Глава 4. Средства познания в философии

До сих пор нет сколько-нибудь широкого систематизированного осве­щения вопроса о средствах философского исследования. Отдельные же экс­курсы в эту сферу могут приводить и порой приводят (особенно тех, кто лишь начинает приобщаться к философии) к мнению, будто среди филосо­фов имеются принципиальные разногласия в отношении средств исследова­ния в философии. Сопоставим, к примеру, несколько положений, взятых из разных публикаций.

Так, в одной работе утверждается, что «для получения общих принци­пов в философии нет другого пути, кроме движения от частного к общему, ибо никаких более общих принципов, чем философские, не существует. Де­дуктивный метод, с успехом применяемый в математике, непригоден для вы­ведения основных принципов философии». В другой указывается, что поня­тия об объективной реальности не могут быть получены путём индуктивного обобщения; «они образуются как универсальные умозрительные принципы с помощью концептуальной интуиции исследователя». В третьей отмечается, что общий характер движения мысли в процессе систематизации категорий подчиняется гипотетико-дедуктивному; посредством дедукции из исходного минимума категорий выводятся затем остальные категории философии.

Несмотря на то что в последнем случае не отбрасывается и индукция, а в первых – дедукция (во втором обращается внимание также на рефлексию и умозрение), всё же создаётся впечатление взаимоисключаемости установок, принятых в этих работах.

Однако более строгий учёт разноаспектности применяемых в филосо­фии средств исследования и системный подход к ним способны снять такую альтернативность.

Рассмотрим более внимательно проблему средств исследования в фи­лософии.

В любой науке специфика познавательных средств выявляется, во-пер­вых, выделением собственного, ведущего средства, неразрывно связанного со спецификой проблем и предметного их основания, и, во-вторых, установ­лением особой организации остальных средств, выхода на передний план от­дельных элементов из всего их комплекса.

Собственный метод детерминирован природой изучаемого объекта, со­ответствующей системой предметного знания. Так, исследование происхож­дения видов и факта целесообразности живых организмов привело к созда­нию эволюционной теории, кото^[96]рая, в свою очередь, обусловила разра­ботку эволюционного биологического метода.

В этом плане и обнаруживается зависимость философского метода от философского мировоззрения. Ведущим методом философского исследова­ния является диалектика. Диалектический метод формировался постепенно, пройдя фазы субъективно-операционалистской определённости и объек­тивно-идеалистической трактовки; в дальнейшем была установлена связь субъективной и объективной диалектики.

Философия использует, кроме диалектического метода, многие другие методы исследования.

В арсенале философских средств диалектика немыслима без логики формальной, без её правил и законов. Немалую роль при этом играет индук­ция (пример – формирование представления об основных законах развития). Однако движение мысли от частного к общему не всегда возможно, а иногда приводит к ошибкам. Так, ещё встречается точка зрения, будто понятие ма­терии образуется в результате обобщения признаков различных материаль­ных объектов. Если следовать этому, то представление о материи не будет выведено за пределы физической науки и будет тождественно совокупности видов физической материи (веществу и полю).

Большую роль в философском исследовании играет формально-логиче­ская дедукция: выведение частного из общего и общего из общего. О том, например, что движущей силой развития могут выступать и внутренние, и внешние противоречия, говорит уже эмпирический опыт (индуктивные за­ключения), однако силу необходимости положение о единстве этих противо­речий во всяком процессе развития обретает лишь после его выведения из положения о всеобщей системности мира, включающей представление о на­личии у каждой системы связи с внешней средой, т.е. о её вхождении в более широкую систему.

В философии широко применяются формально-логические определе­ния – через род и видовое различие (например, определение понятий «субъ­ективный идеализм», «прогресс» и т.п.). Распространёнными являются опре­деления через противоположность (пример – понятие «качество»).

Поскольку философское мировоззрение призвано дать картину мира в целом исходя из неизбежно ограниченных для каждого этапа общества зна­ний о мире, создавать и совершенствовать такую (неизбежно ограниченную) картину мира можно лишь посредством использования экстраполяций, идеа­лизаций, мысленных экспериментов и других аналогичных средств познания. Экстраполяции опираются на индукцию, дедукцию, формально-логический закон непротиворечивости. К примеру, сформулированы положения: 1) при­рода в земных условиях находится^[97] в развитии; 2) природные явления на Земле материальны. Они получены посредством индуктивного обобщения. На основе только этого средства познания мы не можем сделать строго опре­делённого вывода, касающегося мира в целом. В этом случае прибегают к экстраполяции и формулируют положения: «Мир (или “всё в мире”) развива­ется» и «Мир в целом материален». Эти положения полностью не подтвер­ждаемы в опыте, поскольку мир в целом вечен и бесконечен. По своему ха­рактеру они проблематичны. Но их достоверность усиливается, и они полу­чают статус истинных при рассуждении, контролируемом законом непроти­воречивости мышления. Принимая одно из них за истинное и совмещая его с положением, противоположным по содержанию другому, мы в итоге прихо­дим к противоречивому в формально-логическом плане философскому по­строению. В результате доказывается единство принципа материального единства мира и принципа развития.

Важным средством философского исследования, вплетённым в логику познания, является мысленный эксперимент. Философ конструирует какую-либо идеальную модель, используя идеализацию, например модель «мир в целом», модель «сеть причинения», модель «индивидуальное сознание» и т.п., а затем в мышлении «экспериментирует» с этими идеальными объек­тами, ставя их (мысленно) в разные ситуации и выводя соответствующие следствия (пример – включение «мира в целом» в условия возрастания эн­тропии). «Теоретическое рассуждение в мысленном эксперименте строится в соответствии с методикой реального эксперимента. Первостепенную важ­ность здесь приобретает механизм воображения, умение оперировать про­странственными образами, способность наглядного представления различ­ных экспериментальных ситуаций. Учёный должен уметь ярко и живо пред­ставить себе в уме всё так, как если бы оно происходило в действительности. Вопрос «что должно произойти, если…» является тем рычагом, который пе­реводит субъекта из реальной действительности в плоскость воображения, но воображения, регулируемого знанием объективно действующих законов» (Славин А.В. Проблема возникновения нового знания. М., 1976. С. 278–279. См. также: Чернов А.П. Мысленный эксперимент. М., 1979. С. 7–22). Нали­чие в мысленном эксперименте воображения как специфического эвристиче­ского компонента, несводимого к дискурсивному фактору (см.: Коршунова Л.С. Воображение и его роль в познании. М., 1979), позволяет выделить мысленный эксперимент в качестве относительно самостоятельного средства исследования философов.

Ещё одной стороной философского познания является герменевтиче­ская интерпретация. Как и мысленный эксперимент, герменевтическая ин­терпретация тесно связана со средствами логи^[98]ческого мышления, бази­ру­ется на них, но к ним не сводится, как не сводится, скажем, понимание к зна­нию, хотя понимание и невозможно без знания.

С античных времён философия почиталась не только знанием, но и мудростью. Само слово «философия» довольно точно выражает специфику философского знания, достижение этого знания посредством философство­вания, размышления, понимания через посредство «любви к мудрости». Это лишь в наше время не в меру машинообразному рассудку буквальный пере­вод слова «философия» кажется анахронизмом, подлежащим забвению.

В гуманитарном знании, как уже отмечалось, имеется понятие «герме­невтика» (его не следует смешивать с герменевтикой как специфической фи­лософской доктриной), которое означает искусство понимания, метод, тео­рию понима­ния. Этот метод нацелен на раскрытие различных текстов, их внутреннего смысла. Через текст выявляются цели, замысел автора, его внут­ренний ду­ховный мир, чувства, отношение к окружающему миру, мир его жизни, куль­турный и исторический фон его деятельности и т.п. Понимание связано с раскрытием уникальности событий и учётом специфики человече­ской дея­тельности. Для философов такой способ познания не ограничен ли­тератур­ными текстами, взятыми из истории философии, – он охватывает всё, во что вложены человеческие действия, мысль и чувства; жизненный опыт самого философа и других людей, осмысливаемый философом, тоже осваи­вается посредством герменевтики.

