Проблема свободы, гуманизма и ответственности в экзистенциальной философии

Способность человека творить самого себя и мир других людей, выбирать образ будущего мира является, с точки зрения экзистенциализма, следствием фундаментальной характеристики человеческого существования - его свободы. Человек - это свобода. Экзистенциалисты подчеркивают, что человек свободен совершенно, независимо от реальных возможностей существования его целей. Свобода человека сохраняется в любой обстановке и выражается в возможности выбирать, делать выбор. Речь идет не о выборе возможностей для действия, а выражении своего отношения к данной ситуации. Таким образом, свобода в экзистенциализме - это, прежде всего, свобода сознания, свобода выбора духовно-нравственной позиции индивида.

Следует признать сильную сторону в постановке проблемы свободы у экзистенциалистов. Она заключается в стремлении подчеркнуть, что деятельность людей направляется, главным образом, не внешними обстоятельствами, а внутренними побуждениями, что каждый человек в тех или иных обстоятельствах мысленно реагирует не одинаково. От каждого человека зависит очень многое, и не надо, в случае отрицательного развития событий, ссылаться на «обстоятельства». Люди обладают значительной свободой в определении целей своей деятельности. В каждый конкретно-исторический момент их существует не одна, а несколько возможностей. При наличии реальных возможностей развития события не менее важно и то, что люди свободны в выборе средств для достижении поставленных целей. А цели и средства, воплощенные в действия, уже создают определенную ситуацию, которая сама начинает оказывать влияние.

Экзистенциализм отвергает как рационалистическую просветительскую традицию, сводящую свободу к познанию необходимости, так и гуманистически-натуралистическую, для которой свобода состоит в раскрытии природных задатков человека, раскрепощении его "сущностных" сил. Свобода, согласно экзистенциализму,- это сама экзистенция, экзистенция и есть свобода. Поскольку же структура экзистенции выражается в трансцендировании, то понимание свободы различными представителями экзистенциализма определяется их трактовкой трансценденции. Для Марселя и Ясперса это означает, что свободу можно обрести лишь в боге. Поскольку, по Сартру, быть свободным значит быть самим собой, постольку "человек обречен быть свободным".

Свобода предстает в экзистенциализме как тяжелое бремя, которое должен нести человек, поскольку он личность. Он может отказаться от своей свободы, перестать быть самим собой, стать "как все", но только ценой отказа от себя как личности. Мир, в который при этом погружается человек, носит у Хайдеггера название "man": это безличный мир, в котором все анонимно, в котором нет субъектов действия, а есть лишь объекты действия, в котором все "другие" и человек даже по отношению к самому себе является "другим"; это мир, в котором никто ничего не решает, а потому и не несет ни за что ответственности. У Бердяева этот мир носит название "мира объективации", признаки которого:

"...1) отчужденность объекта от субъекта;

2) поглощенность неповторимо-индивидуального, личного общим, безлично-универсальным;

3) господство необходимости, детерминации извне, подавление и закрытие свободы;

4) приспособление к массивности мира и истории, к среднему человеку, социализация человека и его мнений, уничтожающая оригинальность"

Со свободой теснейшим образом связана и ответственность человека. Без свободы нет и ответственности. Если человек не свободен, если он в своих действий постоянно детерминирован, предопределен какими-либо духовными или материальными факторами, то он, с точки зрении экзистенциалистов, не отвечает за свои действия. Но если человек поступает свободно, если существует свобода воли, выбора и средств их осуществления, значит он в ответе и за последствия своих действий.

Слабость же экзистенциалистского подхода состоит в неумении или нежелании увязать субъективные цели и намерения людей, субъективную позицию с внешними историческими детерминантами, с тем фактом, что каждый человек, рождаясь на свет, застает то готовым, сложившимся определенный уровень материальной и духовной культуры, систему социальных институтов и т.д. он включен в это, и ему приходится действовать в тех рамках, которые они диктуют.

Пограничные ситуации - это такие ситуации, в которых человек подведен к границе своего существования. Они повсюду переживаются в опыте, в результате чего действительность не складывается в единое гармоничное и осмысленное целое, но в ней проступают противоречия, которые не могут разрешиться посредством мышления или же выглядят как принципиально неустранимые. Они характеризуют свойство, которое Кьеркегор выделил при помощи понятия парадокса. Они словно «жало во плоти», посредством которого перед человеческим взором убедительно выставлено несовершенство его личного бытия. Таким образом, конечность человеческого бытия в пограничных ситуациях познается наиболее решающим образом, поскольку они очерчивают твердую границу, делающую невозможным любое гармоничное постижение мира и человеческой жизни. В рамках данного сочинения не могут быть рассмотрены отдельные пограничные ситуации. Лишь на примере смерти, этой радикальнейшей для человеческого существования пограничной ситуации, в данный момент могут быть проанализированы те черты, которые здесь были оговорены лишь в самом общем виде. Ибо дело состоит, прежде всего, в том, чтобы выявить непосредственное значение пограничной ситуации для опыта экзистенциального существования.

Именно в силу того, что пограничные ситуации противопоставлены любой успокоенности в гармоничном и замкнутом образе мира, они поддерживают в человеке в бодрствующем состоянии то беспокойство, которое гонит его вперед. Именно в силу того, что они не могут быть разумно объяснены, но, наоборот, в их упрямой фактичности неподвластны никакому разуму, они убедительным образом делают очевидной глубокую тревожность и незащищенность человеческого бытия. При этом они позволяют увидеть человеческое бытие в его потерянности, доводят до состояния полного напряжения его существования. И это характерный момент: поскольку человеческое бытие уже изначально находится в состоянии потерянности и от данности миру, оно не может возвысить себя до состояния экзистенциального существования, так сказать, изнутри, за счет собственных сил, собственным побуждением. К этому оно должно быть лишь принуждено, что и происходит в том ощутимом опыте, в котором личное бытие ввергнуто в пограничную ситуацию.

Лишь на основе опыта пограничной ситуации формируется полное и конкретное понятие экзистенциального существования. Все непосредственно высказанное о нем до сих пор, по существу, остается еще формальным и всеобщим. Только на основе понятия пограничной ситуации возникает та значительная острота, которая содержится в понятии экзистенциального существования. Хотя человек и способен раз-другой уклониться от пограничной ситуации, сбежав в суету повседневного существования, однако если он пристально в нее всмотрится, то здесь реализуется подлинное экзистенциальное существование. «Мы становимся сами собой тогда, когда с открытым взором вступаем в пограничную ситуацию». Так, принципиально обобщая, Ясперс может ясно подать следующий емкий смысл: «Познание пограничных ситуаций и экзистенциальное существование - одно и то же».

В попытке упорядочить в первоначальном обзоре многообразие различных настроений согласно двум полюсам - светлого (das Heitere) и мрачного, - на первый же взгляд становится ясно, что в экзистенциальной философии решающим образом господствует мрачная сторона. Из различных же возможных здесь оттенков в особенности плодотворным оказался страх, философская плодотворность страха является крупным антропологическим открытием экзистенциальной философии. Страх особенно подходящ для того, чтобы прояснить своеобразный нетеоретический, эмоциональный характер (der Stimniungscharakter) экзистенциальной философии. В понятии страха соединяется многое из того, что было еще слишком абстрактным образом развито ранее при обсуждении ситуации и пограничной ситуации.

На первый взгляд, кажется, что страх вообще лишен какого бы то ни было глубокого философского значения. Его рассматривают в качестве чего-то такого, что, в частности, хотя нередко и пристает мучительным образом к человеку, по сути же затрагивает его все же лишь с внешней стороны в качестве слабости, которая овладевает человеком в не совершенности его существа лишь эпизодически и которую необходимо по возможности преодолевать посредством воспитания и самовоспитания.

Наряду с этим и другие становящиеся значимыми для экзистенциальной философии настроения - скука, тоска, отчаяние - обретают свое экзистенциальное значение за счет того, что в соответствующих формах повторяют результат страха, выкликая человека из повседневности его бытия к подлинности существования. В случае с ними речь в конечном итоге идет, в общем-то, лишь об оттенках единого фундаментального настроения. Там же, где страх, в тоске оказывающийся еще скрытым, достигает полного прорыва, там тоска превращается в отчаяние. В противоположность одному лишь сомнению (der Zweifel), сомневающемуся всегда в чем-то определенном и остающемуся еще в успокоенной плоскости мышления, отчаяние представляет собой такое движение, которое, происходя из предельного, ставшего безысходным страха, потрясает и тотально охватывает человека во всю глубину его личности. Последовательность ступеней, начинающаяся в скуке и пролегающая далее через тоску, в отчаянии достигает исключительной высоты.

Впрочем, в отчаянии одновременно совершается тот решающий поворот, к которому другие настроения лишь приближаются. Отчаяние более не является овладевающим человека настроением, поскольку оно всегда уже предполагает собственное достижение. Человек может отчаиваться лишь в том случае, если он желает отчаяния на основании собственной предрасположенности. Таким образом, отчаяние представляет собой внутренне охватывающий и крепко держащий человека страх. Однако если человек безоглядно предается отчаянию, то в нем одновременно совершается скачок, в котором он достигает подлинного существования. В этом смысле у Кьеркегора говорится: «Чтобы отчаяться по-настоящему, нужно на самом деле желать отчаяния; но если по-настоящему желают отчаяться, то поистине оказываются выше отчаяния; если же по-настоящему выбрали отчаяние, то поистине совершили выбор отчаяния: выбрали самого себя в вечном смысле своего бытия. Лишь в отчаянии личность обретает покой; Абсолют достижим не по необходимости, а лишь в свободе, и только в этом». Таким образом, отчаяние являет собой кризис, через который пролегает путь к подлинному существованию.

Экзистенциально-философское отношение к смерти начинается лишь тогда, когда смерть познается в качестве конститутивной части самой текущей жизни и когда отсюда вытекает задача представить плодотворность сознания смерти в построении (die Gestaltung) жизни. Для понимания трудностей и препятствий лишь в преодолении которых постановка вопроса может достичь подлинной остроты, особенно показательным является тот путь, которым прошел через различные этапы своего развития в настойчивом постижении смерти поэт Рильке и на протяжении которого он постепенно совершил поворот от близкой к романтике мистики смерти (die Todesmystik) к полной твердости экзистенциальной встрече со смертью (die Todesbegegnung). Поэтому будет целесообразно предварительно сделать краткий обзор данного пути в узком смысле экзистенциально-философского толкования. При этом дело не должно сводиться к поочередному разбору тех весьма разнообразных нитей, которые стягиваются у Рильке воедино в вопросе о смерти (что, в свою очередь, уже было на разные лады испробовано). Единственное, что следует сделать, - проследить возникновение решающей для экзистенциальной философии идеи на ее важнейших ступенях, или, точнее, в ее пластах, ибо соседство истолкований в данном случае нельзя объяснить простой временной последовательностью.

Вывод

Несмотря на гипертрофированные духовного начала в человеке, и сведения его более к иррациональному, экзистенциализм внес значительный вклад в развитие философских подходов к человеку как личности, к выявлению его сущности.

Экзистенциализм также внес вклад в построение целостного философского образа человека.

Философия экзистенциализма, опять же, несмотря на некоторые перегибы в рассуждениях, обозначила ту “пограничную ситуацию”, в которой сейчас находится человек и человечество. Своими выработанными принципами она указала на необходимость пересмотра ценностных ориентиров, которыми руководствуется человек как личность и общество.

Антисциентизм – это противоположная от сциентизма концепция. Он настаивает на ограниченности возможностей науки в решении коренных проблем человеческого существования, в крайних проявлениях оценивая науку как враждебную человеческому существованию. Философия в антисциентизме рассматривается как нечто принципиально отличное от науки, носящей чисто утилитарный характер и неспособной подняться до понимания подлинных проблем мира и человека. Антисциентизм трактует социально-гуманитарное знание исключительно как форму сознания, к которой неприменим принцип объективности научного исследования. Наиболее ярко он получил выражение в экзистенциализме, персонализме, в различных концепциях контркультуры и в экологических движениях. Так М. Хайдеггер, представитель экзистенциализма, отмечает, что наука, безусловно, является одной из форм постижения бытия, но она выражает собой лишь ограниченное, по сравнению с философией, знание, так как она не касается бытия в целом. По его мнению, науки описывают как бы локальные картины мира по сравнению с общефилософским представлением в целом. Полная картина может быть представлена лишь в философии.

Представители персонализма исходят из противопоставления рациональному подходу к постижению мира иррационализма, рассматривая его как реакцию «на недостатки определенной формы рациональности». Лишь новое понимание рациональности и ее синтез с верой составляют сущность философии в персоналистском понимании.[3]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: