Наука как особое знание, познание, сознание

Наука, действительно, есть знание, скажем словами Л. Н. Толстого, «необходимейших для жизни человеческой предметов знания». Это верное определение требует, однако, уточнения: ведь не всякое знание о необходимейшем для человеческой жизни — уже наука. Чем знания научные отличаются от донаучных, ненаучных, антинаучных?

В реальной практике к научному знанию нередко причислялись не только истины, так или иначе выдерживавшие проверку временем, но и разного рода неподтвердившиеся утверждения, гипотезы, концепции, которые когда-то именовались истинами. Надо учитывать и то, что путь к истине в науке пролегает через споры, столкновения различных позиций.

Возможна и такая ситуация, когда гипотетическое знание, не получившее сперва развития и подтверждения, в другую эпоху определяет магистральную линию развития науки. Так было, например, с учением Коперника, которое только через столетия после его появления стало одним из теоретических оснований естествознания. Иными словами, в каждый данный момент истории отделение подлинно научного знания от донаучного, ненаучного или даже антинаучного не столь простая проблема. Но тогда, быть может, правы скептики, релятивисты, субъективисты, которые делают отсюда вывод: так называемая научная истина — чисто релятивная (относительная), лишь на время

принимаемая конструкция — плод субъективных построении ученого, который неминуемо ждет печальная участь быть опровергнутым? Они неправы, хотя в их рассуждениях схвачено реальное противоречие развития науки: научное знание подвержено изменениям; истины, гипотезы, концепции науки не застывший, раз навсегда данный свод знаний, а весьма подвижное, динамично развивающееся целое; истина и заблуждение, достижения и ошибки в науке подчас не бывают отделены резкой, ясно видимой гранью. И все-таки в научном знании, этом динамически изменяющемся целом, в каждую эпоху имеются понятия, концепции, относительно устойчивые, принимаемые в качестве принципов, оснований именно научных истин, а претензии на научную истину, если они несостоятельны, рано или поздно опровергаются, вытесняются из науки.

Наблюдение за знаниями, которые в эпоху их появления были признаны истинами науки, ее выдающимися достижениями и признаются таковыми сегодня, приближает к пониманию особенностей подлинно научного знания. Например, появившиеся в разные исторические эпохи, не просто несхожие, но и в известной степени противоположные друг другу геометрия Евклида и геометрия Лобачевского, концепция Ньютона и теория относительности Эйнштейна в равной мере рассматриваются как достижения науки, считаются выдающимися образцами научного знания. Что же в них общего? Что отличает их от знания донаучного, ненаучного или антинаучного?

Интересно и важно проследить в этой связи, как понимали и понимают научное знание сами выдающиеся ученые.

Наука не сумма, а система знаний. А. Эйнштейн так определял основную задачу своей научной деятельности: «Наша цель состояла в том, чтобы возможно короче наметить картину развития основных понятий в их связи с опытными фактами и усилиями достичь внутреннего совершенства системы» '. Иначе говоря, научное знание должно отличаться систематичностью, доказательным выведением знаний из неких основополагающих принципов и в идеале естествознание должно стремиться к созданию мысленной систематической картины всей природы. В «Творческой автобиографии») Эйнштейн писал о том же, обращая внимание на динамику сознания формирующегося ученого: «В развитии человека моего склада поворотная точка

' Эйнштейн А. Физика и реальность. М., 1965, с. 59.

284

достигается тогда, когда главный интерес жизни понемногу отрывается от мгновенного и личного и всё больше и больше концентрируется в стремлении мысленно охватить природу вещей» 1.

Здесь отмечены важные признаки научного знания: взятое в целом, в качестве знания отдельных наук, в качестве естествознания и обществознания, научное знание выступает в виде определенных систем (или устремляется к их созданию); в этих системах есть исходные принципы, фундаментальные понятия и имеются знания, выводимые из принципов; система включает в себя и важные для данной науки, так или иначе интерпретированные опытные факты, эксперименты, математический аппарат, практические выводы и рекомендации. Естествоиспытатели, философы, логики, анализируя суть научного знания, справедливо подчеркивают: в науке как системе знания, а следовательно, в сознательной ориентации ученого огромное значение имеют поиски доказательств, убедительных аргументов, стремление к строгости, простоте, совершенству самой системы.

Тем самым найдено отличие научного знания от тех знаний, которые могут не приводиться в единую систему, оставаясь частными, фрагментарными, могут не возводиться к четко выясненным принципам. В обычной жизни мы используем (и даже изготовляем) какие-либо вещи, опираясь на конкретные знания — навыки, чаще всего не вдаваясь в их принципы, основания. Для пользования электрическими приборами, скажем, вовсе не обязательно знать законы электротехники; можно водить автомобиль, не имея представления о том, как работает мотор. Чтобы делать электроприборы или автомобили, уже нужно иметь определенные знания по электротехнике, теории двигателей, однако и в этом случае некоторые трудовые функции не предполагают необходимость систематизированных научно-технических знаний, которые потребовались человечеству для изобретения электроприборов, автомобилей.

При всем этом неверно было бы недооценивать практические знания. Они помогают индивидам и целым поколениям людей ориентироваться в окружающем мире — поступать в соответствии с некоторыми объективными характеристиками природы, использовать орудийно-технические средства, достижения цивилизации, осуществлять довольно сложные, по-своему творческие трудовые действия,

' Эйнштейн и современная физика. М., 1956, с. 29.

взаимодействовать с другими людьми и т. д. Такие объективные знания, подтвержденные длительным коллективным опытом людей, правомерно назвать «истинами практики». Без их накопления были бы невозможны истины науки. У истин практики есть преимущества — они спаяны с различными видами деятельности, быстро проверяются, выливаются в ясные рекомендации, приобретающие все более общее значение.

Характеристика двух видов знания (истин науки и истин практики) связана и с относительным различием так называемого обыденного (донаучного) и научного сознания. Абсолютизировать это различие неоправданно, даже опасно именно сегодня, в эпоху их наибольшего сближения и взаимопереплетения. Но и отождествлять их столь же неверно и опасно, ибо обыденное сознание сегодня может выступать в таких отчужденных от науки и враждебных ей формах, как антиинтеллектуализм, иррационализм, отнюдь не исчезнувшие с арены идейной борьбы. В условиях социализма, где нет враждебности обыденного сознания по отношению к науке, все же остается проблемой реальное освоение знаний и требований науки в повседневной практике широких масс людей.

Но можно ли считать отмеченные особенности науки необходимыми и достаточными критериями для отделения ее от знаний ненаучных? Ведь и вне науки существуют систематизированные знания, в которых есть свои исходные принципы, основания и имеются выводимые из них следствия. Таковы, например, религиозные учения — в их основу положена сумма догматов, из которых выводятся следствия. Внешне религиозные системы могут казаться логически стройными, опирающимися на доказательства, аргументы. Загляните в книги современных защитников религии — и вы увидите системы, рассуждения, доказательства...

Значит, не сами по себе систематичность и доказательность отличают именно научное знание. Тогда, быть может, главное — в принципах, положенных в основание системы, в их содержании?

Существенно то, что принципы, законы, понятия науки отражают действительность, тогда как религиозные системы строятся вокруг вымышленных сущностей (бог, откровение и т. д.). Но и в развитой науке многие важные результаты, принципы, особенно теоретические, не имеют непосредственного аналога в действительности. Математическому исчислению, геометрической теореме, таким по-

нятиям физической науки, как «материальная точка», «абсолютно черное тело» и т. д., не соответствуют какие-либо особые, доступные наблюдению предметы реальности. Наука отражает существенные, закономерные отношения действительности, но они не даны как нечто самостоятельное:

нельзя, скажем, «видеть», фиксировать в качестве объекта, особой предметной области количественные, физические иди химические отношения. Казалось бы, проще обстоит дело в разделах науки, исследующих что-то заведомо данное, «вещное», скажем твердое тело, планеты Солнечной системы или живые организмы. И даже в этом случае объекты научного познания предстают в каком-либо своем аспекте, «срезе», так что принципы, понятия науки и тут не имеют предметно-вещного аналога.

Трудности, о которых идет речь, не только используются религиозными философами для соответствующих аналогий с божественным (нельзя непосредственно «видеть» бога, но его можно «почувствовать», о нем можно заключить на основании целого ряда «проявлений», «откровений» божественного), но и напряженно переживаются, обсуждаются самими учеными, порой становясь одной из причин испытываемых наукой кризисных состояний. Вырастают они на вполне реальной основе — коренятся в творческой природе научно-теоретического мышления, в том, что отношение принципов науки к действительности носит сложный опосредствованный характер.

По своему исходному и существенному определению, наука означает отход от непосредственной целостности изучаемой ею действительности. Она не может не «рассекать» целое, не изолировать его сферы, фрагменты, части, аспекты, не может не создавать для их обозначения символы, а для их анализа — понятия, не имеющие непосредственного аналога в действительности. И наоборот, наука не может не группировать в непривычные единства то, что в природе, вне человека было изолировано, и т. д. Иными словами, наряду с действительным чувственно-предметным миром, миром донаучной и вненаучной практики возникает также особый мир науки — с приборами, необходимыми для исследования, с новыми, сугубо научными «объектами», с понятиями, теориями, из анализа, сопоставления которых рождается новое научное знание.

Отношения между вненаучным миром и миром науки многомерны. Не случайно «наивный реализм», наивный материалистический оптимизм, не учитывающий этой многомерности, оказывается недостаточным. На этой почве пло-

дятся идеалистические, субъективистские точки зрения, абсолютизирующие и различие двух миров, и трудности их взаимодействия.

Как правило, при этом возводится в абсолют, раздувается одна сторона научного знания, познания и сознания — абстрактность научных понятий, творческая активность субъектов науки, роль -воображения в научном познании. Но принципиально необходимый отход от непосредственно наблюдаемых предметов, связей действительности — только одна сторона живого противоречия, определяющего ее развитие. Есть и другая сторона: наука именно через свои абстракции, идеализации, через удаление от реальной жизни природы, общества, человека постоянно открывает действительность, «выходит» к живой природе, к обществу и конкретным людям, к реальной практике человека.

Выдающиеся ученые, как правило, считают существенным для научного знания не один только отход от реальности, но именно напряженное противоречие между идеализацией действительности, творческой активностью научного познания, с одной стороны, и постоянным выходом к реальности — с другой.

Возражая скептически настроенным ученым и философам, М. Борн писал: «...иногда даже и сами ученые задумываются, почему им приходится рассматривать природу столь абстрактно и формально — при помощи символов. Нередко высказывается мнение, что символы — это просто вопрос удобства, нечто вроде сокращенной записи, необходимой, когда имеешь дело с обилием материала, требующего переработки и усвоения. Я счел эту проблему не столь простой, рассмотрел ее детально и убедился, что символы составляют существенную часть методов постижения физической реальности «по ту сторону явлений» '.

Связь научного знания, принципов науки с действительностью не сводится к тому, чтобы каждое понятие, формула, концепция отражали определенные наблюдаемые предметы, предметные отношения, ситуации. Некоторым отдельно взятым элементам научной системы, исчислениям, действиям ученого в предметном мире вообще ничто внешне наблюдаемое не соответствует — они суть элементы творческой, конструктивной деятельности самого исследователя. Попытки непосредственного соотнесения научных понятий и методов с предметным миром не случайно оканчиваются неудачей.

' Борн М. Моя жизнь и взгляды. М., 1973, с. 109.

Опровержение идеализма — в диалектико-материалистическом решении проблемы «реальности» применительно к научному познанию. Эта проблема не исчерпывается познанием внешнего мира, выявлением его объективных законов. В науке она своеобразно запечатлевается также в специфике научных принципов, основании, фундаментальных понятий, выводимых из них научных систем, а также в типичном для науки сознании ученых, в их ориентациях, нормах, принципах деятельности и общения.

Фундаментальные понятия науки, с одной стороны, представляют собой абстракции, идеализации, результат конструктивной творческой мысли ученых, на фундаменте которых строятся (с применением специальных методов) доказательство, аргументации, система знании. С другой стороны, такие понятия и системы с помощью специальных рассуждений, методов, приемов постоянно соотносятся с фактами, с реальным миром «по ту сторону явлений». Какой бы сложной ни была связь науки с действительностью вне науки, каким бы долгим и опосредствованным ни был путь опытной проверки, подтверждения фактов, эта связь была и остается альфой и омегой как естествознания, так и наук об обществе.

Главное отличие принципов науки от догм религии и, значит, науки и религии как форм сознания в том, что принципы в науке принимаются только тогда, когда обосновывающая их система доказательств подтверждается практикой. Сомнение в принципах, в системе научных понятий означает, что они еще носят характер гипотезы. При этом истины науки — объективное знание, которое нельзя просто отбросить, необходимо преодоление, разрешение сомнений, контраргументов и т. д. Можно сказать, что наука утверждает принципы, с самого начала предполагая в качестве социально значимой характеристики сознания ученых «еретическую» способность критики и пересмотра научных концепций. Что же касается первооснов религии, то это догматы, в которые при всех обстоятельствах требуется безоговорочно верить. И если история науки — это история развития такой формы общественного сознания, в рамках которой все более и более культивируются (оказывая немалое влияние на сознание общества в целом) споры, дискуссии, сомнения, рождение неожиданных, «сумасшедших» идей, то история религии как формы сознания — история кровавой ожесточенной борьбы с отступлениями, ересями. Если религиозная вера предполагает устранение ересей, колебаний, сомнений, самого побуждения проти-

воречить исходной догме, то научное познание и сознание ориентированы на создание нового знания, что немыслимо без практической проверки, изменения, критики самих принципов старого знания. Так, каждая естественнонаучная дисциплина, творчески конструируя свой подход к природе, одновременно многими способами опирается на природу и возвращается к природе в целом.

Ближайшее к действительности звено научного познания — опытное, экспериментальное (или, как его называют в науке и философии, эмпирическое) знание. В системе науки оно также во многом носит абстрактный характер, что объясняется неотделимостью экспериментальной научной деятельности от теории. Понятия, формулы, применяемые в эксперименте, уже опосредствованы длительным историческим опытом науки, абстрагировавшей от целостной действительности свой предмет. Вместе с тем они так или иначе проверяются в эксперименте, соотносятся с наблюдаемыми характеристиками исследуемых предметов, явлений, отношений. Картина мира — своего рода высшая по своей предельной широте мировоззренческая абстракция, создаваемая теоретическим естествознанием, но это одновременно и способ выхода наук о природе к самой природе как целостности.

Не в каждый момент между эмпирическим знанием и теорией науки устанавливается согласованность. Объединение опытов и понятий, принципов и практических эффектов — цель, к которой наука постоянно движется. Такова и сознательная ориентация ученых, характеризующая науку как социальное образование, как форму общественного сознания. Пути к этому идеалу ведут через периоды противоречий, рассогласовании опытно-экспериментального и теоретического знания. Такие «кризисные» периоды отнюдь не свидетельство слабости науки, чаще это симптомы начавшихся в ней бурных преобразований, революционных изменений. Подобный перелом пережили естественные науки (в особенности физика) и математика на рубеже XIX и XX столетий. Эмпирическое знание уже содержало в себе и все более накапливало факты, которые не согласовывались со старыми математическими и физическими концепциями (евклидова геометрия и ньютоновская физика были своеобразными опорами теорий и связанной с ними картины мира). Преодоление кризиса наметилось вместе с формированием новых геометрических, физических теорий, которые на первом этапе еще имели вид научных гипотез. Хотя они и опирались на некоторые прежде

проведенные эксперименты, опытные данные,им еще предстояло создать «свой» массив опытов, адекватный математический аппарат и предсказать вытекающие из новых теорий практические эффекты. В началеXX века в таком положении были теория относительности, квантовая механика. Но вскоре эти новаторские теоретические системы как бы «притянули» к себе соответствующие эксперименты, что в свою очередь помогло существенно преобразовать эмпирическое знание, поднять его на новый уровень. Преобразовались принципы, методы, формы, опытное поле естественнонаучного познания, а с ними и сам стиль познания и сознание ученых. Науки о природе еще раз испытали поистине революционную историческую переориентацию.

Предшествующая крупная научная революция, происшедшая в XVI—XVII веках и завершившаяся утверждением ньютоновского естествознания, не привела ученых к осознанию исторического характера научного знания и познания. По своей сущности, объективно наука есть исторически возникшая и изменяющаяся форма общественного сознания. Однако субъективно теоретики долго еще не руководствовались принципом историзма в «самоосмыслении» науки и себя как ее творцов.

Лишь впоследствии, на рубеже XIX иXX веков, стало очевидно, что в само определение принципов и методов науки, научного знания и познания, науки как формы сознания органически входят такие характеристики, как зависимость их содержания от новаторского преобразования предшествующих знаний, их историческая сменяемость а вместе с тем постоянное, всеобщее значение. Как это ни парадоксально, оказывается, можно и нужно характеризовать принципы науки и, соответственно, ориентации ученых с помощью столь несхожих, даже противоречащих друг другу признаков — сменяемости и постоянства.

Возникновение и смена научных принципов — процесс исторический по своей природе. Принципы, основы науки на определенном этапе приобретают всеобщее значение, общее признание, проходя сложный путь становления. К их формированию причастны не только те, кому, как Ньютону или Эйнштейну, принадлежит честь их открытия и формулирования, но и все те ученые, чьи мысли развивают или с чьими идеями борются эти гении-новаторы. Речь идет о закономерности исторической смены и одновременно преемственности научных принципов. Советский ученый И. Е. Тамм предельно четко охарактеризовал эту особенность научного знания: «Развитие теории относительности

не только оказало революционизирующее влияние на всю физику, но наряду с этим подчеркнуло и преемственность в развитии науки. На примере теории относительности особенно выпукло выявился тот факт, что каждый новый этап развития науки не перечеркивает и не отвергает предшествующий, а включает его в себя в качестве частного случая более общих закономерностей» '.

Противоречие исторической изменчивости и постоянства — черта научного познания, которая важна не только для теории науки, но и для научно-исследовательской практики. С помощью данной характеристики наука раскрывается как диалектически развивающаяся форма общественного сознания: на протяжении истории накапливается, обогащается, обновляется реально создаваемый поколениями ученых и ставший достоянием человечества массив знаний. Особенность науки как формы общественного-сознания — в том специфическом соотношении нового и старого знания, где на первый план в ходе истории все более выступает новаторский, творческий потенциал духовной деятельности, запечатлеваемый в сознании и ориента-циях ученых как субъектов духовного производства.

Превращение прежней научной системы с ее принципами в «частный случай» новой научной концепции — это всегда и новый широкомасштабный выход к реальности, к фактам, к опыту, новая проверка познавательной значимости принципов науки. Процесс проверки принципов науки самим же опытом науки свидетельствует о коллективности процесса познания и общественной значимости ориентации ученых. Подобно тому как факт использования языка включает каждого индивида в вековое общение людей, так и научный язык, формы фиксирования результатов научного поиска заведомо ориентированы на коллективный процесс. Каждый ученый сознает: результаты его поиска должны быть соответствующим эпохе образом выражены, заявлены, сообщены, доказаны современникам, будущим поколениям, обществу, с тем чтобы затем многократно пройти испытание временем. Поэтому-то наука и не распадается на отдельные фрагменты знаний, а представляет собой исторически развивающийся процесс взаимодействия людей.

Взаимодействие в науке может быть реальным, «очным», когда, как было, например, в истории квантовой механики, спорят, объединяют свои познавательные усилия,

' Эйнштейн и современная физика, с. 88.

встречаются друг с другом выдающиеся творцы науки одной эпохи, и «заочным», как было в принципиальном «споре» Эйнштейна с Ньютоном', как будет, видимо, и в тех случаях, когда физики нашего или следующего столетия скажут принципиально новое слово по сравнению с «физикой Эйнштейна». Подчеркивая общественный, общезначимый характер научной деятельности, К. Маркс писал:

«Но даже и тогда, когда я занимаюсь научной и т. п. деятельностью,— деятельностью, которую я только в редких случаях могу осуществлять в непосредственном общении с другими,— даже и тогда я занят общественной деятельностью, потому что я действую как человек. Мне не только дан, в качестве общественного продукта, материал для моей деятельности — даже и сам язык, на котором работает мыслитель,— но и мое собственное бытие есть общественная деятельность; а потому и то, что я делаю из моей особы, я делаю из себя для общества, сознавая себя как общественное существо» 2.

Эти слова К. Маркса хорошо подытоживают самое существо понимания науки именно как формы общественного сознания. Индивиды, благодаря действиям и размышлениям которых реально развивается наука, включены в особую систему социальной деятельности; они объективно формируются как общественные существа и в той или иной мере осознают себя в качестве таковых.Их познавательная деятельность и ее результаты — знания приобретают форму общественных по природе процессов и продуктов. В сознании индивидов, поскольку они действуют и сознают себя в качестве ученых, также формируются особые продукты, процессы, формы (идеалы, нормы, ориентации, ценности и т. д.), которые приобретают общественное значение, а потому существуют и вне рамок индивидуального сознания.

Так наука консолидируется в специфическую форму общественного сознания, занимающую свое особое место в «семье» его форм.

' И недаром Эйнштейн обращался к Ньютону так, как обращаются к живому, реальному собеседнику: «Прости меня, Ньютон; ты нашел единственный путь, возможный в твое время для человека величайшей научной творческой способности и силы мысли. Понятия, созданные тобой, и сейчас еще остаются ведущими в нашем физическом мышлении, хотя мы теперь и знаем, что если мы будем стремиться к более глубокому пониманию взаимосвязей, то мы должны будем заменить эти понятия другими, стоящими дальше от сферы непосредственного опыта» (Эйнштейн и современная физика,с. 41—42).

2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 118.

Наука как форма общественного сознания возникает, когда складываются благоприятные для этого отношения общественного бытия, материальные формы и предпосылки, а также когда существовавшие прежде ее другие формы общественного сознания, формы человеческой культуры создают для научной деятельности духовные, историко-культурные предпосылки. Рассмотрим этот исторический процесс подробнее.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: