Сделай Сам Свою Работу на 5

Глава 1. РЕАЛИЗМ И ИДЕАЛИЗМ В УЧЕНИИ О БРАКЕ





Об авторе

 

Сергей Викторович Троицкий родился 14 марта 1878 г. в Томске в семье священника. В 1897 г. окончил Тверскую духовную семинарию, в 1900 г. - Петербургский археологический институт, а в 1901 г. окончил обучение в Петербургской духовной академии с ученой степенью кандидата богословия. С 1901 г. был преподавателем в Петербургском Александро-Невском духовном училище. В 1910 г. был командирован с научной целью в Болгарию, Сербию, Грецию и на Св. Гору Афон. На Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917—1918 гг. был делопроизводителем соборной канцелярии. 25 января 1920 г эмигрировал в Югославию, где продолжал церковнообщественную и научную деятельность на факультете права в Суботице, а затем в Белградском университете. В 1925 и 1930 гг. Сергей Викторович преподавал Церковное право в Русском Богословском институте святого Сергия в Париже. В 1947 и 1948 гг. проф. Троицкий читал лекции по кафедре Церковного права в Московской духовной академии и состоял членом Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата. Святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий I за заслуги перед Русской Православной Церковью наградил С. В. Троицкого орденом св. равноапостольного князя Владимира, а Совет Московской духовной академии за широкую научную деятельность в области церковного права присудил Троицкому ученую степень доктора церковного права.



27 ноября 1972 г. на 95-м году жизни Сергей Викторович почил в Бозе. Погребен он на русском кладбище в Белграде.

Ученые труды С. В. Троицкого, среди которых духовные, богословские, церковно-канонические, исторические, философские исследования (всего числом более 700) поражают своей глубиной и энциклопедичностью. Они новы и актуальны для всех знакомящихся с ними.

 

ВВЕДЕНИЕ

 

• Значение половой жизни в природе

• Важность вопроса о браке для личности в обществе

• Трудность вопроса и разногласия в его решении в науке и религии

Кажется, нет вопроса, о котором так бы много говорили и писали, как вопрос о поле и браке. Не говоря уже о научной литературе, особенно многочисленной в последнее время, почти вся изящная литература издавна вращается около этой темы.



И это особое внимание к данному вопросу вполне естественно. Объясняется оно, с одной стороны, важностью вопроса, как в общей жизни природы, так и для отдельного человека и общественных организаций, а с другой — его трудностью.

«Одного взгляда на природу, — пишет шведский ученый Риббинг, — вполне достаточно, чтобы убедиться в бесконечно широком значении и влиянии половой жизни. Только для нее и благодаря ей цветут в поле лилии, благоухают розы, в дубраве поют дрозды и соловьи, одеваются в пестрые одежды и принимают роскошные формы растительный и животный мир. Только для нее и благодаря ей мужчины и женщины стремятся к физическому и умственному совершенству. Если бы прекратилась половая жизнь человека, все обратилось бы в мрачную пустыню. Искусство, наука, общественная жизнь и даже значительная область религии не могли бы существовать» [1].

Для отдельного человека вопрос о браке — это вопрос сфинкса, который он, хочет или не хочет, должен решить так или иначе, а от удачного или неудачного его решения зависит если не вся жизнь, то счастье всей жизни, которое кажется нам важнее самой жизни, а жизнь дается нам только один раз.

В социальном отношении брак является основой и рассадником семьи, общества, Церкви и государства, а вместе с тем охранителем и регулятором морали, права и всех вообще положительных элементов человеческого общества.

Часто христианство упрекают если не в отрицательном, то в подозрительном отношении к браку. Но вот что пишет о значении брака древний христианский писатель, корифей богословской мысли IV века святитель Григорий Богослов в своей глубокой «Моральной поэме»:



Смотри, что дает людям союз любви, мудрый брак.

Кто научил мудрости? Кто исследовал таинственное?

Кто дал городам законы и, ранее законов, кто основал города и изобрел вдохновенно искусства?

Кто наполнил площади и дома?

Кто — места для состязаний?

Войско в битве и столы на пирах?

Хор певцов в душистом дыме храма?

Кто укротил животных? Кто научил пахать и сеять растения?

Кто послал в море борющийся с ветром черный корабль?

Кто, как не брак, соединил море и сушу влажной дорогой и объединил раздельное друг от друга?

«Но есть и еще более высокое и лучшее. Благодаря браку, мы являемся руками, ушами и ногами друг для друга; благодаря ему мы получаем двойную силу к великой радости друзей и горю врагов. Общие заботы уменьшают затруднения. Общие радости становятся приятнее. Радостнее является богатство, благодаря единодушию. А у небогатых единодушие радостнее богатства. Брак есть ключ, открывающий путь к чистоте и любви» [2].

Вопрос о браке не только важен, но и труден. Человечество знает химический состав звезд, отстоящих от нас на многие миллиарды километров, но с трудом разбирается в том, что касается его всего ближе. «Что вопрос о браке есть самый трудный и запутанный, — пишет один из наиболее авторитетных и глубоких древних западных богословов блаженный Августин, — это я, конечно, знаю и не осмеливаюсь утверждать, что выяснил или выясню трудности в своей работе», и в другом месте он говорит, что о браке излагает лишь «вероятные мнения» [3]. И теперь, несмотря на многовековые старания лучших умов человечества, тщетно стали бы мы искать общепризнанных положений в этой области. Разногласия, и притом в самых существенных пунктах, мы находим и в истории, разно решающей вопрос о происхождении и первобытной форме брака, и в юриспруденции, которая сознательно избегает затрагивать здесь основные вопросы, и в философии и даже в богословии.

Учение о браке трех важнейших христианских исповеданий — католического, православного и протестантского — различно.

Нет согласия даже в границах одного христианского исповедания, например, православного. Мы находим здесь борьбу двух течений богословской мысли в решении даже основных вопросов, например, новозаветное или ветхозаветное таинство брака, кто совершает это таинство— священник или сами брачующиеся, где совершительный момент таинства, какое значение в браке имеет его физическая сторона и т.д. [4]

Нет, наконец, согласия в понимании и самой существенной стороны в философии брака — его цели. Говорим, наиболее существенной, потому что, как показал Иеринг [5], цель есть творец и душа права, цель известного правового института определяет всю его конструкцию, а о трудности вопроса о цели брака говорит то обстоятельство, что многие юристы в трудах, посвященных именно брачному праву, сознательно обходят его, хотя потом им невольно приходится его касаться [6].

 

Глава 1. РЕАЛИЗМ И ИДЕАЛИЗМ В УЧЕНИИ О БРАКЕ

 

Реалистическая теория о потомстве, как цели брака в классическом мире, в иудействе, в Римско-католической церкви

Copula-tbeorie (теория брака) и теория промисквитета

Шопенгауэр

Идеалистическая теория о полноте бытия как цели брака

Мифы и мистерии

Платон

Древняя христианская письменность

Фихте, Гегель и Шлейермахер

В истории человеческой мысли встречаем две главные теории в учении о браке, красной нитью проходящие по всему ее течению. Одну можно назвать реалистической, другую — идеалистической. Первая смысл брака видит в размножении, в потомстве. Это воззрение, то в его чистом виде как стремление иметь в браке продолжение своего существования, то осложненное религиозными и патриотическими мотивами в виде стремления иметь заместителей в служении богам и хранителей могил предков или защитников отечества, мы встречаем как в древнеиндийских, греческих и римских законах, так и у классических писателей. Уже самое наименование брака у греков и римлян указывает на эту цель. Matrimonium, то есть matris munus (букв. обязанность материнства), сущность брака указывает в материнстве. Греческое слово gamos; происходит от корня gen — рождаться [7]. «Uxorem ne liberorum quaerendorum habes?» («Для рождения ли детей берешь жену?») — спрашивал римский цензор заключившего брак гражданина и только после утвердительного ответа признавал его брак как matrimonium justum (брак законный) [8]. Есть свидетельство, что уже древнейший полумифический римский законодатель Нума Помпилий видел в детях продолжение существования родителей и главную цель брака [9]. Справедливо поэтому Августин, резюмируя взгляд римского законодательства на брак, говорит: «По принятым для брачных документов формам брак бывает для рождения детей» [10]. О детях как продолжателях культа упоминалось и в самой священной формуле заключения брака [11].

Существовал такой взгляд и у греков. Грек вступал в брак ради законных детей [12]. «Гетер мы имеем для развлечения, конкубин — для телесного наслаждения, а жен мы имеем, чтобы иметь законных детей и хранительниц дома», — говорит Демосфен [13], а Платон в своих «Законах» дает этой мысли широкую философскую постановку, видя в браке как бы продолжение борьбы за существование человека и после смерти, и выражает эту мысль в красивом образе факела жизни, который из рук в руки передается одним поколением другому [14]. Через много столетий повторяет эту мысль великий византийский законодатель Юстиниан в одной из своих новелл: «Брак настолько честен, что он как бы искусственно вводит бессмертие в род человеческий, и благодаря рождению детей поколения остаются обновленными» [15]. А позднее эту мысль повторил в своей новелле другой крупный византийский законодатель - Лев Философ [16]. Воззрение на потомство, как главную цель брака, отражалось и на частных пунктах брачного законодательства древности в виде обязательности, как брака, так и развода в случае бесплодия жены, и в виде закона о левирате.

Если цель брака — дети, а дети нужны для защиты отечества и продолжения культа, то брак является уже не делом свободы, а религиозной и гражданской обязанностью, нарушение которой карается законами. И вот, как в Греции, так и в Риме мы находим целый ряд законов, карающих безбрачие [17]Последним из таких законов был знаменитый lex Julia et Papia Poppea, который так возмущал Тертуллиана [18]и был отменен Септимием Севером (193— 211). Бездетного Епаминонда укоряли за то, что он плохо позаботился об отечестве [19].

С другой стороны, если цель брака дети, то где нет надежды иметь детей, там нет и брака, и потому бесплодие жены было одним, а иногда и единственным из поводов к разводу.

Римский историк Геллий в своих Анналах сообщает, что в древнем Риме вследствие строгости нравов в течение нескольких веков не было ни одного случая развода и первым развелся с женой патриций Карвилий Руга вследствие ее бесплодия. Он горячо любил свою жену, но счел долгом развестись с ней, так как его клятвенное брачное обещание гласило, что он женится для того, чтобы иметь детей [20]. То же рассказывает Геродот о двух спартанских царях [21]. Дигесты упоминают, что развод часто происходит из-за бесплодия жены [22]. По законам Ману в Индии развод с бесплодной женой по истечении восьми лет был обязателен [23].

Чтобы обеспечить мужу потомство, древние законы не останавливались даже перед такими, по-видимому, непреодолимыми препятствиями, как бесплодие самого мужа и даже его смерть. В таком случае прибегали к фикции левирата. Отец или брат бесплодного или умершего мужа брал его жену, и потомство от этого сожития считалось потомством мужа. Так было в Индии [24], так было и у древних греков [25].

Существовал левират и у древних евреев (Втор. 25, 5. Ср.: Мф. 22, 23-32; Мк. 12, 19; Лк. 20, 28). Брак на жене брата был здесь строго воспрещен (Лев. 18, 16, 20, 21. Ср.: Мф. 14, 4; Мк. 6, 18), но когда нужно было дать потомство умершему брату, отказ от такого брака считался бесчестным делом.

Вполне правы были, поэтому древние христианские писатели, полагавшие, что почти все дохристианское человечество видело в потомстве главную цель брака, и объяснявшие существование такого воззрения редкостью населения, родовым характером древнего быта, отсутствием надежды на будущую жизнь и т.д. [26]

Подчинялись иногда этому взгляду и христианские писатели [27], чаще на Западе. «Feminis haec (prolis) sola est causa nubendi» («Для женщин это (потомство) есть единственная причина замужества»), — пишет святой Амвросий Медиоланский [28]. В особенности важное значение имел тот факт, что этот взгляд защищал блаженный Августин, юрист по образованию. Например, он утверждает в своих трудах, что причина брака одна, а именно рождение детей и что там, где стремятся, чтобы детей не было, нет и брака [29].

«Для чего нужна эта помощь» (мужу со стороны жены), — спрашивает он в толковании на Книгу Бытия и отвечает: «Кажется всего вероятнее, что для рождения детей». Напечатанные курсивом слова показывают, что блаженный Августин далеко не был убежден в справедливости этого учения. Действительно, у него встречается и совершенно другое учение о целях брака. Например, творение «De bono conjugali» (главы 3 и 18): он указывает на «святую дружбу» как главную цель брака [30]. Однако позднейшее схоластическое западное богословие за немногими исключениями стало на точку зрения первой теории. Ее развивает, например, сам корифей схоластического богословия Фома Аквинат. «Proles est essentialissimum in matrimonio» («Наиболее существенно в браке — потомство»), — пишет он. Правда, он знает и другие цели брака — взаимную помощь супругов и избавление от страстности, но эти две цели второстепенны и объединяются с первой.

«В Священном Писании, — рассуждает «ангельский доктор», — говорится, что жена должна была явиться в помощь мужу. Но здесь разумеется помощь не в другом каком деле, как утверждают некоторые, так как во всяком другом деле муж мог бы получить более сильную помощь от другого мужчины, чем от жены, а помощь в рождении детей» [31].

Чрезвычайный авторитет, который имеют оба этих писателя Католической церкви, сделал то, что учение о деторождении как главной цели брака сделалось официальным ее учением [32]. «Matrimonii finis primarius est procreatio atque educatio prolis» («Главная цель брака состоит в рождении, и в особенности, в воспитании детей»), — читаем мы в новом официальном каноническом сборнике Римской церкви — Codex juris canonici (С. 1013), а современные католические богословы другие цели брака считают лишь следствием этой главной и, в сущности, единственной цели. Главная цель брака, то есть рождение детей, пишет один из них, настолько существенна, что, если она исключена, брак не может осуществиться. Вся моральная преданность супругов есть не что иное, как средство для этой цели. Кроме этой цели могут быть и другие, второстепенные цели: взаимная помощь и избавление от страстности, но и то и другое лишь следствия главной цели брака— деторождения. Тесное единение, которое производит первая и собственная цель брака, имеет своим следствием, что муж и жена должны помогать друг другу и любить друг друга как самих себя [33].

Это воззрение отразилось и в законодательстве некоторых европейских государств. Например, «Ргеussiches Landrecht» гласит: «Die Hauptzweck der Ehe ist die Erzeugung und Erziehung der Kinder» («Главная цель брака есть рождение и воспитание детей») [34].

Близко стоит к этому воззрению так называемая Copula-theorie, по которой главная цель брака— родовые сношения. Эту теорию развивает Кант, дающий такое определение брака: «Брак есть союз двух лиц разного пола с целью пожизненного взаимного пользования их половыми особенностями» [35].

Защищают ее и некоторые католические (например, Фрейзен) [36]и протестантские (например, Зом) [37]богословы, что вполне естественно, так как зачатие и рождение как чисто физиологические процессы от воли человека не зависят, и потому говорить о потомстве как главной цели брака — это значит, в сущности, защищать Copula-theorie.

У некоторых социологов Copula-theorie на исторической почве принимает форму так называемой теории промисквитета, по которой первоначально брак имел форму случайных половых связей между мужчиной и женщиной. Эту теорию защищают, например, Морган [38], Макс Ленен [39], Леббок [40]и др.

Быть может, самую блестящую и убедительную защиту реалистической теории дает Шопенгауэр в своей «Метафизике половой любви».

В половой жизни Шопенгауэр видит борьбу за существование, но не индивидуума, а рода. Большое значение жизни рода в сравнении с жизнью индивидуума заставляет последнего во имя целей рода жертвовать своими интересами и даже жизнью, в чем и заключается источник трагического в половой любви.

Наряду с этой реалистической теорией, в истории человеческой мысли столь же устойчива другая, идеалистическая теория, которая видит источник половой жизни, и в частности брака, не в стремлении организмов к сохранению своего существования в роде, а в другом, более высоком стремлении органического мира — стремлении к развитию, совершенствованию, к полноте бытия. Оба эти основные стремления не только не тождественны, но иногда и противоречат друг другу. В борьбе за существование успевают вовсе не более развитые и совершенные организмы, а те, которые лучше приспособлены к окружающей среде. Наиболее примитивные организмы имеют более продолжительное существование в качестве рода.

На севере вымерли мамонты, но остались мхи и лишайники. Уэллс в конце своей фантастической «Машины времени» рисует грустную будущность, через миллионы лет грозящую Земле, когда останутся только примитивные пузыри, плавающие в море при зловещих лучах потухающего медно-красного солнца.

И вот объяснение брака как стремления к совершенству, к полноте Бытия мы находим уже на первых страницах Библии, объясняющей творение жены стремлением Адама получить себе восполнение. Эту теорию мы находим и в распространенном почти всюду сказании о творении человека как андрогина. Эту идею находим мы и в древнегреческих брачных обрядах и мистериях, в частности, в наименовании брака «telos» — конец в смысле завершения. «Афиняне называли брак telos , — пишет Псевдо-Ареопагит, — как заканчивающий человека для жизни» [41]. В древней философии эту идею развил тот же Платон в заимствованном им из мифологии образе первобытного андрогина. Брачная любовь «eros», по Платону, есть epitimia tu olu — влечение к целостности, возвышающее человека к изначальному совершенству, исцеляющее его и делающее блаженным [42].

«Люди еще не уразумели как следует силу Эроса, — говорит Аристофан в «Пире». — Между богами Эрос — это наилучший друг людей. Он для людей и помощник и целитель, и от его лекарства для человечества настанет величайшее счастье...» Затем, изложив миф об андрогине, Аристофан делает вывод:

«Поэтому всякий ищет свою половину, которая ему соответствует...» Причина этого заключается в том, что наша изначальная природа была такова и что мы были целыми. Это стремление и искание целого и называется любовью. И ранее мы были едины, но бог разделил нас из-за неправды. Если мы примиримся и сдружимся с богом, мы найдем и получим того, кого любили. Эрос, если мы будем богобоязненны, сделает нас счастливыми и блаженными, возвратив нам прежнюю природу и излечив нас».

В христианскую эпоху, когда реалистическая теория завладела Западом, идеалистическая получила господство на Востоке. Особенно подробно развивает ее корифей православного богословия святитель Иоанн Златоуст в период наибольшего расцвета своего таланта. «Тот, кто не соединен узами брака, — пишет он, — не представляет собой целого, а лишь половину. Мужчина и женщина не два человека, а один человек» [43]. «Свойство любви таково, что любящий и любимый составляют не двух разделенных, а одного какого-то человека» [44]. Эта теория включена и в официальные восточные канонические сборники. Эклога 740 года определяет брак как соединение двух лиц в одной плоти, в одном существе. Вместе с Эклогой это определение попало и в славянскую Кормчую [45]. Вальсамон определяет брак как «соединение мужа и жены в одно существо, в одного человека с одной душой, но в двух лицах» [46]и делает отсюда вывод в отношении способа исчисления брачных степеней.

На этой точке зрения стоят и другие многочисленные канонические памятники Православной Церкви, усвоившие, как наилучшее, знаменитое Модестиновское определение брака, рассматривающее брак как всестороннее и полное объединение супругов, но вовсе не упоминающее о рождении [47].

Если же иногда мы имеем в православных памятниках указание на рождение детей как цель брака, то, во-первых, цель эта не является здесь основной и главной [48], а во-вторых, мы имеем здесь обычное позднее заимствование из памятников западных. Таково, например, определение брака в 50-й (51) главе Кормчей книги [49], точно переведенное из римского катехизиса 1566 г. [50], или в катехизисе митрополита Филарета, взятое из Беллярмина [51].

Ту же идеалистическую теорию мы находим у немецких философов-идеалистов. Фихте определяет брак как «полное соединение в одно бытие двух лиц разного пола» [52].

Подобное определение находим у Гегеля и Шлей-ермахера. Гегель говорит о субстанциональном слиянии в браке двух личностей (Personlichkeiten) в одно лицо (Person). Это субстанциальное единство служит основанием для моральных и частно-правовых последствий брака [53].

О взаимном восполнении как основной цели брака, в котором два лица соединяются в одну волю и даже в одно существо, пишет и Шлейермахер.

Итак, оба взгляда представлены достаточно авторитетно на протяжении длинного ряда веков. Какой же из них нужно считать правильным? Вопрос этот имеет не только глубокий философский, но и крупнейший практический интерес.

Пусть наше поведение не всегда отвечает нашим воззрениям, все же наши воззрения — это тот компас, который определяет общую линию нашего поведения, и потому тот или иной взгляд на цель брака всегда так или иначе отражается на нашем морально-практическом отношении к нему и делает его или правильным, или ошибочным, что, в конце концов, отражается на благополучии или неблагополучии и всего общества. А затем, как мы уже заметили ранее, понятие цели известного правового института определяет всю его конструкцию, а потому то или иное решение вопроса о цели брака ведет к такому или иному построению всего брачного права и к ряду выводов громадного практического значения. Например, в вопросе о признании наличности брачного состояния, числа и характера препятствий к браку, поводов к его уничтожению и разводу и т.д.

К решению этого вопроса мы приступим в следующей, второй главе.

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.