Прочитанная мысль об убийстве

Вечером 10 декабря 1932 года небольшой театр в Бичи, Саскачеван (Канада), был переполнен. Среди публики находился и констебль Кери, офицер канадской королевской конной полиции. Не по долгу службы присутствовал Кери на спектакле, а ради любопытства, привлеченный, как и все, сенсационным выступлением гипнотизера, высокого, седовласого, красивого господина, именовавшего себя на афишах как «профессор Гладстон, экстрасенс».

Этот вечер круто изменил жизнь констебля Кери.

Программа представления включала в себя обычное «чтение мыслей», гипнотизирование желающих из публики, которые под влиянием гипноза совершали несвойственные в обычном состоянии действия, к общему удовольствию зрителей.

Отправив на место добровольных участников шоу, профессор Гладстон уставился в центр зала.

– Не двигаться! – воскликнул он. – Каждый остается на своем месте!

Возможно, это было чисто актерским преувеличением, поскольку никто и не пытался двигаться. Экстрасенс сошел со сцены, все время напряженно глядя в упор на кого-то в центре зала.

Гладстон остановился прямо перед Биллом Тейлором, известным хозяином ранчо, и прямо впился неподвижным взглядом в его лицо. Прошло не более двух секунд. Публика затаила дыхание.

– Я знаю! – воскликнул Гладстон. – Я знаю! Ты думаешь о своем друге Скотти Мак-Лочлине! Его убили! Зверски и подло убили! И кровь обагрила снег!

У изумленной публики перехватило дыхание от подобного заявления. Лицо Билла Тейлора стало белым как полотно. Но экстрасенс уже оставил его и круто повернулся к офицеру конной полиции, сидевшему через несколько кресел от Тейлора. Гладстон пальцем указал на констебля Кери:

– Вот он! Вот этот человек!

Теперь все смотрели на офицера. Кери до боли в руках сжал боковые ручки кресла.

Да в своем ли уме этот человек? Что все это значит?

Но Гладстон продолжал, не делая паузы:

– Вот этот человек в красном мундире! Он единственный, кто может найти тело убитого! И я буду вместе с ним!

Ошеломленная публика хранила гробовое молчание. Все хорошо знали Скотти Мак-Лочлина, бесследно исчезнувшего январской ночью, года четыре назад. Знали также, что исчезновение Скотти осталось неразрешимой загадкой. А теперь этот странный человек заявляет, что его убили и что констебль Кери непременно его найдет. Что все это могло бы значить? Как это возможно?

В действительности же Гладстон сказал просто и открыто о том, о чем все давно подозревали. Но Гладстон пошел дальше других, заявив, что он и констебль Кери в доказательство убийства найдут тело убитого Скотти Мак-Лочлина.

Скотти Мак-Лочлин приехал в Бичи в 1919 году и благодаря свойственным ему одному обворожительным манерам и улыбке быстро обрел друзей. В течение нескольких лет все шло хорошо, до тех пор пока не умерла жена. Вот тогда-то все и началось. Скотти переправил двоих своих детей соседям, а с двумя другими соседями завязал ссору из-за женщины. Последний раз его видели с друзьями в воскресенье 16 января 1929 года. Он им сказал, что почти все уже распродал и собирается отправиться поездом из Херберта еще раз попытать счастья, теперь уже в Британской Колумбии. Скотти пригласил друзей проводить его из Херберта, но тех, кто пришел, ждало разочарование: Скотти не появился на станции и никто его не видел с тех пор.

Естественно, констеблю Кери хотелось лично поговорить с экстрасенсом, во всеуслышание объявившим, что ему многое известно о гибели Скотти. Гладстон повторил то же самое и в кабинете констебля Кери, указав, что он чувствует, что говорит правду. Он обладает, как он выразился, «сверхчувствительным восприятием», иначе он не может объяснить. Но чем бы ни была эта сила, она его никогда не подводила.

В тот же вечер, все еще скептически настроенный и несколько смущенный, Кери зашел к своему начальнику, капралу уголовного розыска Джеку Вудзу. Вудз выслушал Кери с недоверием – он понял, что «профессор Гладстон» застал их врасплох. Может оказаться, что «профессор» всего-навсего лишь охотник за популярностью и разыгрывает полицию. Но раз уж он публично втягивает ее в такое дело, полиция постарается не оказаться в дураках, уж лучше пусть дураком будет он!

Вудз распорядился, чтобы утром Кери устроил встречу с экстрасенсом в Бичи. Прихватив с собой дело Мак-Лочлина трехлетней давности, он отправился в путь.

Впоследствии капрал Вудз вспоминал, что встреча с экстрасенсом в офисе Кери произвела на него сильное впечатление. Высокий, державшийся с достоинством, седой Гладстон был не похож на свихнувшегося малого. Во всем его облике сквозила уверенность, и было ясно, что он вовсе не собирается разыгрывать полицию.

Гладстон повторил свою версию об убийстве, которую он накануне выдал в театре. Он описал полицейским место преступления, запечатленное в уме, сказав, что не знает имени убийцы, хотя мог бы, очевидно, его опознать при встрече – настолько живо рисовало воображение все, что было связано с преступлением.

У представителей полиции не имелось почти никаких улик, чтобы начать расследование. Они опросили всех, кто видел Скотти в ту ночь, после которой он как в воду канул. Но это ничего не дало. Один из свидетелей, Джек Рентон, подтвердил, что он поссорился со Скотти из-за Ивон Бурже, на которой, когда исчез Скотти, вскоре женился, но ведь такой факт нельзя принимать за улику и «шить» человеку убийство.

Экстрасенс и двое полицейских в машине Вудза начали объезжать округу. Рентон повторил свой рассказ, ничего нового не прибавив, и Гладстон шепнул, что это не тот, кого они ищут.

В убогой лачуге фермера Си Янга они услышали о том, что фермер Шумахер грозился убить Скотти. Угрозы были сделаны в присутствии одного малого по имени Эд Фогель.

Когда полицейские прихватили Фогеля, у него случился провал памяти. Учиненный ему допрос сильно расстроил и рассердил Фогеля. А в отношении утверждения Си Янга, будто Шумахер грозился убить Скотти, Фогель ответил, что это чистая трепотня.

Полицейские уже намеревались уходить, но Гладстон выступил вперед, показывая пальцем на Фогеля:

– Фогель, я расскажу, как это произошло! Ты валялся больной в постели, когда к тебе ввалился Шумахер и сказал, что он поссорился с Мак-Лочлином и что он убьет этого грязного Скотти, прежде чем тот убьет его!

Когда Гладстон кончил, лицо Фогеля напоминало белое полотно, губы дрожали и кривились, он тяжело опустился на стул. Экстрасенс продолжил атаку. Он рассказал Фогелю, чем тот был болен, – болезнь пустячная, но обессиливающая, и продержала она его три дня в постели после посещения Шумахера. Фогель кивком головы подтвердил это, но все ниже и ниже опускал глаза.

Через некоторое время Фогель сдался. Бледный, он стал выдавливать из себя признания:

– Вы правы, вы правы, черт бы вас всех побрал, как и все это дело! Шумахер действительно заходил ко мне, ругался и грозил, что убьет этого грязного шотландца!

Когда они заехали на ферму Шумахера, работник сообщил, что хозяин уехал в город. Полицейские представились водоискателями из министерства сельского хозяйства и попросили разрешения побродить по ферме. Когда они бродили по заснеженным полям, Гладстон неожиданно попросил их идти потише. Он пояснил, что чувствует себя неспокойно и нервничает.

– Здесь как-то неприятно пахнет!

Позднее Вудз и Кери вспоминали, что это замечание не произвело на них впечатления: такой запах всегда держится около скотных дворов. Гладстон заявил, что труп Скотти где-то рядом, но, даже если это так, полицейские не смогли его обнаружить. Безрезультатно искали чуть ли не до темноты, и когда им на ферме сказали, что Шумахер еще не вернулся из города, они сели в машину и поехали обратно в город. По дороге они едва не столкнулись с грузовиком, ехавшим навстречу с выключенными фарами. Вудз развернулся и стал преследовать грузовик. Он заставил грузовик остановиться. Шофер, высокий, здоровенный блондин, оказался Шумахером. Они арестовали его и повезли в участок на допрос.

В течение целого часа Шумахер пересказывал то, что уже рассказал давно. Мак-Лочлин был его напарником по ферме, и, когда тот захотел распродать свое добро и часть земли, Шумахер заплатил ему 150 долларов наличными и дал расписку еще на двести. Дальше этого полиция не продвинулась.

Гладстон встал и стал нервно расхаживать по комнате взад и вперед. Остановившись перед Шумахером, он круто повернулся к подозреваемому и щелкнул пальцами у него под носом.

– Сарай! – гортанно воскликнул Гладстон. – Теперь я знаю, как ты это сделал! Скотти пошел в сарай, а ты за ним. Ты спровоцировал драку… Скотти упал вот так… – Гладстон отпрянул назад. – А ты продолжал бить и бить его до тех пор, пока не убедился, что он мертв. Затем ты закопал труп у сарая под каким-то тряпьем!

Красное и потное лицо Гладстона являло собой резкий контраст рядом с бескровным лицом Шумахера. Несколько секунд обвиняемый и обвинитель стояли друг против друга. Наконец Шумахер пришел в себя и послал полицейских вместе с Гладстоном ко всем чертям.

На следующее утро Шумахера вывели из камеры и повезли на ферму. Если экстрасенсу удастся найти труп, то Шумахера ждет обвинение в убийстве.

Пока полицейские сторожили Шумахера на кухне в его собственном доме, Вудз, Кери и Гладстон направились к сараю. Гладстон прошел весь сарай и вышел через заднюю дверь. Ощупывая ногой землю, он остановился у замерзшей навозной кучи и повернулся к полицейским:

– Скотти Мак-Лочлин зарыт здесь, джентльмены!

С полдюжины фермеров, пришедших ради любопытства, схватились за кирки и лопаты и обрушились на навозную кучу. Смерзшийся навоз поддавался с трудом. Прошел час каторжной работы, но он не принес никаких результатов. Люди уже собирались сделать передышку, когда Вудз вернулся к Шумахеру и потребовал, чтобы тот показал, где зарыто тело. Шумахер наотрез отказался разговаривать.

Вудз пошел назад к сараю, чтобы прекратить работу, но его уже встречали криками. Одному фермеру удалось откопать черный шерстяной носок. Через несколько минут вытащили окровавленный шарф, в котором застрял череп человека. Все признали, что именно такой шарф носил Скотти Мак-Лочлин. Судебная экспертиза установила, что обнаруженное тело действительно принадлежало Скотти. Труп был найден именно так, как предсказал Гладстон. Дальнейшее расследование показало, что Шумахер перехитрил Скотти в определении арендной платы за ферму, а когда откупил собственность, то убил Скотти, чтобы забрать деньги назад. Шумахер забил Мак-Лочлина лопатой до смерти, в чем, в конце концов, он и признался. В полиции и по сей день хранится стенографический отчет признания Шумахера, представляющий собой почти дословное описание убийства, представленное Гладстоном ранее.

Шумахера судили в Киндерслее и приговорили к длительному сроку, который ему пришлось отбывать в исправительной колонии. Только профессиональная ловкость защиты спасла его от петли.

Ну а что профессор Гладстон? После этого случая слава его возросла. Он успешно продолжал выступать на сцене, но, пожалуй, дело по расследованию убийства Скотти было исключительным в его карьере. Ему никогда больше не удалось повторить номер декабрьского вечера 1932 года, который помог канадской конной полиции найти убийцу!

Люди, которые не спят

Медицина зачастую сталкивается с самыми досадными открытиями. Посудите сами – перед нами вроде бы прописная истина, а на самом деле и она фальшива. Например, человек не может существовать без сна, уж это ли не аксиома? Конечно, он может какое-то время не спать, но без сна он протянет не дольше, чем без пищи. Сон, вбивают в головы студентам-медикам, – это пища для мозга. Посади мозг на голодный паек – и человек погибает!

В сороковые годы жил на окраине Трентона, в штате Нью-Джерси, старый чудак по имени Ал Херпин. И было ему тогда около 90 лет, и жил он в лачуге, слепленной из листов толя. Много там стояло подобных лачуг, в которых ютились бездомные бедняги, такие же, как и он. Но хибара Ал Херпина была все-таки особой. В ней не было ни кровати, ни топчана, ни гамака. На это была своя причина – Ал Херпин за всю свою долгую жизнь ни разу не сомкнул глаз.

Десятки врачей обследовали его, устраивая посменно недельные бдения. Результат был совершенно обескураживающим. Он действительно не спал, но и не умирал, хотя по всем законам медицины не мог не умереть. Дожив до девяностолетнего возраста, Ал Херпин пережил многих врачей, обследовавших его, именно тех врачей, которые спали регулярно. Умственные способности Ал Херпина были вообще средние, здоровье и аппетит хорошие. Он не гнушался никакой работы.

После дневного труда Ал, разумеется, уставал, но поскольку не мог спать, то просто садился в свое любимое кресло-качалку и принимался читать до тех пор, пока не чувствовал себя отдохнувшим. Освежившись таким образом и восстановив силы, он снова был готов работать.

Хотя обследовавшие его врачи не могли найти подходящего объяснения его фантастической хронической бессонницы, сам Ал был склонен разделить точку зрения матери, которая в свое время сказала, что он не может спать потому, что перед самыми родами она очень ушиблась. Были и другие подобные случаи. Среди страдавших бессонницей был хорошо известный Дэвид Джонс из Андерсона, штат Индиана. Вот что о нем писала местная газета 11 декабря 1895 года: «Дэвид Джонс привлек к себе внимание всей медицины тем, что еще два года назад не спал 93 суток, а в прошлом году 131 сутки; сейчас у него начинается новый приступ бессонницы, который, как полагает сам Дэвид Джонс, будет еще более продолжительным. Три недели назад за ним установили постоянное наблюдение; считая сегодняшний день, он уже двадцать суток как не спит. Ест он и разговаривает как обычно, весьма активен и занят делами. Он не ощущает никаких неприятных последствий, как не чувствовал их и после 131-суточного бдения в прошлом году. В тот период он усиленно занимался делами фермы. Он говорит, что у него такое ощущение, будто он никогда не будет спать. Кажется, такая перспектива его не беспокоит. Мистер Джонс не знает, в чем причина такой анормальности, единственное, на что он указывает, – это то, что в молодости он очень много курил».

Не в состоянии объяснить феномен Джонса надувательством и не желая признать его как непреложный факт, медицина оставила своего непонятного пациента в покое.

На страницах той же газеты было опубликовано сообщение о несчастной домохозяйке из Цегледа, Венгрия. Миссис Рэчел Саги проснулась однажды утром 1911 года от разламывающей голову боли. Боль долго не проходила, и она отправилась на прием к врачу, который объяснил недомогание злоупотреблением сном и посоветовал ей поменьше спать. Хотя это и смешно звучит, но доктор, кажется, был прав. С того дня до самой смерти, последовавшей в 1936 году, Рэчел Саги больше не сомкнула глаз, прожив без сна 25 лет 2 месяца и 11 дней. Как только она перестала спать, она забыла о головной боли.

Самый последний случай такого рода, который просочился в печать, касался рабочего с фермы, испанца по национальности.

Валентин Медина, которому уже исполнился 61 год, пришел в Мадрид утром 29 ноября 1960 года. Он прошагал 140 миль от Южной Кастилии до Мадрида за 4 дня и 4 ночи. Останавливался на обочинах дороги немного передохнуть, когда уже «сильно гудели ноги».

Что заставило его проделать это изнурительное путешествие? Медина пришел в Мадрид по совету провинциальных врачей, чтобы выяснить, не смогут ли столичные светила вылечить его от затянувшейся бессонницы.

Он сказал, что местные врачи ничем не смогли ему помочь. Столичные врачи связались с местными, и те подтвердили уникальность диагноза. Оказывается, один местный врач помнит его таким с детства, его еще пытался лечить отец, тоже врач, пятьдесят лет тому назад.

После длительного обследования в госпитале в Мадриде врачи пришли к выводу, что Валентин Медина действительно не может спать. Их настолько тронули его искренность и бедность, что они собрали ему деньги на билет и отправили обратно поездом: это была его первая поездка в жизни.

В интервью с представителями газет Медина сообщил:

– Я работаю как вол. Никогда в жизни не уставал на работе. Вместо подписи я до сих пор прикладываю палец, но мне хотелось бы научиться читать и писать. Если бы я научился читать, ночи стали бы для меня короче. Всю жизнь по ночам я сижу на кухне у печи и жду, когда запоют петухи.

Врачи, обследовавшие Медину в госпитале, отправили его домой, снабдив сильнодействующими успокоительными средствами в надежде, что он хоть раз в жизни выспится. Через три недели в Мадрид пришло письмо от врача Медины, в котором он благодарит коллег за доброту, проявленную к его странному пациенту. При этом он сообщал, что его подопечный прекратил принимать таблетки, так как после очередного приема ноги становились ватными и как бы засыпали, а он сам все равно не спал.

В августе 1961 года Юстасу Бернетту, фермеру-англичанину, исполнился 81 год. Жил он на своей ферме недалеко от Лестера и ничем не отличался от местных старых фермеров, за исключением того, что никогда не спал. В один прекрасный день у него пропало желание спать. Случилось это с ним в 27 лет. Вот уже 54 года по ночам он читает книги, слушает радио и решает кроссворды, в то время как остальные домашние сладко похрапывают и посвистывают во сне. Откуда только к нему не наведывались врачи, чтобы собственными глазами увидеть неспящего человека и убедиться, что он вполне здоров.

Конечно, медики делали попытки заставить его поспать, но они лишь теряли как свое время, так и время Бернетта. Гипноз не вызывал у него даже сонливости, а от снотворного болела голова.

После отъезда врачей Бернетт возвращался к обычной жизни: ночью он шесть часов лежал в постели, чтобы дать телу отдых, а мозг продолжал работать.

Юстас Бернетт, так же как и Валентин Медина, мог без преувеличения сказать: «В прошлом году я ни разу не спал».

Завороженный карандаш

Среди многих разрушенных архитектурных памятников Англии называют знаменитое Гластонберийское аббатство, о нем иногда говорят как о самом священном месте Британии. Существует легенда, будто Иисус Христос в юношеском возрасте посетил это место со своим родственником Иосифом Аримафейским. Один из самых ранних историков Британии Гилдас, живший, вероятно, в VI веке, говорит, что Иисус посетил Гластонбери с целью медитации, и было это в последние годы правления императора Тиберия, то есть не позднее 27 года новой эры.

В 597 году Св. Августин писал папе Григорию, какое неизгладимое впечатление произвела на него уже существовавшая тогда церковь аббатства, а в «Книге страшного суда», составленной приближенными Вильгельма Завоевателя в 1086 году, также упоминается это удивительное сооружение. К 1086 году церковь становится местом поклонения, куда стекались толпы паломников, и усыпальницей королей, где также были захоронены король Артур и его возлюбленная Джиневра. Аббатство возвышалось над окружающими болотами, его и прозвали Авалонским островом. Под этим названием оно часто упоминается в хрониках двора короля Артура.

В самом конце XII века король Генрих II распорядился провести поиски места захоронения легендарного короля Артура. Джиральдус Кэмбренсийский пишет, что люди Генриха II отыскали глубоко зарытый в землю дубовый гроб, в котором были найдены кости человека огромного роста, скончавшегося, по всей вероятности, от головных ран. У него в ногах лежал скелет женщины с длинными светлыми волосами. Поверх гроба лежал тяжелый свинцовый крест, подтверждавший, что в нем были погребены король Артур и его вторая жена Джиневра. Со смертью короля Артура пришел конец величию Гластонберийского аббатства. Аббатство уже находилось в жалком состоянии, когда алчная рука Генриха VIII выжала из него последнюю каплю, повесив единственного оставшегося аббата на холме перед церковью. Здания и строения были взорваны, камни размолоты и сожжены на известь, а содержимое библиотек разбросано по всей округе невежественными грабителями. Таким образом, массивное сооружение, просуществовав почти тысячу лет, погибло от рук варваров, проживавших окрест и разрушавших его в течение многих лет.

Таково было положение вещей на 1907 год, когда английский археолог и архитектор Фредерик Блай-Бонд поставил перед собой задачу раскопать руины аббатства и установить действительные размеры этого памятника. Он хотел также определить точное местонахождение и размеры двух часовен, воздвигнутых королю Эдгару-Мученику и Божьей Матери из Лоретта. Эти постройки упоминались в ранних описаниях аббатства, но где они стояли и как выглядели, никто не знал. Отправная точка для земляных работ была настолько блестящей, насколько и неясной.

Много лет спустя Блай-Бонд рассказал о событиях, связанных с раскопками. 7 ноября 1907 года он сидел в своей бристольской конторе с очень близким приятелем капитаном Барлеттом, который утверждал, что может получать и воспроизводить известия при помощи так называемого автоматического письма. Суть этой процедуры заключается в том, что некоторые люди способны воспроизводить в письменном виде послания, в то время как их сознание занято совершенно другим.

Блай-Бонд хорошо знал о невинных занятиях капитана Барлетта в этой малопонятной области. Просто ради эксперимента он попросил своего друга взять в руки карандаш. Слегка прикоснувшись пальцами к карандашу, Блай-Бонд сказал: «Не можете ли вы рассказать нам что-нибудь о Гластонбери?»

Пока архитектор и Барлетт вспоминали и обсуждали разные истории из охотничьей жизни, участниками которых им обоим довелось быть, карандаш нацарапал единственную волнистую строчку: «Все знания вечны и доступны искренним помыслам ума».

Сказать, что оба приятеля были удивлены и озадачены, значит ничего не сказать. Они признавались потом, что не знали, как рассматривать это первое послание: как начало или как конец? Что могло оно значить? Должны ли они сами искать ответ или спрашивать и ждать ответа? Они решили спрашивать.

В тот же день на вопросы, поставленные Блай-Бондом, автоматическое письмо на вульгарной латыни, употреблявшейся многие столетия назад, сообщило приятелям, что часовню Эдгару-Мученику первым воздвиг аббат Беер, а потом ее перестроили. Занимался этим аббат Уайтинг, последний хозяин Гластонбери. Затем рука Барлетта стала медленно вычерчивать контурную карту аббатства в его верхней части, включая любопытное продолжение формы, под которым Блай-Бонд заподозрил один из объектов поиска. «Не часовня ли это?» – спросил он.

Утомительно медленно карандаш в руках Барлетта написал ответ: «Вход через перегородку в заднюю часть алтаря, пять футов, часовня тянется на тридцать ярдов к востоку, окна с горизонтальной каменной кладкой, фрамугами – окна с голубым стеклом».

Да, существо, называвшее себя Гильелмус Монакус (Вильгельм-Монах), говорило, что это часовня Эдгара-Мученика, давно разрушенная и затерявшаяся.

Неужели это правда?

Пользуясь размерами и указанием местонахождения, полученными таким странным способом, рабочие Блай-Бонда вскоре раскопали останки сооружения протяженностью девяносто футов к востоку. Местоположение соответствовало автоматической записи, но принадлежало ли данное строение часовне Эдгара-Мученика, у которой, как указывала автоматическая запись, был веерообразный свод? Ответ на все вопросы дали дальнейшие раскопки и изучение останков кладки, на которой обнаружили метки каменщиков. Действительно, тип веерообразного свода был именно таким, каким описал его завороженный карандаш. И осколки голубого оконного стекла валялись тут же, где их разбросали обезумевшие варвары.

А где же вторая часовня?

И снова Блай-Бонд с Барлеттом обратились к завороженному карандашу, и снова карандаш писал ответы на вопросы, только на этот раз на английском языке начала XVI века. Когда же полученные инструкции копать в твердом грунте на северном участке аббатства показались сомнительными, друзья решили переспросить источник информации и получили ответ: «Ищите мою часовню там, где я вам и указал, – на том берегу». Таинственный информатор добавил, что они найдут только одну стенку, все остальное было растащено на частные постройки. И снова раскопки подтвердили точность полученных сведений.

В течение десяти лет, пока велись раскопки, Блай-Бонд и Барлетт с помощью так называемого автоматического письма получили сотни таких посланий. Они тщательно датировали и собирали поступающий таким образом материал. Они поражались точности, с которой выдавались данные по измерениям, – вплоть до дюйма. На протяжении столь удивительного десятилетнего сотрудничества Блай-Бонд и его друг интересовались, кто же снабжает их такими прекрасными сведениями. Карандаш написал, что это монахи, жившие в аббатстве со дня его основания. Каждый монах отвечал за свой период жизни. Случавшиеся длинные паузы, писал карандаш, являлись результатом некоторых затруднений. Монахи совещались между собой, когда возникало какое-либо сомнение, и старались по возможности точнее ответить.

Один из самых плодотворных информаторов называл себя Иоханнесом Брайэнтом. Он утверждал, что был коротышкой и умер в 1533 году. Самая ранняя запись в блокноте Барлетта принадлежала лицу, медленно выписавшему свое имя – Авфвольд Саксонский, – который сообщал, что задолго до возведения аббатства он на том же самом холме построил крепкий деревянный дом, вошедший впоследствии в монастырь. Блай-Бонд и его команда принялись за раскопки в точно указанном месте и без труда обнаружили остатки деревянного сруба, поверх которого легла каменная кладка тысячелетней давности.

Власти радовались успехам Блай-Бонда, обнаружившего давно затерянное аббатство и открывшего некоторые части сооружения, о существовании которых даже не подозревали. Но когда они узнали, что раскопки велись по данным «автоматического письма», то в ужасе замахали руками. Конечно, хорошо, что сделано такое открытие, но всего этого надо было добиваться обычными методами!

В 1922 году власти отстранили Блай-Бонда от дела, хотя заслуги его уже были признаны ими. Но в отношении самого Блай-Бонда и его книги они были бессильны.

В 1933 году Фредерик Блай-Бонд написал книгу «Врата памяти», в которой он отметил послания, не только проверенные им при раскопках, но которые еще предстояло проверить. Последующие раскопки, проведенные официально назначенными археологическими партиями, подтвердили то, о чем писал Блай-Бонд!

Кто такая Пэйшенс Уэрт?

Никто не может сказать, жила ли на белом свете Пэйшенс Уэрт, но неопровержимое свидетельство ее остроумия и мудрости находится во многих библиотеках в виде пяти написанных ею книг. Если Пэйшенс Уэрт никогда не существовала как личность, то кто же тогда написал эти книги?

На этот вопрос не могли ответить ученые, которые непосредственно занимались исследованием этого случая. Но исследователей можно и простить ввиду сложности обстоятельств и, конечно, их явного противоречия общепринятым на сегодняшний день научным концепциям.

Однажды июньским вечером 1913 года в доме супругов Керрен собрались друзья. Дело происходило в г. Сент-Луисе. Гости и хозяева забавлялись спиритической доской, по которой от буквы к букве передвигалась стрелка и, казалось, писала ответы на поставленные вопросы.

Прошло уже часа полтора, и гостям стало надоедать это занятие. Миссис Керрен и еще одна дама, сидевшие за столом, сделали перерыв на несколько минут, продолжая, однако, концентрировать свое внимание на доске в ожидании следующего вопроса от гостей.

Но вдруг стрелка ожила сама собой, хотя никто не задавал никаких вопросов. Доска пошла и пошла, «выписывая» букву за буквой!

«Много лет тому назад я жила и снова вернулась в этот мир. Зовут меня Пэйшенс Уэрт».

Удивленная и озадаченная компания просто-напросто рассмеялась: не иначе как кто-то из женщин за столом решил разыграть остальных.

Миссис Керрен и ее подруга смутились, все сгрудились у стола.

– Пэйшенс, где был твой дом? – спросила миссис Керрен.

Пауза длилась целую минуту. Затем стрелка задвигалась, и последовал ответ:

– За морем.

– В какой стране за морем? – Снова долгая пауза.

– Обо мне вы узнаете многое. Прошлое мертво. Оставьте прошлое в покое.

Насколько неожиданно появилась Пэйшенс, настолько же внезапно она прервала свои сообщения. Изумленные гости настроились скептически. Наверняка это была шутка хозяйки или ее напарницы, – как еще можно было это объяснить? Но миссис Керрен и ее подруга напрочь отрицали причастность к подобной шутке.

В последующие месяцы миссис Керрен обнаружила, что стоит только ей сесть за стол и положить руки на доску, как тут же Пэйшенс принималась посылать ей информацию. Другие тоже пробовали, но у них ничего не получалось.

Вскоре сеансы с неудобной спиритической доской сменились, что называется, автоматическим письмом. Миссис Керрен садилась за стол, брала в руки карандаш и полностью расслаблялась. Карандаш оживал и сыпал словами – мысли оформлялись в причудливый колорит языка XVII века. Стихи, эпиграммы, оригинальные мысли, – бесспорно некоторые из них принадлежали яркому дарованию.

Предположить, что вся эта работа была продуктом подсознательной деятельности мозга миссис Керрен, значит просто наплевать на факты. Миссис Керрен можно охарактеризовать как типичную домохозяйку своего времени: выросла на ферме, получила среднее образование в школе, приятная, искренняя и общительная. Школьные отметки показывают, что она едва ли интересовалась историей, а за сочинения ей просто натягивали проходные баллы.

Все это полностью исключает предположение о том, что под мифической личностью Пэйшенс Уэрт миссис Керрен просто дала волю самовыражению.

Тщательное изучение этого явления ведущими специалистами показало, что у миссис Керрен не было ни умысла, ни способностей на такие действия.

По истечении года с момента появления Пэйшенс Уэрт миссис Керрен достигла такого уровня контакта, что могла продемонстрировать проявление другой личности, сидя на стуле в расслабленной позе, с закрытыми глазами и позволяя словам, по выражению миссис Керрен, свободно литься без всякого усилия с ее стороны: «Я просто чувствовала давление на голову, как будто мне на нее положили руку, и Пэйшенс начинала говорить».

По мере развития этой странной истории Пэйшенс задавали все новые и новые вопросы. Мало-помалу благодаря ответам стала смутно вырисовываться история жизни Пэйшенс.

Одно было очевидно – Пэйшенс английского происхождения. Она заявила, что родилась в Дорсетшире в 1650 году и переехала в Новую Англию в 1670 году. Со знанием дела она говорила о тяжелой жизни в колониях, рассказала, что была убита индейцами почти сразу же по прибытии в Новый Свет.

Один профессор из любопытства спросил: имеет ли она в виду войну короля Филиппа, а индейца, который убил ее, не звали ли Филиппом?

Она резко парировала: «Если кто-то поднес к вашему горлу меч, вы будете спрашивать у него имя?»

Конечно, все это не могло пройти мимо журналистов и врачей. Они приходили, изучали и уходили, тупо размышляя над тем, что же они нашли. Миссис Керрен оказывала всем полное содействие. Она ни разу не впадала в транс – ни в настоящий, ни в мнимый. Она просто сидела в своей комнате, а через нее ученые мужи разговаривали с таинственной Пэйшенс Уэрт и получали от нее быстрые, иногда очень сжатые ответы по существу.

Пэйшенс была скрытной. Она избегала отвечать на вопросы о ее настоящем месте пребывания и окружении. Она резко отвечала тем, кто пытался неправильно истолковывать ее ответы или задавал коварные вопросы, чтобы сбить ее с толку и запутать. В один из таких сеансов, когда она разоружила очередного профессора остроумным ответом, тот бросил ей комплимент, что она определенно умна. Пэйшенс тут же возразила: «Вовсе нет! Ум-то краденый». На вопрос, у кого его украли, она просто не ответила.

Из ее загадочных заявлений исследователи постепенно собрали значительный материал, который следовало еще проверить. Например, межевые знаки, о которых Пэйшенс упоминала как о существовавших в XVII веке. Некоторые еще сохранились, а другие были подтверждены историческими, религиозными записями и старыми географическими картами. Пэйшенс хорошо знала свою местность.

Особенности ее речи и слова, значение которых утеряно в современном языке, но которые были рассыпаны в излияниях Пэйшенс в изобилии, навели на подозрение, что она просто фиглярничает, предпочитая цветистость речи смыслу. Но когда исследователи углубились в изучение тяжелых томов в Британском музее, Пэйшенс снова оказалась на высоте. Она пользовалась общеупотребительными формами языка, свойственными ее времени, частично утраченными или совсем забытыми. Более того, Пэйшенс принадлежит авторство пяти книг, продиктованных миссис Керрен со скоростью 110 слов в минуту.

Следует отметить, например, что Пэйшенс диктовала непрерывно, без поправок и переделок, которые свойственны любому рассказу. Она диктовала ровно от начала и до конца. Конечно, в работе бывали перерывы. Но Пэйшенс начинала с того места, с которого закончила диктовать.

Одна из продиктованных ею книг называется «Печальный рассказ». Эта великолепная книга – самый великолепный роман о жизни Иисуса Христа и его времени. Хотя сама миссис Керрен имела поверхностное и отрывочное представление о предмете, достоинство книги заключается в подробном описании эпохи и обстановки. У. Т. Аллисон, профессор английской литературы при Манитобском университете, заявил: «Ни одна книга, кроме Библии, не дает такой сокровенной и яркой картины из жизни евреев и римлян в Палестине в дни жизни Господа нашего».

А вот еще книги из этого источника: «Горшок „на колесе“ », «Надежда праведной крови», «Свет извне» и стихи. На англосаксонском языке, употреблявшемся в 1650 году, Пэйшенс за 35 часов продиктовала поэму из 70 тысяч слов. Она объяснила, что сделала это с единственной целью – доказать, что она является независимой личностью, а не частью миссис Керрен – безразлично, сознательной или подсознательной.

Продиктованная таким образом поэма под названием «Тэлка» оказалась трудным орешком для знатоков, всю свою жизнь специализировавшихся в разговорном языке XVII века. Поэму вообще трудно читать, если не быть посвященным в особенности разговорного англосаксонского языка трехсотлетней давности. Профессор Ф. С. Шиллер из Оксфорда, исследовав «Тэлку», заявил, что поэма на 90 процентов состоит из слов, имеющих чисто англосаксонские корни. Он обнаружил одно исключение – слово «амук», но даже и оно появилось в английском языке в 1650 году, то есть в год рождения Пэйшенс Уэрт. О самой поэме и ее построении профессор Шиллер сказал: «Мы столкнулись лицом к лицу с филологическим чудом».

Газеты и журналы отводили много внимания деятельности миссис Керрен. Некоторые публикации были объективными, хотя ничего и не объясняли. Другие журналы пользовались больше слухами, чем фактами, и намекали на надувательство. Будучи не в состоянии пояснить, о каком надувательстве идет речь, они ссылались на мифических наблюдателей и рассуждения местных досужих ничтожеств, которые зачастую даже не знали ни обстоятельств, ни условий, при которых диктуются послания.

За 15 лет миссис Керрен посетило не менее 35 ведущих ученых. Она никогда не возражала против форм и методов их обследования. Не все ученые с охотой и готовностью подписывались под заявлением, что Пэйшенс Уэрт действительно жила три века назад и была именно тем, кем она себя называла. Но никто не обвинил миссис Керрен в прямом или косвенном обмане.

Пример уклончивости показал особенно осторожный профессор из Колгейта Дж. X. Истабрук. Ему очень не хотелось подписываться под теорией, что миссис Керрен могла получать сведения от мертвых и говорить словами давно ушедших из жизни людей. Однако профессор все же отважился на заявление, что, по его мнению, вопрос очень сложный и что «изобретательность подсознательного особенно проявляется под гипнозом».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: