И СМЫСЛОВОЙ СФЕРЫ ЛИЧНОСТИ 5 глава

Интересно, что в классической литературе XIX века конфликты индивидуальности с обществом имели вид сравнительно невинных по сегодняшним меркам идеологических споров. В этих спорах, с одной стороны, признавалось право на существование индивидуальных взглядов, отличных от общепринятых (Печорин, Базаров, князь Мышкин, Жан Вальжан и др.), а с другой — общественные ценности и установления также принимались в целом, хотя крити-ковались во многих, порой существенных частностях. В литературе же XX века типичным является показ полностью патогенного общества, неподчинение установлениям которого — единственный способ сохранить себя как личность («451° по Фаренгейту» Р.Бред-бери, «Мы» Е.Замятина, «1984» Дж.Оруэлла, «Прекрасный новый мир» О.Хаксли, «Повелитель мух» У.Голдинга, «Пролетая над гнездом кукушки» К.Кизи, «Белые одежды» В.Дудинцева, «Карусель» Ю.Алешковского и многие другие). Таким образом, обращаясь в данном разделе к феноменологии «социопатических» нарушений поведения, мы должны выделить из них те, которые связаны с отклонениями в развитии личности, а не с аномалиями самих социальных норм и ценностей.

Проблему «Moral insanity» — моральной дефективности — пытался проанализировать в одноименной статье Л.С.Выготский (1983 б, с. 150—152). Он констатировал, что нельзя рассматривать нарушения личности, фиксируемые у беспризорных, трудновоспитуемых, малолетних проституток и др., как разновидность психической патологии. Эти нарушения связаны с воздействием среды и, по мнению Выготского, с перемещением в более благоприятную среду на-

4.7. нарушения смысловой регуляции 337

ступает улучшение. Эти положения, в целом верные, недостаточно глубоко проникают в проблему. В частности, Выготский в данном фрагменте не анализировал вообще специфику самих изменений личности у соответствующих групп детей, ограничившись ссылками на зарубежных авторов, констатировавших связь такого рода личностных нарушений с выпадением, недоразвитием тех или иных ценностей.

С соображениями, высказанными выше, перекликается такой интересный подход к проблеме как концепция метапатологий А.Маслоу (1999), являющаяся важной частью его теории метамо-тивации и бытийных ценностей. Согласно А.Маслоу, на высшем уровне личностного развития — уровне Бытия — место базовых потребностей в мотивации поведения занимают высшие бытийные ценности (Б-ценности), такие как истина, добро, красота, целостность, единство противоположностей и др. Вместе с тем эти ценности присутствуют в той или иной, не всегда актуальной форме у всех людей, и они необходимы не только для того, чтобы достичь «полной человечности», но и для того, чтобы избежать специфических заболеваний, возникающих вследствие депривации этих ценностей. «Если нет ценностей, руководящих жизнью, то можно не быть невротиком, но тем не менее страдать от когнитивных и духовных расстройств, поскольку в определенной степени связь с действительностью искажена и нарушена» (Маслоу, 1999, с. 189). При этом ведущая роль в этой депривации принадежит среде. «Жизнь в неприятном окружении со скверными людьми — это патогенный фактор. Если же вы предпочтете проводить время с красивыми и достойными людьми, то обнаружите, что чувствуете себя лучше и возвышеннее» (там же).

Эти расстройства или болезни Маслоу называет метапатоло-гиями. «Веками они рассматривались скорее религиозными мыслителями, историками и философами в понятиях духовных или религиозных проблем, а не врачами, учеными, или психологами в понятиях психиатрических, психологических или биологических "болезней", ущербностей или слабостей. В некоторой степени эта область частично совпадает и с социологическими и политическими расстройствами, "социальными патологиями" и т.п.» (Маслоу, 1999, с. 300). Вот список общих метапатологий, которые приводит Маслоу (там же, с. 300—301):

Отчуждение.

Аномия.

Ангедония.

Потеря вкуса к жизни.

Потеря смысла.

338 глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

Неспособность получать наслаждение. Безразличие.

Скука, тоска.

Жизнь теряет собственную ценность и самооправдание.
¹Экзистенциальный вакуум.

Ноогенный невроз.

Философский кризис.

Апатия, отстраненность, фатализм.

Отсутствие ценностей.

Десакрализация жизни.

Духовные заболевания и кризисы. «Сухость», бесплодие, застой.
I Аксиологическая депрессия.

Желание смерти, сдача на «волю судьбы». Безразличие к соб-
) ственной смерти.

{ Чувство собственной бесполезности, ненужности, незначимос-

, ти. Тщетность.

Безнадежность, апатия, поражение, прекращение совладания, капитуляция.

Чувство полной детерминированности. Беспомощность. Отсутствие ощущения свободы воли.

Абсолютное сомнение. Есть ли хоть что-нибудь стоящее? Есть ли что-нибудь значащее?

Отчаяние, мука.

Безрадостность.

Опустошенность.

Цинизм, неверие, потеря веры в высшие ценности или упрощенное их толкование.

Метажалобы.

Бесцельное разрушение, ярость, вандализм.

Отчуждение от старших, родителей, авторитета, любого общества.

Приведем еще ряд обозначений и классификаций сходных форм
i психологических нарушений.

Классификацию видов нарушений поведения, могущих при определенных ситуациях привести человека к катастрофе, предлагают Ц.П.Короленко и Т.А.Донских (1990). К ним они относят такие разные явления как аддиктивное поведение, которое выражается в стремлении к уходу от реальности, антисоциальное поведение, проявляющееся в игнорировании законов и прав других людей, суицидное поведение, конформистское поведение, нарциссическое поведение, фанатическое поведение и аутистическое поведение (Короленко, Донских, 1990, с. 5—6). В этом перечне отсутствует единое основание и содержательные критерии (кроме катастрофических последствий), однако сам по себе неклинический подход к пове-

4.7. нарушения смысловой регуляции 339

денческим патологиям заслуживает внимания в контексте рассматриваемой нами проблемы.

Сходный список нарушений поведения (подпадающих под определение девиантного поведения) предлагает Я.И.Гилинский, особо выделяя «ретритистское поведение» (по Р.Мертону). В концепции «двойной неудачи» Р.Мертона «пьянство, наркотизм, самоубийство как "уход" от чужого, непонимаемого и непонимающего мира (ретритистское поведение) возникает при наличии двух обстоятельств: 1) длительной неудачи в достижении разделяемых обществом целей легальными средствами и 2) неспособности (в силу различных причин) прибегнуть к незаконным способам достижения этих целей» (цит. по. Гилинский, 1994, с. 8). Описанные явления подходят также под определение «саморазрушающего поведения» (см. например, Сидоров, 1991). П.И.Сидоров предлагает использовать понятие «девиантный образ жизни» (Сидоров, 1991, с. 19), интегральной характеристикой которого является именно «саморазрушающее поведение» во всех его проявлениях. Ю.А.Васильева (1995) также отмечает, что в случаях девиантного поведения правонарушителей мы сталкиваемся с сочетанием в различных пропорциях всех или почти всех описанных видов нарушения поведения «внутри» каждого конкретного случая. Это дает нам основания, относясь в целом с осторожностью к приведенным классификациям, ограничиться в дальнейшем личностью правонарушителей как наиболее общепризнанной моделью для изучения неклинических (социопатических) нарушений (девиаций) смысловой сферы. При этом мы далеки от мысли распространять выводы, полученные при изучении правонарушителей, на другие, менее изученные под данным углом зрения разновидности метапатологий. Так, например, особенности личности, типичные для преступников, с одной стороны, и суицидентов, с другой, не только различаются, но в ряде случаев носят полярно противоположный характер (Ратинов, Ситковская, 1990).

Нашей задачей является, таким образом, анализ особенностей смысловой сферы преступников и правонарушителей как наиболее репрезентативного случая метапатологий смысловой сферы. Сразу подчеркнем, что в данном разделе мы будем рассматривать только случаи, в которых отсутствует традиционная психическая патология, поскольку правонарушения и преступления, совершенные психически больными людьми, хоть и не выводимы непосредственно из факта заболевания, но осуществляются на фоне рассмотренных в предыдущем разделе изменений личности при соответствующей патологии (Гульдан, 1986; Антонян, Гульдан, 1991). Поэтому в этих случаях неклинические особенности личности в луч-

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

шем случае отодвинуты на задний план и снивелированы, что осложняет их анализ.

А.Г.Белобородое (1999) отмечает раздвоенность смысловой сферы преступников, в которой существуют разные представления о должном для себя и для других. Он говорит о специфической ценностно-смысловой системе, формирующейся в преступной группе. «Преступное сообщество, криминальная субкультура имеют свои четко зафиксированные языковые (преступный жаргон) и символические (татуировки, рисунки) носители смыслов, производные от особенностей активности преступных групп и связанные со спецификой отражения тех объектов действительности, которые значимы с точки зрения групповых целей и мотивов... При вхождении в преступные группы новых членов такие смысловые измерения могут транслироваться и оказывать деформирующее влияние на их сознание» (Белобородое, 1999, с. 13). Выполненное А.Г.Белобородо-вым эмпирическое исследование образа права у преступников и его динамики на протяжении срока отбывания наказания свидетельствует об изменениях в направлении удаления образа права впервые осужденных от образа права законопослушных граждан и сближения его с правосознанием опытных преступников. Это согласуется и с более общими выводами Л.А.Волошиной (1990) о том, что среда исправительно-трудовых учреждений углубляет процесс социальной дезадаптации личности, вооружает ее сознание элементами криминальной субкультуры, отучает ее от ответственности и активного выбора, углубляет негативные характерологические черты, формирует «образ агрессивной среды». Процесс адаптации несовершеннолетних правонарушителей к специфической среде исправительно-трудовых учреждений был подробно рассмотрен В.И.Олешкевичем и Ю.К.Александровым (1999). Эти авторы, в частности, анализируют ритуалы приобщения новичков к тюремной жизни через своеобразные испытания как разновидность обряда инициации, в котором происходит «разрушение внешнего и проявление внутреннего», когда после «очищения сознания», расчистки места в нем, «на это чистое место, в очищенное сознание вводятся новые смысловые понятия и ценности» (Олешкевт, Александров, 1999, с. 42).

Таким образом, анализируя особенности личности правонарушителей, необходимо четко различать те личностные особенности, которые, входя в структуру соответствующей метапатологии, выступают в качестве предпосылок девиантного пути личностного развития, и те, которые являются следствием вторичной криминальной социализации. Исходя из этого, наиболее адекватным объектом для изучения метапатологии смысловой сферы являются лица, впервые

4.7. нарушения смысловой регуляции 341

привлеченные к ответственности за правонарушения и не имеющие тюремного опыта, который сам по себе накладывает на личность очень сильный отпечаток.

В отечественной криминологической и судебно-психологической литературе в последнее время уделяется особое внимание проблемам мотивации преступного поведения как на ситуативном уровне, так и на уровне устойчивых особенностей мотивационной сферы личности (Волков, 1982; Гульдан, 1986; Кудрявцев В.Н., 1986; Луне-ев, 1986; 1991 и др.). При этом справедливо подчеркивается относительность разделения мотивации противоправного и правомерного поведения: «Один и тот же мотив, в зависимости от ситуации, может быть побуждением к преступлению, к иному правонарушению или даже к правомерному действию» (Кудрявцев В.Н., 1986, с. 13). Это же подчеркивает и В.В.Лунеев: антиобщественных потребностей и мотивов как таковых не существует. «Преступный путь выбирается правонарушителем тогда, когда он, в рамках усвоенной системы ценностей субъекта, представляется ему более коротким, экономным и выгодным по сравнению с правомерными путями достижения тех же целей» (Лунеев, 1986, с. 33).

Как отмечают Ю.М.Антонян и В.В.Гульдан (1991, с. 74), личностный смысл большинства преступлений состоит в самоутверждении, подтверждении собственного биологического и социального бытия. Несмотря на это, статистический анализ позволяет говорить об определенной специфике мотивации правонарушителей, которую можно рассматривать как предпосылку выбора криминального пути решения жизненных проблем. В частности, характеризуя моти-вационную сферу правонарушителей через призму предложенных А.Н.Леонтьевым (1977) трех параметров анализа личностной структуры, В.В.Лунеев отмечает, что у правонарушителей мотивационная сфера уже и беднее. «У большинства изученных правонарушителей... отмечается полное отсутствие или зачаточное состояние развития потребностей культурных по происхождению и духовных по форме: нравственных, эстетических, творческих, познавательных, образовательных, научных и т.д. Небезосновательно считается, что такой мотивационный вакуум опасен. Это лишает жизнь смысла, большой значимости, демобилизует, деморализует личность, создает неуверенность, сужает проявление творческих возможностей, низводит мотивацию до узкоситуативных побуждений текущего момента. Именно это и наблюдается у правонарушителей» (Лунеев, 1991, с. 114). У большинства лиц, совершивших преступления впервые, наблюдается невысокая степень иерархизации побуждений, нет устойчивой направленности. Это не относится к рецидивистам, иерархия побуждений которых, напротив, весьма жестка (там же, с. 115).

342 глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

В.В.Лунеев связывает также данные о сниженной критичности у правонарушителей с отсутствием у них четкой иерархии ценностей и высказывает гипотезу о том, что принятие решений о преступных действиях связано «с недостаточным уровнем развития личности, для которой мотивы отдаленного морального будущего оказываются, как правило, слабее актуальных сиюминутных побуждений, даже если значимость "далекой" мотивации для субъекта огромна... Отдаленное будущее в данном случае принимается в расчет лишь тогда, когда оно согласуется с доминирующей мотивацией» (там же, с. 117). В согласии со структурными особенностями мотивации находятся и содержательные, характеристика которых «как правило, сдвинута к личностному, индивидуальному, субъективному, сиюминутному, эмоциональному, мнимому, второстепенному» (там же, с. 144). Отмечается также сниженное осознание преступниками мотивов своих преступлений, личностный смысл которых, как правило, «ускользает от сознания» (Антонян, Гульдан, 1991, с. 141).

Интересные и в целом хорошо согласующиеся с приведенными
выше данные были получены при изучении агрессивно-насильствен-
| ных преступников. Э.П.Котова (1990) указывает, что агрессивно-

; насильственным преступникам присуща сниженная потребность в

самореализации, расхождение между декларируемыми и реально осуществляемыми ценностями, равнодушие к собственному будущему, к жизненным планам. Анализ связей особенностей личности и типов агрессии, присущих разным обследованным преступникам, позволяет говорить о ведущей роли ценностной сферы личности, которая опосредует взаимовлияние остальных свойств в ходе онтогенеза. Более дифференцированный анализ был проведен Л.П.Конышевой (1990), которая предприняла попытку проанализировать структуру и содержание деятельности преступников в криминальной ситуации под углом зрения вклада в нее личностных и ситуационных детерминант. При анализе личностных факторов обращается внимание не только на прямые предпосылки насильственных действий, но и на другие личностные особенности. «Деформации личностного "ядра" могут не только проявляться в наличии высокозначимых агрессивных образований, порождающих спонтанные формы насилия, но и носить иную структуру. Отсутствие среди базовых наиболее важных общественно значимых ценностей... высокая значимость эгоцентрических мотивов, узость связей индивида с миром... слабая иерархизация устойчивых мотивационных образований... выраженная неустойчивость системы личностных смыслов способны породить различные формы противоправного насилия в ситуациях, предъявляющих повышенные требования к этим внутриличностным образованиям» (Конышева, 1990, с. 114—115).

4.7. нарушения смысловой регуляции_________________________ 343

Не останавливаясь подробно на конкретных эмпирически выделенных Л.П.Конышевой типах агрессивно-насильственных действий, отметим, что в качестве личностных предпосылок в них фигурируют либо неустойчивость и недостаточная опосредованность ценностной системы и мотивации в частности, либо ригидность, суженность смысловой сферы и тугоподвижность мотивов, наряду с отвлеченным характером ценностей, потребностью в доминировании или самоутверждении. Искажения содержания ценностных образований, по мнению Л.П.Конышевой (1990), играют существенную роль в детерминации случаев хулиганства, «безмотивных» убийств, жестоких насильственных преступлений, наиболее трудных для юридического анализа.

Нами совместно с Ю.А.Васильевой была разработана объяснительная модель психологических механизмов девиантного развития личности несовершеннолетних правонарушителей (Васильева, 1995; 1997; Леонтьев Д.А., 1997 б), опирающаяся на наш подход к проблеме ценностей, их усвоения в ходе социализации и ценностно-потребностной регуляции деятельности (Леонтьев Д.А., 1996 а, б; 1997 б; см. также разделы 3.6., 4.3. и 4.4.). Повторим вкратце основные положения этого подхода. Ценности представляют собой структуры, в которых кристаллизуется обобщенный смысловой опыт больших и малых социальных групп. Они существуют в трех основных формах: как структуры общественного сознания (общественные идеалы), как атрибут конкретных произведений и деяний, в которых общественные идеалы находят свое воплощение, и как элемент личностной структуры индивидов, принадлежащих к данным социальным группам и более или менее осознанно реализующих эти ценности в своей деятельности. Применительно к последней форме мы говорим о личностных ценностях. Ценности усваиваются в ходе социализации, становясь личностными, через идентификацию с теми или иными референтными социальными группами и общностями. В структуре личности личностные ценности занимают то же место источников смыслообразования и побуждений, что и потребности. По мере индивидуального развития в онтогенезе происходит перераспределение значимости и удельного веса тех и других; по мере усвоения ценностей они постепенно оттесняют потребности на задний план, ограничивают и опосредуют их влияние на поведение. Этот процесс составляет главное содержание социализации.

Надо сказать, что этот процесс не всегда протекает гладко. Если ребенок, развиваясь, испытывает сильное давление на свои потребности и граница между внешним и внутренним оказывается слишком слабой, она падает под напором социальных ценностей, которые вторгаются в структуру мотивации, не встречая сопротив-

344 глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

ления, и становятся личностными ценностями, не претерпевая заметных трансформаций. Индивид тем самым сливается с группой, однако утрачивает свою личностную идентичность (аутентичность), конформно растворяясь в социальном целом. Такой случай можно назвать гиперсоциализацией. Противоположный случай — гипосо-циализация — может иметь место, когда эта граница, напротив, чересчур прочна и давление вызывает ответное сопротивление со стороны индивида. В этом случае индивид не пропускает в свою личность внешние регуляторы; в результате ценности не занимают в структуре мотивации соответствующего им места.

Психологической основой отклоняющегося развития является, на наш взгляд, несформированность ценностной регуляции как в количественном отношении (низкий удельный вес ценностей по сравнению с потребностями как источников мотивации), так и в качественном (ассимилируются в структуру личности преимущественно ценности малых девиантных, в частности криминальных групп; макросоциальные ценности остаются для них сугубо внешними). Не усвоив в семье по тем или иным причинам позитивных ценностей, подросток обретает источник социальной идентичности в малой криминальной или «предкриминальной» группе, которая становится для него референтной. Ценности этой группы не только задают подростку правила и нормы поведения, но и опосредуют, фильтруют или блокируют усвоение им иных макросо-циальных и общечеловеческих ценностей. Таким образом, в случае девиантного развития мы имеем одновременно и картину гиперсоциализации, и картину гипосоциализации, причем гиперсоциализации — по отношению к малой референтной группе, а гипосоциализации — по отношению к макросоциальным общностям. Причина высокой восприимчивости к криминальным ценностям, на наш взгляд, состоит в том, что они более, чем макросоциальные ценности, «дружественны» по отношению к индивидуальным потребностям. В результате в процессе социализации происходит не столько вытеснение потребностей ценностями, сколько трансформация первых во вторые: то, что было ранее лишь «личным делом» (самоутверждение, секс и др.), получает в группе идеологическое обоснование, становится социально желательным, приобретает независимость от ситуации, абсолютную значимость, «отвязывается» от потребностных состояний и превращается в идеал. В этом случае мы говорим о ценностном оформлении потребностей. Ошибочно было бы считать такие формы поведения, как гурманство, мировоззренчески обоснованный «коллекционерский» секс, возведенную в культ в криминальных группах демонстративную агрессию и т.п., всего лишь особым образом сформиро-

4.7. нарушения смысловой регуляции 345

ванными потребностями. Если вернуться к различиям между потребностями и личностными ценностями (см. раздел 3.6.), легко увидеть сходство этих форм со вторыми, а не первыми. Эти мотивации, хоть и имеют явную содержательную связь с потребностями, формируются в онтогенезе именно как ценности, через усвоение идеалов референтных малых групп. Отличительная особенность их состоит лишь в том, что в силу изначальной гармонии (фактически, совпадения) с индивидуальными потребностями они не встречают внутренних препятствий к их усвоению и ассимиляции. Итогом является становление личностных ценностей, во многом дублирующих потребности. Этот механизм, по-видимому, играет очень важную роль в формировании делинквентных ценностей, ибо ценности, культивируемые в криминальных группах, содержательно хорошо согласуются с индивидуальными потребностями и благодаря этому усваиваются легко, практически бесконфликтно, путем наименьшего сопротивления и ложатся на благодатную психологическую почву.

Своеобразный характер сформировавшейся таким образом системы личностных ценностей, бедность внутреннего мира и узость кругозора порождают ощущение внутренней «пустоты», ориентацию человека вовне — на внешние критерии оценки, на некритичное принятие групповых норм поведения и мировоззрения в целом. Именно отсутствие собственной личностной позиции обусловливает то, что было охарактеризовано Я.Корчаком как «душевная анемия» и «слабая сопротивляемость моральной заразе» (Корчак, 1990, с. 97). Социальная и личностная незрелость обусловливает отсутствие сопротивления давлению группы, пассивное подчинение ее лидеру и следование девиантному образу жизни только потому, что таковы «правила» группы. На поверхности мы видим противопоставление «внешнего» и «внутреннего» как противопоставление, с одной стороны, «внешних по отношению к субъекту социальных ценностей», воплощенных в тоже «внешних» для него нормах, правилах поведения, санкциях и т. п., а с другой стороны, индивидуальных потребностей субъекта, являющихся для него сугубо личным, «внутренним» двигателем мотивации поведения. Непродуктивное, «индивидуалистское бунтарство» подростков и представителей чуть более старших возрастных групп может принимать, как отмечалось выше, различные формы (от безобидных до антисоциальных). Таким образом, получается, что подросток, юноша стремится реализовать свое стремление к идеалам в девиантном поведении, а нормативная социализация выступает для него как путь отказа от идеалов, возвращение на проторенную тропу социо-типического поведения.

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

Еще одной стороной такого «ценностно обедненного» типа личности является существенное сужение временной перспективы. М.В.Розин отмечает в числе признаков «неформальной контркультуры» то, что она «переносит основную тяжесть временной перспективы на сегодня» (Разин, 1992, с. 72). Это дает удовлетворение, исчезает необходимость готовиться к жизни, ждать, стремиться... Зачем, если можно прямо сейчас получить все самое важное, самое интересное (или то, что кажется таковым)? Однако, за радость «здесь-и-теперь» удовлетворения потребности в интересной жизни «приходится платить ничем иным, как отсутствием будущего» (там же, с. 73). Фиксация на настоящем, отсутствие целей и перспектив в жизни, по некоторым данным, характерны также для лиц, демонстрирующих криминальные формы девиантного поведения. Потенциальная возможность обогащения сферы интересов путем переориентации на перспективу (ценности, идеалы) оказывается изначально блокированной остановкой на «сегодня», несформиро-ванностью образа будущего.

Ю.А.Васильевой (1995; 1997) было выполнено под нашим руководством эмпирическое исследование, в котором с помощью большого набора как психометрических, так и качественных методов исследования сравнивались особенности смысловой сферы личности у 30 подростков и юношей 15—19 лет без психической патологии, привлеченных к уголовной ответственности за правонарушения и находившихся на экспертизе в ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского, и контрольной группы из 30 учащихся 9—11 классов, никогда не вступавших в конфликт с законом. Группы не различались по уровню интеллектуального развития (шкала В опросника 16PF).

По данным методики предельных смыслов выявились значимые различия между группами по показателям продуктивности (р<0.01) и рефлексивности (р<0.01), которые ниже у делинквентных подростков по сравнению с законопослушными. По методике мотиваци-онной индукции Ж.Нюттена обнаружились две группы различий: по содержанию мотивов и временной локализации. Значимые содержательные различия проявились по трем мотивационным категориям: подготовка к профессиональной деятельности (R3), познавательная мотивация (Е) и ожидание чего-либо от других (С2): два первых показателя в группе правонарушителей значимо ниже, третий — значимо выше. По шкале временной локализации обнаружилось, что в группе правонарушителей значимо реже встречается локализация целей в будущем и привязка их к вневременным (вечным) ценностям, и значимо чаще — локализация в настоящем и абстрактные ответы, лишенные конкретной времен-

4.7. нарушения смысловой регуляции

ной привязки. По данным выполнения теста «Кто Я» обращает на себя внимание большой процент подростков-правонарушителей, не справившихся до конца с заданием назвать 20 самоопределений (30%, на порядок больше, чем в контрольной группе). По специально разработанному варианту теста личностных конструктов для диагностики когнитивной сложности при восприятии и оценке ситуаций (на материале ситуаций теста Розенцвейга) обнаружилось, что правонарушители используют при оценке ситуаций значимо меньшее число конструктов, чем контрольная группа, причем среди них значимо выше доля чисто формальных характеристик. По данным теста смысложизненных ориентации данные группы правонарушителей значимо ниже и по основному показателю теста, и по всем пяти субшкалам. По данным методики исследования самоотношения у группы правонарушителей значимо повышена внутренняя конфликтность, самообвинение и закрытость, и значимо понижена самоценность и ожидаемое отношение со стороны других. По опроснику УСК они демонстрируют сниженный уровень субъективного контроля по отношению к своим достижениям, а также в сфере общения. По данным методики ценностного спектра можно говорить о некоторых содержательных отличиях в осмыслении ими таких категорий как «труд», «любовь», «человек» и «будущее». В частности, эти отличия говорят о том, что они склонны относиться к человеку как к средству.

Это исследование позволяет сделать два рода выводов: прямые, непосредственно вытекающие из его результатов, и косвенные. Прямые выводы говорят о нарушении у делинквентных подростков временной перспективы, планирования и целеполагания, о снижении роли внутреннего мира в регуляции их жизнедеятельности, о суженном, упрощенном мировоззрении и сниженной когнитивной сложности (о последнем свидетельствуют также данные А.Г.Белобородова), о пассивной позиции и сниженном контроле по отношению к собственной жизни, о конфликтном самоотношении, низкой самооценке и низком уровне осмысленности жизни. Косвенно полученные данные свидетельствуют о том, что у делинквентов преобладает гомеостатическая мотивация, защитная позиция, ориентация на удовлетворение своих потребностей «здесь-и-теперь», непринятие ответственности за результаты своих действий, внешние критерии оценки, сужена ценностная перспектива. Баланс ценностно-потребностной регуляции у них сдвинут в сторону преобладания потребностей. У них понижена рефлексия ценностно-смысловых ориентиров собственной жизни, они склонны некритически принимать и реализовывать ценности непосредственного социального окружения (малой референтной группы).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: