Сделай Сам Свою Работу на 5

Ричард Бёкк – Космическое сознание 6 глава





 

крепки, чтобы поддерживать крышу. Таковы крайние случаи так называемого органического безумия (во время развития организма), когда разрушается разум, едва только что начавший свое существование и даже не вполне еще сформировавшийся; это случаи умственной болезни при наступлении периода возмужания и юности, когда природа бывает в состоянии сформировать или только наполовину сформировать нормальный разум и совершенно неспособна поддержать его и последний, следовательно, сразу низвергается в хаос. Безнадежность (в смысле излечения) такого рода заболеваний прекрасно понимают все психиатры, и не трудно видеть, почему страдающие подобным умопомешательством не поддаются и не могут поддаваться излечению, так как самое существование таких заболеваний психики указывает на отсутствие элементов, необходимых для сформирования и поддержания нормального разума в субъектах, подверженных такому безумию.

В этом царстве безумия, в собственном смысле этого слова, т. е. исключая отсюда идиотизм, указанные случаи занимают крайнюю точку на одном конце шкалы заболеваний; страдающие же маниями и меланхолией, вызванной какими-нибудь чрезвычайно сильными возбудительными причинами, каковы, например, деторождение или престарелый возраст, находятся на другом конце этой шкалы. Другими словами, в первом случае мы имеем разряд больных, в которых разум, без всякого воздействия извне, рассыпается в прах, едва успев сформироваться или даже еще не достигнув полного сформирования. Во втором случае перед нами другой класс больных, в которых равновесие умственных способностей только нарушено резкими потрясениями, и притом временно, так как подобные случаи поддаются излечению в течение нескольких недель или месяцев, если больные будут поставлены в благоприятные условия. Огромное промежуточное пространство между этими двумя крайними пределами заполнено бесконечным разнообразием форм и степеней умственных заболеваний, представляющих все возможные состояния умственной устойчивости или неустойчивости. Но весь этот ряд заболеваний подчиняется одному и тому же закону, а именно: та из умственных функций, будь то интеллектуальная или моральная, которая развилась позднее других, первая подвергается заболеванию и больше всего страдает, и наоборот: функция более раннего развития заболевает (если только вообще заболевает) последней и страдает меньше других.





Если разум уподобить растущему дереву, то можно сказать, что наименее значительные приступы умственных заболеваний скручивают его листья, парализуя или отчасти парализуя на время их функции: это те листья, которые представляют собой более хрупкие эмоции и понятия самой поздней формации, и в особенности всевозможные комбинации из этих последних; более глубокие приступы болезни уже убивают листья и портят самые нежные побеги, а еще более глубокие потрясения убивают последние и наносят вред более крепким отросткам и т. д., до тех пор, пока самые глубокие и идущие от корней умопомешательства, каковы случаи помрачения разума в период развития организма, не превратят дерево в голый, мрачный, как привидение, ствол без листьев, побегов и почти без всяких ветвей.

И во всем этом процессе разрушения способности более ранней формации, каковы ощущение и память, чувство голода и жажды, чувство «съеживания» от обиды и другие самые основные чувственные функции, продолжают свое существование дольше всех других; функции же более позднего развития, как сказано выше, рассыпаются первыми, затем наступает очередь следующих за ними во времени. Факт, который прекрасно освещает спорный вопрос о том, что умственные заболевания есть по своей сущности разрушения тех умственных способностей, которые менее устойчивы, главным образом вследствие недавнего своего происхождения, и что, следовательно, умопомешательство лежит в самой эволюции, т. е. в явлении современном и притом находящемся все еще в стадии прогрессиро-вания, — факт этот состоит в сравнительном отсутствии умопомешательств среди негров.



Выше уже было сказано, что большой процент помешательств в Америке и Европе находится в прямой зависимости от быстроты развития арийцев за последние тысячелетия. Очень немногие решатся утверждать, что ум негра в каком-либо отношении прогрессирует в такой же степени, как ум арийца. И вот, как следствие этой разницы, мы имеем среди арийцев Америки более высокий процент умопомешательств, чем среди негров.

Произведенная в 1880 г. в Соединенных Штатах народная перепись показала, что из сорока трех миллионов белого населения восемьдесят тысяч страдают умственными заболеваниями, что с точностью составляет один на пятьсот; между тем среди шести и трех четвертей миллиона негров сумасшедших оказалось только немного более шести тысяч, т. е. приблизительно в пропорции один на тысячу сто человек. Несомненно, что если бы мы располагали статистическими данными, касающимися других отсталых или остановившихся в своем развитии народов, мы нашли бы подобное же положение вещей, — и все эти факты привели бы нас к выводу, что среди диких и полудиких народов случаи умопомешательств сравнительно редки.

В заключение результаты, к которым мы пришли в этой главе, могут быть сведены к следующему:

1. Устойчивость какой-либо способности в индивидууме зависит от возраста этой способности в расе. Чем старее способность, тем она устойчивее, и наоборот — чем она моложе, тем неустойчивее.

2. Раса, эволюция которой шла наиболее быстро, наиболее подвержена разрушению.

3. Те функции какой-либо данной расы, эволюция которых совершалась наиболее быстро, наиболее склонны к разрушению.

4. В наиболее прогрессивных семьях арийской расы умственные способности развились в период последних тысячелетий чрезвычайно быстро.

5. Огромное количество разрушений в области умственных способностей, называемых обыкновенно умопомешательством, которое замечается среди членов арийской расы, обязано своим существованием быстрой и слишком близкой к настоящему времени эволюции указанных способностей в этой расе.

От самосознания к космическому сознанию

I

Так как все способности, упомянутые в последней части этой книги, и многие другие возникают в расе каждая в свое время, т. е. тогда, когда раса подготовлена уже к их усвоению, то мы можем предположить (и мы должны это сделать), что (судя по приведенным примерам) рост, эволюция, развитие, или как бы мы ни называли подобный процесс движения вперед, всегда происходили в прошлом, продолжают совершаться теперь и (насколько мы можем утверждать) будут происходить всегда и в будущем. Если наше предположение справедливо, то новые способности будут возникать время от времени в нашем уме точно так же, как они возникали прежде. Допустив это, предположим, что то, что в этом сочинении называется космическим сознанием, есть способность, которая точно таким же образом рождается и существует, и посмотрим, что мы знаем об этом чувстве, состоянии, способности или как бы это явление ни называлось. Прежде всего надо заметить, что это новое чувство не появляется в том или другом человеке случайно; для его возникновения необходимо существование высоко одаренной и экзальтированной человеческой личности, обладающей предварительными условиями для рождения этой способности. В особенно важных случаях появления космического сознания в человеке замечается исключительное развитие некоторых или всех обыкновенных человеческих способностей. Особенно надо заметить, ввиду его несомненной достоверности, известный нам случай в лице Уолта Уитмена, который обладал замечательным совершенством своих интеллектуальных и моральных способностей и космического чувства. Вероятно, приблизительно такое же совершенство в развитии способностей необходимо и во всех других случаях для появления космического сознания. Затем, конечно, в некоторых, вероятно даже во всех, подобных случаях такая личность обладает исключительными физическими достоинствами: особенной красотой телосложения и фигуры, исключительно красивыми чертами лица, исключительным здоровьем и мягкостью характера и исключительным магнетизмом.

II

 

Чувство космического сознания имеет много названий, которые, однако, не поняты до сих пор или не признаны. Поэтому будет полезно привести здесь некоторые из них; при дальнейшем изложении они будут еще более понятными. Гаутама, или один из ранних учеников его, называл это чувство «нирваной», ввиду исчезновения или «потухания» непосредственно при возникновении этого чувства в человеке некоторых его низших умственных способностей (каковы: чувство греха, боязнь смерти, любовь к богатству и т. п.). Подобное подавление прежней личности человека, наряду с рождением новой, действительно равносильно уничтожению прежнего и созданию нового «я».

Слово «нирвана» определяется как «такое состояние, к которому как к высшей цели и высшему благу должен стремиться буддийский святой». Иисус называл это новое состояние «Царством Божьим» и «Царством Небесным» за тот мир и счастье, которые связаны с ним и которые, может быть, являются наиболее характерными чертами этого состояния. Ап. Павел называл его «Христом». Он говорит о себе как о «человеке во Христе», говорит о «тех, кто во Христе». Он называет это состояние также «Духом» или «Духом Божьим». После того как апостол Павел вошел в плоскость космического сознания, он познал, что Иисус обладал космическим чувством и что он сам как бы живет жизнью Иисуса — т. е. что в нем живет другая индивидуальность, другое «я». И это второе «я» он называл «Христом», отождествляя его не столько с Иисусом-человеком, сколько с Помазанником Божиим, который должен был быть ниспослан и был ниспослан в лице Христа, совмещавшего в себе одновременно Иисуса (человека обыкновенного самосознания) и Мессию-вестника и образец новой более высокой расы. С двойственностью личности обладающих космическим сознанием мы будем встречаться много раз в дальнейшем изложении, и мы увидим, что двойственность эта является постоянным и выдающимся явлением. Магомет называл космическое чувство «Гавриил» и, по-видимому, видел в нем определенно отличное от самого себя лицо, которое жило в нем и говорило с ним. Данте называл его «Беатриче» («Делающая счастливым») — название почти или вполне равнозначное выражению «Царство Небесное». Бальзак называл нового человека «специалистом» и новое состояние «специализмом». Уитмен называет космическое сознание «Мой дух» и «Моя душа», однако говорит о нем так, как будто бы оно было другим лицом, например:

О дух неукротимый. Я с тобой и ты со мной... Мы оба плывем на корабле, о дух... Со смехом и многими поцелуями... О дух, ты радуешь меня, а я тебя...

Бэкон (в своих сонетах) настолько выразительно рассматривает космическое сознание как определенное лицо, что весь свет, основываясь на словах поэта, считал в течение трехсот лет, что это «лицо» (независимо от его имени) было молодым другом поэта.

В этом случае происходит как бы объектирование чисто субъективного явления, хотя надо помнить, что для лица, обладающего космическим сознанием, термины «объективный» и «субъективный» теряют свое старое значение: «объекты» и «невидимый дух» покрывают друг друга, становясь «единым» понятием. Для иллюстрации этого будет кстати процитировать здесь поэта, который, хотя и мог бы служить примером человека, обладающего космическим сознанием, тем не менее не включен в это сочинение, так как автор лишен был возможности добыть необходимые для этой цели подробности.

 

Так размышлял на земле странник,

Олицетворявший собой все человечество.

Вначале лишь смутные стремления владели им,

Неясно возникая в грезах.

Только со временем, в годы зрелости,

Ранние мечтания его превратились во вдохновение

и в свет души. Тогда явилось видение, и в свете он узрел Явно раскрывшимся то, на что он раньше уповал, И еще многое, кроме этого, — самую сокровенную

сущность явлений И «красоту» — венец самой жизни, Несказанную, превосходящую все бренные очертания. Перед его взором была уже не фантазия, А облеченный в свет истинный «идеал», Возвышенно-прекрасный, непостижимый, Полный красоты и божественного согласия. Странник не изнемог, как латмосец, В мечтательном экстазе на холме

В сиянии луны увидевший любовь свою без покрывала; Ибо он знал, что венец жизни его В этом видении и что оно должно осуществиться, Нет, уже осуществилось, ибо отныне рядом с ним

Стоит и будет стоять лучезарное создание,

его путеводный свет, Его Полярная звезда, которая, как магнит, Держит его силою бесконечной любви! Но как описать существо, которое ныне принадлежит ему? Какими словами выразить то, что невыразимо? Одно лишь могу сказать, что она была неизреченно прекрасна.

 

Кто смог бы изобразить эти черты, нарисовать этот образ, Созданные столь совершенно, что никакое искусство Не в силах передать их.

Никакой художник не мог бы изобразить улыбку

на этих алых губах, Или уловить и передать всю выразительность ее очей, Дивных, полузакрытых мягкими загнутыми ресницами; Они усиливали очарование, Исходившее из влажных глубин ее глаз. Глаза эти казались источниками любви, И были полны тлеющего огня и страсти, И в то же время были так нежны и целомудренны. Все ее движения были совершенны, как бы сама природа, Но еще усовершенствованная бессознательным искусством. Ее осанка была само благородство, В ней было не то величие, Которое вызывает страх,

Не то горделивое, властное сознание своего достоинства, Которое заставляет смиренных отступать в смущении, — Нет, вместо него была манящая грация

И прелесть, которые могла придать лишь бессмертная любовь,

Чтобы украсить свое святилище

И создать себе подобающую обитель.

Склоняясь вперед, она чудным,

Невыразимым взором своим, казалось, говорила:

«Ты — мой, ты — равный мне, ты — мой супруг,

Дополняющий мое «я»; без тебя я была ничто;

В моих глазах ты прекраснее меня,

Ибо лишь в тебе одном осуществляется моя жизнь».

Потом прибавила вслух, голосом полным гармонии:

«Ты давно уже задумывался над тайною жизни, Над ее обширной, вечной круговой сменой покоя, Возрождения и деятельности, Ты искал в ней переход души из света в тьму,

из тьмы снова к свету. Пойдем же со мною, и мы увидим, хоть отчасти, Все это раскрытым в жизни человека». Сказав это, она наделила его одним своим присутствием Новыми чувствами, способностями и силами, Далеко превосходящими прежние.

III

 

Мимоходом было уже упомянуто, что при вступлении расы в плоскость обладания новой способностью, в особенности же такой, которая лежит на линии прямого восхождения расы, как это, несомненно, имеет место в отношении космического сознания, эта новая способность неизбежно приобретается прежде всего не только наилучшими представителями этой расы, но для этого необходимо, кроме того, чтобы они находились в наилучших условиях своего возраста, т. е. достигли полной зрелости и полного расцвета своих сил. Что же говорят нам факты о времени появления в человеке космического сознания?

Все относящиеся сюда случаи могут быть суммированы в немногих словах следующим образом. Из тридцати четырех случаев, в которых просветление наступило мгновенно (причем до некоторой степени достоверно известно и время его наступления), возраст лиц, вошедших в плоскость космического сознания, в одном случае равнялся двадцати четырем годам, в трех — тридцати, в двух — тридцати одному, в двух — тридцати одному с половиною, в трех — тридцати двум, в одном — тридцати трем, в двух — тридцати восьми, в трех — тридцати девяти, в одном — сорока, в одном — сорока девяти и, наконец, в одном — пятидесяти четырем годам от роду.

Ниже будут приведены подробные указания по поводу этих случаев, так как каждый из них рассматривается здесь индивидуально; что же касается данных возраста каждого лица, когда на него снизошло просветление, то они помещены с другими фактами в таблице ниже.

Космическое сознание появляется преимущественно в лицах мужского пола, отличающихся от других более высоким развитием — т. е. обладающих хорошими интеллектуальными способностями, высокими моральными качествами и наивысшей степенью физического развития. Появление в человеке космического сознания совпадает приблизительно с тем временем жизни, когда человеческий организм достигает наивысшей точки своей творческой силы — возраста от тридцати до сорока лет от роду. Точно так же и непосредственный предвестник космического сознания — самосознание — должно было появиться в свое время первоначально в людях среднего возраста, сначала отдельно среди наиболее развитых представителей расы, а затем оно постепенно становилось достоянием почти всех членов расы (когда она доросла до этого), проявляясь все в более и более раннем возрасте, и теперь, как мы видим, обнаруживается во всяком хорошо развитом индивидууме в возрасте около трех лет.

Затем дальнейшая аналогия в том же направлении заставила бы нас убедиться, что всю расу в целом ожидает еще новый шаг вперед (составляющий главную тему настоящего сочинения), а именно: что наступит такое время, когда отсутствие в человеке космического сознания будет показателем низкой ступени развития, подобно тому, как указывает теперь на это отсутствие в ком-либо моральной природы. Существует предположение, что новое чувство космоса будет становиться все более и более общим достоянием, проявляясь все раньше и раньше в жизни людей, пока, после смены многих поколений, оно не появится в каждой нормальной особи при наступлении возмужания или даже еще раньше; затем, продолжая становиться все более и более общераспространенным, космическое сознание будет проявляться в людях еще раньше, пока, после смены многих тысяч поколений, не появится в каждом члене расы непосредственно после раннего детства.

При этом необходимо ясно понять, что не все случаи космического сознания относятся к одной и той же плоскости. Или другими словами, если мы говорим о сознании, самосознании и космическом сознании как о состояниях, занимающих каждое свою плоскость, то подобно тому, как объем самосознания в своей плоскости (где один человек может быть Аристотелем, Цезарем, Ньютоном или Контом, а его сосед на ближайшей улице мало чем или совсем не отличается от животного в стойле) шире объема простого сознания, присущего любому данному виду в этой плоскости, так точно мы должны допустить, что и объем космического сознания, проявляющегося в миллионах случаев (как и в других плоскостях), должен быть шире объема самосознания, и, наверное, он и в действительности значительно шире последнего, как качественно, так и количественно. Т. е. если бы допустить, что мир населен людьми, обладающими космическим сознанием, то они отличались бы друг от друга как большим или меньшим объемом своих интеллектуальных способностей, большим или меньшим уровнем своих моральных и духовных качеств, так и разнообразием своих характеров, притом гораздо больше, чем отличались бы жители разных планет в плоскости самосознания. В плоскости космического сознания одни люди должны быть богами, другие нет; для случайного наблюдателя они будут казаться настолько высоко вознесенными над обыкновенным человечеством, насколько может быть возвышена, укреплена и очищена их внутренняя жизнь благодаря новому чувству. Как человек, даже в незначительной степени обладающий самосознанием, фактически стоит почти неизмеримо выше животного, наделенного только простым сознанием, так и всякий человек, одаренный постоянным космическим чувством, должен быть почти неизмеримо выше и благороднее всякого, обладающего лишь самосознанием. Мало того, человек, обладавший космическим чувством хотя бы даже в течение только нескольких секунд, наверное, никогда не опустится снова до духовного уровня человека, наделенного лишь самосознанием, но двадцать, тридцать и сорок лет спустя он будет все еще чувствовать внутри себя очищающую, укрепляющую и возносящую силу посетившего его божественного просветления, и многие из окружающих такого человека признают, что духовный облик его неизмеримо выше облика среднего человека.

VI

С точки зрения гипотезы, принятой здесь автором, необходимо, чтобы случаи космического сознания становились с течением времени не только более многочисленными, но также и более законченными и ярко выраженными. Что же говорят на этот счет факты? Оставляя в стороне маловажные случаи, т. е. такие, в которых несомненно имело место проявление в людях космического чувства, но которые были позабыты в последние тысячелетия, тринадцать из приведенных нами случаев все-таки, в конце концов, настолько велики, что никогда не могут поблекнуть в человеческой памяти: это Гаутама, Иисус, ап. Павел, Плотин, Магомет, Данте, Лас-Казас, Хуан Иепес, Фрэнсис Бэкон, Якоб Бёме, Уильям Блейк, Бальзак и Уолт Уитмен.

От Гаутамы до Данте мы насчитываем промежуток в восемнадцать столетий; на этот период времени приходится пять случаев просветления. От Данте же до настоящего времени протекло всего шесть столетий, в течение которых, однако, произошло восемь таких случаев. Т. е. в то время как в более ранний период один случай приходился на каждые триста шестьдесят лет, в более позднюю эпоху один случай падает на каждые семьдесят пять лет. Другими словами, космическое сознание появлялось в людях в 4,8 раза чаще в последний период, нежели в прежний. Что же касается времени, предшествовавшего Гаутаме, за этот период, наверное, не произошло ни одного случая озарения, а если и были, то очень немного, притом недостаточно ярко проявившихся вовне.

Затем известно, что и в настоящее время происходит много таких случаев космического сознания, которые можно назвать маловажными; но мы лишены возможности сравнить их с числом подобных же незначительных случаев в прошлом, так как последние для нас утеряны. Кроме того, надо помнить, что приведенные выше «тринадцать великих случаев» представляют собою, может быть, только незначительную часть столь же великих случаев, происшедших со времени Гаутамы, потому что, наверное, только малая часть таких случаев сохранилась и была надлежащим образом обработана, что и могло обеспечить память о них. Как легко могла даже память об Иисусе сгладиться у его современников и последователей! Многие в настоящее время думают, что если бы не апостол Павел и его творения, то вся деятельность Христа и даже самое имя Его могли бы навсегда исчезнуть из людской памяти почти вместе с прекращением поколения, которое слышало Его проповеди и поучения.

Насколько это верно, видно из того, что такой талантливый человек, как Огюст Конт, считает св. Павла «истинным основателем католицизма» (католицизм употребляется здесь как синоним христианства) и посвящает ему восемнадцать месяцев в своем «Calendrier Positiviste».

Могли умереть и совершенно исчезнуть творения и память о тех, которые прибегали к помощи письма. Об одном из величайших таких людей можно сказать, что, случись громаднейший пожар на несколько лет раньше, чем он произошел, когда сгорел почти весь Лондон, могли бы погибнуть изданные в 1623 г. произведения великого гения, и человечество, таким образом, лишилось бы навсегда великих драм Шекспира. Переданные ли словесно или записанные, творения таких людей могут быть оценены, по самой природе вещей, только лишь немногими избранными из современников и почти при всяком подходящем случае легко поддаются забвению. Что это верно как для нашего времени, так и для времени Гаутамы, никто не станет сомневаться, ближе познакомившись с судьбой Уитмена. Даже и творения последнего могли бы затеряться, если бы он умер от какого-нибудь несчастного случая или на войне (что легко могло случиться), несмотря на то, что к тому времени было уже напечатано три издания его «Leaves of Grass». Он сам вплоть до своей смерти не считал свою миссию застрахованной от забвения, хотя и работал беспрерывно над распространением своих идей в продолжение тридцати пяти лет.

Затем несколько слов о сравнительной важности древних и современных случаев проявления космического сознания. Решение большинства людей будет, конечно, не в пользу последних, потому что не пришло еще время, необходимое для их истинной оценки. Кроме того, спрашивается, чье суждение или так называемый здравый смысл надо считать заслуживающим внимания в таких случаях?

Виктор Гюго говорит о гениях: «Невозможно выбирать среди таких людей, предпочитать одного другому, указывать на первого среди первых».

VII

Несмотря, однако, на то, что истинная природа космического сознания была совершенно не понята (да так и должно было быть), тем не менее самый факт существования космического сознания давно уже пользовался признанием как на Западе, так и на Востоке, и в настоящее время множество людей всех стран преклоняются перед учителями, обладавшими космическим чувством, и притом не только из-за этого. Мир в целом не только относится с благоговением к таким людям, но, может быть, нет более простой истины, как утверждение, что все проповедники, не обладавшие высшим вдохновением, пользовались в своих поучениях уроками, вынесенными ими посредственно или непосредственно от соприкосновения с теми немногими, которые были озарены светом космического чувства.

VIII

По-видимому, в каждом или почти в каждом человеке, вступающем в плоскость космического сознания, первое ощущение его сопровождается возбуждением: человек сомневается в себе и думает, не есть ли новое чувство признак или форма сумасшествия. Магомет был сильно испуган своим первым озарением. Я думаю также, что и апостол Павел, как и другие, о которых будет говориться ниже, был взволнован подобным же образом.

Первое, о чем человек спрашивает себя, испытывая это новое чувство, непременно бывает: «Реально ли то, что я вижу и чувствую, или это иллюзия и самообман?» Тот факт, что знание, полученное им от нового опыта, кажется ему даже более реальным, чем прежние знания, приобретенные им путем сознания и самосознания, сначала мало успокаивает его, вероятно, потому, что он знает, что иллюзии, раз они появились в человеке, так же овладевают разумом, как и реальные факты.

Истинно или не истинно то, чему научает каждого испытываемое им новое чувство, тем не менее оно заставляет человека, даже вопреки его воле, верить в полученные им откровения и принимать их так же безусловно, как и всякие другие откровения. Но это, однако, еще не доказывает их истинности, так как точно такой же силой воздействия на человека обладают и иллюзии во время сумасшествия.

В таком случае, спрашивается, как же можно узнать, что новое чувство есть действительно факт откровения, а не форма безумия, заставляющая человека заблуждаться? Во-первых, умственная болезнь и космическое чувство совершенно различны и даже противоположны друг другу по тем стремлениям и целям, к которым они ведут человека, а именно: в то время как в первом случае цели эти аморальны или даже безнравственны, во втором — моральны в самой высшей степени. Во-вторых, при всех формах умственных заболеваний способность самообуздания-самозапрещения сильно понижается и даже иногда совсем исчезает, при космическом же сознании, наоборот, способность эта чрезвычайно повышается. Безусловную справедливость этого факта можно проследить на жизни тех людей, которые приведены здесь как лица, обладавшие космическим сознанием. В-третьих, что бы там ни говорили люди, насмехающиеся над религией, известно, что современная цивилизация, в широком смысле этого слова, покоится (как это было уже указано выше), в очень многом, на учениях, связанных с этим новым чувством. Истинные учителя новых откровений вынесли свои знания непосредственно из самого чувства космического сознания, а остальной мир узнал о них из книг этих проповедников, их последователей и учеников, так что если бы то, что называется здесь космическим сознанием, было бы формой безумия, то мы очутились бы лицом к лицу перед ужасным фактом (не будь он абсурдом), что вся наша цивилизация, не исключая всех наших возвышенных религий, покоится на заблуждении. Но (и это в-четвертых) нисколько не соглашаясь и даже не вступая в какое-либо обсуждение такой ужасной альтернативы, можно утверждать, что для признания реальности явлений, связанных с этой новой способностью, мы располагаем точно такими же доказательствами, как и для признания реальности всякого другого чувства или способности. Обратите внимание, например, на следующее. Вы знаете, что дерево, которое растет, скажем, там, за этим полем, в полмили отсюда, есть нечто реальное, а не галлюцинация только потому, что все, к кому бы вы ни обрати-

 

* «Мы», т. е. Бог. — Прим. ред.

лись с этим, если они обладают чувством зрения, точно так же видят это дерево, как и вы, тогда как, если бы это была галлюцинация, дерево казалось бы видимым только вам одному. При помощи такого же логического метода мы можем твердо устанавливать и объективную реальность того мира явлений, который связан с космическим сознанием. Всякий, кто обладал этим чувством, узнавал при помощи его в существенных чертах один и тот же факт или факты. Если попросить трех человек нарисовать или описать одно и то же дерево через полчаса после того, как они его видели, то все три рисунка или описания, не совпадая в подробностях, будут, однако же, аналогичны в общих очертаниях. Точно так же и сообщения тех, кто обладал космическим сознанием, совпадают друг с другом во всем существенном, расходясь, конечно, более или менее в деталях (но эти различия всецело надо отнести столько же на счет нашего ошибочного понимания этих сообщений, сколько на счет самих сообщений). Нет ни одного случая, чтобы кто-либо, получивший просветление, отрицал или оспаривал откровения другого, испытавшего подобное же чувство. Апостол Павел, как ни мало был он склонен, благодаря своему предубеждению, принять учение Иисуса, как только получил чувство космического сознания, сейчас же увидел истинность Христовой проповеди. Магомет видел в Иисусе не только величайшего из пророков, но и считал его находящимся, несомненно, в плоскости выше той, в которой находились Адам, Ной, Моисей и другие. Он говорил: «И Мы* послали Ноя и Авраама и дали их потомству дар пророчества; некоторые из них были руководимы свыше, хотя много было и творцов мерзости. Затем Мы последовали по их стопам вместе с нашими апостолами; потом последовали за ними вместе с Иисусом, Сыном Марии; Мы дали ему слово Божие; Мы поселили в сердцах его последователей доброту и сострадание». Кроме того, Пальмер свидетельствует, что «Магомет относится к Нашему Господу с особенным благоговением, настолько, что называет Его "Духом" и "Словом Божьим" и "Мессией"». Уолт Уитмен принимает учения Будды, Иисуса, Павла и Магомета, в особенности Иисуса, который больше всего ему известен. Он говорит: «Принимая слово Божие, принимая Того, кто был распят, зная наверно, что Он был Божественен...» Таким образом, все известные автору этой книги лица, как получившие (в большей или

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.