Как Сослан отличился в детстве

Нарты часто совершали набеги. И вот однажды, когда сильнейшие Нарты отправились на гору Харанхох, на селение их напали Чыны* и Гуны* — кого из жителей убили, кого пастухом поставили. Сатана испугалась за Сослана и укрылась с ним в глубоком подвале. Спрашивают Нартов Чыны и Гуны:

— А где же ваша Сатана?

— Мы сами не знаем. Если что с ней и случилось, то из-за вас.

Чыны и Гуны подумали, что ее уже нет в живых. И вот однажды темной ночью говорит Сатане Сослан:

— Внутри темно, снаружи темно. Долго ли нам еще здесь сидеть?

— Пока Нарты не вернутся.

— А скоро они вернутся?

— Если будет на то воля Божья, то, может, и сегодня.

— А Бог тоже с ними?

— Путь их в его власти.

— Тогда отправь меня туда, где Нарты во власти Бога. Я с ним договорюсь.

— Да коли бы ты уже дорос до такого дела, дитя мое, тогда бы Чыны и Гуны не разоряли край Нартов и не издевались над ними.

Сослан стал просить Сатану достать ему коня и оружие. Она послала за небесным кузнецом Курдалагоном, и тот быстро пришел. Он повел к себе Сослана, дал ему своего чудесного коня, свой меч и свои латы. Сослан облачился в доспехи, сел на коня и спросил Сатану:

— Ну, каков я видом?

— Сверкаешь, как Утренняя звезда!

— Тогда я иду на Чынов и Гунов.

— Подожди, — сказал ему Курдалагон, — враг на то и враг, что он коварен. Если узнают, кто ты, тебе несдобровать. Ты лучше выдай себя за путника, за человека чужого в этих краях, разведай про них все, а там уж действуй с умом.

Сослан послушался, прикинулся путником. Говорит он Чынам и Гунам:

— Мир вашему ныхасу!

— Будь и сам благополучен, молодец! Но откуда ты едешь и куда?

— Здесь, в краю Нартов мой отец останавливался у своего друга, не показали бы вы мне, где он живет?

— А кто это?

— Его зовут Урызмаг.

— Есть о ком спрашивать, молодец! — говорят Чыны и Гуны. — Видно, подох он как пес.

— А его жена Сатана?

— Куда-то подалась, чтобы растить одного паршивого осленка, и не слыхать о ней ничего, тоже, небось, околела.

— Что еще за осленок?

— Мы говорим о Сослане — Сатана его растит.

— Теперь я вас понял, — сказал Сослан. — Но, вижу, вы здесь сидите, как наседки, — разве у вас не бывает состязаний, не пускаете стрел, не пробуете мечи?

— Коли ты такой удалой, приходи в пятницу на Игровую поляну.

В пятницу поехал Сослан на Игровую поляну. По дороге спрашивает он своего коня:

— Если мне будет трудно, как ты мне поможешь?

— Умчу тебя, а они не догонят.

— Нет, тогда меня назовут трусом.

— Ну, попрошу, чтобы дали тебе немного передохнуть.

— Нет, тогда меня сочтут маленьким.

— Ну, тогда сделаю так, как ты мне скажешь.

Сослан засмеялся и говорит:

— Когда человек попадает в беду, силы его умножаются. Ты меня неси туда, где опаснее всего.

Глянул Сослан на Чынов и Гунов, — а они на поляне стрелы пускают, и весь белый свет, как грозовое небо, грохочет. Говорит Сослану конь Курдалагона:

— А теперь завяжи мне хвост в узел, оставь свободными лишь три волоска и хлестни меня так, чтоб ладонь твоя волдырями покрылась, а с бока моего лоскут кожи сорвался.

Сослан хлестнул коня, конь взметнулся и очутился в гуще Чынов и Гунов, копытами своими троих затоптал. Рубились три дня и три ночи.

Тут прибыли Нарты из дальнего похода, поглядели на свое селение, а оно в навозе погрязло. Спрашивают Сатану:

— Что случилось, пока нас здесь не было?

— Случилось то, чего хуже нет! Захватили нас Чыны и Гуны, издеваются над нами. Бьется с ними мой маленький Сослан уже три дня и три ночи.

Поехали Нарты к Игровой поляне и видят: сражается Сослан верхом на коне Курдалагона, в доспехах Небесного кузнеца и с его мечом, и конь заносит Сослана в самые опасные места.

Нагрянули Нарты и разгромили Чынов и Гунов.

— Отныне живи среди нас в почете и славе, наш братишка, ты тот, кто за Нартов готов идти на смерть, — сказал Сослану Урызмаг.

Чем духи одарили Сослана и Нартов

Среди Нартов не было теперь более храброго и сильного, чем Сослан. Сослана называли еще Созырыко. Молва о его доблести разнеслась повсюду. В честь Сослана Нарты устроили большой кувд* и сидели за столами, пировали целую неделю. На пир позвали они в гости духов. Здесь были и сам покровитель мужчин и путников доблестный Уастыржди, небесный кузнец Курдалагон, повелители зверей Тутыр* и Афсати, небожители Уацилла*, Сафа и Галагон*, владыка вод Донбеттр. Каждый произносил здравицу Сослану, ему желали еще большей храбрости, силы и удали, чтобы достойно он носил славное имя Нарта. Все гости восхваляли разум, честь и мужество Нартов, а Уастыржди под конец сказал:

— Я дарю Нарту Сослану своего славного скакуна, Сослан будет ему достойным всадником.

Затем взялся возгласить здравицу небесный кузнец Курдалагон. И завершил он ее так:

—Дарю Нарту Сослану свой булатный меч, — его я сделал для себя, и нет такого меча больше ни у кого на свете.

Духи пожаловали Нартам и скот, и лесных зверей, и зерна ячменя. А владыка ветров Галагон сказал:

— Ну, а я буду охранять посевы Нартов от разных напастей. Когда слишком припечет солнце, — соберу тучи и пролью ласковый дождик, а при сильном ливне тучи разгоню.

Выпил за здоровье Сослана и повелитель вод Донбеттр. И вот Нарт Сослан, как и подобает по обычаю, поблагодарил всех и сказал:

— Владыка вод Донбеттр, мы знаем, что все воды в твоей власти, сила твоя велика, и я прошу — сделай Нартам что-нибудь доброе.

— Слушай же, удалой молодец, рожденный Нартом, — ответил ему Донбеттр. — Я вам разрешаю: стройте на моих водах мельницы. Я поручу своим дочерям вертеть без устали их жернова. Таков мой дар Нартам.

Возблагодарили Нарты гостей за их дары и проводили в добрый путь.

Свадьба Сайнаг-алдара

У Сайнаг-алдара была невеста — дочь алдара, просватали ее еще до рождения, и вот выросла она, и Сайнаг-алдар отправился на смотрины. Встретили его с радостью, игры в честь него устроили, гостей пригласили и целую неделю сидели-пировали. Назначили старейшины день свадьбы, огласили свое решение, и Сайнаг-алдар уехал к себе, оповестить об этом свой народ. С тех пор в обоих домах стали готовиться: ячмень прорастили — пиво сварили, сделали арак, заквасили ронг, на мельницах много муки намололи.

Слух о будущей женитьбе Сайнаг-алдара дошел и до Нартов, и говорили, что справит он большую свадьбу. Не знал об этом только Хамыц — он был на охоте, на Черной горе.

Сайнаг-алдар подобрал себе поезжан, а дружкой у него был Уастырджи, — он прибыл в серой бурке, на сером скакуне. Вот едут они верхом, распевают благозвучные песни, подъехали ко двору, спешились, сошли со своих лихих породистых коней. А невесте издали показали, кто из прибывших — дружка, а стало быть, отныне ее брат: вон он стоит в серой бурке, старый Уастырджи, небожитель. Невеста посмотрела, но лица не разглядела, запомнила только серую бурку.

О том, что Сайнаг-алдар женится, услышал Хамыц на ныхасе. Он не забыл алдаровых насмешек. Сел он на коня, кипя злобой, замыслил отплатить алдару. На обширных лугах Сайнаг-алдара встретился Хамыцу пастух.

— Эй, добрый пастух, — говорит ему Нарт, — да разрастется твое стадо и да поможет тебе покровитель скота Фал вара*! Живешь ты в этом краю, на этой земле и, верно, делаешь людям добро, так сделай сегодня и для меня доброе дело — одолжи мне свое рваное платье, свою дубинку, свои старые суму, шапку, волосяной пояс и черные ноговицы. Хочется мне, дружище, сплясать на свадьбе вашего алдара да пройтись в симде. Тебе же я с пирушки принесу гостинцы.

Надел Хамыц на себя рваное платье, рваную шапку на голову напялил, взял на плечо суму, а в руку — дубинку. Поручил он пастуху своего коня, сам же спустился в селение алдара, вошел в дом и встал в углу. А хозяин уже рассадил гостей — по чину, по достоинству. Встал Уастырджи и говорит:

— Не сочтите неудобным, добрые хозяева, познакомить меня с моей сестрой.

А хозяева возражают:

— Пожалуйста, — говорят, — постойте, погодите, мы сперва Богу вознесем хвалу, а потом уж все остальное будет.

Снял свою бурку старый Уастырджи и повесил на стену, на крючок. И как только Уастырджи вознес молитву, Хамыц живо снял с вешалки серую бурку и в нее завернулся. Он зашел в горницу невесты, застал там двух подружек, приветствовал их ласковыми словами и попросил прощения:

— Простите, — говорит, — меня, я должен что-то сказать наедине своей названой сестре, для вас же будут у меня подарки.

Как только Хамыц отослал подружек прочь, он запер дверь изнутри. Показал невесте зуб Аркыза и крепко обнял ее, загубил ее девичью честь. Потом быстро вскочил, накрыл невесту кружевной фатой, поставил в углу. Спокойно и чинно спустился в прихожую, повесил бурку на место и обрел свой прежний вид. Люди принимали Хамыца за пастуха и угощали его лакомыми кусками. Хамыц же прикинулся бедняком и кидал куски в суму. Когда сума доверху наполнилась, он еще и ронга попросил, ему наполнили мех. Взял он мех под мышку и мигом выскочил за дверь. Пришел к пастуху и говорит:

— Вот тебе твое платье, вот тебе и гостинцы.

И пошел Хамыц, посмеиваясь, домой.

А невеста алдара слезы бусинами рассыпала. В эту ночь, когда все радовались, ее душило горе, людей, что веселились вокруг, она и не замечала. У Сайнаг-алдара хозяйкой в доме была номылус*, которая и принимала гостей. Она заметила, что невеста плачет. Екнуло сердце у женщины, подошла она к невесте и ласково спросила:

— Отчего слезы на плечи стекают, отчего ты рыдаешь, убиваешься, свои косы черные рвешь, щеки румяные царапаешь? Заклинаю тебя, ради будущей встречи на том свете со своей матерью, открой мне, из-за чего горюешь!

Еще пуще зарыдала невеста, рассказала она женщине о своем несчастье:

— Ваш дружка — тот, в серой бурке, погубил меня, лишил чести.

Вышла эта женщина к гостям, позвала она Сайнагалдара:

— Кыс-кыс, муж, поди-ка сюда! Не обессудь: да будут с тобой говорить все и всегда по чину! Но случилось несчастье с невестой: ее соблазнил дружка, тот, в серой бурке, зашел в горницу, лишил ее чести и скрылся, а на нашу голову позор навлек!

Вскипел от гнева Сайнаг-алдар:

— Что это ты клевещешь? Дружка сидит со старейшинами, во главе их восседает светлый Уастырджи, он и шагу прочь не ступил, даже не вставал из-за стола! Расспроси-ка ее лучше, что это был за человек, какое платье на нем было, — осторожно расспроси, без огласки.

Вернулась женщина, расспросила невесту, и рассказала ей та все как было:

— Тот мужчина, мой погубитель, — веснушчатый, рыжебородый, с раздвоенным зубом, на нем были лохмотья поверх лат, старые арчи и черные ноговицы.

Пересказала все это женщина алдару, затряслась у него голова — узнал своего недруга, да делать было нечего. Глаза у алдара выпучились, по щекам потекли слезы, брови нахмурились, и говорит он своей женушке:

— Знаю я обидчика, он о своей злой проделке никому не скажет, вы только сами не проболтайтесь. Не разглашайте мой позор.

Сослан ищет сильнейшего

На равнине Зилахара, на Игровой поляне собрались молодые Нарты. Они затеяли свой любимый танец — симд. Лучше всех был Сослан — он плясал не только на земле, но и на плечах у Нартов. А потом стали состязаться в стрельбе. Поставили мишень, начали пускать из лука стрелы. Среди нартовских молодцов были, конечно, и меткие, но никто не мог сравниться и в этом с Сосланом, — его стрелы каждый раз попадали точно в цель.

— Давайте померяемся силой, — сказали нартовские молодцы.

А к широкой реке двигалось стадо буйволов на полуденный отдых.

Отправились все к стаду и стали состязаться так: подходили к какому-нибудь буйволу, хватали его за рога и кидали на другой берег реки. Только как они ни старались, никто не смог добросить буйвола до суши. Тогда Нарт Сослан выбрал из стада самого большого буйвола, схватил его за рога и закинул на другой берег. Вот так на Игровой поляне одержал Сослан победу над всеми молодцами.

«Здесь, в краю Нартов, мне уже не с кем меряться силой, — сказал он себе, — пойду по свету, поищу такого, кто сильнее меня».

И собрался Нарт Сослан в дальний поход, однажды утром сел он на коня и двинулся в путь. Ехал он, ехал, сколько проехал — неведомо, но очутился у какой-то реки. «Поеду-ка я по берегу, может, кого-нибудь и встречу», — подумал Сослан, отпустил поводья и положился на волю коня. Проехал он недолго и видит: трое мужчин ловят лососей. Крючки у них на удочках — словно лемехи, лески — веревки от плуга, удилища — стволы деревьев.

— Обильного вам улова! — приветствует их Сослан.

— И тебе хорошей жизни, горная пташка! — отвечают ему рыбаки. — Куда путь держишь?

— Иду искать того, кто сильнее меня, — сказал Нарт Сослан.

— Тогда смотри: вон там вдали видишь балки? — говорит один из рыбаков. — Нынче вечером ты встретишь там крепышей, и будет у тебя случай испытать свою силу.

Отправился Сослан туда, куда ему указали, а рыбаки продолжали свое дело. Сослан добрался до места, когда солнце уже садилось. И увидел он женщину: один клык ее в небо уходит, другой — в землю упирается, а в щелях между зубами ласточки гнезда вьют.

— Добрый день, матушка, — говорит Сослан.

— Не назвал бы ты меня матушкой, я б тобой зубы почистила, — сказала женщина, — ну, а теперь делать нечего, ты мой гость и потому — здравствуй! Откуда путь держишь и чего ищешь?

— Я — Сослан, иду из края Нартов, ищу того, кто сильнее меня. В нашем краю не нашлось молодца, кто был бы мне подстать, вот я и отправился по свету, чтобы испытать свою силу.

— Э-хе-хе, и думать об этом забудь. Сыновья мои сейчас рыбачат, вечером они вернутся, и коли тебя здесь застанут, — от Нарта Сослана и костей не останется — проглотят. Перекуси пока, а там я придумаю, как мне от своих сыновей тебя уберечь.

Поставила она перед ним столик на трех ножках — фынг*, да разве мог Сослан думать о еде? А потом женщина схватила его вместе с конем и спрятала — заткнула себе за пояс. Тут и рыбаки пришли домой.

— Уф-уф-уф, мать! Что-то от тебя пахнет аллон-биллоном*, человечиной, — говорят ей сыновья.

— Ну как же, — отвечает она, — сами повсюду бродите, за добычей гоняетесь, а человечиной, значит, от меня разит?

— Ты нас, мать, не заговаривай, не обманывай, пахнет от тебя аллон-биллоном, так отдай его нам, давно уж мы не лакомились человечиной.

— Помолчите! А то как бы потом не пожалеть, — цыкнула на них женщина, — забыли, какая у меня тяжелая рука?

Рыбаки замолчали. Накормила их мать ужином, они улеглись спать, и скоро стены дома задрожали от их храпа. Среди ночи женщина вытащила Сослана вместе с его конем из-за пояса, положила себе на ладонь и говорит:

— Слушай, гость! Я могу дунуть на тебя, и ты улетишь так далеко, как если бы ехал месяц, но сыновья мои проснутся и узнают, что ты бежишь, станут за тобой гнаться. Один из них нюхом силен, другой — одним махом через семь оврагов перескакивает, третий — летает, как сокол. Так вот, от моего дуновения улетишь ты туда, куда б за месяц езды мог добраться, ну а дальше полагайся на себя, — я больше ничем не смогу тебе помочь.

Дунула женщина — и унесло Нарта Сослана прочь. Утром рыбаки проснулись, и тот, у кого был сильный нюх, говорит:

— Наша горная пташка удирает, его запах бьет мне в ноздри.

И три брата погнались за Нартом Сосланом. Один нюхом чуял, другой — соколом летел, а третий через семь оврагов одним махом перескакивал. Не по себе стало Сослану, когда он понял, что за ним погоня. И коню не под силу было умчать Сослана, хоть тот и хлестал его плетью нещадно. Трое братьев-великанов были уже совсем близко. Видит тут Сослан: какой-то человек, одноглазый, однорукий погоняет упряжку буйволов — везет на телеге рогожи.

— Послушай, я твой гость и на этом и на том свете, — говорит ему Сослан, — если они меня догонят, — я погиб.

— Так будь же божьим гостем! А я тебе помогу, как смогу, — сказал возница.

Он остановил буйволов, слез с телеги и сунул Сослана вместе с конем между рогожами. Сам же снова взобрался на повозку и поехал дальше.

— Не видал ли ты горной пташки? — спрашивают кривого трое братьев.

— Нет, не видал.

— Ну, этим ты не отделаешься, — сказали они и встали перед телегой.

— Не мешали бы вы мне ехать своей дорогой, — говорит им кривой и однорукий.

— Сейчас же отдай нам нашу горную пташку, не то и тебе не поздоровится! — угрожают рыбаки.

— Что ж, тогда пеняйте на себя, — ответил им перевозчик рогож и спрыгнул с воза. Схватил он всех троих братьев, подмял под себя и придавил коленом.

— Где ты, Сослан? — позвал он. — Подай-ка веревку, мы их за глотки свяжем.

Сослан с трудом выбрался, спустился с воза и протянул ему какую-то веревку. Возница дунул на веревку — она и рассыпалась.

— Эта не пойдет, — сказал мужчина, вырвал волос у себя в паху, связал всех троих и оставил на дороге посреди поля.

Сослан и однорукий привязали коня к телеге, а сами залезли на рогожи и двинулись дальше. По пути однорукий спрашивает Сослана:

— Где же ты промышлял и почему был в походе один?

— Я вышел из нашего села искать того, кто был бы сильнее меня, — сказал Нарт Сослан, — мы, молодые Нарты, однажды пробовали свою силу на берегу реки. Стали бросать буйволов на другой берег, но сумел это сделать только я. Вот я на себя и понадеялся — пошел по свету силу свою испытать, ну, а куда попал — ты и сам видел. Благодаря тебе удалось мне спастись, не будь тебя, не довелось бы мне больше ступать по земле Нартов.

— Сослан, в нашем краю и грудные младенцы через реку буйволов перебрасывают, но даже мы не уверены в своей силе. Расскажу о себе. Было нас семеро братьев, я младший, да отец еще был молодец молодцом. Отправились мы в набег, но за много дней пути так ни на что и не набрели. И вот однажды пополудни окутал нас туман и начал моросить дождь. Искали мы пристанища и вдруг увидели пещеру. Зашли мы туда, присели отдохнуть, немного погодя смотрим — мимо пещеры гонит свое стадо пастух. Один козел остановился и стал почесываться о край пещеры. И тут пещера вдруг закачалась, как люлька, и оказалось, что это конский череп. Пастух стал звать козла, да все без толку, — тот не идет, знай себе чешется. Тогда пастух обозлился и одним прыжком очутился возле нас. Козел убежал, но пастух сунул палку в глазницу конского черепа, подцепил его и запустил вдогонку. Череп полетел и разбился о рога бедолаги козла. Всех нас — людей, коней — пораскидало. Пастух осерчал, обернулся к нам и убил моего отца и шестерых братьев, а у меня руку оторвал — с тем и оставил, а сам пошел за своими козами. А глаз у меня вытек, когда в него угодил конец палки, которой пастух конский череп подцепил. Такое вот было дело. С тех пор я никогда не искал сильнейшего и всех, кто меня любит и кого я люблю, от этого остерегал.

Тут однорукий доехал до своего села, а Сослан отправился дальше — домой.

Сослан и сыновья Тара

В краю Нартов выдалась лютая зима. Собрались они однажды вокруг своей чудесной полной чаши, что называлась Уацамонга*. Сын Гатага лукавый Сырдон сказал:

— Ну и что вы думаете делать, Нарты? Ведь скот-то ваш погибает!

— Как же нам быть?

— А вот как: поднесите почетную чашу Созырыко. Есть трава на земле Тарова сына Мукары, и если туда не решится пойти Созырыко, то никто из вас и подавно не посмеет.

Поднесли Нарты почетный нуазан* Сослану-Созырыко. Сказали ему, какое у них поручение, он выхватил кинжал и кинулся на Сырдона:

— Ах ты, лукавая сука! Снова ты за свои проделки, наверняка это ты всех надоумил! Всадил бы я в тебя кинжал, да как бы молодцы и девицы Нартов не сказали: «Сослан уже на себя не надеется».

И крикнул Сослан:

— Пригоните все свой скот за околицу!

Наутро все Нарты ждали его за околицей со своим скотом. Пустился в путь Сослан, погнал стадо перед собой и прибыл в землю Тарова сына Мукары: трава там — по щиколотку. Скот от радости ошалел и стал кувыркаться по зеленому лугу. Никого не видать было окрест, и ни одна птица не пролетала над головой в том краю. Ни присесть, ни перекусить не решался Сослан, все думал о том, как и что с ним будет. И вот увидел он, что вышел из моря огромный человек: голова у него — как стог, зато конь — ростом всего с козла. Вышел он и как заорет:

— Знаешь ли ты, что я Таров сын Мукара? Видишь ли ты хоть одну птицу, чтоб над моим краем пролетела?

От его крика стадо сгрудилось. Сослан готов был хоть в яичную скорлупу забраться — сжался в комок. Мукара подошел к нему поближе и спрашивает:

— Ты кто? Какого роду-племени? Как ты посмел пригнать свой скот на мою землю?

— Я работник Нарта Сослана, скушать мне твою хворь. Если бы я отказался идти, он бы меня убил, а теперь убей меня ты, — какая мне разница?

— Я бы мог тебя убить, да Сослан скажет: «Он убил моего работника, потому что меня самого боится». А не знаешь ли ты какие-нибудь его молодецкие игры?

— Знаю, и очень многие — да скушать мне твои хвори!

— И какие же ты знаешь игры?

— Скажем, посылает он меня на гору, — ты, говорит, крепкий, силы не истрачены, — а сам остается в ущелье, и я на него сверху сбрасываю большие валуны, он подставляет под них лоб, и они рассыпаются в пыль.

— Тогда поднимись на гору.

Поднялся Сослан туда, где громоздятся скалы, а Мукара остался внизу, в ущелье. Сослан обрадовался: «Миленький ты мой Боже, скушать мне твои хвори! Вот сейчас я обопрусь спиной об одну скалу, а другую толкну своими булатными ногами, — несдобровать тогда его голове. Если скалы покатятся по этой крутизне вниз, неужели они его не убьют?»

С утра до позднего вечера толкал Сослан скалы вниз — одну больше другой. Когда стемнело, крикнул ему снизу Таров сын Мукара:

— Эй, работник Сослана! Не стоит больше стараться, — от этих ударов мне меньше вреда, чем от блошиных укусов.

— «Пропал мой дом, пропал как есть, — сказал себе Сослан, — узнай он, кто я — с костями сожрет».

Спустился Сослан вниз.

— Больше ты никаких игр Сослана не знаешь? — спрашивает Мукара.

— Э, Мукара! Его играм числа нет.

— А какие из них лучшие?

— Мы роем большую глубокую яму, подводим к ней от моря канаву и наполняем яму водой, и Сослан в эту яму спускается. Потом и он, и я начинаем молиться: «Пусть весь мороз, что бывает за год, ударит в эти три дня!» Когда вода замерзает, Сослан поднимает лед над головой и приносит его в село — на забаву мальчикам и девочкам Нартов.

— Давай-ка и я полезу!

И Мукара полез в яму. Они обратились к Богу, и ударил такой мороз, что конская моча не достигала земли — льдом становилась на лету. А пока яма наполнялась водой, Сослан бросал в нее с берегов бревна, сучья, тростник, — все, что под руку попадало. Наконец вода наполнила яму, промерзла и покрылась льдом.

— Теперь поднимай! — сказал Сослан.

Попробовал Мукара поднять лед, но не смог.

— Что ж ты так? Сослану это ничего не стоит, неужели тебе не под силу?

Таров сын Мукара снова попытался: нет, не выходит.

— Прошу тебя, работник Сослана, высвободи меня, у меня ничего не получается!

— Сейчас, сейчас, — и Сослан ударил его мечом. — Знаешь ли ты, что я Нарт Сослан?

— Ах, ты, колдуньин сын! Когда я послал тебя на гору, поглядел на твою походку, на ноги твои, то подумал было об этом. Прицеливался несколько раз, но все не решался стрельнуть, думаю, — а если это работник?

Тогда Сослан еще раз ударил его мечом, но только искры высек — не больше.

— Эй, колдуньин сын! Так тебе не добиться моей погибели. Возьми нож, что вместе со мной вышел из материнской утробы, принеси его, им меня и убей. Он в моем доме, на потолочной балке, — протяни руку и достань.

Сослан пошел к нему в дом, протянул наверх большое полено и приставил к ножу — нож подскочил, ударил полено поперек, рассек его пополам и упал на землю. Сослан принес нож Мукаре.

— Ну и ловок же ты, колдуньин сын, — и тут сумел увернуться. Только когда убьешь меня, достань мой спинной мозг, сделай из него себе пояс, — он тебе хорошую службу в бою сослужит.

Сослан убил Тарова сына Мукару его собственным ножом, вынул мозг из станового хребта и унес в лесную чащу. Он приложил спинной мозг Мукары к стволу дуба — и ствол перерезало, словно пилой, приложил ко второму дубу — и второе дерево было распилено. Только когда спинной мозг Мукары перестал резать, Сослан сделал себе из него пояс.

Тут явился младший брат Мукары — Дибыц.

— Здорово, пастух! Кто ты, откуда? Должно быть, смельчак. Видишь ты здесь над нами хоть одну летящую птицу?

— Нет, не вижу.

—А ведь пригнал сюда свое стадо, значит, ты смельчак.

— Какой же я смельчак, скушать мне твои хвори? Я просто работник Созырыко. Если бы я отказался идти, он бы меня убил, ну, а теперь убей меня ты, — не все ли мне равно?

— Тогда Сослан скажет: со мной тягаться Дибыц не посмел — работника моего убил. Не видел ли ты здесь брата моего Мукару?

— Как же, видел.

— Куда же он подевался?

— Захотел, чтобы я показал ему молодецкие игры Сослана, а потом он пошел домой.

— Бога ради, покажи и мне какую-нибудь из этих игр!

— Сколько пожелаешь. Он, скажем, заставляет меня хорошенько наточить меч и подставляет под него шею: ты, говорит, крепкий и силы твои не истрачены. И я с размаху бью мечом по шее. Иной раз удается перерубить волосок, а иной — нет.

— Давай тогда, Бога ради, наточи свой меч!

Сослан наточил свой меч, а Дибыц подставил шею.

Бьет по ней с размаху мечом Сослан, ни единого волоска перерубить не может, только искры летят.

— Будь добр, скажи, ты больше никаких его игр не знаешь?

— Ну, как не знать! Мы с Сосланом роем большую, глубокую яму, подводим к ней из моря по канаве воду и возносим молитву: «Бог богов! Тот мороз, что бывает за целый год, пошли на эти три дня!» И вода покрывается льдом. Сослан поднимает лед и уносит на себе в край Нартов — девочкам и мальчикам волчки пускать, в бабки играть.

— Будь добр, пойдем-ка, попробуем.

Пошли они на берег моря. Выкопали глубокую яму, напустили в нее воду, и Дибыц туда влез. А Сослан набросал в воду все, что нашел окрест, — бревна, сучья. Помолились они Богу — и вода замерзла.

— Поднимай, Дибыц!

Поднял Дибыц лед и унес в край Нартов.

А Сослан остался на земле Тара и слюбился с женой Дибыца. Они провели вместе долгие недели. Однажды Сослан сказал:

— Проведать бы мне свое селение, свой народ.

Жена Дибыца ему на это и говорит:

—Тогда возьми с собой кинжал Дибыца. Погибель его — от этого кинжала. Чтоб не убил тебя Дибыц, ты, когда встретитесь, выхвати перед ним из-за пояса этот кинжал.

Отправился Сослан проведать свое селение, свой народ. Вот приблизился он к селению Нартов, — видит, по другой дороге спускается какой-то человек. То был Дибыц, Таров сын. И крикнул он Сослану:

— Эй, путник! Походка твоя — как у Нарта, и похож ты на Нарта.

— А я и есть Нарт.

— Тогда скажи Нарту Сослану: на прошлой неделе Таров сын Дибыц всех нартовских девок и молодух перепортил, ни одной не пропустил.

А Сослан ему в ответ:

— Нарт Сослан тоже неплохо позабавился с твоей красавицей-женой.

В буйном гневе бросился на него Дибыц. Сослан остановился, ударил его кинжалом, и опустились, повисли в бессилии могучие руки Дибыца, — умер он на месте.

А Сослан пригнал домой стадо Нартов и крикнул:

— Эй, Нарты! Идите каждый к своей скотине, и если у кого какая пропала, — скажите, я готов расплатиться!

Он ведь привез с собой все богатства сыновей Тара — Мукары и Дибыца.

Шуба Сослана

Однажды Сослан играл в бабки с тремя сыновьями Бурафарныга. Играли на правую руку, на усы, на правый глаз. Он играл с ними три дня с утра и каждый раз к полудню выигрывал. На третий день вышла к ним мать этих молодцов и говорит:

— Послушай, Сослан, за Черным морем живет Елтаган, сын Куцыкка. У него кожа на голове золотая. Если это тебе под силу — убей его, сними кожу с головы и поставь себе на воротник.

А Сослан как раз собирался сшить себе шубу из кожи с головы и усов побежденных противников. Собрал он нартовских девиц с молодухами и говорит:

— Сшейте мне такую шубу.

И когда принес он кожи и увидели их девицы и молодухи, одна из них сказала: «Это кожа с головы моего отца», другая сказала: «Это кожа с усов моего брата», третья сказала: «Это кожа с головы моего мужа».

И говорят они Сослану:

— Мы придем завтра.

А сами отправились спросить у ведуньи, какую бы порчу и вред Сослану учинить.

— Оставьте его шубу без воротника и скажите, что кожу на воротник надо бы снять с головы Елтагана — у него кожа на голове золотая, — дала совет ведунья.

Когда Сослан услышал об этом — нахмурился.

— Придется, видно, идти к Елтагану, — сказал он.

Прибыл он к нему и крикнул:

— Ел таган, где ты?

Елтаган говорит своим младшим:

— Это голос Сослана, скажите, что меня нет дома.

— Найдите его, — потребовал Сослан, — он мне нужен. Тогда вышел к нему Елтаган:

— Чего тебе, Сослан, зачем ты меня ищешь?

— Сыграем в бабки, — сказал Сослан, — если ты выиграешь, — снеси мне голову, если я выиграю, я тебе голову снесу.

Елтаган согласился, пошли они на улицу, и говорит Сослан:

— Бросай бабку!

— Ты пришел сюда состязаться, ты и бросай первым. Сослан бросил — и посыпалось из бабки столько проса, сколько за три дня намолотить можно.

— Это просо надо подобрать, — сказал Сослан. Елтаган бросил бабку — выскочили из нее цыплята, стали клевать просо, все поклевали, всего два зернышка осталось.

— А теперь твой черед первым бросать, — сказал Сослан.

Бросил Елтаган — выскочил из бабки кабан и побежал в заросли бурьяна. Бросил Сослан — и три борзые кинулись за кабаном, разорвали его на части и положили перед Елтаганом.

В третий раз кинул первым Сослан — и у Нартов загорелись дома.

— Надо с этим как-то справиться, — говорит он Елтагану.

— Я не знаю, как тут быть, — делай со мной, что хочешь, — отвечает Елтаган.

— Что ж, тогда смотри, — и Сослан бросил бабку. Начался проливной дождь и загасил пожар. Сказал тогда Елтаган:

— Ну, ты выиграл — снимай с меня голову.

— Даю тебе еще один бросок, — сказал Сослан.

Бросил Елтаган — и вылетели из его бабки три голубя.

— Поймай их.

Вынул Сослан из кармана свою бабку, бросил — вылетели из нее три коршуна, погнались за голубями, поймали их, убили, принесли и положили перед Елтаганом.

Тот сказал Сослану:

— Ты выиграл — отсекай мне голову.

— Хороший ты муж, Елтаган, и не хочется мне лишать тебя головы, — сказал Сослан.

Снял он кожу с головы Елтагана, смазал рану зельем. На голове у Елтагана выросла новая кожа, и он остался жив. А Сослан принес снятую кожу домой, и девицы с молодухами пришили к его шубе воротник.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: