Естественный и исукусственный языки

Существует множество языков и различных способов их классифика­ции. Наиболее принятым и широким является разделение языков на две большие группы: естественные и искусственные. Принято считать, что есте­ственный язык – это тот, на котором говорят и при помощи которого выра­жают свои мысли в повсе^[295]дневной жизни. Поскольку язык дифференциро­ван по этническому, национальному признаку, постольку естественный язык – это также и язык народности, нации, племени; возможны, конечно, и одно­родные языки у нескольких (чаще – у двух) наций. В этом отношении естест­венный язык национален, этничен. Помимо того, естественный язык не знает классовых границ (хотя социально-классовая, как ре­гиональная специфич­ность в нём и отражается), обслуживает разные слои той или иной нации, в целом он «вне» и «над» классов.

Естественный язык можно сравнить (как язык человека) с языком жи­вотных, птиц, и, с другой стороны, с искусственным языком человеческого сообщества.

Язык человека отличается от языка животных и птиц, во-первых, своей универсальностью и, во-вторых, комбинаторностью[10].

Универсальность означает, что с помощью этого языка можно выра­зить почти любые знания, чувства, переживания, передать приказания или задать вопрос, относящийся к самым различным предметам или видам чело­веческой деятельности. Эта универсальность достигается благодаря огром­ному словарному запасу (в языке развитых современных народов – сотни ты­сяч и даже миллионы слов). Если язык человека обозначает вещи или дейст­вия, свойства, отношения и передаёт, таким образом, объективную информа­цию, перерабатывая её, то естественный «язык» животных не обозначает по­стоянной вещи, признака, свойства, отношения, а лишь выражает состояние или переживания животного. Поэтому он не передаёт объективную инфор­мацию, а лишь насыщает её теми же переживаниями, которые наблюдаются у животного в то время, когда оно испускает звук (как это наблюдается у во­жака стаи журавлей или стада оленей) и производит известное обусловлен­ное аффектом движение. Сигнал животных есть выражение аффективного состояния, а передача сигнала есть передача этого состояния, вовлечение в него других животных, и не больше. Иначе говоря, «язык» животных явля­ется лишь набором знаков, выражающих аффективные состояния, вследствие чего и «декодирование» этих знаков есть вовсе не расшифрока объективных кодов, а вовлечение других животных в соответствующие переживания. «Язык» животных, следовательно, не является средством обозначения пред­метов и абстрагирования свойств и поэтому ни в какой мере не может рас­сматриваться как средство, формирующее отвлечённое мышление. Он явля­ется лишь путём к созданию очень сложных форм аффективного общения. «Язык» животных в этом плане не является универсальным.^[296]

Вторая особенность языка человека – комбинаторность. В языке не одни только слова, сколь бы их ни было. Особые правила позволяют объеди­нять и комбинировать слова, т.е. отдельные языковые знаки, превращая их в особые знаковые композиции – предложения. Конечно, в разных языках эти правила разные. В одном языке можно выразить мысль отдельным словом, в другом для этого требуются целые предложения. С помощью правил из имеющегося количества слов можно построить теоретически бесконечное множество осмысленных предложений, способных выразить любые челове­ческие чувства и знания. Другое положение – с «языком» млекопитающих, птиц, рыб. У них есть звуковая сигнализация, но она иного рода. Курица, на­пример, издаёт около 40 различных звуков, являющихся сигналами опасно­сти, сбора, призыва к цыплятам и т.д. Здесь можно обнаружить и определён­ную последовательность сигналов. Но эти звуковые сигналы не объединя­ются в предложения, и потому при помощи 40 сигналов курица может пере­дать лишь 40 «порций» информации.

Некоторые птицы одного и того же вида обладают различными «язы­ками» в зависимости от места обитания. Так, американские специалисты ус­тановили, что вороны, обитающие в штате Коннектикут, не понимают ворон Калифорнии. Есть среди ворон и своего рода «полиглоты», умеющие изда­вать звуки на разных «вороньих языках». Но, несмотря на это, «язык» ворон отличается от человеческого не только количеством знаков-слов, но и прин­ципиальным отсутствием способности комбинировать из отдельных звуко­вых сигналов предложения, построенные по определённым правилам и при­годные для передачи сложной информации.

Искусственным языком принято считать язык, созданный для каких-либо узких потребностей людей (язык физических теорий, язык медицинской науки, язык математической символики, язык программирования и др.).

Необходимость в создании таких языков возникла в связи с тем, что по мере развития научного знания выявились недостаточность естественного языка, его ограниченность и неспособность решать узкоспециализированные задачи. Это объясняется прежде всего тем, что у естественного языка имеется важная особенность – его слова многозначны.

Полисемия – это наличие у одного слова нескольких или многих значе­ний (например, слова «ключ», «дом», «земля» и т.п.). Если в обыденном, ес­тественном языке многозначность почти не сказывается отрицательно на точности выражения, ибо из контекста следует определённое значение знака, то в искусственном языке многозначность может оказаться источником оши­бок и заблуждений. Наука стремится к однозначности терминов. Проводится специальная работа по устранению многозначности слов и формированию новых однозначных терминов. В своё время, напри^[297]мер, регулярными были съезды представителей медицины по пересмотру и уточнению меди­цинской терминологии. В последние десятилетия по всем основным наукам и по философии с нарастающей интенсивностью развёртывалась работа по созданию словарей терминов соответствующих отраслей знания.

Следут принять утверждение: язык считается точным, если все его термины однозначно определены и каждое предложение, содержащее такие термины, построено по заранее определённым правилам; язык считается аде­кватным, если получаемые в нём предложения могут описать все сущест­вующие ситуации в области объектов, информацию о которых выражает, хранит и передаёт данный язык.

Выделяется также такая их черта, как лаконичность записи инфор­ма­ции (это относится к значительной части информации). В химии порой нужна всего одна строка текста, и она способна заменить несколько страниц информации, переданной обыденным языком, но главное – краткая символи­ческая запись при этом будет строгой и точной, не допускающей многознач­ного толкования изложенной информации.

Несмотря на отмеченное превосходство искусственных языков над ес­тественными, оно не абсолютно: искусственный язык возникает на базе есте­ственного языка и во многом определяется им; общение внутри научного со­общества осуществляется преимущественно посредством слов естественного языка. Вместе с тем естественный язык не оторван от искусственного: он по­стоянно ассимилирует слова научного языка (в наши дни, например, в нём часто применяются термины «компьютер», «атом», «электричество», «кос­мос», «телевидение» и др.); в наше время эти слова (нередко, правда, с моди­фицированным значением) стали частью повседневного, непрофессиональ­ного языка. Можно сказать, что между естественным языком и языком ис­кусственным существует отношение не взаимоисключаемости, а взаимодо­полняемости в рамках общей языковой реальности человечества.

Интуиция

В получении нового знания большую роль играют логическое мышле­ние, способы и приемы образования понятий, законы логики. Но опыт позна­вательной деятельности свидетельствует, что обычная логика во многих слу­чаях оказывается недостаточной для решения научных проблем; процесс производства новой информации не может быть сведен ни к индуктивно, ни к дедуктивно развертываемому мышлению. Важное место в этом процессе занимает интуиция, сообщающая познанию новый импульс и направление движения.

Наличие такой способности человека признают многие выдающиеся ученые нашего времени. Луи де Бройль, например, отмечал, что теории раз­виваются и часто даже меняются коренным^[298] образом, что было бы невоз­можно, если бы основы науки были чисто рациональными. Он убедился, по его словам, в неизбежном влиянии на научное исследование индивидуальных особенностей мышления ученого, имеющих не только рациональный харак­тер. «При более внимательном исследовании этого вопроса легко заметить, что как раз эти элементы имеют важное значение для прогресса науки. Я, в частности, имею в виду такие сугубо личные способности, столь разные у разных людей, как воображение и интуиция. Воображение, позволяющее нам представить себе сразу часть физической картины мира в виде наглядной картины, выявляющей некоторые ее детали, интуиция, неожиданно раскры­вающая нам в каком-то внутреннем прозрении, не имеющем ничего общего с тяжеловесным силлогизмом, глубины реальности, являются возможностями, органически присущими человеческому уму; они играли и повседневно иг­рают существенную роль в создании науки» (По тропам науки. М., 1962. С. 293—294). Благодаря этим скачкам осуществляются великие завоевания ра­зума. Именно поэтому человеческий ум способен в конечном счете взять верх над всеми машинами, которые вычисляют и классифицируют лучше, чем он, но не могут ни воображать, ни предчувствовать. «Таким образом (по­разительное противоречие!), человеческая наука, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуществлять свои наиболее за­мечательные завоевания, — подчеркивает Луи де Бройль, — лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобож­денные от тяжелых оков строгого рассуждения» (там же. С. 295).

Мы не будем останавливаться здесь на вопросах воображения, внима­ния, памяти, сообразительности, некоторых других способностях человека (эмоциях, воле и т.п.): это предмет специального обсуждения. Остановимся на интуиции. Интуиция как специфический познавательный процесс, непо­средственно продуцирующий новое знание, выступает столь же всеобщей, свойственной всем людям (правда, в разной степени) способностью, как и чувства, и абстрактное мышление.

Интуиция поддается экспериментальному изучению. Из работ, посвя­щенных исследованию интуиции посредством эксперимента, можно выде­лить труды Я.А. Пономарева, К.Факуоару.

Распространенность, всеобщность интуиции подтверждают многочис­ленные наблюдения над людьми в обычных, повседневных условиях; не­редки случаи, когда в нестандартной ситуации, требующей быстрого реше­ния в условиях ограниченной информации, субъект производит выбор своих действий, как бы «пред-чувствуя», что нужно поступить именно так, и никак иначе.

Человеческая культура знает немало случаев, когда ученый, конструк­тор, художник или музыкант достигали принципиально нового в своей об­ласти как бы путем озарения, по наитию.^[299]

Приведем несколько фактов.

В истории музыки нередки случаи, когда музыкальная мысль прихо­дила к композитору в самый неожиданный момент, скажем, во сне. Напри­мер, Джузеппе Тартини однажды увидел во сне дьявола, игравшего на скрипке восхитительную мелодию. Проснувшись, Тартини тотчас записал ее и в дальнейшем использовал для сочинения одного из своих самых знамени­тых произведений — скрипичной сонаты «Дьявольские трели» (см.: Интуи­ция и научное творчество: аналитический сборник ИНИОН. М., 1981. С. 17).

Любопытен случай, происшедший с изобретателем в области электро- и радиотехники Николой Тесла (1856—1943). Однажды во время прогулки с приятелем ему внезапно пришло в голову решение одной технической про­блемы. Американский психолог Дж. Гоуэн сообщает: он шел в сторону за­ката солнца и читал стихи; в это время мысль, подобно вспышке молнии, озарила его; идея электромотора на переменном токе пришла к нему как от­кровение. Он стоял, погруженный в транс, пытаясь объяснить другу свое вúдение. Образы, представшие перед умственным взором Теслы, были отчет­ливыми и осязаемыми, как металл или камень. Принцип вращающегося маг­нитного поля стал для него совершенно ясным. Так началась революция в мировой электротехнике (см.: Интуиция и научное творчество. М., 1981. С. 17).

С действием интуиции связаны и крупнейшие достижения теоретиче­ской науки.

Интересен взгляд А. Эйнштейна на творчество физика-теоретика и его суждения о собственном творчестве (см.: Кармин А.С. Научное мышление и интуиция: эйнштейновская постановка проблемы // Научная картина мира. Логико-гносеологический аспект. Киев, 1983). Он считал, что не существует никакого индуктивного метода, который мог бы вести к фундаментальным понятиям физики. Гипотеза может быть навеяна эмпирическими фактами, но не является непосредственно выводимой из них — иначе она не была бы ги­потезой. Ученый может и должен свободно создавать различные гипотезы для объяснения наблюдаемых явлений. Вопрос же о том, какая из выдвину­тых гипотез должна быть принята, а какая отброшена, решается эмпириче­ской проверкой следствий, вытекающих из них. Этой установки А. Эйн­штейн придерживался и в своей научной деятельности. Исходные положения его теории относительности были сформулированы не как индуктивные обобщения опытных данных (хотя он учитывал эмпирические факты при ее создании) – они были продуктами изобретения, догадки, т.е. продуктами ин­туиции. А. Эйнштейн говорил своему бывшему сокурснику Якобу Эрату, что мысль об относительности одновременности появилась у него в результате внезапной интуитивной догадки. Однажды утром он проснулся и вдруг по­нял, что события, которые для одного наблюдателя про^[300]исходят одновре­менно, могут быть неодновременными для другого. Как отмечал М. Верт­геймер на основании бесед с А. Эйнштейном, к представлению о том, что скорость света является предельной скоростью распространения сигналов, он пришел также интуитивно. Из специальной и общей теории относительности путем логико-математической дедукции были получены следствия, сопоста­вимые с данными наблюдений и экспериментов и подтвержденные этими данными. А. Эйнштейн считал, что на опыте можно проверить теорию, но нет пути от опыта к теории. Вместе с тем путь от чувственного опыта к тео­ретическим понятиям существует — это путь интуиции, интуиция (а не ло­гика) связывает их. «Если не согрешить против логики, — говорил А. Эйн­штейн, — то вообще нельзя ни к чему прийти» (Собр. науч. трудов. М., 1967. Т. IV. С. 572). «Подлинной ценностью является в сущности, только интуи­ция» (цит. по: Кляус Е.М. Альберт Эйнштейн // Эйнштейн А. Физика и ре­альность. М., 1965. С. 337).

Немаловажное значение имеет интуиция в сфере философского позна­ния. С интуицией связывают идею силлогизмов Аристотеля, идею соедине­ния философии и математики Р. Декарта, идею антиномий И. Канта и многие другие (см., например: Лапшин И.И. Философия изобретения и изобретение в философии. Пг., 1922. Т. II. Разд. Творческая интуиция философов и Анализ приведенных случаев).

Б. Рассел отмечал, что иногда его попытки протолкнуть силой воли ход творческой работы оказывались бесплодными, и он убеждался в необходи­мости терпеливо ожидать подсознательного вызревания идей, что было ре­зультатом напряженных размышлений. «Когда я работаю над книгой, — пи­сал он, — я вижу ее во сне почти каждую ночь. Не знаю, возникают ли при этом новые идеи, или оживляются старые, зачастую я вижу целые страницы и могу во сне прочесть их» (цит. по: Интуиция и научное творчество. С. 17).

Феномен интуиции чрезвычайно широк и не всегда все, что считают интуитивным, действительно заслуживает такого названия. В мышлении, на­пример, нередки умозаключения, посылки которых не формулируются в яв­ном виде; результат таких умозаключений бывает неожиданным, но вовсе не интуитивным, как полагают некоторые ученые. Не нужно принимать за ин­туицию то, что относится к области инстинктов, характеризуется автоматиз­мом реакций в сходной обстановке и имеет физиологические механизмы в подсознательной или бессознательной сфере субъекта. Порой говорят о «чувственной интуиции» как о восприятии органами чувств («интуитивные» предпосылки геометрии Эвклида и т.п.). Хотя такое словоупотребление воз­можно, но оно идентично «чувственно-сенситивному». Как специфический феномен познания понятие интуиции многозначно.^[301]

Мы понимаем под интуицией интеллектуальную интуицию (лат. intellectus — «ум», «мыслительная способность человека»), позволяющую проникать в сущность вещей.

И еще одна чрезвычайно важная черта свойственна интуиции — ее не­посредственность. Непосредственным знанием (в отличие от опосредован­ного) принято называть такое, которое не опирается на логическое доказа­тельство. Интуиция является непосредственным знанием только в том отно­шении, что в момент выдвижения нового положения оно не следует с логи­ческой необходимостью из существующего чувственного опыта и теоретиче­ских построений (Копнин П.В. Гносеологические и логические основы науки. С. 190). Если иметь в виду, что интуиция относится к интеллекту и связана с отражением сущности предметов (т.е. если отграничить ее от чувственно-сенситивного и инстинктивного), то можно принять за исходное такое ее оп­ределение: интуиция — это способность постижения истины (точнее – но­вого знания. – П.А.) путем прямого ее усмотрения без обоснования с помо­щью доказательства (см.: Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 221). Все приведенные выше случаи проявления интуиции (а их число можно значительно расширить) целиком подходят под это определе­ние.

Но все изложенное выше демонстрирует по крайней мере еще две черты, свойственные интуиции: внезапность и неосознанность. Решение про­блемы во всех приведенных примерах (поиск нового понятия, темы, идеи и т.п.) приходило всегда неожиданно, случайно и, казалось бы, в неподходя­щих для творчества условиях, так или иначе контрастирующих с условиями целенаправленного научного поиска.

Интуитивное вúдение совершается не только случайно и вдруг, но и без явной осознанности путей и средств, приводящих к данному результату.

Иногда неосознанным остается и результат, а самой интуиции при та­ком исходе ее действия уготована лишь участь возможности, не ставшей дей­ствительностью. Индивид может вообще не сохранить (или не иметь) ника­ких воспоминаний о пережитом акте интуиции. Одно замечательное наблю­дение было сделано американским математиком Леонардом Юджином Дик­соном. Его мать и ее сестра, которые в школе были соперницами по геомет­рии, провели долгий и бесплодный вечер над решением какой-то задачи. Но­чью матери приснилась эта задача: и она стала решать ее вслух громким и ясным голосом; ее сестра, услышав это, встала и записала. На следующее утро в ее руках было правильное решение, неизвестное матери Диксона Этот пример иллюстрирует, помимо прочего, неосознанный характер явления, на­зываемого «математические сны» и действие на бессознательном уровне че­ловеческой психики.^[302]

Таким образом, интуитивной способности человека свойственны: не­ожиданность решения задачи, неосознанность путей и средств ее решения и непосредственность постижения истины на сущностном уровне объектов.

Данные признаки отделяют интуицию от близких к ней психических и логических процессов. Но и в этих пределах мы имеем дело с достаточно разнообразными явлениями. У разных людей в различных условиях интуи­ция может иметь разную степень удаленности от сознания, быть специфич­ной по содержанию, по характеру результата, по глубине проникновения в сущность, по значимости для субъекта и т.п.

Интуиция подразделяется на несколько видов прежде всего в зависи­мости от специфики деятельности субъекта. Особенности форм материаль­ной практической деятельности и духовного производства определяют и осо­бенности интуиции сталевара, агронома, врача, биолога-экспериментатора. Выделяются такие виды интуиции, как техническая, научная, обыденная, врачебная, художественная и т.п.

По характеру новизны интуиция бывает стандартизованной и эвристи­ческой. Первую из них называют интуицией-редукцией. Пример — врачеб­ная интуиция С.П. Боткина. Известно, что, пока пациент проходил от двери до стула (длина кабинета была 7 метров), С.П. Боткин мысленно ставил предварительный диагноз. Бóльшая часть его интуитивных диагнозов оказы­валась верной. Могут сказать, что в данном случае, как и вообще при поста­новке любого врачебного диагноза, имеет место подведение частного (сим­птомов) под общее (нозологическую форму заболевания); в этом отношении интуиция действительно проступает как редукция, и никакой новизны в ней как будто и нет. Но иной аспект рассмотрения, а именно постановка конкрет­ного диагноза по нередко неоднозначному комплексу симптомов обнаружи­вает новизну решаемой проблемы. Поскольку при такой интуиции все же применяется определенная «матрица»-схема, постольку сама она может быть квалифицирована как «стандартизированная».

Эвристическая (творческая) интуиция существенно отличается от стандартизированной: она связана с формированием принципиально нового знания, новых гносеологических образов, чувственных или понятийных. Тот же С.П. Боткин, выступая как ученый-клиницист и разрабатывая теорию ме­дицины, не раз опирался на такую интуицию в своей научной деятельности. Она помогла ему, например, в выдвижении гипотезы об инфекционной при­роде катаральной желтухи («болезни Боткина»).

Сама эвристическая интуиция имеет свои подвиды. Для нас важно ее подразделение по гносеологическому основанию, т.е. по^[303] характеру ре­зультата. Интерес представляет точка зрения, согласно которой сущность творческой интуиции заключается в своеобразном взаимодействии нагляд­ных образов и абстрактных понятий, а сама эвристическая интуиция высту­пает в двух формах: эйдетической и концептуальной. Рассмотрим этот во­прос несколько подробнее. (Изложение представлений о творческой интуи­ции дается по работам А.С. Кармина и Е.П. Хайкина)

В принципе возможны следующие пути формирования чувственных образов и понятий в человеческом сознании: 1) сенсорно-перцептивный про­цесс, в результате которого появляются чувственные образы; 2) чувственно-ассоциативный процесс перехода от одних образов к другим; 3) процесс пе­рехода от чувственных образов к понятиям; 4) процесс перехода от понятий к чувственным образам; 5) процесс логического умозаключения, в котором со­вершается переход от одних понятий к другим. Очевидно, что первое, второе и пятое направления создания гносеологических образов не являются интуи­тивными. Даже если взять «автоматизированное», свернутое умозаключение (в рамках пятого направления), то оно окажется ничем существенно не отли­чающимся от полного, развернутого умозаключения; здесь не будет никакого особого способа формирования знания, как в первых двух случаях. Поэтому возникает предположение, что формирование интуитивного знания связано с процессами третьего и четвертого типов, т.е. с переходом от чувственных об­разов к понятиям и от понятий к чувственным образам. Правомерность та­кого предположения подтверждается тем, что характер указанных процессов хорошо согласуется с наиболее типичными чертами интуитивного «усмотре­ния истины», зафиксированными в феноменологических описаниях интуи­ции: в них происходит трансформация чувственно-наглядного в абстрактно-понятийное и наоборот. Между наглядными образами и понятиями нет ка­ких-либо промежуточных ступеней, отличных от них; даже самые элемен­тарные понятия отличаются от чувственных представлений. Тут возникают понятия, не выводимые логически из других понятий, и образы, не порож­даемые другими образами по законам чувственной ассоциации, а потому ес­тественно, что полученные результаты кажутся «непосредственно усмотрен­ными». Этим объясняется также скачкообразный характер указанной транс­формации и процесса получения результата.

Примеры эйдетической интуиции — наглядное представление о струк­туре молекулы бензола, возникшее у Ф.А. Кекуле, или наглядное представ­ление о строении атома, созданное Резерфордом. Эти представления не сво­дятся к простому воспроизведению данных непосредственного чувственного опыта и формируются с помощью понятий. Примеры концептуальной ин­туиции — возникновение понятия о кватернионах у Гамильтона или поня­тия^[304] о нейтрино у Паули. Эти понятия возникали не путем последователь­ного логического рассуждения (хотя данный процесс предварял открытие), а скачкообразно; большое значение при их формировании имело комбиниро­вание соответствующих чувственных образов (комбинаторная игра образ­ными элементами мышления, по выражению А. Эйнштейна).

С позиций такого понимания творческой интуиции и ее разновидно­стей дается и ее определение. Творческая интуиция определяется как специ­фический познавательный процесс, заключающийся во взаимодействии чув­ственных образов и абстрактных понятий и ведущий к созданию принципи­ально новых образов и понятий, содержание которых не выводится путем простого синтеза предшествующих восприятий или путем только логиче­ского оперирования имеющимися понятиями.

Приведенная точка зрения представляется нам ценной для рассмотре­ния гносеологического аспекта интуиции. Мы не беремся судить о физиоло­гических и психических механизмах интуиции — это дело специалистов-фи­зиологов и психологов; они должны прежде всего экспериментально иссле­довать интуицию и раскрыть до сих пор еще далеко не ясный механизм ее действия (нескольких моментов мы все же коснемся ниже). Возможны и дру­гие подходы, кроме отмеченного, и со стороны специалистов по гносеологии. Проблема интуиции все еще остается малоразработанной и в философии. В пользу приведенной точки зрения выскажем аргумент, не фигурировавший еще при ее обосновании.

Этот аргумент — специфическая гносеологическая природа человече­ской практики. Обратите внимание: практика имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности. Теперь посмотрите на понятие и на чувственный образ: не концентрирует ли в себе понятие то, что называется «всеобщностью», и не являет ли собой чувственное — «непо­средственную действительность»? Нет ли здесь выхода на ту взаимосвязь чувственного и понятийного, что заключена в эйдетической и концептуаль­ной интуиции? Не лежит ли в основе срабатывания этих форм интуиции «миллиардное повторение» в индивидуальной деятельности человека этой увязки «всеобщности» и «непосредственной действительности»? Нам ка­жется, что такая связь здесь имеется. Важен при этом жизненный опыт чело­века.

Возьмем конкретный исторический факт — открытие структуры бен­зола (С₆Н₆) немецким химиком Ф.А. Кекуле в 1865 г.; это открытие было од­новременно и возникновением теории строения бензола и его производных. Ф.А. Кекуле сам описал это событие.

Он работал над учебником химии. Работа не двигалась, мысли витали где-то далеко. Он повернул стул к камину и задремал. Образы атомов, атомов Дальтона, заплясали перед его глазами. «Мое умственное око, изощренное повторявшимися видениями подоб^[305]ного рода, различало теперь более крупные образования изменчивых форм. Длинные цепочки, все в движении, часто сближаются друг с другом, извиваясь и вертясь, как змеи! (Вплоть до этого времени все гипотетические молекулярные структуры рисовались в виде линейных цепей. Сон начался с конвенционного знания.) Но смотрите-ка! Что это было? Одна из змей ухватила свой собственный хвост, и фигура эта насмешливо закружилась перед моими глазами. Пробужденный как бы вспышкой молнии, я провел на этот раз весь остаток ночи, детально разраба­тывая следствия новой гипотезы» (цит. по: Бунге М. Интуиция и наука. М., 1967. С. 113—114). Некоторые исследователи полагают, что формула бен­зола могла быть навеяна кругом, который образовали в зоопарке шесть обезьян, схватив друг друга за руки. В этом варианте нужно было наблюде­ние такого замкнутого кольца, т.е. нужна была определенная практика.

Но могло быть и другое. Задолго до того, как Ф.А. Кекуле стал рабо­тать над проблемой структуры бензола, еще в 1847 г. он оказался свидетелем пожара в доме, где жила графиня Герлиц; графиня была найдена мертвой и обгоревшей. Был задержан отец бывшего камердинера графини, пытавшийся продать в другом городе переплавленное золото. Он не мог удовлетвори­тельно объяснить происхождение этого золота, а также других найденных у него драгоценностей, среди которых было кольцо, изображавшее двух пере­плетенных змей; одна змея была золотой, другая – из платины. По его сло­вам, кольцо находилось у него с 1805 г., а муж графини утверждал, что оно принадлежало его жене с 1823 г. Экспертиза установила, что кольцо не могло находиться у отца с 1805 г., так как платина стала употребляться только по­сле 1819 г. На суде было установлено, что камердинер задушил свою хозяйку с целью ограбления, а затем пытался сжечь труп. (Факт приводится по книге: Быков Г.В. Август Кекуле. Очерк жизни и деятельности. М., 1964. С. 13—14.) На суде Ф.А. Кекуле выступал как свидетель, его показания помогли экс­перту, в роли которого выступал химик Либих. Ф.А. Кекуле, как видим, ока­зался вовлеченным в практику – и в обыденную, и в судебную, связанную с экспериментальной проверкой качества металла (установлением того, что белый металл – не серебро, а платина).

Объективности ради заметим, что совершение открытия Ф.А. Кекуле посредством интуиции в приведенном случае с бензольным кольцом оспари­вается некоторыми учеными. Они стремятся найти элементы и аналогии, имевшиеся в науке того времени, чтобы доказать строгую логичность появ­ления новой структуры бензольного кольца. Но одно не исключает другого. Роль интуиции, между прочим, оспаривается и во многих других случаях, например в известном факте открытия Д.И. Менделеевым Периодической системы химических элементов (в нашей литературе^[306] недалекого про­шлого это происходило не в последнюю очередь из-за того, что интуиция не укладывалась в упрошенную схему познания и считалась явлением мистиче­ским и идеалистическим).

Но сейчас важно другое. Существенную роль в рассмотренном примере играет практика. При установлении качества металла проверялось предполо­жение, сделанное на основе химического знания; мысль двигалась от «все­общности» к «чувственной данности». Синтез того и другого был осуществ­лен в практике. Такой синтез всеобщности и чувственной данности происхо­дит на каждом шагу в деятельности любого человека, осуществлялся он и в деятельности Ф.А. Кекуле. Этот синтез постоянно действует, формируя гно­сеологическую схему, гносеологическую структуру познания. Такая струк­тура становится инстинктивной, хотя и оказывается социальной по природе. Она срабатывает автоматически, когда имеется одна сторона, но требуется другая. В определенных условиях при движении мышления по всеобщности может извлекаться чувственная наглядность, как и, наоборот, при чувствен­ных образах — понятийная всеобщность (мы говорим «может», поскольку извлечение сопряженного связано с определенным комплексом факторов, ко­торых может и не быть). Необходимое условие — наличие хорошей долго­временной памяти. Именно там закладывается огромный объем конкретной информации, увязанной в единую гносеологическую структуру сознатель­ного и бессознательного. Практической природой человека и познания и оп­ределяются, на наш взгляд, творческая интуиция ученого и ее подразделение на эйдетическую и концептуальную. Мы согласны с тем, что именно в про­цессах перехода от чувственных образов к понятиям и от понятий к чувст­венным образам следует искать разгадку таинственной природы интуитив­ного знания.

Будущее покажет, насколько верно такое представление о гносеологи­ческом механизме интуиции.

Затронем теперь некоторые данные физиологии и психологии. Много­обещающи в плане возможностей раскрытия физиологии интуиции исследо­вания канадских физиологов во главе с В. Пенфильдом. Их исследования по­казали, что при раздражении электродами некоторых участков головного мозга вызываются эмоции и человек переживает только эмоциональное со­стояние, например страх, без воспоминания о каком-либо событии. Опыты показывают также, что определенные участки мозга «ответственны» за вос­произведение событий; такое воспроизведение сопровождается появлением и переживанием эмоций, причем последние зависят от значения события.

Эти данные указывают на возможное вхождение эмоционального ком­понента в механизм интуиции. Сами эмоции не столь специфицирующи, как, допустим, зрение. Они более общие, интегральные, одно и то же пережива­ние может быть соотносимо^[307] с появлением разнородных чувственных или понятийных образов. Возможно, что в актуальном плане, т.е. при данной проблемной ситуации, возникшая эмоция воздействует на участки коры го­ловного мозга с долговременной памятью и по ассоциации вызывает про­шлые эмоции, а с их помощью – и соответствующие чувственные и понятий­ные образы или варианты, близкие к ним (пламя в камине, около которого думал А. Кекуле, и пламя пожара в доме Герлиц; сходные эмоции страха и структура кольца, ассоциирующуюся с предшествовавшим событием). Но возможны и другие направления действия эмоций. Так или иначе, а их роль состоит, вероятно, в извлечении из долговременной памяти многообразных вариантов решения проблемы с последующим выбором одного из них на за­ключительной стадии интуитивного процесса. Но возможно, что их роль иная, что эмоции определяют сам выбор того или иного варианта решения из множества возможных.

Загадочна быстрота, с какой действует интуиция. На эту сторону про­ливают свет многие экспериментальные данные, в том числе и полученные В. Пенфильдом. Опыты показали, что три компонента речи — идеационный (понятийный), вербализационный и моторный — локализуются относительно самостоятельно. Оценивая эти данные в плане интуиции, А.А. Налчаджян пишет: «Если принять эту схему, то можно заключить, что вполне возможно мышление бессловесное с отсутствием или слабым моторным сопровожде­нием. А это не что иное, как подсознательное или же осознанное, но образное (отмеченное еще Эйнштейном и Вертгаймером) мышление. Отсюда можно также заключить, что творческое мышление, процесс подсознательной «ин­кубации», по всей вероятности, связано с относительно самостоятельной ак­тивностью идеационной части локализованных следов памяти. Каким обра­зом конкретно осуществляется образование следов памяти и как достигается физиологически эта относительная самостоятельность регистрации различ­ных компонентов, имевших языковое выражение и воспринятых слухом со­держаний, нам пока что неизвестно. Вполне возможно, что это осуществля­ется вовлечением одних и тех же нервных клеток в различные многоклеточ­ные узоры» [Некоторые психологические и философские проблемы интуи­тивного познания (интуиция в процессе научного творчества) М. 1972. С. 149]. А.А. Налчаджян приводит весьма убедительные доводы (мы рекомен­дуем студентам ознакомиться с ними) в подтверждение того положения, что после прекращения сознательного анализа научной проблемы процесс ее ре­шения продолжается в подсознательной сфере, что соответствующие элек­тро-физиологические процессы также не прекращаются, а преобразуются, продолжают протекать, но лишь с измененными характеристиками.^[308]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: