветителей, ведет себя так, как если бы оставался современным бюргером, заботящимся о своей личной безопасности и материальном благополучии. Меняются только декорации и костюмы: лавочник и владелец мастерской предстают в облике «охотника» и «рыболова».

Впоследствии К. Маркс иронизировал над «лишенными фантазии выдумками XVIII века», изображавшего только что появившегося на свет «буржуа» в качестве «естественного человека». «Пророкам XVIII века... этот индивид XVIII века — продукт, с одной стороны, разложения феодальных общественных форм, а с другой — развития новых производительных сил, начавшегося с XVI века, — представляется идеалом, существование которого относится к прошлому; он представляется им не результатом истории, а ее исходным пунктом, ибо он признается у них индивидом, соответствующим природе, признается не чем-то возникающим в ходе истории, а чем-то данным самой природой. Эта иллюзия была до сих пор свойственна каждой эпохе»[29]. В «индивиде, соответствующем природе», за которым, как считал Маркс, скрывается буржуазный индивид XVIII в., просветители и искали основание справедливого общественного устройства.

Сами просветители не были склонны трактовать этого индивида как эгоистическое существо, враждебно и недоброжелательно относящееся к себе подобным. В отличие от философов XVII в. (Т. Гоббса, например), усматривавших в «естественном состоянии» дух вражды и соперничества, что служило для них доводом в пользу существования абсолютной монархии, просветители делают упор на изначальной общительности людей, их прирожденной благожелательности и естественном благоразумии, побуждающих их объединяться друг с другом, вступать между собой в «общественный договор» относительно желательных для них форм совместной жизни. Почему же тогда с приходом цивилизации большинство людей утрачивают свою свободу, оказываются в состоянии нищеты и бесправия? Причина тому в незнании или забвении ими своей «природы». Порочность существующих институтов держится на суевериях, предрассудках людей, закрывающих им

--------------------------------------

путь к осознанию своих «естественных прав», заставляющих их руководствоваться в своих действиях и поступках ложно понятым интересом. Невежество — «мать всех пороков», главная причина зла, царящего в обществе. Оно превращает человека в раба собственных страстей, в эгоиста, себялюбца, антисоциальное существо. «Хотя, — по словам П. Гольбаха, — все человеческие страсти естественны... тем не менее человек должен руководствоваться в своих страстях разумом. Без разума любовь к самому себе, личный интерес, стремление к счастью часто являются лишь слепыми побуждениями, следствия которых вредно отражаются и на нас самих, и на других людях; когда любовь к самому себе разумна, она ведет к добродетели; когда же... душа лишена способности судить о предмете своей страсти и о тех следствиях, к которым она может привести, любовь к самому себе становится пороком»[30]. Опираясь на собственный разум, человек может достигнуть не только истинного познания общества, но и его рационального, соответствующего человеческой природе устройства.

Но какова цель самого разума? Ответ на этот вопрос, данный Просвещением, укладывается в формулу: «цель разума — счастье человека». «Все наши учреждения, наши размышления и познания имеют своей целью только доставить нам то счастье, к которому нас заставляет стремиться наша собственная природа»[31]. Природа наделила человека страстями и влечениями, истинный смысл которых — стремление к собственному благополучию. Жажда счастья столь же естественна для человека, сколь естественно в своем осуществлении любое природное явление. «Природа... пожелала, чтобы каждый индивид дорожил собственным существованием... Все человеческие страсти естественны, и целью всех движений человеческого сердца является самосохранение и благополучие»[32].

Что угодно природе, угодно и разуму. Разум призван содействовать осуществлению цели природы в отношении человека, т.е. его счастью. Такова точка зрения эвдемонизма — учения о счастье как высшем предназначении человека. Все созданное человеком оправданно с этой точки зрения в той мере, в какой служит этому предназначению. «Одним словом, искусство (здесь все виды человеческой деятельности. — Авт.) — это та же природа, действующая с помощью созданных ею орудий»[33]. Разумность человека оказывается в результате... пустым тож-

------------------------------------------------

деством, равенством природы с самой собой. И в качестве разумного существа человек остается таким, каким сделала его природа, только осознавшим, что именно она хочет от него. Он культурен в меру своей разумности и разумен в меру соответствия своему природному предназначению. По сравнению с природой культура предстает тем самым не как особый вид бытия, а лишь как звено в общей цепи природной эволюции, пусть и венчающее ее собой. В равной мере и «науки о духе» не образуют отличную от естественных наук по методу и предмету область познания. По характеристике Кассирера, «только в XVIII веке естественнонаучное движение в полной мере обрело полноту своего распространения и воздействия на все области духовной жизни. Теперь оно выходит далеко за пределы академического круга и научных сообществ; из предмета чисто научных интересов естествознание становится одним из важнейших и насущнейших устремлений всей культуры. Теперь в движении участвуют не одни лишь ученые-естествоиспытатели, не только математики и физики, но также мыслители, от которых ожидают новой ориентации во всей сфере наук о духе. Обновление этих наук, более глубокое проникновение в дух законов, в дух общества, политики и даже поэзии представляется невозможным, если постоянно не опираться в этих попытках на великий образец наук о природе»[34]. Такой подход принято называть натуралистическим. Усматривая в культуре «ту же природу», он не позволяет различать их ни в жизни, ни в познании. Потому и философия культуры не получает здесь еще значения самостоятельной философской дисциплины.

Хотя французские просветители отличают историческое познание от метафизического, история для них — предмет все же не теоретического, а эмпирического знания. Несмотря на то что термин «философия истории» уже введен в научный оборот (Вольтером), дистанция между историческим и теоретическим (логическим) здесь еще весьма велика. На уровне теории просветители теряют историю, сводят ее к общим законам, подобным тем, что действуют в природе. Эмпирически очевидное различие между природой и историей оборачивается на уровне теории той же природной необходимостью, порождением естественной связи причин и следствий. Впоследствии это дало повод романтикам обвинить просветителей в принципиальном антиисторизме.

Вообще история для просветителей — предмет не умозрительных и спекулятивных философских построений, а политическая история и одновременно история наук, искусств, ремесел, подлежащая описанию и систематизации. Сама по себе она свидетельствует о несомнен-

--------------------------------------

ном прогрессе в развитии разума, «свет» от которого, постепенно распространяясь в обществе, способен наконец разогнать «тьму» Средневековья. Свою миссию просветители видят в систематическом изложении основных результатов этой истории и их популяризации в обществе. Этой цели должна была служить созданная под руководством Д. Дидро и Ж. Д'Аламбера многотомная «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел» — наиболее грандиозный литературный памятник того времени. Философской метафизике энциклопедисты противопоставили картину реальных достижений современной им культуры, их систематический обзор, который, как они думали, позволит людям освободиться от ошибок и заблуждений прошлых времен — прежде всего от иллюзий «позитивной религии» и метафизических мечтаний.

Об отношении просветителей к предшествующей им метафизике мы уже знаем. Что касается религии, то именно просветители явились родоначальниками атеистического мировоззрения, хотя их атеизм не столь радикален, каким он станет позже. Он примет у них первоначально форму деизма, который, по словам Маркса, «есть не более, как удобный и легкий способ отделаться от религии»[35]. Просветители отрицают не Бога как первопричину и творца мира, а представление о вмешательстве его в земные дела человека, отстаиваемое Церковью и «позитивными религиями». Знаменитый призыв Вольтера «Раздавите гадину», по его собственному разъяснению, был направлен не против Бога, а против Церкви, не против веры, а против суеверий, препятствующих свободному и рациональному мышлению. Но и эта оговорка будет отвергнута следующим поколением просветителей, которое в лице энциклопедистов прямо объявит войну религии в ее притязании на значимость и истину[36]. «Позитивные религии», по мнению просветителей, должны быть заменены «религией разума», т.е. светской, рациональной, естественной религиозностью.

Идеалом человека для просветителей является индивид, мыслящий рационально, действующий в соответствии со своим разумом. Даже в искусстве он — рационалист, подчиняющий свое творчество строгим правилам и законам, избегающий украшательства и вычурности, сочетающий красоту с пользой. Эталоном такого творчества являлось для просветителей искусство античной Греции с его строгостью пропорций, гармоничностью форм, близостью к природе и идеальным чувством меры. Произведение искусства должно являть собой единство формы и со-

--------------------------------

держания, во всем соответствовать классическому (античному) канону с его единообразием композиционных приемов и четкой продуманностью средств выражения. Красота произведения — в его завершенности, законченности, когда, как говорится, ни прибавить, ни убавить. Признаком художественного совершенства является максимально исчерпывающее воплощение авторского замысла, благодаря чему автор как бы умирает в своем произведении, растворяется в нем без остатка. Подобное понимание взаимоотношения автора и его произведения как раз и будет оспорено романтиками. Просвещение создало в искусстве особый стиль — неоклассицизм, пришедший на смену барокко и рококо. Такое искусство можно назвать рационалистическим, и оно, действительно, предполагает наличие общего образца (слово «классицизм» от лат. classicus — образцовый), вполне поддающегося теоретической рационализации. Недаром художественная практика классицизма породила обширную теоретическую литературу относительно правил, законов и норм художественного творчества.

Но если разум — синоним гармонии, подобной той, что царит в природе, то только следование ему является гарантией нравственного здоровья и морального совершенства человека. Все разумное — естественно и потому нравственно. Морально то, что естественно, а быть естественным, соответствовать своей природе может только разумный человек. Причиной зла в обществе является неправильное воспитание человека, основанное не на его разумном согласии с природой, а на ложных учениях, слепом подчинении традициям и авторитетам, стремлении к праздности и роскоши, безмерной любви к чувственным наслаждениям и бездумным развлечениям. Тому немало способствуют те, кто, представляя науку и искусство, берут на себя роль воспитателей человеческого рода.

То, что науки и искусства могут принести человеку не только пользу, но и вред, что они способны оказывать на него развращающее воздействие, было впервые заявлено Ж.Ж. Руссо, занимающим среди просветителей особое место. Уже в первом сочинении — «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов?» — Руссо дал отрицательный ответ на этот вопрос. Сын часовщика из Женевы — в то время маленького провинциального города, он, переехав в Париж, не мог свыкнуться с роскошью наблюдаемой им аристократической жизни, с нравами столичного бомонда, с показным блеском театральных зрелищ и художественных салонов. Всему этому в качестве нравственного образца он противопоставил простую и скромную жизнь на лоне природы, еще не испорченной цивилизацией. Современная культура — особенно в лице науки — враг природы и всего того, что

есть в человеке естественного, душевного, нравственно прекрасного. Отвлеченный и сухой рационализм вообще противопоказан человеческой натуре. Не абстрактное мышление, а чувства и страсти, то, что зовется «жизнью сердца» (а не только ума), — главное в человеке (Руссо потому и считают основоположником сентиментализма как литературного направления). В своем трактате Руссо обвиняет науку в том, что она равнодушна к различию между добром и злом, способна служить человеческим порокам и дурным побуждениям. Науки зародились из человеческих недостатков — высокомерия, суеверия, честолюбия, скупости, жажды власти, пустого любопытства и пр. Столь же порочным и ложным является искусство — порождение цивилизации. «Науки и искусства... обязаны своим происхождением нашим порокам: мы бы меньше сомневались в их достоинствах, если бы своим происхождением обязаны они были нашим добродетелям»[37]. Природа, создавшая человека, нравственна, цивилизация, сформировавшая его современный облик, безнравственна. Поэтому «естественный человек», живущий пусть и в невежестве, но в согласии с природой, доверяющий более своим инстинктам и чувствам, чем далекому от жизни разуму, и есть тот образец морали, на который должен равняться современный человек. Все, что было дорого энциклопедистам, в чем они усматривали единственный источник прогресса и веры в лучшее будущее, Руссо осудил и заклеймил как главных развратителей человеческого рода. Неудивительно поэтому, что Руссо в итоге порвал с энциклопедистами, а в своем знаменитом «Письме Д'Аламберу о зрелищах» выступил против просветительской пропаганды искусства, и в частности театра. Впрочем, отношение Руссо к культуре мы изложим более подробно чуть ниже, когда будем освещать полемику с ним Канта.

Натуралистический рационализм французских просветителей нашел своеобразное продолжение в философии немецкого Просвещения, наиболее известными представителями которого были А. Баумгартен, заложивший основы философской эстетики, понимаемой как «наука о чувственном познании», Г. Лессинг — драматург, писатель, автор замечательных работ по философии искусства («Гамбургская драматургия», «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии») и религии, И. Гердер, изложение взглядов которого дается ниже. Именно в немецком Просвещении человеческая история стала трактоваться не как «история цивилизации», т.е. не как политическая и социальная история, а как «история духа», или как «история культуры». Во многом это объясняется экономической и политической отсталостью Германии в XVIII в. по

---------------------------------

сравнению с Англией и Францией, делавшей невозможной сколько-нибудь серьезную политическую борьбу с феодализмом и абсолютизмом. Немецких мыслителей волнуют в первую очередь вопросы не политического устройства общества, а духовного развития человека. Их взгляды на историю антропоцентричны. Отсюда их пристрастие к термину «культура», который трактуется ими как образование (нем. — Bildung) индивида, как его интеллектуальное и моральное развитие. Если французские просветители видят свою задачу в том, чтобы «просветить» человека относительно уже существующей в нем природы, то немецкие философы считают, что эта «природа» еще должна быть создана, «образована» в индивиде. Человек не просто познает, но создает свою «природу», а процесс ее создания (или образования) и есть культура. Внимание здесь целиком переключается в область истории, в которой ищут ответ на вопрос о том, в чем состоит эта «природа» и как она формируется в процессе духовного развития.

Принято считать, что слово «культура» в качестве самостоятельного понятия было впервые употреблено немецким правоведом С. Пуфендорфом (1632—1694). Он называл культурой общественное состояние, противоположное естественному (что англичане и французы назовут цивилизацией). Культура для него — все то, что существует благодаря человеку и его деятельности. Словосочетание «история культуры» впервые использовано немецким лингвистом И. Аделунгом в названии его книги «Опыт истории культуры человеческого рода» (1782). Этим термином он обозначил историю материальных и духовных достижений человечества в противоположность политической истории династических правлений и войн. Однако в наиболее разработанном виде идея культуры предстала в творчестве выдающегося представителя позднего немецкого Просвещения И.Г. Гердера (1744— 1803), предпринявшего попытку создать систематическую философию истории, какой не было у французов.

В своих «Идеях к философии истории человечества» Гердер пытается соединить историческое описание развития человеческого рода (до того времени считавшееся делом сугубо эмпирическим) с рационально-философским постижением его причин и следствий. В «Предисловии» к своей книге он пишет: «Уже в ранние годы... не раз приходила мне мысль: коль скоро обо всем, что есть на свете, трактует особая философия и наука, почему бы и не быть такой философии и такой науке, которые трактовали бы то, что прежде всего нас касается, — историю человечества, всю историю человечества в целом?»[38]

----------------------------------------

Суть предложенного Гердером подхода к объяснению человеческой истории состоит в обнаружении в ней «разумного основания» — закономерной связи и последовательности исторических явлений и событий. «Разум» мыслится им не только как познавательная — субъективная — способность человека, но и как объективный порядок вещей, самой действительности — природной и исторической, — придающий ей единство и целостность. Этот сверхиндивидуальный («божественный») разум есть та универсальная, спонтанная и активная сила, которая проявляется в любой частице действительного мира, придавая ему характер «мировой гармонии». Истоком такого понимания стала рационалистическая метафизика Лейбница, провозгласившая разумное единство природного и человеческого миров, наличие в нем «предустановленной гармонии».

Гердеровский философско-исторический рационализм также исходит из признания Бога в качестве разумной основы природы и истории. Бог в понимании Гердера — это та «мудрость», с какой устроена Вселенная, продуманность и согласованность всех составных частей мироздания. «Бог природы» и «Бог истории» — один и тот же, хотя проявляется по-разному на низшей и высшей ступенях развития мирового целого. Внутренний «естественный» порядок, который человек с изумлением открывает в природе, царит и в истории, а его обнаружение составляет главную задачу философии истории.

«Родовая жизнь» человечества состоит, по Гердеру, в том, что каждый отдельный индивид тысячами нитей связан с другими людьми, зависит от них. Эта связь обнаруживается в процессе его образования и воспитания, которые становятся возможными благодаря «подражанию» и «упражнению», т.е. через усвоение традиции. Данный процесс, представляющий собой как бы «второе рождение человека», и есть культура. «...Воспитание человеческого рода, — пишет Гердер, — это процесс и генетический, и органический; процесс генетический — благодаря передаче традиции, процесс органический — благодаря усвоению и применению переданного. Мы можем как угодно назвать этот генезис человека во втором смысле, мы можем назвать его культурой, т.е. возделыванием почвы, а можем вспомнить образ света и назвать просвещением, тогда цепь культуры и просвещения протянется до самых краев земли... Различие между народами просвещенными и непросвещенными, культурными и некультурными — не качественное, а только количественное»[39].

---------------------------------------------

Благодаря культуре человек не исключается из природы, а образует ее высшее и заключительное звено. Именно в культуре дает о себе знать тот «мировой порядок», который пронизывает собой все мироздание. А целью развития самой культуры является счастье каждого человека — то, что Гердер называет «духом гуманности». «Исследовать дух гуманности — вот подлинная задача человеческой философии... она являет себя и в общении людей, и в государственных делах, и в науках, и в искусствах»[40].

Гердеровский рационализм в объяснении истории культуры порывает с эмпиризмом французской историографии, но вместе с тем доводит до логического конца свойственный всему Просвещению исторический натурализм. Суть его — в отождествлении природной и исторической закономерности. Люди могут допускать в своих действиях и поступках какие угодно ошибки и отклонения, но царящая в природе «мудрость» все равно приведет их к желаемой цели. Ответственность за судьбу человека Гердер перекладывает с самого человека на природу, которая и берет на себя главную заботу о нем, оставляя на его долю лишь неукоснительное исполнение ее требований. В результате «история культуры» оказывается частью, продолжением «естественной истории».

Несомненной заслугой Гердера, из-за чего его иногда причисляют к школе немецких романтиков, является сформулированная им идея особых и целостных культурных миров, отличающих один народ от другого. Для Гердера, предвосхитившего более поздние научные открытия, культуры не делятся на высшие и низшие, не соотносятся друг с другом в каком-то иерархическом порядке, а как бы обладают равной исторической значимостью и ценностью. Существующие между ними отношения преемственности не означают вытеснения старых культур новыми, а лишь способствуют общему движению человечества к состоянию счастья и гуманности. Каждая из культур как бы вкладывает в это движение свою лепту, оправдывая тем самым свое право на существование. Можно считать, что Гердер впервые более или менее отчетливо сформулировал понятие национальной культуры, отметив одновременно, что в каждой из них следует различать культуру образованных слоев общества — «ученую культуру», включающую в себя науку, искусство, образование и просвещение, и «народную культуру», где главную роль играет религия. Их нельзя отождествлять и бесполезно, даже вредно, пытаться заменить народную (или традиционную) культуру ученой (к чему призывали французские про-

-----------------------------------------

светители), поскольку именно первая с ее повышенной религиозностью не только лежит в основании последней, но и является наиболее существенным элементом (первоэлементом) любой культуры.

В целом Просвещение — это не только начальный этап формирования философской мысли о культуре, но и качественно новый по сравнению с прошлым типом культурной практики. Хотя просветители и думали, что лишь продолжили в новых условиях традицию греческой и римской Античности, освободив ее от мистического налета Средневековья, на деле они восприняли и распространили на познание истории, общества и человека ту линию рационализма, которая сформировалась в науке XVII столетия. Наука в глазах просветителей — главный позитивный результат предшествующей культурной истории. Именно отсюда берет начало философия позитивизма, которая в лице одного из своих основоположников, О. Конта, в качестве последней стадии мирового развития провозгласит научную, или позитивную, стадию. Абсолютизация роли науки и разума в процессе исторического развития станет наиболее отличительным признаком философии Просвещения во всех ее последующих оценках, хотя сами эти оценки не всегда и не во всем будут однозначными.

По словам авторов «Диалектики Просвещения» М. Хоркхаймера и Т. Адорно, «программой Просвещения было расколдовывание мира. Оно стремилось разрушить мифы и свергнуть воображение посредством знания»[41]. Рационализация природного и человеческого мира посредством научного знания, его освобождение от власти демонов, духов и богов («расколдовывание мира»), его превращение в объект господства и эксплуатации со стороны человека благодаря сделанным им научным открытиям и техническим изобретениям — вот что, по их мнению, отличает Просвещение от всех других культурных эпох. Просвещение означает в конечном счете подчинение природы власти людей, превращение всего в объект науки (объективацию наличного мира), возвышение и власть над миром субъективного начала. Ставя знание на место мифа, Просвещение утверждает в качестве идеала культуры рационально-технический, или технике-инструментальный, тип мышления и поведения людей. Именно здесь, по мнению авторов «Диалектики Просвещения», заложена причина последующего превращения Просвещения в «культурную индустрию», служащую не развитию свободного духа и индивидуальности, а «обману масс», т.е. предлагающую им в качестве культуры то, что культурой вовсе не является.

----------------------------------------------

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: