Клирос в храме Петра и Павла

Матушка искала регента, который мог бы проводить вечерние службы. Первым таким регентом стала немолодая, но опытная И.М. Пение с ней было разным, из-за отсутствия спевок и подготовок к службе, пели мы не складно, что меня очень огорчало. Я скучала по нормальному пению, чистым аккордам, к которым привыкла. Школа Кустовского не давала себя забыть.

В один день с И.М. у нас появился и бас. После первой же службы в нашем храме И.М. позвала меня в храм Архангела Михаила, петь раннюю литургию, где она регентовала в отсутствие регента левого хора. Я с радостью согласилась, поскольку мне было интересно попеть в таком старинном и большом храме, который стал моим первым храмом, куда мы ходили, после возвращения из Германии.

Это был первый день в моей жизни, когда я пела две литургии подряд. Раннюю литургию петь было тяжело. Говорят, это потому, что голос в такое время еще «спит». Но все равно петь в таком храме было мне приятно.

На тот момент состав нашего хора был таков: я и К. пели альтом, матушка и некоторые из ее детей сопрано, одна дочка пела тенором, был бас В. Регент И.М. пела недостающим голосом. Вечерние службы протекали в минимальном составе. Иногда приходила опытная певчая Т., поддержать на отсутствующей партии.

Не знаю, имеет ли право певчая быть недовольна регентом, но это все же субъективный фактор, с кем-то нравится петь больше, с кем-то меньше. Я всячески смиряла все свое недовольство, хотя очень часто приходила расстроенная после служб, не было этого чувства радости, что послужила Господу. Как-то все у нас было скомкано и спонтанно. Я успокаивала себя, что мы только начали петь вместе, о чем еще можно говорить. Споемся со временем.

Бывали службы, после которых я плакала от расстройства, от беспомощности, что сама не могу ничего изменить. Хотя ангелы скажут вам, что это от гордости. Да, это так. Некая скрытая гордость сидит в человеке, когда он думает, что почему-то должен был сделать все идеально, можно подумать, у него есть на это предпосылки. Иоанн Кронштадский пишет: «Кто стыдится и краснеет за свое несовершенство, тот стыдится призрака, представляющегося ему в его собственном воображении, тот горд мнимыми своими совершенствами».

Все что мне было бы позволительно делать, это наматывать на ус ошибки, которые я вижу и в будущем не допускать их самой, если Господь сподобит стать регентом и получить власть что-то решать в порядке службы.

У меня началось какое-то «горе от ума». Нас многому научили на курсах, нас научили идеальному, как должно быть и я хотела видеть эту идеальную картину на службах, но, конечно, ее быть не могло при сложившихся обстоятельствах: новый храм, новый неспетый коллектив с разными знаниями, непостоянный регент, который служит уже столько времени, что чужой временный хор он может воспринимать для себя только как временное явление в жизни, на которое не стоит тратить много сил. Я по своей «молодости» на певческом фронте и неопытности видела все по иному. Но как, возможно, изменится эта картина в моих глазах через лет, скажем, десять.

Надо было очень держать себя, не позволять лукавому овладеть моим сознанием, так можно дойти и до прелести. Я молилась, чтобы Господь не дал мне так критично относится ко всему, что вижу на клиросе, понимать немощи человеческие и все покрывать любовью. Это было нелегко. Я старалась быть просто благодарной Богу, что я вот здесь стою на ангельском месте, имею право петь, что я наконец нужна, я пою одна на партии, у меня море возможностей для практики, в конце концов храм, где пою, находится в 10 минутах ходьбы от дома. Сколько благости! Что ты еще требуешь, о душе?

Я думала, Господи, почему же не получается петь с людьми, с которыми хочется петь, к примеру, с выпускницами певческих курсов, с преподавателем В., с другими людьми этой же Кустовской школы. И находила ответ, – это нужно для смирения. Не ищи рая на земле, детка. Там, даст Бог, споемся. А здесь на земле задача – начать строить небесный клирос внутри себя. А с людьми, с которыми итак хорошо и благоговейно поется, он считай уже построен, а наслаждаться пока рано. Ты нужна там, где надо еще бороться и воевать, в первую очередь с собой, со своими немощами. Надо закладывать фундамент там, где еще все сыро. И зачем мы на самом деле в этой жизни были поставлены на определенное место, окончательно станет известно только потом. А пока надо стараться со смирением принимать волю Божию.

И.М. не задержалась у нас надолго. Появилась новая молодая регент М., с пятилетним опытом, и, к моей радости, со школой Кустовского. М. училась у него на певческих курсах, а регенство осваивала в другом месте.

Подумать только, я поначалу отнеслась к ней очень ревностно. Меня не покидала вредная мысль, что я могла бы тоже регентовать. Ну куда тебе, смиряла, себя я, ты еще совсем младенец в этом деле, молоко на губах не отсохло. Только от лукавого могла прийти в голову эта дерзкая мысль. Один раз провела по милости Божией кусочек службы, и думаешь, что вот так все просто. Мне эта мысль самой была очень противна, ведь объективно я понимала, что мне еще рано, что я завалю кучу служб. Я каялась в этом своем безобразии. В итоге мы с М. очень подружились и мне стало смешно, что меня посещали такие мысли.

Первая служба под руководством М. прошла мне просто на радость. Это было то самое, почему я так скучала. Она будто собрала нас всех и звучали мы отлично, подобно тому, как на любимых курсах.

Чуть позже у нас появился еще один мужчина, очень музыкальный, умеющий петь любую партию. Такой для клироса бывает находкой, поскольку его диапазон позволял петь и теноровую партию, а мужской тенор в смешанном хоре – это редкость. Певчий Д. в свое время начал учиться на регента (кстати у Кустовского), но по личным обстоятельствам не смог продолжить учебу.

Странное и противное я в себе обнаружила качество – мое первое восприятие новых людей на клиросе негативное. От этого мне очень правда противно. Полагаю, это из серии искушений, но нет я сваливать на искушение это не буду, просто я его (искушение) видимо не выдерживаю, раз обнаруживаю внутри себя такой негатив. Тогда нужно взять себя в руки, вспомнить про любовь, которую Господь питает ко всем нам, и в частности к тебе, т.е. ко мне, Его страдания и постараться найти в себе хоть каплю подобной любви по отношению к ближнему. Тогда я начинаю себе напоминать про это, стараюсь полюбить нового человека, ну если не полюбить, то хотя бы избавится от подозрительно-негативного отношения. Ведь у нас общая задача – едиными усты и единым сердцем петь Богу, помогать людям молиться. Этого не достигнуть без любви.

Мой негатив к Д. быстро прошел слава Богу.

Я полагала, что раз он такой музыкально образованный, умеет прекрасно задать тон и немного учился на регента, то в случае чего (опоздания регента на службу и т.п.) именно он возьмет теперь руководство, но не я, как случалось уже. Как же я была удивлена, когда в одно такое воскресное утро, когда к началу службы матушки не было, а были только я, Д. и бас, именно Д. утвердительно-вопросительно сказал мне «ты ведь регентуешь» тем самым показав, что он за это дело браться не будет и я провела великую ектению (при этом Д. пел партию сопрано), после чего уже подошла матушка. Хотя я честно не знаю, если бы руководство взял он, смог бы он что-то показать руками, а не только задать тон. Может, по этой причине он уступил мне.

Через несколько служб, проведенных М., у нас появилась еще одна регент Н., приглашенная на вечерние службы. Она и М. делили службы между собой, в зависимости от того, кто когда может. Н. была опытнее М. и первую службу с ней мы спели прекрасно, особенно прекрасно были проведены стихиры, что я даже не удержалась от комплимента в ее адрес. И потом надо же заводить дружбу и хорошие отношения с любым регентом. Впоследствии то ли она немного расслабилась, то ли мы уже привыкли, но ошибки стали чаще. У нас с М. было предположение, что Н. не испытывает личного удовольствия петь с нами и управлять нами, поскольку она любила поставить сразу для пения ноты с листа, что мы бывало не всегда могли спеть, а она удивлялась и говорила, что привыкла, что певчие сразу все поют в хорах, с которыми ей приходилось работать.

Но службы с ней мне нравились тем, что она старалась брать разные песнопения. Я потихоньку приносила интересные и любимые ноты песнопений, которые я привыкла петь ранее в храме в Московской области, и она ставила эти ноты, тем самым наш репертуар постепенно увеличивался. С другой стороны, службы с ней лично для меня были более стрессовыми по той же причине, ведь я пела одна на партии, а опыта было маловато еще в одиночном пении и я переживала, что не смогу спеть то или иное произведение. Вечерние службы мы практически всегда пели квартетом с той разницей, что певчие на партиях менялись, т.е. это не был всегда квартет из одних и тех же лиц. Иногда приходила вечерами петь еще одна опытная женщина, которая оказалась мамой Н.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: