СИСТЕМЫ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ И КОДИРОВАНИЯ ИНФОРМАЦИИ 3 глава

И еще один важный момент. Аристотель полагает, что ощущение, продолжающееся после удаления его источника – это уже не восприятие, а представление. И, таким образом, получается, что образы сновидений – это представления.

Лукреций Кар также не усматривает в сновидениях божественного происхождения. В поэме «О природе вещей» он излагает свои взгляды на происхождение и содержание сновидений

«Если же кто-нибудь занят каким-либо делом прилежно,

Иль отдавалися мы чему-нибудь долгое время,

И увлекало наш ум постоянно занятие это,

То и во сне представляется нам, что мы делаем то же...

Если подряд много дней с увлечением играми занят

Был кто-нибудь непрерывно, мы видим, что большею частью,

Даже когда прекратилось воздействие зрелищ на чувства,

Все же в уме у него остаются пути, по которым

Призраки тех же вещей туда проникают свободно...

Вот до чего велико значение склонностей, вкусов

Как и привычки к тому постоянному делу, которым

Заняты люди, а кроме людей и животные также...

Также и люди во сне постоянно свершать продолжают

Те же деянья, какие и въяве они совершали»[17].

Отдельно следует упомянуть традицию, в которой качество и содержание сновидений непосредственно увязывается с физическим и с психическим здоровьем человека.

– 36 –

Одним из ранних выразителей этой традиции и человеком, представившим ее в своих трудах наиболее полно, можно считать Гиппократа.

Гиппократ полагает чрезвычайно важным умение прислушиваться и верно истолковывать сновидения. Значимость последних он связывает с тем, что именно во сне душа оказывается предоставлена самой себе, в то время как тело отдыхает. Если днем душа вынуждена разделять свое внимание между многими видами деятельности и в результате не принадлежит сама себе, то во сне она управляет своим собственным жилищем и совершает сама все телесные действия. В это время спящее тело не чувствует, тогда как душа сознает, видит и понимает то, что не замечено было днем. В целом Гиппократ оценивает как позитивные все те сновидения, в которых положение вещей соответствует естественному, нормальному. Если во сне человек делает то, что он обычно совершает днем, и тем же самым образом, то такое сновидение следует считать указывающим на хорошее здоровье человека. Если же в сновидении происходит борьба, и совершающееся в нем противоречит дневным поступкам, это означает расстройство в теле. Если это расхождение сильное, зло велико, если ничтожное – то и зло слабое.

Гиппократ не берется судить об истинности приснившегося: «Что касается самого приснившегося деяния, я не решаю, нужно или нет придавать ему значение, но я советую лечить тело человека, ибо ясно, что собралась какая-нибудь полнота и от этого произошло выделение, расстроившее душу. Итак, если во сне будет сильное противоречие, полезно вызвать рвоту и вводить легкую пищу в течение пяти дней, постепенно что-нибудь прибавляя, и широко пользоваться утренними быстрыми прогулками, следуя известной постепенности, и производить упражнения в соответствии с возрастающим питанием. Если же противоречие сна будет более слабым, воздержавшись от рвоты, отними третью часть пищи, потом в течение пяти дней снова постепенно увеличивай ее; следует упорно держаться прогулок, упражнять голос, призывать богов – и расстройство успокоится.

– 37 –

...Вот еще предвестники здоровья: отчетливо видеть и слышать то, что находится на земле; уверенно ходить; уверенно и безбоязненно бегать; видеть ровную и хорошо возделанную землю, покрытые листьями и плодами деревья, плавно текущие реки с чистой водой, стоящей не выше, и не ниже, чем следует, источники и колодцы такого же вида. Все это видимое, таким образом, указывает, что человек находится в здоровье и что его тело работает правильно со всем его кругооборотом, со всеми его поступлениями пищи и со всеми его выделениями. Если снится совсем обратное, это является знаком того или другого повреждения в теле»[18].

Интересно суждение, которое Гиппократ высказывает о снотолкователях: они «иногда попадают верно, иногда ошибаются, никогда не зная, почему случается, что иногда они попадают верно, иногда ошибаются. Указывая на необходимость остерегаться, чтобы не испытать какого-либо зла, они не учат, как нужно остерегаться, но приказывают молиться богам. Молитва – вещь, без сомненья, подходящая и прекрасная, но, призывая богов, нужно и самому помогать себе»[19].

Я довольно подробно остановилась на традиции истолкования сновидения, как выражающего состояния психического и физического здоровья человека потому, что в настоящее время эта составляющая аналитики сновидений представлена очень широко.

Библейский компендиум сновидений является отдельной интересной темой. Отмечу в самом общем виде, что древние евреи с их всевидящим богом Яхве считали, что пророческие сны – это прямой разговор с Богом, который инспирировал сновидения, чтобы сделать жизнь людей более праведной и наполненной. В Ветхом Завете встречается немало сюжетов о сновидениях и основанных на них событиях. Есть сны, которые Яхве адресует евреям. В них он

– 38 –

высказывает свои повеления или предупреждает о чем-либо. Есть также сны, которые посылаются высокопоставленным язычникам: фараону, царям Навуходоносору, Самуилу, Соломону. В Новом Завете встречается девять сновидений: пять в Евангелии от Матфея (четыре имеют отношение к рождению Иисуса и один сон принадлежит жене Пилата) и четыре в Деяниях Апостолов (они принадлежат апостолу Павлу, чье служение проходило, в основном, среди греков, привыкших толковать сновидения и с почтением относившихся к ним).

Что касается статуса передаваемого Богом знания, то, вероятно, можно различать видения состояния бодрствования, видения во сне, а также ситуации реального общения Господа со своими избранниками. Так, Бог говорит евреям: «Слушайте слова Мои: если бывает у вас пророк Господень, то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним; но не так с рабом Моим Моисеем, – он верен во всем дому Моему. Устами к устам говорю я с ним, и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит»[20]. В то же время Бог предупреждает о том, что люди не должны быть легковерными. В частности, через пророка Иеремию сообщается: «И сказал мне Господь: пророки пророчествуют ложное именем Моим; Я не посылал их, и не давал им повеления, и не говорил им; они возвещают вам видения ложные и гадания, и пустое, и мечты сердца своего»[21].

В целом можно сказать, что раннее христианство настроено недоброжелательно по отношению к практике истолкования сновидений, хотя и признается, что существуют истинные видения наивысшего ранга, в которых можно получить подлинные картины будущего. Они даются великим святым и мученикам[22].

– 39 –

Простых людей Церковь старалась отвратить от практики истолкования снов. Однако сама традиция христианства предрасполагала скорее к ее расширению. Дело в том, что в античный период во всех языческих классификациях сновидений от Гомера до Артемидора и Макробия предполагалось, что истолкованию подлежат исключительно пророческие сны. В этом и заключался глубинный смысл распознавания и разграничения снов правдивых и лживых. Христианство же фактически расширило область истолковываемых сновидений за счет приписывания значимости абсолютно всем снам. (Последнее вытекает из представления о вездесущности Божественного провидения, представленного и действующего напрямую в любых формах человеческих поступков и действий.)

В конце концов, Первый Собор, состоявшийся в Анкире в 314 году, принял Канон XXIII, который гласил: «Те же, кто сохраняет языческие привычки и соблюдает указания авгуров или ауспиков, гадателей по сновидениям или иных прорицателей, или же приводит в дом к себе людей, дабы просить их предсказать будущее с помощью колдовского искусства... они присуждаются к исповеди и пятилетнему покаянию»[23].

Разумеется, такой запрет не решил проблему: люди по-прежнему старались интерпретировать приснившееся. Для этого в реальной жизни в деревнях и городах они обращались за толкованием сновидений к местным колдунам и ведуньям, а иногда и к новым привилегированным знатокам – монахам и священникам. Однако все это происходило в основном в обстановке известной напряженности, – именно потому, что официально практика истолкования сновидений не поощрялась.

Испытывая недоверие к сновидениям, Церковь попыталась упорядочить практику их истолкования, выделив две категории привилегированных сновидцев, которые имели право и возможность видеть истинные, пророческие сны.

– 40 –

Первая – это монархи, вторая – святые праведники. В качестве примера приведем сновидение, приснившееся Феодосию накануне второго дня сражения с Евгением, который был возведен на трон Франком Арбогастом.

Арбогаст, опираясь на армию, состоявшую из варваров, хотел реставрировать язычество в западной Римской Империи. Феодосий же мечтал вновь объединить Римскую Империю и окончательно установить в ней христианство. Первый день сражения обернулся для армии Феодосия большими потерями. Под утро он заснул и увидел следующий сон: «Он увидел двух всадников, одетых в белое и на белых конях; они повелели ему быть дерзким, прогнать робость, на заре призвать солдат взяться за оружие, и выстроить их в боевом порядке; еще они сказали, что поручено им ободрять его воинство и сражаться во главе его; а один назвал их имена: Иоанн Евангелист и Апостол Филипп». Такое же видение было и одному солдату; солдата привели к Феодосию и, когда он рассказал о том, что ему привиделось, Феодосий изрек следующее: «Видение было ему не затем, чтобы убедить меня в его истинности, ибо я верю тем, кто обещал мне победу, но затем, чтобы никто в нем не сомневался и не думал, будто я сам, охваченный желанием идти в бой, выдумал этот сон. Вот, почему тот, кто стоит на защите моей империи, послал такое же видение этому человеку, дабы он засвидетельствовал правдивость моего рассказа. Так что довольно сомнений! Вперед, за теми, кто оберегает нас и сражается в первых рядах, и пусть никто не думает, что победа зависит от численного преимущества; она в руках тех, кто ведет нас!». Такую же речь произнес он перед солдатами и, преисполнив их сердца отвагой, отдал приказ начинать спуск с горы.

Как известно, Феодосий одержал победу и стал вторым основателем христианской империи»[24].

В качестве примера признаваемых Церковью сновидений второго рода можно привести сны святого Мартина. В первом из них, где Мартин еще не окрестился, он видит

– 41 –

Христа, явившегося ему ночью после того, как он разделил свою хламиду с нищим. Христос держит половину плаща Мартина и говорит окружающему его сонму ангелов: «Вот, это Мартин, еще не крещенный, он прикрыл Меня этим плащом». Таким образом, подтверждается истина евангельских слов: «То, что ты сделал одному из малых сих, ты это сделал Мне». Мартин понимает, что он отдал половину своего плаща Иисусу, принявшему облик нищего, и принимает крещение.

Во втором сне Мартину дается повеление посетить родные места и своих близких, пребывающих во тьме язычества. Он направляется туда и этим оказывается положено начало его миссионерской деятельности[25].

В целом можно сказать, что раннехристианская традиция типологии сновидений к трем источникам сна – человек (его желудок или разум), Бог (откровение), дьявол (наваждение) – добавила категорию смешанных сновидений, чем еще более затруднила ориентацию своих последователей в оценке сновидения. Ведь если оно имеет смешанную природу, то есть, допустим, одна его часть посылается Богом и соответственно подлежит истолкованию, другая насылается дьяволом и подлежит неприятию, то как в целом определить свое отношение к приснившемуся и как узнать, какая его часть должна быть истолкована, а какая отвергнута?

Святой Августин говорил о том, что внутреннее чутье, проникающее в суть слов и видений, позволяет отличать наваждение от откровений. Но как быть простым людям, которые не обладают таким внутренним чутьем?

Еще в бытность свою язычником, Августин собрал целую подборку материалов о сновидениях. В частности, в его коллекции был такой рассказ: у одного человека потребовали выплатить большую сумму денег, предъявив обязательства, подписанные его покойным отцом, и заявив, что долг остался без погашения. Молодой человек очень огорчился этим обстоятельством и тем, что отец не упомянул об этом в

– 42 –

завещании, однако стал искать способы возвращения долга. И вот во сне ему явился отец, который объяснил, в каком месте следует искать расписку о погашении долга. Проснувшись, молодой человек действительно нашел в этом месте расписку и предъявил ее кредитору. В результате вопрос о задолженности был снят и ему возвратили расписку отца, которая оставалась у кредитора.

Оценивая это сновидение, Августин сначала разделял общее мнение о том, что душа отца явилась молодому человеку для того, чтобы оберечь его от неприятностей, сообщив необходимые сведения. Однако впоследствии, придя к выводу о лживости некоего видения, которое якобы получил от него один из его учеников, он утратил всякое доверие и к этому сну. Позднее он говорил о том, что все верования, связанные с воскресшими покойниками, порождены культом мертвых и поэтому следует с недоверием относиться к сновидениям, где появляются умершие и сообщают некие сведения живым.

Практика компиляции и заимствований, в целом характерная для средневековья, проявляется и в вопросе анализа природы сновидений. Так, Альберт Великий повторяет мысли Аристотеля о сущности сна и считает, что образы сновидений создаются силой воображения. Последнее черпает свой материал из сохранившихся образов чувственных впечатлений. На силу воображения влияют и телесные раздражения, с чем связано диагностическое значение сновидений. Он также согласен с принципом усиления раздражителя во сне, о котором говорил Аристотель.

Альфонс Мудрый признавал сон естественной потребностью, дарованной Богом человеку, дабы тот отдохнул от трудов дневных. Но считал, что хотя тело человека отдыхает в состоянии покоя, его душу обуревают мысли и чувства, которые свойственны человеку в бодрствовании. Оттого и снится ему разное. Некоторое из снящегося имеет естественный смысл и соответствует тому, что происходит днем, обычному течению событий. А порой снится нечто совсем иного

– 43 –

свойства. Все это обусловлено тем, что люди едят и пьют, где находятся и чем занимаются, пока бодрствуют, а также усилением или ослаблением органов чувств, которые есть у тела. А бывает и так, что то, чего не достает, достоверным образом предстает в снах. Однако после пробуждения ничего этого не оказывается. А потому, полагает Альфонс Мудрый, те, кто основой своей веры полагают сновидения, должны понимать, что вера их непрочна, не полезна и не способна длиться долго.

Арнольд из Вилановы обращает внимание на диагностическое значение снов. В частности, он приводит сообщение о больном, которому дважды снилось, что он получил удар камнем по уху. Вскоре он заболел воспалением уха именно на той стороне, которая снилась ему поврежденной.

Френсис Бекон считал, что во сне внутренние органические возбуждения проецируются на внешний мир.

Томас Гоббс рассматривал сновидения как продукт воображения спящего. Он полагал, что религии произошли из неумения отличать сны от бодрствования и что вера в пророческий смысл сновидений такое же заблуждение, как вера в колдовство и духов.

Декарт обращал внимание на то, что сновидения не могут вступать в связь ни между собой, ни с содержаниями бодрствующего сознания.

Де Ламетри, вполне в духе физиологии XX века, рассматривал сновидения как состояние, промежуточное между бодрствованием и глубоким сном: во время сна часть бодрственных способностей мозга прекращает свое действие. Возникающие в результате ощущения несовершенны и всегда в каком-то отношении дефектны.

И Готфрид Лейбниц, и Эммануил Кант – оба полагали, что сон без сновидений невозможен. По мнению Канта, он был бы равносилен прекращению жизни.

Французский врач-философ Пьер Жан Кабанис рассматривал сновидения как продукт возбуждения определенных частей головного мозга под влиянием раздражений, исходящих

– 44 –

из внутренних органов. Он полагал, что состояние сна связано с прерыванием деятельности многих внешних чувств, и ограничением деятельности многих внутренних органов, но в разной степени. В результате некоторые оказываются активнее, чем другие. Большая часть возбуждения сосредоточивается в мозге. В силу этого основная часть нервных сил мозгового органа предоставляет его на произвол собственных его восприятий, а также впечатлений, получаемых внутренними чувствующими окончаниями. Таким образом, Кабанис признавал, что сновидения интроцептивны, то есть исходят из внутренних систем, или из внутренних органов (в том числе из так называемого мозгового органа). (Эту концепцию нельзя недооценивать, потому что сейчас, действительно, большое внимание уделяется этой составляющей, хотя, конечно, не отрицается и влияние внешних факторов раздражения на характер и течение сновидения.)

Фридрих Шеллинг, а также его последователи наделяли сновидения мистическим смыслом и рассматривали их как некую форму высшего интуитивного сознания, религиозного откровения.

Сторонник биологической теории сна Эдуард Клапаред полагал, что во сне низшие психические силы освобождаются от уз, которые на них налагает дневная жизнь.

В 40-х годах XIX столетия чешский ученый Ян Эвангелиста Пуркинье формулирует концепцию, близкую к современным физиологическим представлениям о природе снов. Он, вслед за Ламетри, полагает, что сновидения можно рассматривать как состояние, промежуточное между глубоким сном и бодрствованием. Но, в отличие от многих своих предшественников, Пуркинье возражает против идеи, что не бывает сна без сновидения. Напротив, он считает, что психическая деятельность может тормозиться полностью, как это бывает в глубоком сне и при некоторых бессознательных состояниях. Существенную особенность сновидений Пуркинье усматривает в том, что все переживания, происходящие во сне, воспринимаются сновидцем как подлинные.

– 45 –

Еще одной важной вехой в эволюции представлений о природе сновидений можно считать идеи, которые формулировались в XIX веке и где сновидение соотносилось с ненормальностью, болезнью, патологией, разными формами психических расстройств. В частности, в России в 1880 году психиатр Виктор Хрисанфович Кандинский опубликовал исследование под названием «О псевдогаллюцинациях». Он рассматривал последние как результат возбуждения определенных участков мозга, порождающего весьма живые и чувственные до крайности образы, которые, однако, для самого сознания существенно отличаются от галлюцинаторных образов, относительно которых отсутствует осознание их субъективного характера. Псевдогаллюцинации могут появляться и у здоровых людей в период засыпания, во время, которое можно рассматривать как промежуточное между сном и бодрствованием, когда прекращается активная деятельность логического мышления и человек поддается пассивному восприятию спонтанно возникающих внутренних образов.

Псевдогаллюцинаторные образы, которые в момент бодрствования человека отчетливо распознаются как субъективные, в момент засыпания объективируются, потому что кортикальные чувственные центры перестают воспринимать внешние впечатления, когда человек впадает в сон. Таким образом, оказывается, что псевдогаллюцинаторные образы наряду с обыкновенными образами и составляют ткань сновидения.

О сходстве сновидения с бредом писал Альфред Мори. Он вслед за Ламетри полагал, что сновидения возникают из-за того, что определенная часть головного мозга и чувствующего аппарата остаются даже и во сне в состоянии бодрствования. Альфред Мори обращал особое внимание на влияние внешних факторов на содержание сновидений. К примеру, звук затачиваемых ножниц рядом со спящим в эксперименте приводил к тому, что человеку снился перезвон колоколов. Особенно интересно то, что Мори говорил

– 46 –

относительно высокой скорости протекания событий в сновидно измененном сознании. В частности, он отмечал, что сложные сновидения разворачиваются за очень короткие промежутки времени, тогда как по сюжету сновидения прошло довольно много времени.

Примером является сновидение самого Мори, пережившего во сне свою казнь на гильотине. Мори болел, у его кровати сидела мать, которая и подтвердила то, что происходило на самом деле со спящим. Сновидцу грезилось, что он живет во Франции во время Великой революции. Во сне он был схвачен, обвинен судом в измене и приговорен к гильотинированию. И в тот момент, когда нож гильотины обрушился ему на шею, Мори проснулся. Оказалось, что это совпало с тем моментом, когда у спинки кровати отломилась спица и ударила спящего Мори по затылку.

Жюль Бейарже полагал, что сновидение родственно психозу, поскольку и то и другое представляют собой проявление непроизвольной автоматической работы мозга. Идея родства сновидений и психоза утвердилась в психиатрии и вылилась в учение об онейрическом бреде.

К.Бинц рассматривал сновидения как процесс совершенно бесполезный и даже болезненный. Сновидение, по его мнению, представляет собой низшую ступень галлюцинации, а галлюцинация – это высокоразвитое сновидение.

Вильгельм Бризингер квалифицировал психозы как сновидные состояния. Одна из форм расстройств сна – это удлинение периода переходного состояния между сном и бодрствованием. Бризингер считал, что это переходное состояние ничем не отличается от некоторых форм психического расстройства. Острый психический бред, на его взгляд, состоит из сновидений в состоянии полубодрствования.

Моро де Тур вообще отождествлял сновидение с помешательством. Он полагал помешательство состоянием, в котором смешаны сон и бодрствование, и считал, что оно проистекает от вмешательства явлений или психических фактов, относящихся ко сну, в состояние бодрствования. Он утверждал,

– 47 –

что те же органические условия, которые дают повод к развитию сновидений, предрасполагают к бреду. Сновидение и бред, на его взгляд, имеют общее происхождение.

Эмиль Крепелин отмечал, что во сне имеет место та же речевая спутанность, что и при шизофрении: и здесь и там можно наблюдать уклонение мысли от смыслового стержня, соскальзывание в сторону, расстройство словесного расчленения и выражения мыслей, склонность к изобретению новых слов, часто – в причудливой форме.

Английский физиолог Дэвид Хартли пришел к выводу, что сны – это отражение впечатлений и событий, которые человек вобрал в себя в дневном бодрственном состоянии. Хартли пытался ставить диагнозы на основе сновидений и тем самым подготовил почву для создателя теории психоанализа Зигмунда Фрейда.

В 1861 году К.А.Шернер предположил, что объекты реального мира или эмоции могут находить образное отражение в сновидениях. Так, легкие можно видеть во сне как надувные шары, а гнев как бушующее пламя.

Штрюмпель исходил из того, что сны обусловлены стремлением избежать переживания реальности. Он сформулировал ассоциативный закон, который впоследствии лег в основу фрейдовской теории мыслительных ассоциаций.

Анри Бергсон считал воспоминания истинным творцом сновидений. Именно они сообщают материалу дневных впечатлений ту форму, которая впоследствии и проявляется во сне. Бергсон выводил сновидение из утраты интереса к действительности, что, в свою очередь, вызывает ослабление душевного напряжения. Во время бодрствования переживание текущего момента оттесняет в глубины психики те воспоминания, которые не имеют к нему непосредственного отношения. Но вот наступает время сна, и воспоминания-призраки, имеющие ассоциативное сродство с мерцающими фигурами зрительного поля, с раздражениями, притекающими извне и изнутри организма, с общим чувственным тоном данного момента, обретают образ и цвет, превращаясь в сновидение.

– 48 –

Обращает на себя внимание интересная и важная идея Анри Бергсона о том, что «Я», которое грезит, – это «Я» с ослабленным психическим напряжением. И воспоминания, собираемые им, – это воспоминания рассеянного внимания, лишенные усилия. Сознание, по Бергсону, может существовать в различных планах. На одном конце этой шкалы будут, так сказать, чистые воспоминания, на другом, противоположном ему, – воспоминания, соединяющиеся с восприятием для перехода в действие, которое осуществляется телом. В результате получается, что одно и то же явление душевной жизни может одновременно затрагивать сразу несколько различных планов сознания, где каждый представляет собой разные промежуточные стадии перехода от грез к действию.

Вашид возвращается к старой картезианской и кантианской идее о том, что сна без сновидения не бывает. При внезапном пробуждении спящего всегда можно убедиться в том, что ему в данный конкретный момент что-то снилось. Он полагает, что запоминающиеся сновидения связаны с моментами засыпания и пробуждения. Те же сновидения, которые помнятся хуже, относятся к стадии глубокого сна и влияют на подсознательную основу эмотивности. Еще одна важная идея: образы сновидений и воспоминаний нередко смешиваются. Вашид полагает, что именно интенсивная эмотивность обусловливает те особенности сновидения, которые отличают его от бодрствования.

Санте де Санктис при рассмотрении сновидений особое внимание уделяет соотношению сознания бодрствующего и сновидного. Последнее, по его мнению, подвержено колебаниям в плане различной степени его глубины. Уровень сновидного сознания можно представить в виде волнообразной линии, подъемы которой будут приводить к сближению с кривой бодрствующего сознания, а спуски, наоборот, к отдалению от него. В сновидениях, на его взгляд, в известной мере сохраняются логика, критика и воля. Особенно ярко это проявляется при сближении кривых обоих

– 49 –

видов сознания. То, чего недостает сновидному сознанию – это психическая непрерывность, поэтому в сновидении нет автономного «Я».

Санте де Санктис пытается объяснить природу тех затруднений, которые связаны с попытками припоминания сновидений. Он связывает их с тем, что значительная часть материала никогда не облекается в форму – ни словесную, ни зрительную. Это, так сказать, «утренняя заря» мысли, интуиции, которые, возможно, никогда не будут реализованы. Другая часть опыта, хотя и облечена в пригодную для выражения форму, но подверглась в подсознании различного рода трансформациям. Это – износ, пополнение, искажение, диссоциация. И, наконец, имеется еще одна часть опыта, которая, хотя и обрела вполне выразимую форму, тем не менее не может быть представлена на уровне сознания из-за изменившейся психической констелляции на момент ее всплывания. Всплывающий подсознательный материал, чтобы проявиться в сознании, должен приспособиться к непривычному окружению. По крайней мере, замаскироваться, используя в качестве символов заимствуемые с помощью ассоциаций образы.

1.2. Истоки современных представлений о природе сновидения

Истоки современной практики истолкования сновидений и понимания природы феномена сна, по всей видимости, следует связать с именем Зигмунда Фрейда, который явился основоположником психоаналитической традиции в истолковании сновидений. Смысл этого подхода заключался в том, чтобы попытаться воздействовать на качество жизни человека, исследуя бессознательные содержания его психики, представленные в символах снов.

В 1900 году он опубликовал книгу «Толкование сновидений», в которой на основе нового понимания глубинной природы человека предложил неожиданный и шокирующий

– 50 –

взгляд на содержание символики снов. Фрейд был далек от теории сновидений как ответа на внешние раздражители. Напротив, он пришел к выводу, что в них символами зашифрованы потаенные желания человека, и что именно символы сновидений раскрывают те «нежелательные» мечты, мысли, побуждения, которые отказывается принять бодрствующее сознание: это или эротические стремления, или инстинкт насилия в человеке. По Фрейду, большинство этих желаний и ощущений представляют собой детские переживания, такие, как стремление к инцесту или побуждение убить родителя идентичного пола из чувства ревности.

Он выделил три сферы психических содержаний: сознательные, бессознательные и сверхсознательные. При этом сознание отражает активность разумного бодрствующего «Я» (Эго), бессознательное (Ид) связано с основными инстинктами, а сверхсознание (суперЭго) определяет поведение человека в социуме. Фрейд полагал, что сновидения – это компромисс между подавляемыми содержаниями бессознательного и подавляющими установками сверхсознания. Сновидение есть некий таинственный код, который необходимо разгадать. Фрейд считал сны формой либо подавления, либо удовлетворения потребностей, либо комбинацией того и другого. Даже сны болезненного содержания он рассматривал как реализацию желаний. По его мнению, во время сна сознание утрачивает свои контролирующие функции и на свободу вырывается бессознательное, в котором заключено изначальное стремление человека к продолжению рода и самосохранению. Чтобы защитить сознание и сверхсознание от дремлющих сексуальных желаний и уберечь от шока, бессознательное облекает их в символические образы.

Обращает на себя внимание узкая направленность в интерпретации символики сновидений Фрейдом. Его язык символов довольно ограничен, ибо касается лишь сферы инстинктов. Подавляющее большинство его символов кодируют различные аспекты сексуальных содержаний. Даже

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: