Вл. И. Немировичу-Данченко 9 глава

Утешаю себя мыслью, что те добрые отношения, которые установились между Вашей семьей и нами, еще более укрепятся памятью о милом Антоне Павловиче.

Моя мать просит меня передать Вам свое почтение.

Преданный, уважающий и душевно любящий Вас

К. Алексеев

3/VII 904

Из письма к М. П. Лилиной

4 июля 1904

С дороги в Контрексевиль

...Едем благополучно, так как у мамани пока все слава богу. Она стала бодрее, спала хорошо. О докторе, который едет с нами полуинкогнито, она и слышать не хочет...

Чехов не выходит из головы. Какую мерзость и пошлость написало "Русское слово" 3 июля¹.

Жара ужасная, на солнце 40R. Пыль невозможная...

Дай весточку о себе в Контрексевиль. Отдыхай, поправляйся и не ворчи на судьбу. Грешно. Бывает хуже. Поцелуй Ольгу Леонардовну и скажи, как грустно мне было уезжать. Будущность театра представляется мне в самых темно-черных красках. Это не было заметно, но авторитет Чехова охранял театр от многого.

Ну, будь здорова. Не позволяй Кире слишком много и скоро ездить на велосипеде, а Игорьку одному у реки спускать лодку...

P. S. Вот еще вопрос, на который ответь поскорей. Маманя собиралась предложить Ольге Леонардовне большую любимовскую дачу на остаток лета. Ответь поскорей, согласна она на это или нет. А также спроси Ольгу Леонардовну, получила ли она мое письмо, которое я оставил в Бресте с просьбой передать ей при ее проезде... ².

Из письма к М. П. Лилиной

7 июля 1904

Контрексевиль, Франция

...Вот я и приехал. Путешествие было скучно, но все-таки лучше, чем я предполагал. Как только отъехали от Москвы, маманя стала успокаиваться и скоро пришла в благодушное состояние. Началась нежность и соболезнование по поводу того, что я тебя оставил и ломаю свой отдых. В Бресте она переволновалась из-за опоздания блюда и начала ворчать, как дома. Удалось ее уговорить, так как она еще слушалась; но с этого момента пошли капризы больной, и бедной Лидии Егоровне доставалось немало¹. Я же поражался ее терпению. Капризы мамани объяснялись тем, что она начинала поправляться. Так мы доехали до Варшавы, оставляя за собой целый хвост писем и телеграмм, разбрасываемых по дороге. Она почти все время писала, вынимая свое дорожное перо, вывинтив его. Перо брызгалось, разливало чернила. Потом требовала лимона, оттирали, отчищали, и она мыла руки в стакане, не признавая рукомойников. Все, что ей говорили, она не принимала и все делала наоборот.

До Берлина ехали спокойно. В Берлине шумная, нелепо русская встреча С. с маманей удивила смиренных немцев и очень смешила Ю. И. Гужона, который ехал с нами. В Берлине переехали в обыкновенный вагон, не спальный, и я очутился с маманей и Лидией Егоровной в одном купе. Тут на одной из станций она увидала, что я разговаривал с доктором, который ехал с нами пока инкогнито. Она разразилась слезами и упреками...

В Кельне пришлось высаживаться и ждать 2--3 часа. Против станции в ресторане мы обедали, и там повторилась та же сцена с пером, но мы ни слова не противоречили ей. Садясь в вагон, она запыхалась, и мы испугались было за сердцебиение, но все обошлось благополучно...

В Париже решили не останавливаться и ехать прямо в Контрексевиль. Переждали часа два в кафе, напротив железной дороги. Маманя все время писала письма. В 10 1/2 часов выехали в Контрексевиль и в 4 1/2 приехали. Тут я почувствовал, что часть обузы свалилась с меня. Маманя, приехав в Контрексевиль, пошла метаться по улицам, ища квартиры. Я хотел было помочь ей в поисках квартиры, но ничего не мог с ней поделать. Она добродушно делает все наоборот. Я понял, что ужиться с ней невозможно, и нанял себе чудесную комнату в великолепной гостинице около парка. Маманя непременно хотела поместиться в городе, на самой пыли и духоте. Она устроилась в какой-то нищенской конуре и очень счастлива. Удивительный чудак! Здесь она чувствует себя, по-видимому, хорошо, очень горда, что ее все помнят, и знакомит меня со всеми гарсонами, телеграфистками и пр. По приезде я великолепно вымылся и вечером сидел со всей компанией в кафе. Маманя допустила даже к столу ненавистного ей доктора. Он понимает, что с ней ничего не поделаешь, и просит отпустить его. Завтра он уезжает.

Сегодня проснулся в 6 1/2 часов утра, пил воды, гулял. Все хорошо устроено, но очень мало тени. Пожалуй, даже уютно. Просто, и потому лучше, чем в Виши...

Беспрестанно преследует одна мысль -- это Чехов. Я не думал, что я так привязался к нему и что это будет для меня такая брешь в жизни. Получила ли Ольга Леонардовна мое письмо с дороги? Мария Павловна тоже? Должно быть, на днях его привезут в Москву, и я все думаю, как это произойдет. Приехал ли Владимир Иванович? Немного тревожусь, что от тебя нет известий. Напиши мне все подробно, а потом уж не утомляй себя письмами -- пиши коротенькие...

200*. О. Л. Книппер-Чеховой

Т_е_л_е_г_р_а_м_м_а

10 июля 1904

Контрексевиль

Мысленно присутствуем на горестном акте погребения нашего дорогого Антона Павловича. Молимся богу за него и чтобы бог облегчил ваши страдания и поддержал бы мать, сестру, братьев и друзей.

Елизавета и Константин Алексеевы¹

Из письма к М. П. Лилиной

11 июля 1904

Контрексевиль

...К тому времени, как ты получишь это письмо, я уже кончу пить воды, а то перепьешь. Останутся ванны, но едва ли это так важно. Думаю вернуться к 23-му, 25-му. Здесь скучно очень, но спокойно. Газет стараюсь не читать и о войне на время забыть.

Бедный Антон Павлович не выходит из головы. Перечитываю его рассказы и еще больше люблю и ценю его. Меня взволновал вчера Правдин¹, который находится здесь. Он прочел в газетах, что похороны взял на себя Гольцев². Значим мы опять прозевали и не приняли никакого участия в похоронах. Это обидно и непростительно. Надо подумать поставить памятник Антону Павловичу за счет театра. Из телеграммы твоей понял, что ты была на похоронах, -- вероятно, была огромная толпа.

Маманя начала поправляться и интересоваться жизнью других, читает, но писем своих не покидает. Доктор, сопровождавший нас, уехал вчера.

Я встаю в 6 1/2 утра (это не описка) и в 11 ночи уже сплю (это тоже не описка)... После обеда читаю, пишу письма и свою книгу ³. Около 9 часов иду в парк, гуляю с маманей ила иду в кафе. Раз был в театре. Недурная труппа и милый актер.

О похоронах Чехова не знаю ничего. Не знаю также, куда писать Ольге Леонардовне.

Мне придется ради электрического освещения пробыть денек в Париже ⁴. Странно! Прежде я был бы этому рад, а теперь... Должно быть, состарился. С грустью думаю о нашем театре. Недолго ему осталось жить. Представить себе жизнь без него еще не могу. Может быть, война взбодрит немного общество и удержит в нас нашу разрушительную силу. Обидно, что все хорошее так скоро погибает или вянет. Напиши при случае, пишет Владимир Иванович Немирович пьесу или нет. Иду на почту посылать письмо и потом проведать маманю...

202*. О. Л. Книппер-Чеховой

13 июля 1904

Контрексевиль

Милая и дорогая Ольга Леонардовна!

Вместо того чтоб излагать Вам поручения сестры, прилагаю при сем ее письмо. Я знаю, что оно написано со слезами, и потому чувства постороннего человека в настоящую, острую минуту вашего страдания -- не оскорбят его. Кто знает, может быть, и Вы поплачете над письмом, и эти слезы на минутку принесут Вам облегчение.

Хочется писать Вам каждый день, но удерживаюсь, так как издали трудно понять, в каком Вы состоянии, как переносите горе и насколько уместны будут мои письма. К тому же я ничего не знаю о том, что происходило и теперь происходит в Москве, так как не имею никаких известий и тщетно ищу здесь русские газеты. Очень тороплюсь выехать из этой французской глуши, так как здесь, в одиночестве, труднее привыкнуть к нашему горю. Хочется говорить и быть с теми, кто его переживает, но здесь, кроме курортных кукол, никого не встретишь. К счастью, я захватил с собою два тома рассказов милого Антона Павловича, и в настоящую минуту его книги -- мои лучшие друзья. Перечитываю их по второму разу и между строками угадываю то, что может быть понятно только тем, кто близко видел этого человека, самого лучшего из всех людей. Где-то Вы теперь и когда-то я увижу Вас? Потянет ли Вас в Ялту или, напротив, Вам будет там слишком тяжело? Перемените ли Вы свою московскую квартиру или, напротив, Вам захочется жить в ней?

Моя мать, слава богу, успокаивается и начинает поправляться. Скоро можно будет оставить ее здесь и спешить в Москву. Там получу ответы на все вопросы. Дай бог только встретить Вас такой, какой я ожидаю увидеть Вас. Крепкой, убежденной в том, что Вы скрасили последние дни жизни тому, кто больше всех нуждался в красоте. Самоотверженно отдав ему кусочек своей жизни, Вы удержали его на несколько лет дольше между нами, и за это мы должны быть благодарны Вам.

Душевно преданный Вам и любящий Вас

К. Алексеев

Contrexêville

13/26 904

Из письма к М. П. Лилиной

15 июля 1904

Контрексевиль

...Я рвусь уехать отсюда и, если бы не чувствовал пользу от ванн, не усидел бы, тем более что сейчас я не нужен мамане. Она наладила свою жизнь и, кажется, довольна. Сегодня я прозевал деревенскую мистерию "Жанна д'Арк". Это нечто вроде Обераммергау¹. Прочел объявление в 11 часов утра, когда надо было уезжать. Ни одного извозчика уже не было, а на автомобиле ехать не захотел -- ты бы забранила.

Читаю Чехова, много думаю о нем, пишу свои записки. Плакал, читая в газете описание похорон, и очень взволновался за Ольгу Леонардовну, особенно после того как и ты подтвердила ее плохой вид. Уж не надорвалась ли она? Страшно и за нее и за театр. Едва ли она будет в состоянии играть, да притом в пьесах Чехова. Вот уж истинно: одна беда не ходит. Посыпались шишки на наш театр.

19 июля думаю выехать в Париж, побуду там полтора дня, чтобы посмотреть некоторые новости по электрическому освещению, и, без остановки, в Москву.

Ох, какая здесь тоска, особенно последние четыре дня, пока была свежая и дождливая погода! Теперь мне и Любимовка кажется милой и ее обитатели -- ангелами. Ну, прощай...

204*. Вл. И. Немировичу-Данченко

Середина июля 1904

Контрексевиль

Дорогой Владимир Иванович!

Одна беда не ходит -- и на нас, как на бедного Макара, посыпались шишки.

1) Мы потеряли двух драматургов¹,

2) Саввушку ²,

3) полезную актрису³,

4) думаю -- временно, до зарезу необходимую актрису (говорю про Ольгу Леонардовну, которой понадобится много времени, чтоб поправиться) ⁴.

5) Репертуара никакого.

6) Вы не успеете написать пьесы.

7) Жена хворает и не поправляется.

8) Качалов смотрит в лес⁵.

9) Вишневский пожинает лавры в Ессентуках и совсем отобьется от рук в художественном отношении.

10) Война и влияние ее на предстоящий сезон.

11) Все пьесы (Ярцева, Чирикова) идут в Петербурге у Комиссаржевской, и нам не будет с чем ехать гастролировать.

12) Каждую минуту можно ждать, что у нас заберут актеров на войну.

13) Я сам потерял в себя веру как в актера, а скверное здоровье убедило меня в необходимости добровольно стать во вторые ряды...⁶.

В ответ на все эти минусы есть один только плюс. Дружная работа тех, кто любит и понимает дело. Нас немного. Тем более мы должны забыть все личное, борьбу из-за первенства и другие мелкие, унижающие нас страстишки и сделать невозможное, чтоб спасать сезон и дело ⁷.

Если это не будет сделано, -- мы существуем последний год.

Мне рисуется картина сезона так:

Метерлинк (может быть некоторый художественный успех, материальный -- средний) --

15 спектаклей по 1300 рублей 20 000

Найденов и Ярцев (так как очень сомневаюсь, что Чирикова разрешат ⁸) --

15 спектаклей по 1300 рублей 20 000

Миниатюры, чувствую, не пойдут опять, а если и пойдут, то для утренников и с учениками ⁹--

15 утренников по 900 рублей 14 000

В Чирикова не верю, пока не будет цензурованного экземпляра.

"Вишневый сад" (может быть, благодаря смерти Чехова поймут наконец пьесу) --

15 спектаклей по 1300 рублей 20 000

"Дядя Ваня" (тоже, по случаю смерти Антона Павловича) --

10 спектаклей по 1500 рублей 15 000

"Три сестры" (по той же причине) --

5 спектаклей по 1300 рублей 7000

"Чайка" (возобновленная, с великолепными новыми декорациями) --

15 спектаклей по 1500 рублей 23 000

"На дне" --

5 спектаклей по 1300 рублей 7000

"Бёрник" ¹⁰ --

5 спектаклей по 1200 рублей 6000

"Федор", говорят, запрещен¹¹.

"Потонувший колокол" -- нет актеров.

Остальное продано или снято с репертуара.

Итого, кладя широко --

100 спектаклей на 132 000

Всех спектаклей (кажется) 180, а бюджет 210, 220 000...

Нужно 80 спектаклей -- на 78 000, т. е. три пьесы, или, если разрешат Чирикова, то две.

Чириков, ничтожный в художественном отношении, может оказаться доходным --

20 спектаклей по 1300 -- 26 000

"Иванов" -- ставить необходимо, или мы его потеряем навсегда. Не считаю его доходным, но при хорошей постановке, каковая может удаться ¹²

25 спектаклей по 1300 -- 33 000

? какая-то пьеса, очень интересная.

Будь это Ваша -- сезон был бы готов (в горьковскую не верю, как бы он ее ни переписывал ¹³).

Такой пьесы на 35 спектаклей найти нельзя.

Пусть будет пьеса ? на 15 спектаклей по 1300 рублей -- 20000.

Тогда сезон покроется материально.

Что же это за пьеса?

Первое место отвожу -- "Свыше наших сил" (Бьернсона), если можно провести в цензуре.

Второе место -- "Призраки" Ибсена.

Третье место -- "Отец" Стриндберга, так как очень уж будут много говорить о смелости и дерзости автора¹⁴.

Четвертое место -- "Месяц в деревне", потому что нет сил набрать мотивы и поставить ее так, как бы хотелось.

Про "Росмера" молчу, так как до сих пор пьесы не понимаю ¹⁵.

Работа ужасная -- и почти невозможная. Тем не менее сделать ее надо, в три, четыре руки.

Метерлинк -- новая нотка в литературном отношении.

Миниатюры -- тоже новость в смысле формы.

Найденов и Ярцев -- легкий компромисс, который потонет в другом репертуаре. Чириков (?) -- тоже¹⁶.

"Иванов" и "Чайка" наш долг по отношению к Чехову.

Бьернсон, Ибсен, Стриндберг -- старая, но почтенная нота. Для солидности.

Я провел лето, как всегда, очень скверно, а смерть Чехова совсем пришибла меня, путешествие же доконало. Слышал, что и Вы недовольны отдыхом.

Меня тревожит то, в чем никто из нас не виноват... чего никак нельзя уже поправить. В похоронах и другой инициативе по увековечению памяти Чехова наш театр остался в стороне. Тем не менее на будущее время надо что-нибудь придумать. Hе говоря о каком-то ряде спектаклей Чехова (назову их Чеховской неделей), не говоря о специальном спектакле Чехова (забыл сказать об этом самом важном выше), составленном из миниатюр и его водевилей, например "Калхас" (не игран), "Юбилей", "Свадьба", "О вреде табака"... и проч. Не говоря обо всем этом, надо что-то придумать: либо премию за хорошую пьесу, либо стипендию куда-то...

Еще меня волнует следующее: Чехов, Немирович, Горький -- дают нам свои пьесы для Москвы и Петербурга. Почему же молодежь, вроде Ярцева и Чирикова, которая гораздо более нуждается в нашем театре, уступает нам пьесу только для Москвы? Это невыгодно и даже невозможно, так как таким образом мы сами себе преграждаем дорогу в Петербург. Комиссаржевская, в довершение всего, скрадет нашу постановку, и наша роль будет очень благородная, но... глупая. Все это говорю, несмотря на отвращение к монополии.

Об этом я писал Вам и приводил смысл моего письма к Бравичу ¹⁷. Это было в середине июля.

Еще волнуюсь о Качалове. Знаю, что ему надо больше работы, но знаю также, что его требования не соответствуют его здоровью.

Он играет: 1) в "Непрошенной", 2) "Иванове", 3) Найденова и 4) Ярцева, 5) в "Росмерсхольме" или у Стриндберга. Не много ли?

После "Иванова" наступит полный разрыв с Ниной Николаевной, так как роль Сарры ее любимая¹⁸. Что же делать? Надо подумать и о заместителе -- может быть, Лось?

Из миниатюр я вычитал следующие. Перечисляю все, которые доступны сцене, и те, которые хотя не укладываются, но дают возможность подумать о них ¹⁹.

Делю их на три разряда:

I -- безусловно подходящие, не всегда глубокие и значительные, но характерные, красивые или новые по форме;

II -- подходящие, но требующие переделок или приспособлений режиссерских или литературных;

III -- те, о которых можно поговорить, хотя они под сильным сомнением.

1) Л. Толстой -- "Утро помещика" -- I разряд.

2) -- "Альберт" -- II или III.

3) "Два гусара" (2-я часть) -- II.

4) Горький -- "В степи" -- I или II.

5) "Каин и Артем" (с момента, когда Артем лежит избитый) -- II.

6) "Дружки" -- I.

7) "Кирилка" -- II (скучновато?!).

8) "Хан и его сын" (для новой какой-то формы) -- II.

9) "Вывод" (новая форма оживленной живой картины или картины настроения -- импрессионизм) -- II.

10) "Озорник" -- II.

11) "Товарищи" -- II.

12) Тургенев ("Записки охотника") "Контора" -- II (скучновато).

13) "Бежин луг" -- II.

14) "Свидание" -- II (скучновато).

15) "Бирюк" -- II, III (?).

16) Чехов "Недоброе дело" -- I (но пустовато).

17) "Ведьма" -- III.

18) "Беспокойный гость" -- III.

19) "На пути" -- III.

20) "Враги" -- III.

21) "Кошмар" (переделать священника на учителя?!) -- II, III.

22) "Счастье" -- II.

23) "Свирель" -- III.

24) "В потемках" -- III.

25) "Аптекарша" -- III.

26) "Брак по расчету" -- III (кажется, то же, что "Свадьба").

27) "Заблудшие" -- III.

28) "Репетитор" -- III.

29) "Симулянты" -- III.

30) "Гг. обыватели" (карикатура) -- III.

31) "Отец семейства" -- II, III?

32) "Неудача" -- I (пустовато).

33) "Экзамен на чин" -- II.

34) "Счастливчик" -- I.

35) "Житейские невзгоды" (карикатура) -- II.

36) "Хороший конец" -- I (пустовато).

37) "Справка" -- II (пусто).

38) "В почтовом отделении" -- II (пусто).

39) "В номерах" -- II (пусто).

40) "Скорая помощь" -- II (для крестьянского спектакля).

41) "Длинный язык" -- I (пусто).

42) "На кладбище" -- I.

43) "Радость" -- II (пусто).

44) "Сапоги" -- III.

45) "В цирюльне" (карикатура) -- I.

46) "Иван Матвеич" --III.

47) "Беззащитное существо" -- III.

48) "Поленька" -- I.

Мне мерещится какой-то крестьянский спектакль. Как рисуют крестьян -- Толстой ("Утро помещика"), Тургенев, Чехов, Горький, Григорович и прочие.

Будьте здоровы. Целую ручку Екатерине Николаевне, Ольге Леонардовне, Марии Павловне, мамаше Антона Павловича, а братьям -- поклон. До скорого свидания. Погода у нас отвратительная и холодная.

Любящий Вас

К. Алексеев

Забыл Слепцова²⁰.

49) "Спевка" -- II.

50) "Сцена в больнице" -- I.

51) "Питомка" -- III.

52) "Ночлег" -- I.

53) "На железной дороге" -- I.

54) "Мертвое тело" -- I.

55) "Трудное время" (целый спектакль из коротеньких сцен) -- II.

205*. В. В. Котляревской

8/VIII 904

8 августа 1904

Москва

Дорогая Вера Васильевна!

Чувствую, что Вы рассердились на меня, и Вы правы. Это безобразие -- так долго не отвечать на письмо. Простите и не гневайтесь. У меня есть не очень веское оправдание.

Что писать? Я был в таком адском настроении все это время, что мог бы написать вопль, стон... Словом, меня хватило бы на то, чтоб на такой бумаге начертить большими буквами "караул!" и послать по Вашему адресу.

Не знаю, почему я так плохо себя чувствовал?.. Впрочем, причин много... война, Чехов, жена не поправляется, репертуара нет, а главное -- кругом плохо и пошло. Другая причина та, что меня потянуло писать свои записки, и эта работа отвлекала от всего другого. Вот я и накинулся... Что вышло -- совершенно не знаю.

Написал на пробу несколько глав. Когда перепишут, разрешите прислать Вам, но только с одним условием: если плохо, говорить прямо и без всяких оговорок, так как я ни малейшей претензии не имею на литератора и почти уверен, что у меня нет никакого таланта. Я не переношу плохих литераторов и больше всего боюсь попасть в их число. Помогите мне избежать этой участи и лишней непроизводительной работы. Скажите свое мнение как артистка и умолите Нестора Александровича заглянуть глазком в рукопись и произнести суд -- резко и беспощадно, чтобы вовремя одернуть от дурной привычки писать записки.

Жду из Петербурга г-жу Стравинскую. С радостью сделаю, что могу, чтоб помочь ей, но... не буду пускать в ход протекции. Правда?.. Если талант почувствуют, то она будет принята и без нее; если же примут ее по моей просьбе, положение будет не из завидных. Я ободрю ее, а экзамен пусть течет своим порядком¹. Кажется, она была у меня в Петербурге. Я ей тогда говорил, что предстоящий год очень неудобен для поступления в театр, так как прием будет самый ограниченный, не более 5, 6 человек. Конкуренция же будет большая. Имея в виду провинциальное отделение театра, мы оставили еще на год весь 3-й курс, чтоб их подготовить на всякий случай к новому делу². Это сократило вакансии при вступлении.

Целую Ваши ручки. Очень рад, что они поправились. Будьте здоровы и не очень тормошитесь. Нестору Александровичу мой низкий поклон. Жена кланяется.

Преданный К. Алексеев

Попросите г-жу Стравинскую написать письмо Владимиру Ивановичу о ее желании конкурировать. Пусть пришлет адрес, по которому ее известят о времени экзамена (будет в августе). Письмо послать в Художественный театр.

Из письма к М. П. Лилиной

16 августа 1904

Москва

...Посылаю письмо с нарочным, так как вижу, что ты беспокоишься по пустякам, и хочется развеселить тебя. Мне скучно и одиноко, а уехать невозможно, так как дело не двигается. Кроме того, нервы. Я и боюсь, что приеду в Любимовку с заботами о Москве, которых я не в силах сбросить. Что же мне делать? Таков дурацкий характер. Пока не найду тона для Метерлинка -- не могу успокоиться и овладеть своими мыслями. Хотел бы приехать тогда, когда в душе явится спокойствие относительно Метерлинка¹. Тогда я могу быть другим.

Кроме того, право, сейчас уехать нельзя. Театр мною только и держится. Если перерву работу -- наступит такой упадок, который трудно будет поднять. Не думай, что я переутомляюсь. Я работаю ужасно мало. Репетиция раз в день от 7 до 101/2 часов, а в остальное время сцена занята декорацией и пр. Гнетет бедность сезона и дряблое настроение труппы. С 17-го по 19-е буду очень занят и в конторе и в театре. Завтра придется встретить маманю из Контрексевиля. Может быть, если репетиции этих дней выяснят что-нибудь, я бы мог приехать 19-го с поздним поездом...

207* Вл. И. Немировичу-Данченко

10/IX

10 сентября 1904

Севастополь

Дорогой Владимир Иванович!

Спасибо Вам за письмо. Оно меня взволновало и утешило. Взволновало потому, что стало страшно и очень жалко Вишневского¹. Успокоило потому, что такие взбучки для актеров полезны. После них начинается настоящая работа, которой до сих пор не было, если не считать нескольких репетиций "Слепцов".

Бедный, бедный Вишневский, я его душевно жалею, так как сам недавно пережил потерю веры в себя. Увы, это ему необходимо и полезно пережить. Только бы он отнесся к этому сознательно и вынес пользу, но в этом я сомневаюсь. Этот случай породил ряд вопросов, в моей голове. Я уверен, что Вы были правы, что компромиссы не удаются нам. Если так, то Лужский и Вишневский конченые актеры?.. Это ужасно. Вот уже несколько лет, как мы с трудом находим им дело, и передача каждой роли сопряжена с компромиссом. Отчего это? Потому ли, что сильно растут другие актеры, или потому, что они идут по наклонной плоскости? Кроме Качалова и, пожалуй, Москвина, я не очень верю в скорый рост других актеров; значит, известная часть из нас или остановилась в своем развитии или идет вниз. Отчего это и как этому помочь? Из этого я вывожу, что в данном случае Вы, может быть, правы, но в том резюме, которое Вы сделали: "Вот что значит раздавать роли по кумовству",-- Вы, может быть, ошибаетесь. Подходящие деятели нашего театра очень редки пока. С основания театра можно указать на Качалова (очень непрочный в труппе)... и только. Убылей более или менее чувствительных было больше. Неужели еще есть кандидаты, и мы отнесемся к этому хладнокровно? Не правильнее ли напрячь силы и помочь погибающим? Лишение роли Вишневского я и приветствую только с этой стороны, иначе это ошибка. Надо было заставить его играть и даже итти на компромисс художественный, чтобы спасти и сохранить театру не только актера, но и деятеля. Теперь данный ему урок может послужить ему в пользу. Мне страшно, что он совсем придет в отчаяние. Сочувствие и страх за него подталкивают меня написать ему письмо, но я боюсь, как бы оно не погрешило против известного такта по отношению к Вам. В тот момент, когда Вы его распушили, я пойду к нему с утешением. Вероятно, я сделаю так. Напишу ему письмо и пошлю на Ваше имя. Вы процензуруете его и, если найдете полезным, передадите. Не удивляйтесь же, если Вы получите такое письмо от меня.

Как же можно говорить об изгнании таланта (Грибунина) из труппы, особенно когда полуталант, вечно пьяный и безнадежный Громов, благополучно пребывает в труппе. Благоразумнее позаботиться о том, чтобы Грибунин влюбился в кого-нибудь еще. Очевидно, он пьет с горя... Надо его утешить и поругать здорово.

Еще один вопрос. Жена очень мечтает о Бабакиной². Она начинает поправляться, а 15-го или 16-го надо выезжать. Каждый лишний день, проведенный здесь, для нее очень важен. Не можете ли Вы назначить самый крайний срок для ее возвращения и не отнимающий у нее возможности играть в "Иванове". Она хотела сама писать Вам об этом, но я предупредил ее.

Новое объяснение Вашей болезни очень интригует нас. От души желаю успеха и сил. Был нервный кризис, теперь чувствую себя опять хорошо и надеюсь вернуться бодрым.

Жму вашу руку.

К. Алексеев

М. Г. Савиной

10 ноября 1904

Москва

Глубокоуважаемая Мария Гавриловна!

Очень и очень трудно отказаться от удовольствия и чести играть с Вами и В. Ф. Комиссаржевской!

Еще труднее артисту -- отказать в просьбе другой артистке, пред талантом которой он преклоняется.

Нелегко отказаться и от доброго дела¹.

Но Вы, жестокая, хотите помучить меня и заставить пережить тяжелые минуты, так как знаете, что во время сезона я завишу не от себя.

Судите сами: у нас на репертуаре только семь пьес, из них в шести я занят, а седьмая не дает сборов и идет один раз в 2--3 недели. Дублеров у меня нет в этом году, и потому я играю и буду играть ежедневно. Кроме того, нам предстоит поставить, по условиям с абонентами, еще три новые пьесы.

Могу ли я мечтать о каких-нибудь выездах из Москвы и об интересных спектаклях вне стен нашего театра?

Я принял монашество и отрешен им от жизни. Будьте же, как всегда, великодушны и напишите мне только две строчки: "Вхожу в Ваше положение, верю Вам и прощаю"².

Если Вы захотите сделать меня совсем счастливым, припишите еще в P. S.: "Я нарочно играла Раневскую³ нехорошо, чтобы доказать, что пьеса мне не нравится, это было трудно, но я, как всегда, добилась своего".

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: