Сделай Сам Свою Работу на 5

Штутгарт, 26 августа 1919 года





Мы вчера говорили о том, каким образом должен проходить первый урок. Само собой разумеется, что я не могу подробно охарактеризовать каждый отдельный шаг. Но все же я хотел бы так представить ход занятий, чтобы вы смогли что-нибудь извлечь из этого для практики.

Вы помните первый шаг: ребенок осознает, зачем он приходит в школу, затем он осознает свои руки. После этого мы переходим к рисованию и даже к живописи, причем последнее может стать инструментом для развития как чувства прекрасного, так и чувства посредственного. Подобная же задача, как вы помните, ставится и перед музыкой.

Теперь проследим ход последующих занятий. Я предполагаю, что в течение некоторого времени вы продолжали упражнения по рисованию и живописи. Вообще, рисование является необходимой основой для обучения письму. Верная методика в некотором роде выводит письмо из рисования. Следующее методическое требование состоит в том, чтобы чтение напечатанного текста выводилось из чтения написанного. Итак, мы попытаемся от рисования найти переход к письму, от письма – к чтению написанного текста и от него – к чтению текста напечатанного.



Предположим, что ребенок уже достиг определенного уровня и его рука владеет округлыми и прямолинейными формами. Вначале попытайтесь указать ему на существование букв. Мы начали со слова "Fisch" и буквы "F", порядок при этом безразличен. Вы не обязаны продвигаться в алфавитном порядке, я делаю это сейчас только в качестве образца. Посмотрим, до чего мы дойдем в развитии чтения и письма, опираясь на силы вашей собственной свободной образной фантазии. Я прежде всего сказал бы ребенку: «Ты знаешь, что такое ванна –"Bad" – и сразу, же промежуточное замечание: очень, очень многое зависит от "рациональной хитрости" учителя. Потому очень полезно взять именно слово "Ваd", чтобы ребенок, когда он находится в школе, вспомнил о ванне, о мытье, вообще о чистоплотности. Хорошо упоминать о подобных вещах походя, намеком, не давая явных характеристик и без нравоучений. Нужно подыскивать свои примеры, чтобы вынуждать ребенка при этом думать о чем-то таком, что может способствовать укреплению его нравственно-эстетических позиций. Затем вы говорите: «Смотри, когда взрослые хотят записать это, они пишут так: «ВАD". Это образ того, что ты произносишь, говоря "ВAD"». Теперь я велю некоторым школьникам просто списать это, чтобы каждый раз дело доходило до кончиков пальцев, чтобы дети воспринимали предмет не только, путем созерцания, но всем своим существом. Потом я говорю: «Посмотри, как ты начинаешь произносить "Вас!". Выяс­ним для себя начало: "В"». Ребенка следует подвести от целого слова к выдыханию начального звука, как я показал это для слова "Fisch". И теперь нужно объяснить: "Как "ВАD" – это знак для слова "ванна", так "В" – это знак для начала слова "ВАD"».



Потом я обращаю внимание детей на то, что такое начало имеется и в других словах. Я говорю: "Когда ты говоришь "том" (ВАND), то ты начинаешь точно так же; когда ты говоришь "пучок" (ВUND), пучок волос, который некоторые женщины носят на голове, то ты начинаешь точно так же. Ты, возможно, уже видел в зоопарке медведя: и тут ты начинаешь точно таким же выдохом". Таким способом я пытаюсь перейти вместе с ребенком от целого слова к его началу, к простому звуку и соответственно к букве, постоянно выделяя из слова начальную букву.

Теперь речь пойдет о том, как саму начальную букву осмысленно вывести из рисунка. Вы сможете хорошо справиться с этим, если просто призовете на помощь свою фантазию и скажете себе: «Люди, наблюдавшие зверей, имена которых начинаются на "В", таких, как бобр (Вibег), медведь (Ваг) и им подобные, рисовали спину зверя, задние лапы, на которых они сидит, и передние лапы, поднятые вверх; они рисовали зверя, встающего на задние лапы, и рисунок постепенно перешел в букву "В"». Одно такое слово для каждой буквы вы найдете всегда – задействуйте только свою фантазию и не бойтесь погрешить против истории культуры, которая к тому же не полна.



 

Рисунок 4

 

 

Итак, начальная буква в виде рисунка, животного, растения или внешнего предмета.

Исторически дело обстоит так, что если вы вернетесь к древнейшим формам египетского письма, которое было еще рисуночным письмом, то вы повсюду найдете в буквах подражание вещам. И лишь на переходе от египетской культуры к финикийской завершилось то, что можно назвать развитием из картинки знака, обозначающего звук. Нужно, чтобы ребенок повторил этот переход. Разберемся с ним хотя бы теоретически, для собственной информации.

В начальные времена развития письма в Египте дело обстояло так, что все, требующее записи, записывалось просто рисуночным письмом. Письмо рисовали; правда, приходилось учиться делать рисунок по возможности простым. Если переписчик рисуночного письма допускал ошибку, если искажалось священное слово, его приговаривали к смерти. В Древнем Египте к вещам, связанным с письмом, относились очень и очень серьезно. Письмо тогда являлось образом. Затем на передний план культуры выступили финикийцы, ориентированные более на внешний мир. Финикийцы сохраняли исходный рисунок для слова и переносили его на звук. Вот пример, годный и для египетского языка – египетский язык ведь для нас не самоцель, – который легче всего воспроизвести в нашем языке. Египтянам было ясно, что звук "М" можно обозначить линией верхней губы. Поэтому знак для звука "М" они вывели из изображения верхней губы. Из этого знака произошла та буква, с которой мы начинаем слово "рот" (Мund), и любое другое слово с таким же началом. Таким путем– отнесением рисунка только к началу слова – рисуночное пословное письмо превратилось в пись­мо буквенное.

Рисунок 5

 

Этот исторический принцип мы прекрасно можем применить в преподавании, и мы его применим. Это значит, что мы попытаемся от рисунка перейти к букве. От рыбы с ее двумя плавниками мы перешли к букве "F", от танцующего, стоящего на задних лапах медведя – к букве "В", от линии верхней губы –- к слову "Мund" и букве "М". Опираясь на свою фантазию, попробуем проложить для ребенка путь от рисования к письму. Я уже сказал, что вам не нужно заниматься историей письменности и там отыскивать необхо­димые примеры. Потому что то, что вы там найдете, послужит вам гораздо меньше, чем то, что вы найдете посредством своей собственной душевной деятельности, своей собственной фантазии. Культурно-историческое изучение письма настолько иссушит вас, что это отразится на вашем воздействии на класс. Урок пройдет гораздо живее, если вы сами придумаете нечто вроде "В" из медведя. Самостоятельное открытие вольет в преподавание куда больше сил и свежести, чем все культурно-исторические экскурсы. В жизни и обучении всегда так. Вы должны спросить себя: «Что важнее, отыскать и старательно ввести в преподавание некий культурно-исторический, с трудом найденный факт или с воодушевлением преподать ребенку сделанное вами открытие?» Перенеся на букву форму какого-нибудь зверя или растения, которую вы сами нашли, вы испытаете пусть тихую, но радость. И эта радость будет жить и в вашем питомце.

Затем вы переносите внимание ребенка с начала на середину слова. Вы говорите: "Она растет под открытым небом в горах, осенью с нее собирают урожай, и из него делают вино. Это виноградная лоза (Rebе). Взрослые пишут: «RЕВЕ». Произнеси это слово "Rеbе" очень медленно и вслушайся. Не правда ли, в середине тут тот же самый звук, что и в начале слова "Ваr". Пишут большими буквами, чтобы ребенок ориентировался по сходству зрительных образов. Ребенок узнает, что то, с чем он познакомился по началу слова, можно найти и в середине. Атомизация целого продолжается.

Вы видите центральный мотив: когда мы хотим достичь живого обучения в противоположность мертвому, мы все время должны исходить из целого. Как в арифметике мы исходим из суммы, а не из слагаемых и расчленяем сумму, так и здесь мы переходим от целого к частному. Это дает большое преимущество для воспитания и преподавания, потому Что мы добиваемся, чтобы ребенок вошел в мир с действительно живым отношением; ведь мир есть целое, и ребенок сохраняет постоянную связь с живым целым, если мы продвигаемся вперед так, как я это наметил. Не упустите этого шанса, выводите отдельные буквы из рисунков. Но обратите внимание на то, чтобы выводить из изображения внешних предметов только согласные, но не гласные. При объяснении гласных всегда исходите) из того, что они передают внутреннее состояние человека и его отношение к внешнему миру. Если вы, к примеру, попытаетесь, пре­подать ребенку букву «А», вы можете сказать ему: "Представь себе солнце ранним утром. Кто-нибудь из вас может вспомнить, как он встречал восход солнца?" Быть может, тот или иной ребенок вспомнит об этом. Если никто не вспомнит, то детям нужно немного помочь. Вспомнить, как ты стоял у окна, очень красивый восход и твой возглас: "Ах!" Пусть в междометии зазвучит чувство, пусть из чувства родится резонанс, звучащий в гласной. А затем: «Когда ты стоял у окна и сказал "Ах!", то словно из твоей души родились и засияли, образуя угол, солнечные лучи. То, что рождается у тебя в душе, когда ты смотришь на восход солнца, изливается из тебя (см. рисунок 6) и проявляется в "А".

Рисунок 6 Рисунок 7

 

Но изливается не полностью, нечто от этого ты задерживаешь (см. рисунок 7)». Попытайтесь как-нибудь облечь в форму рисунка то, что заложено в гласных. Вы получите рисунки, которые покажут вам в изобразительной форме, как возникли знаки для гласных. Речь примитивных культур, и нынешних примитивных культур, небогата гласными. Языки примитивных культур очень богаты согласными. Они построены так, чтобы выразить в согласных многое такое, о чем мы и не подозреваем. Они иногда прямо щелкают, в них есть всякие утонченные средства для выражения сложных согласных. И в проме­жутке тихо звучит гласный. У африканских народностей вы найдете согласные, которые звучат так, будто щелкают кнутом, а гласные, напротив, звучат у них тихо. Европейские путешественники пытаются примериться, но все равно произносят гораздо больше гласных, чем нужно.

Таким образом, мы всегда можем вывести гласные из рисования. Опишите ребенку – апеллируя к его чувству – следующую ситуацию: "Представь себе, к тебе подходит твой брат или твоя сестра. Они что-то говорят, а ты их не сразу понимаешь. И вдруг начинаешь понимать. Как ты выражаешь это?" Снова найдется ребенок, или дети с вашей помощью придут к тому, что один скажет: "И-и-и". В указывании на то, что было понято, заложено изображение звука «И» (I). В первом приближении оно выражено уже в жесте указания. Эвритмический образ яснее. Простая черта становится буквой «1». Внизу она должна быть толще, а вверху тоньше. Мы же рисуем только ровную черту и выражаем утончение маленьким значком сверху. Так из дыхания можно извлечь все гласные.

 

Таким способом вы прежде всего научите ребенка своего рода рисуночному письму. Не стесняйтесь призывать на помощь известные представления, в которых к тому же ощущается нечто, действительно жившее в развитии культуры. Например, вы: "Посмотри-ка на верхнюю часть дома! Что это? Крыша (Dach)! D!" Но тогда "О" пришлось бы рисовать так: ..... Это неудобно, поэтому люди переставили букву «О». Такие представления заложены в письме, и вы вполне можете их использовать.

Рисунок 8 Рисунок 9

 

Люди не захотели писать так сложно, они захотели еще упростить письмо. Поэтому из «D» – который, собственно, должен бы был быть таким: ....– получилось "d". Таким способом вы вполне можете вывести существующие формы букв из таких фигур, которым вы научили ребенка на рисовании. И вы, всегда оговаривая переход от формы к форме, никогда не обучая чисто абстрактно, будете продвигать ребенка вперед, пока он не найдет подлинного перехода от формы, появившейся из рисунка, к форме, которую имеет сегодняшняя письменная буква.

Такие вещи уже отмечены отдельными, хотя и очень немногими, людьми. Некоторые педагоги уже обращали внимание на то, что письмо следует выводить из рисования. Но они поступали иначе. Они брали окончательные формы – то есть они исходили не из знака сидящего или танцующего медведя, но из "В", какова она сейчас, – раскладывали их на отдельные линии: I Л – и таким образом вели ребенка от рисования к письму. Они делали абстрактным образом то, что мы пытаемся сделать конкретно. Так что некоторые педагоги верно подметили практическое значение выведения письма из рисования. Но они были слишком сильно привязаны к отжившему в культуре, чтобы с полной ясностью подойти к живому.

Я хотел бы при этом предостеречь вас от заблуждения приписывать различным устремлениям современности те или иные из наших намерений. Вы всегда увидите, что намерение исходило не из очень больших глубин. Человечество постоянно тянет, к таким вещам. Но оно не сможет их воплотить, прежде чем не примет в культуру духовную науку.

Итак, пользуясь органичной методикой письма и чтения, отталкиваясь от чтения написанного, мы принимаем во внимание человека и его отношение к окружающему миру.

Преподавание неотделимо – и мы не должны упускать это из виду – от известной тоски по свободе. И заметьте, как эта свобода вливается в наше обсуждение подго
овки занятий. .Поэтому я обращаю ваше внимание на то, чтобы вы не теряли своей свободы и не выясняли бы бесконечно, как возникло письмо на переходе от египетской к финикийской культуре. Вы должны стремиться к тому, чтобы развивать свои собственные душевные способности. Что и как при этом может быть сделано, вполне зависит от учителя. Не каждый будет пользоваться танцующим медведем; кто-нибудь, возможно, найдет что-то гораздо лучшее. Результат достигается разными путями. Но каждый выкладывается сам. При этом его свобода полностью сохраняется. Чем больше учителя будут стремиться сохранить в этом отношении свою свободу, тем больше они смогут вложить в занятия своей души, что почти полностью утрачено в последнее время. В этом вы можете убедиться на примере одного явления.

Довольно давно – младшие среди вас этого, возможно, уже не застали, но старшим это испортило много крови – в духовной области стремились осуществить нечто, подобное знаменитому немецкому имперскому соусу в области материальной. Вы помните, что для всех трактиров, которые не рассчитывали на особенное посещение иностранцев, должен был приготовляться единый соус, или подливка. Это называли «немецким имперским соусом». Тогда всё хотели привести к единству. Точно так же и правописание, орфографию хотели привести к единству. В отношении к этому предмету есть люди совершенно своеобразного образа мыслей. Можно изучить этот образ мыслей на конкретных примерах. В немецкой духовной жизни известен пример очень нежного отношения между Новалисом и одной особой женского пола. Это отношение потому так прекрасно, что Новалис, когда упомянутая особа умерла, все еще совершенно осознанно не расставался с ней. И когда она уже была в духовном мире, он говорил с ней, внутреннемедитативным душевным усилием следуя за ней сквозь смерть. Эта связь относится к самым прекрасным интимным вещам, которые дарит нам история немецкой литературы. Теперь имеется глубокомысленное, с соответствующей точки зрения очень интересное, строго филологическое сочинение одного немецкого ученого об отношении между Новалисом и его возлюбленной. Там все представлено "в правильном свете"; оказалось возможным доказать, что эта особа женского пола умерла раньше, чем научилась писать орфографически правильно. Она допускала в своих письмах орфографические ошибки! Короче, образ этой женщины показан подлинно обывательским образом – но все в соответствии со строгой научностью. Метод этой науки так хорош, что каждый, кто пишет диссертацию, следуя этому методу, заслуживает высшей оценки! Я только хотел бы указать на то, что люди уже забыли, – ведь и Гёте никогда не умел писать орфографически правильно, он в действительности всю свою жизнь делал ошибки, особенно в молодости. Но, несмотря на это, он мог подняться до гётевского величия! Зато лица, бывшие с ним в переписке, значившие для него очень много, – о, если бы с их писем снять факсимиле, то они вышли бы из рук школьного учителя испещренными одним красным карандашом! Они получили бы самую неблагоприятную оценку.

Все это связано с элементом глубокой несвободы в нашей жизни. Он не должен бы был проникать в преподавание. Но несколько десятилетий назад несвобода была так сильна, что наиболее рассудительные представители учительства воспринимали ее как подлинно досадную. Должна была быть разработана единая немецкая орфография, знаменитая орфография Путткаммера. Это означает, что государство не только осуществляет право надзора, не только осуществляет управление, но и в законодательном порядке устанавливает орфографию. Оно и тут поспело! Из-за этой орфографии Путткаммера мы, в сущности, потеряли многого такого, что могло бы еще и сегодня привлечь наше внимание к определенным тонкостям немецкого языка. Из-за того, что люди читают сегодня абстрактную писанину, для них теряется многое из того, что раньше могло жить в немецком языке; для так называемого письменного литературного языка это потеряно.

Очень важно сохранить правильный настрой в отношении к таким вещам. Само собой, и в орфографии нельзя дойти до дикости, но можно по крайней мере знать о двух полюсах. Если бы люди, после того как они научились писать, могли записать то, что они слышат в другом человеке или в самих себе, то они писали бы совершенно различно. У них была бы совершенно различная орфография, весьма индивидуализированная. Это было бы исключительно интересно, но и затрудняло бы общение. С другой стороны, налицо, что в человеческом общежитии мы развиваем не только нашу индивидуальность, но также и социальные стремления и чувства. Многое из того, что могло бы обнаружиться в нашей индивидуальности, просто затирается тем, что мы должны развивать в себе ради общежития. Но мы должны чувствовать такие вещи и поступать в соответствующих случаях, только имея на то веские социальные причины. Поэтому, когда вы вводите обучение письму в русло занятий орфографией, вы должны исходить из комплекса совершенно определенных чувств. Вы будете снова и снова обращать внимание ребенка на то –: я уже упоминал об этом с другой точки зрения, – что он должен уважать взрослых, что он врастает в уже готовую жизнь, которой он должен быть принят, и что поэтому он должен принимать во внимание то, что там уже есть. С этой точки зрения следует попытаться ввести ребенка в то, что такое орфография. Параллельно с занятиями орфографией следует развивать в детях чувство почтения, уважения к тому, что установлено старшими. И нужно обучать орфографии не по каким-либо абстрактным причинам: что орфография, мол, снизошла с высот для одних божественного, для других путткаммеровского абсолюта. Вы должны развить в ребенке чувство: раз взрослые, которых нужно уважать, пишут так, то нужно равняться на них. Во всяком случае, это допускает известную вариативность в правописании. В правописании ребенок включается во взрослый мир. И с этим следует считаться. Совсем не нужно стремиться к абсолютному: "верно – неверно" – достаточно только пробудить чувство: "так пишут взрослые", то есть и здесь опираться на живой авторитет.

Это я имел в виду, когда говорил, что переход от ребенка в возрасте до выпадения молочных зубов к ребенку в возрасте до половой зрелости – это переход от подражания к авторитету. То, что я при этом имел в виду, следует во всех частностях проводить совершенно конкретно, не дрессируя ребенка для выработки чувства авторитета, а действуя так, что чувство авторитета возникает само, то есть действуя на занятиях орфографией так, чтобы все орфографическое написание опиралось бы на так называемый авторитет.

 

 

Лекция ШЕСТАЯ

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.