Применительно к явлениям природы понимание связано с выявлением значения тех или иных явлений в общей системе природы, для человека и че­ловеческой цивилизации, их мировоззренческой значимости. За ними не стоит деятельность человека или какого-то иного духа, подлежащая расшиф­ровке. В данном случае понимание есть истолкование, интерпретация.

Понятие «понимание» соотносительно с понятием «смысл»: интерпре­тируем, чтобы раскрыть смысл; смысла так же нет вне понимания, как и по­нимание есть усвоение некоторого смысла (С.С. Гусев, Г.Л. Тульчинский). Понимание есть результат и процесс применения герменевтики и интерпре­тации, а сам метод часто называется герменевтико-интерпретационным.

Составное название этого средства освоения действительности не явля­ется безусловным, оно отражает переходность от традиционного противо­поставления герменевтики и интерпретации к их единству. В то же время оно включает в себя специфичность того и другого способа, ориентирующую на превалирование отношения «текст – автор» в гуманитарном познании и от­ношения «субъект – объект» в трактовке явлений природы.^[99]

Герменевтико-интерпретационный метод опирается на средства логи­ческого познания действительности, однако выходит за их рамки. Сюда ока­зываются вовлечёнными все духовные способности человека. Прав Новалис, в своё время отметивший, что понимание осуществляется не только через ра­зум, но посредством всех духовных сил человека. Понимание требует интен­сивного эмоционального настроя, вчувствования, соотнесённости с деятель­ностью человека, с ценностями человеческого бытия; это осмысление, зада­ваемое нормативно-ценностными стандартами деятельности.

При наличии одинаковой (в принципе) информации, подлежащей ос­мыслению, разные философы могут иметь различное её понимание. Это мо­жет быть следствием как неидентичных идеологических позиций, так и раз­ных исходных жизненных установок, разного стиля мышления, разного ми­роощущения. Такого широкого «разброса» понимания нет в естествознании, да и в гуманитарном знании.

Наряду с герменевтикой важную роль в постижении объектов филосо­фии играет трансцендирующий способ (по К. Ясперсу – «трансцендирующее мышление»), включающий в себя, как мы видели на с. 88–91, медитацию, элементы мистики и философскую веру.

Большое место в творческом процессе философов занимает интуиция (об общих чертах интуиции, условиях её формирования, соотношении интуи­тивного и дискурсивного см. главу 12, § 3). Её, однако, не всегда признают в качестве способа достижения новых результатов, представляя себе движение мысли к этому результату в виде непрерывного развёртывания цепи умозак­лючений и доказательств. Такое мнение касается не только философии. М. Бунге пишет: В науке широко распространён «миф, будто учёные распола­гают двумя независимыми, хорошо отработанными и стандартизированными методами, опираясь на которые они в состоянии браться за любую научную проблему. Эти методы – дедуктивный и индуктивный – позволяют якобы учёному действовать без оглядок, без проб, а пожалуй, и без таланта… Трудно придумать что-нибудь нелепее и смешнее этой карикатуры на науч­ную работу» (Интуиция и наука. М., 1967. С. 92–93). «Одна логика никого не способна привести к новым идеям, как одна грамматика никого не способна вдохновить на создание поэмы, а теория гармонии – на создание симфоний. Логика, грамматика и теория музыки дают нам возможность обнаруживать формальные ошибки и подходящие мысли, а также развивать последние, но они не поставляют нам “субстанцию” – счастливые идеи, новые точки зре­ния» (там же. С. 109).^[100]

Такие идеи даёт интеллектуальная интуиция. Науке известны многие учёные, сделавшие открытия посредством интуиции (Архимед, Ньютон, Броун, Кекуле и др.). Богата такими фактами и история философии.

Вот, к примеру, свидетельство Ж.-Ж. Руссо: «Я шёл к Дидро… я захва­тил с собой номер «Mercure de France» и просматривал его дорóгой. Глаза мои скользнули по столбцам газеты и вдруг остановились на теме, предло­женной Дижонской академией наук для соискания премии. Если когда-либо мир видел внезапное наитие, то это было душевное движение, охватившее меня в эту минуту. В моём уме как бы сразу сверкнул свет, всё озаривший. Масса идей, ярких и живых, представилась мне вдруг с такой силой и в таком количестве, что смущение и трепет охватили мою душу. Я как бы опьянел от наплыва мыслей и чувств… Всё, что я мог удержать в памяти из этой массы великих истин, озаривших меня в течение 1/4 часа… я поместил в трёх глав­ных моих сочинениях – в моей первой диссертации, в книге о неравенстве и в книге о воспитании» (цит. по: Лапшин И.И. Философия изобретения и изо­бретение в философии. Пг., 1922 г., Т. 2. С. 101; по изд.: СПб, 1999. С. 241. См. также: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 606).

Ещё один факт, который мы приведём, связан с открытием Ф. Энгель­сом форм движения материи. В письме К. Марксу 30 мая 1873 г. он писал: «Сегодня утром в постели мне пришли в голову следующие диалектические мысли по поводу естественных наук. Предмет естествознания – движущаяся материя, телá. Телá неотделимы от движения: их формы и виды можно по­знавать только в движении; о телах вне движения, вне всякого отношения к другим телам ничего нельзя сказать. Лишь в движении тело обнаруживает, что оно есть. Поэтому естествознание познаёт тела, только рассматривая их в отношении друг к другу, в движении. Познание различных форм движения и есть познание тел. Таким образом, изучение этих различных форм движения является главным предметом естествознания» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 33. С. 67–68). Далее Ф. Энгельс излагает мысли, возникшие у него в отноше­нии того, какие существуют отдельные формы движения материи и как они связаны друг с другом. В своём письме Ф. Энгельс просил К. Маркса не раз­глашать его идею, пока он не разовьёт её сам. На разработку данной идеи у него ушло более десяти лет.

Таким образом, основные интрасубъективные средства философского исследования следующие: 1) средства логики, диалектической и формальной; 2) интеллектуальная интуиция; 3) герме^[101]невтическая интерпретация; 4) экстраполяция; 5) мысленный эксперимент; 6) трансцендирование.

Имеются и другие, не менее важные средства (например, обращение к практике как критерию истинности, дискуссия как форма развития философ­ской теории и т.п.), однако они носят несколько иной характер, чем только что рассмотренные, и требуют специального освещения.

Значительную роль в философском творчестве играет сомнение. Под сомнением «принято понимать… расшатывание той или иной предполагае­мой истины» (Гегель. Соч. М., 1959. Т. IV. С. 44). Сомневаться – это «коле­баться, не решаться, думать нáдвое, не доверять, не верить…» (Даль Вл. Тол­ковый словарь живого великорусского языка. М., 1980. Т. IV. С. 269). Многие философы прошлого (М. Монтень, Ф. Бэкон, Р. Декарт, Д. Юм и др.) считали сомнение одним из главных средств исследования философа, полагая, что философствовать – это значит сомневаться. Сомнение, по их представле­ниям, способно оградить философское размышление от догматизма и нена­учных наслоений. «Мы, – писал М. Монтень, – умеем сказать с важным ви­дом: “Так говорит Цицерон”, или “Таково учение Платона о нравственно­сти”, или “Вот подлинные слова Аристотеля”. Ну, а мы-то сами, что мы ска­жем от своего имени? Каковы наши собственные суждения? Каковы наши поступки? А то ведь это мог бы сказать и попугай» (Опыты. М.–Л., 1958. Кн. 1. С. 175). М. Монтень призывал высоко ценить самостоятельность размыш­лений и не идти слепо за авторитетами, иначе философствование будет пус­тым, не дающим новых результатов. Глубокий смысл в этой связи заложен в его замечании: «Мы опираемся на чужие руки с такой силой, что в конце концов обессиливаем» (там же. С. 176).

В любой науке невозможно достигать нового, не сомневаясь. Это обу­словлено характером научного поиска, постоянным выдвижением предполо­жений, стремлением их опровергнуть. То же самое, если не в большей мере, относится к философии: в ней, помимо того, постоянно приходится иметь дело с экстраполяциями предельного масштаба, с вероятностными утвержде­ниями, с субъективной уверенностью, верой в правильность сформулирован­ных положений, касающихся мира в целом или жизни человека в её предель­ных основаниях. Через опровержение одних предположений возможно дока­зательство истинности других.

На пути философских, как и частнонаучных, поисков могут стоять ин­тересы и точки зрения, далёкие от подлинной науки. И учёному для работы, помимо рациональных средств исследования и профессиональных знаний, требуются сомнение, принципиальность, твёрдость характера, мужество.^[102]

Сомнение является не только компонентом психологии творчества, но и методологической установкой подлинно творческой личности.

Абсолютизация скептицизма, конечно, способна противостать науч­ному поиску и обратиться своим острием не против заблуждений, а против самой истины. Но не следует отрывать скептицизм от истины; мера скепти­цизма определяется тем, насколько он помогает решению проблем науки, проблем исторически-позитивной практики[2]. Такая ориентация филосо­фов, как показал опыт истории, единственно верна и особенно зна­чима сейчас.

Как видим, средства исследования в области философии многообразны и неравнозначны по своему характеру; но все они необходимы в научно-фи­лософском анализе проблем.

В философии нет стандартной установки на то, чтобы всегда и везде применять лишь одно из средств философского познания. Как и во всякой науке, возможен выбор любых познавательных средств в любой их комбина­ции – лишь бы было достигнуто решение проблемы или обеспечено продви­жение в её разработке[3]. Поэтому естественно, что для проблем жизневоззре­ния философы в первую очередь прибегают к герменевтике, вчувствованию, пониманию, при разработке законов развития материальных систем – пре­имущественно к индукции, обобщению материала физики, химии, космоло­гии, биологии, при систематизации категорий – главным образом к дедукции, во всех прочих случаях – к диалектике как к методу с его нацеленностью на разрешение противоречий познания.

Использование рассмотренных средств философского исследования не исключает применения в философии каких-либо общенаучных или иных средств. Между тем некоторые философы полагают, что свои проблемы она, т.е. философия, должна решать лишь собственными средствами (эта точка зрения не отличается оригинальностью. См., например: Зиммель Г. Сущность философии // Вопросы теории и психологии творчества. Харьков, 1916. Т. VII С. 236). Справедливы поэтому несогласие с этой позицией, всё чаще вы­ражаемое в литературе, и стремление применить в философии также нефило­софские методы (например, системный), а также логику, методологию науч­ного исследования.^[103]

Не принимая неопозитивистскую подмену всеобщефилософского об­щенаучным, реалистическая философия в то же время чужда цеховому мето­дологическому высокомерию и не содержит в себе запрета на использование методов других наук в решении частных задач философского познания или при главенстве специфически философских средств исследования.

Встаёт вопрос: каков ведущий элемент в общем комплексе средств фи­лософского исследования?

На этот вопрос в разных философских концепциях можно встретить разные ответы. Так, в книге П. Юшкевича «О сущности философии» утвер­ждались примат интуиции и надстроечный характер логических средств, якобы придающих философскому знанию иллюзию научности [см. эту ра­боту в антологии: На переломе. Философские дискуссии 20-х годов. М., 1990 – или в Хрестоматии по философии (сост. П.В. Алексеев, А.В. Панин. 2-е изд. М., 2004)]. Данное положение вело к выводу о том, что философские по­строения сугубо инди­видуальны, общезначимое философское мировоззрение фактически недос­тижимо. Аналогичный взгляд встречается и в современной экзистенциальной герменевтике, абсолютизирующей герменевтическое вчув­ствование.

Общезначимость философского миропонимания действительно недос­тижима при ориентации только на интуицию, воображение, темперамент фи­лософа или герменевтику. Они различны у разных философов, и даже при одинаковом в общем-то арсенале средств они не могут быть абсолютно тож­дественными при конкретном их применении, зависимом и от индивидуаль­ности субъекта познания, и от разнообразия выдвигаемых задач. Общезначи­мость обусловливается прежде всего научностью содержания философии, выражаемого в истинности главных её положений, доказательностью строго логического мышления, проверкой положений на практике. Если система философского знания адекватна её предмету (на том или ином его уровне или срезе), то такая система открыта для принятия любым непредубеждённым индивидуальным сознанием и становится (или способна стать) общезначи­мой системой знания. В основе логического мышления, ведущего к истинно­стным результатам, лежит самая упрямая логика – самогó материального бы­тия.

Эта зависимость от логики бытия не абсолютна: философу нужен сво­бодный пробег мысли на пути решения своих проблем. Гегель писал: «Воз­буждённое опытом, как неким раздражителем, мышление ведёт себя в даль­нейшем так, что поднимается выше естественного, чувственного и рассуж­дающего сознания, поднимается в свою собственную чистую, лишённую примесей стихию и ставит себя, таким образом, сначала в отчуждённое, от­рицательное отношение к этому своему исходному пункту. Оно сначала на^[104]ходит своё удовлетворение в себе, в идее всеобщей сущности этих яв­лений» (Соч. М., 1929. Т. I. С. 29).

В этом положении, хорошо оттеняющем свободу философского мыш­ления, фиксированы и относительность этой свободы, её заземлённость опы­том человека в исходном своём пункте. Но чтобы сохранить и дальше наце­ленность на истину, а не трансформироваться в схоластику, свободное дви­жение философского мышления должно периодически контролироваться об­ращением к действительности. Для философии важно не допускать принци­пиального отрыва от опыта, реальной действительности, а иметь твёрдую ориентацию на связь логического мышления с опытом, с многообразной практикой индивида и человечества.

Историческая практика выработала средства, позволяющие мышлению достигать истины при минимуме непосредственных контактов с объективной действительностью. Эти средства – законы и правила логики. Если субъект познания исходит из верных посылок и строго следует логическим правилам, то он дол­жен приходить и к верным выводам.

Логическое мышление ведёт к приращению философской информации. Но роль логики не ограничивается этим. Она способна служить преградой эмпирическому релятивизму, представляющему собой абсолютизацию роли частных наук в развитии философского знания, т.е. такую установку, при ко­торой считается, что чем больше частных наук знает философ, тем это якобы лучше для его профессиональной деятельности. Такая установка, сама по себе небесполезная, в идеале не реализуема, а потому способна репрессивно воздействовать на процесс познания. Глубокое же осмысление философских проблем одной какой-либо науки, равно как и проблем социальной действи­тельности, для пытливого философского ума может дать значительно больше, чем поверхностные знания большого количества эмпирического ма­териала. Главное – умение увидеть новую задачу или новый поворот старой, традиционной проблемы, способность на основе логики двигаться к новому философскому заключению.

Следование требованиям логики – важное средство достижения обще­значимости. Результаты любой специфической интуиции и любого размыш­ления проходят проверку средствами логики и либо получают право на су­ществование, либо не получают, элиминируясь из состава достоверного зна­ния. Логичность тех или иных результатов убеждает в их правильности, со­действуя их принятию субъектами познания. В этом путь к общезначимости результатов интеллектуальной интуиции и результатов герменевтической ин­терпретации, экстраполяции и мысленного эксперимента.^[105]

Центральное место логических средств, или, что то же самое, «силы абстракции», в системе средств философского исследования даёт основание для квалификации общего способа философского познания как умозритель­ного. Ничего предосудительного в использовании этого понятия нет, хотя, надо признать, некоторые сложности здесь имеются.

Термину «умозрение», прямо скажем, не повезло. В Философской эн­циклопедии вообще нет статьи об умозрении. В Философском энциклопеди­ческом словаре статья имеется; в ней сказано, что умозрение – «идеалистиче­ски ориентированное философское мышление, абстрагирующееся от чувст­венного опыта… В истории идеализма выявились два типа умозрения: ра­ционалистический и интуитивистский» (Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 701). Философский словарь, вышедший пятым изда­нием, сообщает несколько иное об умозрении. В нём говорится, что «умозре­ние – способ теоретического постижения истины, основанный на отвлечён­ных логических построениях, не связанных зачастую с научно установлен­ными фактами наблюдения и эксперимента. Поэтому умозрение может при­обретать ненаучный характер… Иногда умозрение трактуется как специфика философского познания» (М., 1986. С. 494). В Философском словаре, как ви­дим, хотя и высказывается негативное отношение к умозрению, всё же не ис­ключается полностью возможность (при ряде условий) его использования.

Конечно, термин «умозрение» можно трактовать и в сугубо отрица­тельном смысле – как нечто схоластическое и формалистическое. Будем, од­нако, считать, что в таком плане он применяется лишь в узком своём значе­нии.

В русский язык, в культуру нашего народа «умозрение» давно вошло в более широком своём значении. В Толковом словаре живого великорусского языка Вл. Даля констатируется следующее: «Умозренье – заключенье умст­венное, по умствованью, догадка ума, мыслительный вывод, теория; пртвпл. опыт, дело, практика… Умозритель – теоретик, строящий заключенья свои на умственных догадках. Умозоркий – человек, который видит умом, духом далее, глубже других…» (Т. IV. М., 1980. С. 496). В такой трактовке умозре­ние может быть ведущим к истине и ошибочным (из-за отсутствия связи с опытом), философским и частнонаучным, например математическим. «Умо­зрение» – это «зрение умом», «очами разума» того, что невозможно воспри­нять, уяснить непосредственно в опыте.

Умозрение не является привилегией одной только философии. Оно широко используется в теоретической физике, химии, биологии и в других науках. В.П. Бранский, например, показал, что научное познание проходит в своём развитии не две, а три ступени:^[106] наряду с эмпирическим и теорети­ческим исследованием выделяется ещё умозрительное исследование. Оно на­чинается с образования умозрительных понятий, ведёт к умозрительным принципам, а затем – к умозрительным концепциям. Из множества послед­них происходит отбор имеющих объективное содержание на основе теорети­ческого исследования. Само теоретическое знание оказывается своеобразным синтезом двух противоположностей – эмпирического и умозрительного зна­ния (см.: Философские науки. 1975. № 1. С. 158–159).

В чём же отличие умозрения в философии от умозрения в естественных науках? Во-первых, в его направленности на решение философских проблем, на выяснение предельных оснований бытия и деятельности человека. Во-вторых, в его месте среди других средств познания, в степени умозрительно­сти философского знания. Как отмечает Т.И. Ойзерман, специфическим для философии является не сам по себе умозрительный способ развития понятий, а степень «спекулятивности» мышления, органически связанная с содержа­нием философии (и некоторых философских учений в особенности), с её ка­тегориальным аппаратом, отправными теоретическими положениями и т.д. Но степень есть определение качества и в этом смысле действительно фикси­рует качественное отличие философского знания от нефилософского, исклю­чая вместе с тем метафизическое противопоставление философии другим формам теоретического исследования. Путь умозрения, в известной мере от­рывающегося от фактов, конечно, очень рискованный путь, на котором не­удачи постигают на каждом шагу, а открытия оказываются счастливой на­ходкой. И всё же именно на этот путь необходимо вступает теоретическое исследование, не страшась опасности превратиться в пустое сочинительство. Этим путём идёт философия, в этом специфика философского познания (см.: Проблемы историко-философской науки. М., 1982. С. 86, 88).

По своему содержанию главные формы (они же и средства) философии – это всеобщие категории, а само философское знание – всеобще-категори­альное. Философское мышление (или размышление) и развёртывается в сфере всеобщих категорий, неразрывно связанных с проблемами философии, с предметным основанием философии. Отсюда специфически философское умозрение.

Но сказанным не исчерпывается общая оценка средств философского исследования. Сам термин «умозрение» связан с противопоставлением абст­рактного мышления экспериментальному; в нём не отражается деятельност­ная позиция субъекта познания, а тем более степень активности субъекта. Более того, исторически в него привнесён оттенок созерцательности (усмот­рение чего-то^[107] уже готового в объекте, его постижение «вдруг»), что до сих пор из него окончательно не элиминировано. Но в философии, тесно свя­занной с естествознанием и общественной практикой, явно проступает и должна всегда проступать конструктивность духовной деятельности фило­софов. Эту особенность, на наш взгляд, выражает понятие «критически-кон­структивная рефлексия».

«Рефлексия» порой понимается как размышление о самом мышлении, как размышление о всеобщем в познавательной и духовной деятельности субъекта. Всё это включается в понятие «рефлексия». Однако деятельност­ный подход к оценке средств исследования требует не только учёта форм ис­следования и направленности познания на деятельность, но и выявления дея­тельностной стороны в самой системе средств философского исследования. Это означает, что только одностороннее отражение «предельных оснований» не выводит ещё нас за рамки созерцания.

В истории философии, в диалектической традиции рефлексия понима­лась как процесс не односторонний, а двусторонний, именно так, что одна сторона не только рефлектирует другую, но и рефлектируется ею. По Гегелю, два определения относятся друг к другу так, что каждое из них как бы отбра­сывает другое (рефлектирует), каждое из них как бы является в другом, от­ражается другим (см.: Фишер К. История новой философии. Т. VIII. Гегель (Полутом I). М.–Л., 1933. С. 374).

Новое звучание приобрело понятие в трудах К. Маркса благодаря его соединению с предметно-практической преобразовательной деятельностью. Он писал: «Отношение философской системы к миру есть отношение реф­лексии. Одушевлённая стремлением осуществить себя, она вступает в на­пряжённое отношение к остальному. Внутренняя самоудовлетворённость и замкнутость нарушены. То, что было внутренним светом, превращается в пожирающее пламя, обращённое наружу. Таким образом, в результате полу­чается, что в той мере, в какой мир становится философским, философия становится мирской…» (Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 77–78).

Такое отношение к миру, предполагающее реализацию философских идей, изменение мира и, с другой стороны, изменение содержания и средств исследования самой философии, обусловливает критический характер фило­софов по отношению к общественной практике. Средства познания филосо­фии – это разные, но взаимосвязанные моменты и звенья конструктивной ду­ховной деятельности философов, направляемой всеобщим мировоззрением и нацеленной в конечном счёте на совершенствование природной, социальной и духовной действительности.^[108]

Как показал В. Черник, полный развёрнутый цикл научного познания проходит от практики (П₁) фазы эмпирической, теоретической и духовно-практической (праксеологической) деятельности и замыкается в предметно-практической деятельности (П₂): П₁–Э–Т–ДП–П₂. В фазе праксеологической происходит трансформация теоретических понятий в методолого-праксеоло­гические; философ разрабатывает не только метод объяснения действитель­ности, но и метод её преобразования. Результаты философских разработок должны находить свою реализацию в новом уровне практики, в новой орга­низации конкретной реальности. Без праксеологической фазы (а во многих учебных пособиях по философии она не выделяется) процесс философского познания оказывается представленным неполно.

Итак, если в самом общем плане характеризовать средства исследова­ния в философии, то можно сказать, что эти средства, во-первых, научные (здесь – отличие от средств обыденного познания, художественного освоения действительности, от средств религии), во-вторых, умозрительные (в отли­чие от экспериментальных наук), в-третьих, всеобще-категориальные (что отграничивает их от теоретических частных наук, от математики) и, в-чет­вёртых, критически-конструктивно-рефлексивные (в противоположность со­зерцательно-описательному, догматическому и схоластическому подходам к философии).^[109]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: