Путешествие Хамыца к Белому морю

Урызмаг и Хамыц ходили в походы, с врагами сражались, с добычей домой возвращались. Вот пошел однажды Хамыц к Белому морю, спустился на дно, решил навестить тетю — сестру своей матери. Пришел он, а тетя его плачет, былые дни вспоминает. Говорит ей Хамыц:

— Что ты плачешь-горюешь, слезы рассыпаешь?

— Как же мне не плакать, не горевать, — отвечает тетка, — уж не вижу я в этом море, в синих волнах его семерых братьев своих, не слышу их ласково поющих голосов, не вижу их веселых игр. Ведь еще молодыми ушли в поход семеро братьев матери твоей, — и до сих пор они не возвращались, кто знает, куда они подевались!

Услышал это нартовский молодец — веснушчатый Хамыц, закручинился он и вышел вон. Приплыла тут к нему одна старая рыба и говорит:

— Послушай! Не считай ты себя Нартом, коли не оценишь моих советов. За счастьем не гонись, не торопи его, себя не изнуряй, счастье само пойдет за тобой по пятам и в свое время тебя найдет. Бойся злого соседа, завистника-друга — такой ведет льстивые речи да прячет под мышкой нож. И еще знай, что ношу отцов берут на себя молодые. Семь братьев твоей матери покойной томятся в бесовской темнице, и надо их оттуда вызволять.

— Да будет так! — сказал Хамыц. — Ты учишь меня уму-разуму, так скажи еще, как добраться до той бесовской темницы?

Рыба научила: надо пройти через ворота Цараппа, идти по морю месяц, добраться до стеклянных гор, а там дорога сама найдется. Вход в темницу охраняет Хафсгаф*, лягушка-рыба, чудище с выпученными глазами. Нападать надо быстро — срубить у нее три волоса на шее, иначе ее не победить.

Пошел вперед Хамыц — волны широкой грудью рассекает, идет-плывет по морю. Глядит — а по обе стороны его сопровождают два дельфина. Узнал Хамыц своих старых друзей, быстро вскочил на одного из них и помчался. Они понеслись по волнам, миновали ворота Цараппа и поплыли по открытому морю — весь путь за два дня одолели.

А когда солнце зашло, дельфины остановились у дальнего берега моря, у самых дверей черной темницы. Вышел Хамыц на сушу, опустился усталый на гальку прибрежную. А на рассвете снова в путь собрался, вошел в море. Оказался он у темницы, и выпрыгнула к нему лягушка-рыба, сторожиха. А была она такой огромной, что шея ее лежала на земле, хвост уходил под землю, под языком помещались целые ущелья, а зубы были как горы со снежными вершинами. И кинулась та лягушка-рыба на Хамыца, норовит его съесть, но и Хамыц двинулся навстречу, с острым клинком вперед пошел — волосы лягушкины срезать, чтобы убить ее.

Бросились они друг на друга, стали биться, ударяли по головам, по телу, но не видать было, чтобы устали. Весь свет сотрясало, что на земле, что под землей, все море от края и до края бушевало, поднимало волны, высокие, как горы. Попрятались в воде рыбы, а звери на суше далеко разбежались.

Долго бился Хамыц с чудовищем — и море и суша от этой битвы ходуном ходили. Разгорячился от смертельной схватки Хамыц, раскалился докрасна, как уголь, и залег на дно отдохнуть и охладиться. Потом он ринулся на чудовище с новыми силами, изловчился и срезал мечом два волоса рыбы-лягушки. Она совсем обессилела, и Хамыц проник в темницу. Освободил он всех узников, вывел своих дядей-донбеттров. Люди не верили, что победил он чудище, пока сами не увидели, как оно валяется без сил. А когда Хамыц срезал последний волос, лягушкарыба издохла. Ликованию людей не было меры и предела. Привел Хамыц к тете ее семерых братьев и позвал:

— Выгляни-ка наружу, день твоей радости настал!

От счастья старушка не знала, как благодарить его. Пировали они целую неделю, ели-пили, водили в хороводе симд*, веселились все морские жители, рыбы и лягушки, а девушки-русалки плавали по волнам с песнями. И осталась с тех пор поговорка: добру доброго мир радуется.

Как Урызмаг и Хамыц спорили, кто из них старше

Урызмаг и Хамыц давно уже стали взрослыми молодцами, пора было им обзаводиться семьями. Да вот незадача: жениться следовало по старшинству, а они не знали, кто родился первым. Когда они были маленькими, ни один не хотел называться первым по рождению, чтобы не обидеть брата. Так было, пока они не перешагнули пору юности, потом уже близнецы не хотели уступать друг другу — каждый норовил считать себя старшим. Спрашивали они Нартов, кто из двоих старше, но никто ничего не смог им сказать. Тогда решили Урызмаг и Хамыц отправиться к своей тетке по отцу в Фаснарт*, — что далеко за нартовским краем. Урызмаг был смекалист, и говорит он Хамыцу:

— Ехать нам далеко, нужны будут еда и питье в дорогу. Возьми суму и приготовь все, что нам понадобится.

Хамыц собрал все, что нужно в дорогу, и привязал переметную суму к своему седлу. А в дороге Урызмаг ехал то справа от Хамыца, то слева, когда же стали они подъезжать к месту, Урызмаг начал держаться справа. Так они доехали до дома своей тетки Кызмыды. Вышла тетка к ним, и уж конечно, очень обрадовалась. А после первых же приветствий говорит Урызмаг Кызмыде:

— Мы к тебе пришли, чтобы спросить: скажи нам, пожалуйста, ты, сестра нашего деда, кто из нас старше?

— Сыночки вы мои, что вам меня-то спрашивать, вы ж и сами знаете обычай: кто в дороге едет справа, тот и старший: младший едет всегда слева. А потому нечего и говорить, Урызмаг — старший, а Хамыц — младший.

Рассердился Нарт Хамыц и обругал свою тетку:

— Ну, раз так, пусть на тебя наскочит бораевский серый осел*!

Проклятья Нартов обычно исполнялись. Стоило Хамыцу произнести эти слова, как серый осел Бората оказался тут как тут и заревел, повернувшись мордой к Кызмыде.

— Сыночек, не подпускай его ко мне, — закричала Кызмыда, — мой позор падет на всех Нартов! Я подарю тебе зуб Аркыза!

— А чем хорош этот зуб?

— Это зуб-приворот, если вставить его в рот и показать женщине, то ни одна не сможет тебе отказать.

Услышал это Хамыц и обрадовался. Выдернул кол из плетня, вздул осла и прогнал. Кызмыда перевела дух, когда поняла, что избавилась от позора. Вынесла она Хамыцу зуб Аркыза и сказала:

— Возьми мой подарок, сынок! Спас ты меня от большого позора. У нас от праотцев твоих остался только этот зуб. Сначала его носили во рту женщины, потом стали носить мужчины, и он никогда никого не подводил, исполнял все желания. Этот зуб не может пропасть. Куда бы ты его ни положил, где бы он ни затерялся, его все равно кто-нибудь найдет. И передается он из рук в руки, от одного поколения к другому, из века в век, из рода в род.

В этот вечер сказитель Гарсо начал так:

— Вы уже знаете, мои хорошие, что со временем Нарты разделились на три рода. У каждого рода были свои доблести: Алагата, Алаговы, отличались умом, Ахсартагката, Ахсартаговы, — мужеством и отвагой, Бората, Бораевы, — богатством. Все вместе они называли себя просто: Три рода. Они обсуждали общие дела на своем собрании, ныхасе, и собирались для этого всегда на одном месте посреди селения, рассаживались там, вели беседу Они делили добычу, захваченную в походах и набегах, на Поляне дележа, и для игр у них было тоже свое место — Игровая поляна, где они состязались в ловкости и силе, водили симд, а к Богу они обращались обычно на Молитвенном холме.

Игры Нартов

Вблизи селения Нартов на поляне у подножья горы было ристалище. Собрались там однажды нартовские молодцы — состязаться в силе и ловкости. Прибыли в полном воинском снаряжении, верхом на конях. Они спешились и приготовились скатывать камни с горы. У подножья выстроились так: первым — Урызмаг, за ним Сахуг и Базырык, за ними Карее и Уасаназ, а в конце — Бедзенаг. Скатывал камни с горы Борса, а подавал их Хамыц.

Люди, стар и млад, прибыли отовсюду целыми селениями, прибыли и пастухи, и алдары*, и земляне, и небожители поглядеть на славные игры. Из Нижних Нартов пришел Бурафарныг со своими семью сыновьями. С высокой Черной горы прискакал на своем вороном жеребце Сайнаг-алдар, с запада явился Тар, с востока — Челахсартаг. С неба спустился к ним на своей дубовой бороне сын бардуага тучи. Из дремучей чащи, играя на оленьем роге, вышел сын Афсати* — покровителя зверей. Светлый Уастырджи спустился с небес пониже, чтобы лучше видеть игры. И все люди из нартовского края, кто только мог ходить, пришли и расселись на холмах, приготовились следить за состязаниями.

Вот и начали скатывать камни с горы по лысому склону. Камень катился, подскакивал; его слету ловил Урызмаг и укладывал возле себя, а наверх камни снова уносил Хамыц.

Сайнаг-алдар сидел на косогоре и насмехался над Хамыцем:

— Жених, а прыти не больше, чем у старика: едва хватает, чтобы камни подносить.

Хамыц разозлился и ответил:

— А черным вороном сидеть-глазеть пристало ли мужчине? Явил бы свою силу-удаль!

Вскочил тут Сайнаг-алдар, словно грязью обрызганный, в один миг очутился в ложбине — взялся камни ловить с высоты. Тогда вышел из игры Урызмаг, уступил свое место Хамыцу, а сам поднялся к Борса и стал ему подносить камни сразу по два. Разгорелась игра, катятся камни на адцара, да только дрожат его ноги, руки не выдерживают тяжести, шатается и падает Сайнаг. А ниже по склону Хамыц принимает камни на грудь, они рассыпаются в прах, столбом поднимается пыль и осыпает алдара.

Но вот завершилась игра, молодцы сели на резвых коней и по двое-трое уехали с поляны. Тут Сайнаг-алдар повернулся к Хамыцу:

— Давай померяемся силой.

— Ладно, согласен! Состязаться будем сегодня.

И когда все прочие освободили им место для борьбы, два всадника сели на ретивых коней — Сайнаг на своего вороного жеребца, Нарт Хамыц — на своего серого. Они разъехались по кругу, потом развернулись, хлестнули резвых скакунов и бросились, словно коршуны, друг другу навстречу. Далеко разносился звон от ударов их мечей, дождем рассыпались искры, гудела Гфра. Но вот Хамыц вложил меч в ножны и бросился на Сайнаг-алдара безоружный, обхватил его, стащил с седла, а конь Хамыца придавил алдарова вороного. Так С&йнаг-алдар был побежден, посрамлен при всем народе. Он снова сел верхом, но перед тем, как уехать домой, со злостью бросил Хамыцу:

,, — Будь вы настоящими мужчинами — женились бы, а де оставались без потомства, словно бесплодные мулы.

С этими словами алдар хлестнул вороного и поскакал домой. Хамыц не стерпел обиды и крикнул ему вдогонку: * — Твой самый счастливый день еще обернется для тебя горем, а свадьба — мукой.

И Хамыц тоже отправился восвояси, но насмешки Сайнаг-алдару не простил.

А молодые Нарты и гости лихо плясали на Игровой поляне, хлопали в ладоши и водили симд. Зашло солнце, день сменился темнотой, перестали они плясать, играть, и все, кто пришел туда — издалека ли, по соседству ли, — сели на коней и разъехались по домам.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: