Сделай Сам Свою Работу на 5

ОБЩЕСТВЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ ЛОМОНОСОВСКОГО ДНЯ





На заре новой русской истории из глухой деревушки Северного Поморья поднялась могучая и оригинальная фигура М. В. Ломоносова.

Ни раньше, ни позже в нашей стране не было более своеобразной, более полной творческого ума и рабочей силы личности. Еще в 1731 г. Ломоносов был полуграмотным кре­стьянином, через 10 лет он стоял — по тому, что было ему известно и что было им понято, — в передовых рядах человечества. И в них зашел далеко вперед за пределы доступ­ного его современникам и ближайшим потомкам.

Мы оценили его только теперь, через 200 лет после его рождения, почти через 150 лет после его смерти. По обрывкам мыслей, незаконченным рукописям, записям наблюдений, наконец, ненапечатанным статьям или по­крытым пылью забвения изданным сочинениям выковы­вается сейчас в сознании русского общества его облик, — облик не только великого русского ученого, но и одного из передовых творцов человеческой мысли.

Сегодня, в 200-летнюю годовщину рождения М. В. Ло­моносова, мне хочется остановить внимание русского обще­ства на этой идущей в его среде работе — на живом значении личности М. В. Ломоносова для нас через 146 лет после его смерти.



Научные заслуги М. В. Ломоносова в области геологии, минералогии, геофизики, физики, физической химии, хи­мии — огромны и выяснены и выясняются сейчас натура­листами в речах, статьях и исследованиях. Самым крупным является открытие им закона постоянства массы (вещества) в 1748 г. и опубликование его в 1760 г.[303] Этот закон, называ­емый иногда законом Лавуазье, по всей справедливости может быть назван законом Ломоносова—Лавуазье.

Наряду с этим, ему принадлежат точные и ясные, пол­ные блеска и глубокой мысли первые изложения геологии в 1763 г. и физической химии в ряде работ с 1742 г. по год его смерти. Лишь в первой половине XIX в. мы встречаем­ся с аналогичными концепциями геологии и лишь к концу прошлого столетия человеческая мысль поставила те проблемы физической химии, какие создавались творчес­кой работой Ломоносова в середине XVIII столетия.

Этого достаточно для того, чтобы русское общество по­мнило Ломоносова. Но эти работы не стоят особняком. На каждом шагу в его творениях перед нами встают в поражаю­щей нас старомодной оболочке далекого прошлого факты, идеи и обобщения, казалось чуждые XVIII столетию, вновь понятые, открытые или признанные в веках ХIХ и XX.



Эта творческая работа М. В. Ломоносова в тяжелое время русской истории является крупным историческим фактом, имеет огромное общественное значение. Напрасно думать, что то, что во всей своей глубине осталось непонятым или неиз­вестным современникам или не оказало влияния на дальнейший ход мысли, действительно проходит бесследно, действи­тельно исчезает или пропадает для окружающего. Может быть, не всегда мы можем документально проследить это влияние, но это не значит, чтобы его не было.

Особенно это надо иметь в виду, когда мы имеем дело с людьми уклада Ломоносова, с его влиятельным положением в центре тогдашних русских научных организаций, по при­роде борца, полного инициативы и начинаний, блестящего диалектика и организатора. В частности, в Ломоносове мы имеем создателя русского научного языка: едва ли мы до сих пор достаточно полно оцениваем все, чем мы ему в этом отношении обязаны. Этот язык, которым мы пишем и мыс­лим, выковывался М. В. Ломоносовым, прозревавшим в своих научных концепциях научные поколения и века...

Тысячью неуловимых нитей каждый из нас связан с окружающим нас обществом; по тысячам путей проника­ет влияние нашей мысли и наших писаний, и только отда­ленный, искаженный, неполный отголосок его могут пред­ставить нашему сознанию самые тщательные биографи­ческие изыскания.

Ломоносов был плоть от плоти русского общества; его творческая мысль проникала — сознательно или бессоз­нательно — бесчисленными путями в современную ему русскую жизнь.



Между тем в русской жизни в это время шла огромная культурная работа национального самосознания. Она вы­ражалась не только в работе государственного строитель­ства, самозащиты от внешних врагов, завоевания и коло­низации малокультурных или свободных земель. Нацио­нальное самосознание вырастало и строилось внутренней культурной перестройкой общества — созданием новой русской литературы, поэзии, театра, музыки, искусства, науки, религиозной жизни, расширением образования и технических навыков.

Русское общество перестраивало свой древний куль­турный уклад в новые, принятые им с Запада формы. Этот процесс не шел гладко и ровно. Нелегко давался культур­ный рост русскому обществу. Но теперь издалека мы ви­дим, как неуклонно, в конце концов, он совершался в течение всего XVIII столетия в одном и том же направле­нии. В этом росте национального самосознания — рост научной мысли и научного творчества занимает особое место. Ибо из всех форм культурной жизни только наука является единым созданием человечества, не может иметь яркого национального облика или одновременно существо­вать в нескольких различных формах. В то же время она является той силой, которая сейчас создает государствен­ную мощь, доставляет победу в мировом состязании евро­пейской культуре, перекраивает жизнь человечества в еди­ное целое. Только тот народ может сейчас выжить свобод­ным и сильным в мировой жизни, который является творческим народом в научной работе человечества.

Великим счастьем русского народа было то, что в эпо­ху перестройки своей культуры на европейский лад он не только имел государственного человека типа Петра, но и научного гения в лице Ломоносова. Научная работа в рус­ском обществе началась иностранцами. Их благородную деятельность — переноса к нам научной культуры Запа­да — мы не должны забывать. Но эти иностранцы быстро слились с русским обществом в одно целое, ибо русское общество сразу выдвинуло из своей среды равных с ними или даже более одаренных, чем они, научных работников. В XVIII в., когда в западной литературе печатно появля­лись сомнения в способности русского народа быть не только творцом культуры общечеловеческой, но и подра­жателем западной культуры, ход истории из недр русского народа выдвинул Ломоносова.

Значение сегодняшнего дня заключается в том, что рус­ское общество начинает сознавать огромную творческую научную работу, какую оно совершило в своей истории.

Оно начинает сознавать это потому, что сейчас такого понимания в нем нет. Мы знаем о великой русской лите­ратуре, о русской музыке, открываем русскую живопись, русское зодчество. Мы видим, как высоко и глубоко они входят в мировую жизнь человечества. Но русское обще­ство не сознает себя в научной работе человечества.

Отсутствие этого сознания есть элемент обществен­ной слабости, его признание есть не только необходимое условие общественной силы, но и залог дальнейшей пло­дотворной работы.

Сила русского общества и мощь русского государства тесно и неразрывно связаны с напряжением научного твор­чества нации. Казалось бы, кто бы мог сомневаться в этом в XX веке, когда идет поразительный рост техники, когда перед нами открываются новые негаданные человечеству источники и формы энергии, когда мечты прошлых веков о ее величине могут стать действительностью?

А между тем и теперь, как 150 лет назад — при Ломоно­сове, эта истина не воплощается в жизнь русской истории. Теперь, как 150 лет назад, русским ученым приходится со­вершать свою национальную работу в самой неблагоприят­ной обстановке, в борьбе за возможность научной работы.

То, что пришлось переживать Ломоносову в середине XVIII в[ека], то же приходится переживать нам в начале XX столетия. Работа М. В. Ломоносова шла в тяжелой об­становке непонимания, нужды и препятствий. Несколько лет — и каких невозвратных лет! — он добивался лабора­тории! Он вышел из нужды и мог предаться своим науч­ным работам лишь посторонним трудом — сочинением од, устройством фейерверков, — только как придворный сти­хотворец. На каждом шагу ему приходилось защищать свое достоинство, бороться за равенство русской научной ра­боты с западным творчеством — и приходилось бороться не только с «немцами» Петербургской Академии, часть ко­торых его поддерживала, но главным образом с их русски­ми союзниками во влиятельных кругах правительства и общества. Ломоносов делал свое национальное и общече­ловеческое дело не только при непонимании окружающей его среды, но и в тяжелой обстановке, не дававшей ему средств и досуга, необходимых для научного творчества, для проведения в жизнь его мысли.

Прошло почти 150 лет. Совершена русскими учеными колоссальная научная работа. Русская научная мысль стоит сейчас в передовых рядах человечества. А между тем у себя на родине ей приходится сейчас доказывать право на свое существование. Министр народного просвещения, при поддержке части общества, считающей себя русской, вы­двигает законопроект нового обучения азов у «немцев», основанный на отрицании и незнании вековой научной работы России, принимает ряд мер, невозможных ни в одной стране, дорожащей национальным достоинством. Столичный город Петербург, в лице своей городской думы, вспоминает годовщину рождения величайшего своего граж­данина отказом в месте для Ломоносовского института и остается в ряде других столиц Европы печальным приме­ром современного города, далекого от забот об умствен­ном росте своих жителей. Едва ли есть сейчас культурная страна, которая бы, по сравнению с другими своими рас­ходами, так мало тратила на задачи научной работы, как Россия. Создание гения Петра Великого, коллегия, кото­рой Ломоносов отдал свою жизнь и о которой думал на смертном одре, Императорская академия наук, находится в положении, недостойном великой страны и великого народа; у нас нет средств и нет места для развития науч­ной работы!

Такое положение дел должно быть изменено. Оно может быть изменено только тогда, когда русское обще­ство привыкнет ценить идущую в его среде научную дея­тельность как дело национальной важности, стоящее вне временных настроений, политических партий или отно­шений.

Такое сознание, когда оно войдет в жизнь, явится луч­шим памятником М. В. Ломоносову, который силой свое­го гения, при самом начале научной работы России, по­ставил ее в равное положение с ранее вступившими в на­учную работу нациями. Ибо он явился великим ученым, которые считаются единицами в тысячелетней истории человечества.

1911г.

ВОЙНА И ПРОГРЕСС НАУКИ

Время, переживаемое человечеством на грани XX сто­летия, едва ли имеет себе аналогию во всей предшествовав­шей его истории. И едва ли когда приходилось так быстро испытывать столь великие изменения в течение немногих лет, какие суждено было пройти нашему поколению. Несомненно, величайшая война подготовлялась десятилетия­ми, если не столетиями, в некоторых своих частях; буду­щий и даже современный историк может и сейчас указать некоторые стороны такой ее связи с прошлым. Едва ли можно сомневаться и в том, что происшедшее кровавое стол­кновение явилось следствием того, что одновременно раз­нородные исторические процессы дошли до своего довер­шения, и эта война так или иначе, дав выход силам про­шлого, начнет новое будущее. Ясно для всех, что после пережитого человечеством величайшего в истории потря­сения не могут продолжаться неизменными те злобы дня и те перспективы, какие, казалось нам, еще на днях могли бы идти без яркого изменения года и десятилетия.

После этой войны неизбежно в жизнь войдет так много нового, что нельзя будет безнаказанно и спокойно тянуть старое — как будто бы ничем не прерванное. То, что сейчас переживается человечеством, есть явление более широкое по своим последствиям, чем то, что внесено было в челове­ческую жизнь 1789 годом и его грозными отголосками.

Странным образом, есть одна сторона человеческой жиз­ни, где исторический перелом, носящий катастрофический характер, грандиозный по своим размахам и поразитель­ный по своим перспективам, начался много раньше и едва ли достиг и сейчас своего апогея. Конец XIX и особенно начало XX в. в истории естествознания является порази­тельной и небывалой эпохой катастрофического измене­ния, — эпохой величайшей научной революции. Несомнен­но, подготовленный прошлым, этот перелом все же охва­тил нас, как вихрь, и заставил исключительно быстро и спешно изменять наши взгляды и воззрения в самых, каза­лось, прочных и законченных областях мышления. Нет воз­можности, конечно, входить здесь в какие бы то ни было рассуждения о характере или содержании тех изменений, какие внесены в нашу научную мысль и в наше точное зна­ние ходом математических и физических наук за немногие истекшие годы XX столетия. Важно лишь остановиться на полученном в связи с этим изменением, любопытном пси­хологическом результате, который во многом аналогичен тому, что сейчас переживается в мировой политической жизни. Мы научились за последние годы в науке ничему не удивляться, считать невозможное возможным, смело и спо­койно научно подходить к таким вопросам, до которых еще недавно добегала — и то очень редко — лишь вышедшая из рамок научная фантазия или философская спекуляция. В психологии натуралиста произошло за эти годы огромное изменение, влияние которого еще далеко не учтено и толь­ко начинает сказываться в научном творчестве и в задачах, которые дерзновенно начинают ставиться исследователями и их организациями. Несомненным отсюда становится для всякого знакомого с историей идей, что вслед за таким из­менением психологии научной среды должно было после­довать новое творческое течение в религиозной и фило­софской областях человеческого мышления.

И в этот момент великая мировая война вносит в поли­тическую среду и в широкие народные массы, творящие со­временную историю, элементы тех же самых настроений, какие переживаются уже годы в научной среде и через нее медлен­но проникают в растущую молодежь. Понятно поэтому то чувство глубокого внимания, какое вызывает происходящая война у всякого человека, привыкшего вдумываться в науч­ную жизнь, помимо даже тех настроений и чувств, какие вы­зывает она в нем, как в гражданине своей страны.

Но, помимо этого, великая война 1914 г. отражается на научном мировом движении и другими своими сторонами. Прежде всего, в этой войне мы больше, чем когда-либо, ви­дим применение научной тактики к решению задач военно­го характера. Бесстрастный характер точного знания сказы­вается в его помощи военному разрушению. Новое, что вне­сено в эту войну, заключается не только в особенностях организации, позволившей привести в движение миллион­ные, никогда раньше небывалые армии, но и в невиданном раньше применении научных знаний.Война в воздухе с аэро­планами, цеппелинами, гидропланами, новые артиллерийс­кие орудия неслыханной силы или точности, разнообразные применения электрических волн или электрического тока, новые взрывчатые вещества творят здесь впервые свою губи­тельную работу. Несомненно — несмотря на кровавые, пол­ные страданий последствия, — все это возбуждает научное творчество, направляет силы имысль исследователей в но­вые области научных исканий. И вместе с тем нельзя отри­цать, что, сравнивая полученные результаты с тем развитием военной разрушительной или защитительной деятельности, какие рисуются как возможные научному исследователю, мы находимся еще в самом начале достижимых научных прило­жений к военному искусству. Те природные силы, каких сей­час уже касается научная мысль, завоевание которых нами начато и, несомненно, не остановится, а будет идти дальше до конца, едва начинают проявляться в этой войне исулят в будущем еще большие бедствия, если не будут ограничены силами человеческого духа и более совершенной обществен­ной организацией. Едва ли, однако, можно сомневаться, что, как бы ни кончилась эта война, и победители, и побежден­ные вынуждены будут направить свою мысль на дальнейшее развитие научных применений к военному и морскому делу. И тех и других будут к этому толкать и дух приподнятого патриотизма, и правильно или неправильно понятое созна­ние государственной необходимости. Едва ли можно сомне­ваться, что и сейчас все больше подымается в среде человечества индивидуальная творческая и изобретательская рабо­та в этом направлении; все, что выясняется на войне, учитывается, как урок или задача ближайшего будущего. На арене борьбы столкнулись как раз те человеческие общества, в среде которых куется сейчас научная работа человечества, и какое бы из них ни было побеждено, в его среде невольно подымется приподнятая творческая работа в этом направле­нии и ей наперекор, из чувства самосохранения, должна бу­дет идти и работа другой стороны.

Научное развитие не остановит войны, являющейся следствием разнообразных причин, недоступных влиянию научных работников. Нельзя делать иллюзий. Война, ныне поднятая, не явится последней: она возбудит человечес­кое творчество для дальнейшего усовершенствования в этом направлении. А так как это творчество совпадает с эпохой небывалого в истории человечества расцвета точного зна­ния и все подымающегося высокого подъема научной дерзновенности, сознания силы, веры в достижимость почти невозможного, то надо думать, что область приложения точного знания к военному искусству будет расширяться в ближайшие после войны годы и новая война встретится с такими орудиями и способами разрушения, которые оста­вят далеко за собою бедствия военной жизни 1914 - 1915 гг. Ибо сейчас, несмотря на исключительное значение науч­ной техники в военном деле по сравнению с прошлым, мы видим здесь меньшее изменение, чем какое соверши­лось, напр[имер], за тот же период времени в научном мышлении или научных приборах.

* * *

Трудно, конечно, и невозможно сказать, будет ли в состоянии человечество избежать нового опыта такого кро­вавого применения научных завоеваний: это зависит в зна­чительной мере от политических результатов войны, от доведения ее до конца, до значительного ослабления империалистических стремлений Германии и от силы того чув­ства этического протеста, какой вызывает в сознании чело­вечества дикий способ ведения войны, свойственный эпохе переселения народов, перенесенный германской государ­ственной организацией в XX в. Но есть одна сторона этой войны, которая носит более гуманный характер и также тес­нейшим образом связана с ростом научного знания и науч­ных исканий. Научная техника применима к войне не толь­ко в ее разрушительной части: она также необходима и столь же выдвигается на первый план и в ее части защити­тельной и в залечивающей ужасы войны. Несомненно, по мере дальнейшего роста разрушительной научной техники, охранительная и защитительная сила научного творчества должна быть выдвинута на первое место, для того чтобы не довести человечество до самоистребления. Трудно сказать, возможно ли довести силу и мощь такой охранительной ра­боты научной мысли до таких пределов, которые превысили бы разрушительную силу военной научной техники или фи­зической военной силы. Однако нельзя отрицать, что на­дежда на такую возможность не более утопична, чем надеж­да на другие изыскиваемые человечеством средства прекра­щения войн. Человечество пыталось выдвигать для этого и религиозное или нравственное воспитание, и лучшую обще­ственно-государственную организацию, и непосильность материальной стоимости военных начинаний или страх са­моистребления. Все эти средства оказались далекими от жиз­ни, исчезли, как дым, при решении — с какой-нибудь сто­роны — начать войну. Наряду с ними и одновременно с ними должна быть выдвинута и защитительная сила научной тех­ники. Ведь в принципе не является утопией противопоста­вить разрушительным созданиям человеческой воли и мыс­ли такие технические средства защиты, которые были бы неуязвимы для орудий разрушения или которые делали бы ничтожными и малочувствительными результаты разруши­тельной военной техники. До сих пор внимание исследова­телей и изобретателей направлялось в сторону разрушения. Мечты создателей военных цеппелинов, новых пушек, сверхдредноутов, несомненно, будут только усилены после этой войны — им должно быть противопоставлено научное твор­чество, направленное на защиту от разрушения.

Несомненно, сейчас человечество сильнейшим обра­зом затронуто в этой войне в самой глуби своей психики. Ужас войны между культурными народами, варварский спо­соб ее ведения по отношению к мирному населению и куль­турной работе человечества, возведенный в систему герман­цами, перенос войны на весь земной шар, — несомненно, всколыхнули сердца и умы всех мыслящих людей во всех странах мира. Мечты об ограничении милитаризма как го­сударственной системы приближаются к жизни, и так или иначе в ближайшем будущем будут сделаны попытки к его ослаблению и ограничению. Но наряду с мерами политического характера или попытками междугосударственных ассоциаций, наряду с работой мысли людей в этом направ­лении должна быть усилена деятельность научных органи­заций и отдельных ученых, направленная к защитительной технической работе, против разрушительных сил войны. [...]

* * *

Наряду с возбуждением научной мысли и научного творчества война 1914 - 1915 гг. наложила свою тяжелую руку и на развитие науки. Она отвлекла средства, шедшие на мирную культурную и научную работу, на долгие меся­цы отбила от научной работы ее работников. Тысячи та­лантливых людей пали на полях битв и в лазаретах, среди них были и те, которые при обычном ходе жизни явились бы крупными учеными.

Должно быть, есть среди них и такие, которые рожда­ются раз в поколение.

Но, вероятно, наиболее тяжелым ударом, наносимым войною науке, является перерыв научных сношений. На­ука, подобно искусству и религии, и даже больше, чем искусство и большинство религиозных систем, является культурной организацией, мало зависимой от государствен­ных или племенных рамок. Наука едина. Ее цель — иска­ние истины ради истины, а та истина, которая получается усилием вековой научной работы, далека от исторической обстановки момента, обща и едина всем без различия.

Поистине в науке, как и в мировых религиях, несть эллина и несть иудея. За последние десятилетия этот иде­ал научного единства начинал получать широкие рамки, став выливаться в подобие мировой организации. Начи­ная с XVI в., пожалуй и ранее — со времен единой науки западного средневековья, в научной среде существовало общение вне рамок государственных союзов. Перед инте­ресами науки, казалось, умолкали мелкие распри полити­ческих интересов дня. В научной среде человек, казалось, хотя бы одной стороной своей культуры жил в идеальном будущем строе единого человечества. Со второй полови­ны XIX в. к этому вековому навыку научной среды и к привычке ее дружно идти в разных странах и среди раз­ных племен и народов к одной, общей всему человече­ству, цели присоединилась международная организация научной работы, вылившаяся в разнообразные, все расту­щие формы. Трудно сейчас даже исчислить международ­ные начинания, касавшиеся самых разнообразных вопро­сов и питавшие постепенно более тесное идейное, личное и рабочее сближение научных работников по всему миру.

Все это оборвалось сразу и внезапно с началом войны. Сейчас уже много месяцев научная жизнь идет почти не­зависимо в различных научных центрах; мы ничего не знаем о том, что делается в Германии или Австрии. До нас не доходят ни научные издания, там выходящие, ни резуль­таты работ единичных ученых или лабораторий. [...]

Несомненно, научная работа совершенно не изменила своего темпа в нейтральных государствах или в Англии. Для Германии и Австрии мы имеем очень неясные сведения, но, по-видимому, внешние рамки работы (научные журна­лы) остались пока, в общем, не затронутыми войной.

Но во всяком случае уже внешний перерыв междуна­родных сношений отразился на научной работе сильнее, чем на какой-либо другой стороне человеческой жизни, кроме, может быть, товарообмена. Еще более отразится он в дальнейшем, благодаря тем глубоким изменениям, какие произойдут в психике ученой среды. Научная работа сей­час при быстроте международных сношений все время шла при интенсивном обмене полученных результатов. В этом обмене немецкие ученые и немецкая научная литература играли огромную роль. С помощью ученых специальных журналов, организации обзоров и рефератов, кропотливого труда справочников и сводок немецкая научная литература являлась до последнего времени связующим международ­ным цементом, и с ней приходилось считаться в текущей работе больше, чем с какой-либо другой научной литерату­рой. На континенте Европы ни одна страна не могла в этом отношении состязаться с немцами, которые создали тради­цию такой связи и с середины XVIII в., по крайней мере, неуклонно работали в этом направлении. Несомненно, что, со времени достижения национального единства, за пос­ледние 40 лет эта форма научной деятельности немецких ученых — при огромном содействии чуждых им по языку ученых, пользовавшихся немецким языком, —достигла вы­сокого развития и явилась важным элементом научного прогресса. Может быть, именно этой организационной рабо­той немцы сделали для науки больше, чем какой-нибудь другой стороной своего научного творчества. Война разор­вала эту вековую работу, и едва ли ее удастся воссоединить вновь в прежних формах, ибо не скоро залечиваются вне­сенные войной ненависти. [...]

Невольно взор обращается к той работе, которую за пос­ледние годы делают заморские англосаксы, главным обра­зом в Соединенных Штатах Северной Америки. Здесь, осо­бенно за последние Шлет, наблюдается колоссальный рост научной работы, и вместе с тем американцы, при помощи ученых английского языка, за последнее время создали — для своих надобностей — аналогичные немецким, от них независимые журналы, справочники, сводки. Эти издания за последние годы начали бескровное состязание с анало­гичной работой немецкого языка. И сейчас мы должны вос­пользоваться ими, тем более что они полнее дают нам кар­тину того, что делается в Новом Свете, где как раз теперь идет могучий рост организационной работы в области естествознания и математики. Несомненно, старая Европа теря­ет этим путем известную долю своего значения — мировой узел научной организации переносится в Новый Свет. Мо­жет быть, этого бы не было, если бы не было мировой вой­ны, хотя и раньше рост научной литературы на английском языке был заметно более быстр, чем рост научной литерату­ры на языке немецком. А в этом росте на первое место выд­вигалась работа граждан [Соединенных] Штатов Америки.

* * *

Гораздо больший ущерб Европе будет принесен войной на поле экономической жизни. Сейчас трудно учесть вели­чину этого ущерба, оцениваемого с мировой точки зрения.

Едва ли верны опасения и ожидания, связываемые с вероятным падением в результате войны 1914 - 1915 гг. ми­ровой гегемонии Европы и исключительным ростом зна­чения Нового Света или древней Азии. Но, во всяком слу­чае, несомненно, что война потребует от Европы для из­лечения нанесенных ею ран величайшего напряжения. Если даже не считать огромных трат на чисто военные действия, которые ложатся тяжелым бременем на будущие поколе­ния, и не обращать внимания на временное сокращение производительного труда — одна гибель до конца капита­ла, живого и мертвого инвентаря, живой человеческой силы является не восстановляемым обычным путем ослаблени­ем экономической мощи Европы и каждого из участников мировой трагедии в частности.

Для борьбы с этим бедствием единственным средством является увеличение производительности труда, усиление человеческой мощи в борьбе с природой. Это может быть достигнуто главным образом путем роста научной техники.

Несомненно, область приложений естествознания, точ­ного знания вообще, далека по своей сути от вопросов этики. Как всякая техника, она может быть обращена на дурное и хорошее, на доброе и злое. Что такое доброе и злое и что такое дурное и хорошее, решается человеком вне ведения бесстрастной науки о природе. Однако, стран­ным образом, ученый, в своей деятельности ищущий ис­тину, стремящийся к пониманию окружающего, в то же самое время является определенным фактором этического характера в жизни. Стремясь проникнуть в природу, он стремится овладеть ее силами и тем самым всегда подыма­ет производительные силы человечества. В борьбе с бед­ствиями и несчастиями, болезнями и нуждой, трудностью удовлетворения потребностей сила научного творчества с каждым поколением все более и более выдвигается на пер­вый план.

И когда — после окончания войны 1914 - 1915 гг. — пе­ред старой Европой станет вопрос о поднятии ее ослаб­ленного самоистреблением благосостояния, перед ней тем самым станет вопрос об увеличении ее производительных сил путем лучшего использования находящегося в ее рас­поряжении природного капитала и нахождения новых ис­точников, поддерживающих жизнь, которые могут быть введены в пользование человеком. И в том и другом слу­чае явится необходимость усиления научной творческой работы, которая только и может дать ей желаемую помощь.

Едва ли можно сомневаться, что этот путь более от­крыт Европе, чем другим странам света, так как сейчас 7 - 8 десятых всей творческой научной работы человечества совершаются пока еще в европейских государствах и в их колониях, ее расами.

Все эти соображения касаются науки как мировой куль­турной силы вне всякого отношения к отдельной стране. Но, очевидно, все это можно целиком перенести и на нашу страну, в то общество, в каком идет наша научная работа.

Всякий из нас ясно сознает, что со всех указанных выше точек зрения рост научного знания, увеличение усилий на поддержание и расцвет научного творчества, увеличение для этого материальных средств являются одной из важных за­дач, которая станет после войны в русской жизни.

Увеличение и расширение нашей научной организа­ции, ее более интенсивная работа и ее большая материаль­ная сила есть одно из самых действительных средств для борьбы с тяжелыми последствиями великой войны, выпав­шей на долю нашей родины.

Но для России задачи такой работы могут быть постав­лены и более конкретным образом. Для нас выяснилось мно­гое во время войны, и прежде всего стало ясно всем то, что раньше было ясно немногим, — наша экономическая зави­симость от Германии, носящая совершенно недопустимый характер при правильном государственном управлении. То, что это сделалось ясным для русского общества, очевидно, является фактом величайшей важности, ибо последствием такого сознания неизбежно будет изменение положения дел.

Одним из главнейших факторов такого освобождения является использование своими силами своего достояния. Но для этого необходимо решить чисто научную задачу, произвести учет производительных сил нашей страны. Мы должны знать, что имеется в недрах и на поверхности на­шей страны, должны уметь их технически использовать. И то и другое невозможно без самого широкого научного исследования и без большой, частию предварительной, ис­следовательской работы.

До сих пор Россия тратила исключительно мало для изучения своего богатства, для овладения силами своей природы. Другие большие государства действовали иначе.

Сейчас перед нами живой пример другой страны, по раз­мерам сравнимой с нами, — Соединенных Штатов Северной Америки. Стыдно становится, когда мы сравним их знание и наше знание о богатствах и средствах использования своей страны. А между тем мы начали свою работу в этом направ­лении чуть не столетием раньше. Дело объясняется просто. У нас работа шла на гроши, в значительной мере добровольны­ми усилиями частных обществ и лиц, делавших такие иссле­дования в свободное время. Все это было и в Америке, может быть больше, чем у нас. Но там было другое — колоссальная помощь такой работе как всего союза, так и отдельных госу­дарств-штатов — особенно за последние 40 лет. Средства, ко­торые там были истрачены на эту работу государством, ни­когда не были в схожем размере в распоряжении русских на­туралистов. Я оставлю в стороне даже те средства, которые давались богатыми частными лицами, несравнимые в Аме­рике и у нас, а говорю только о средствах государственных.

И такая затрата была правильным употреблением го­сударственных средств. Она давно окупилась, т[ак] к[ак] она привела производительные силы Америки, природой данные, в активное состояние. У нас эти производитель­ные силы, вероятно большие, чем те, какие выпали в удел Штатам, лежат мертвым капиталом, в значительной мере неведомым самому их обладателю.

Этот пример поучителен, и он должен быть использо­ван. И у нас должна быть сделана работа исследований производительных сил, как она была сделана Америкой после гражданской войны.

После войны 1914 - 1915 гг. мы должны привести в изве­стность и в учет естественные производительные силы нашей страны, т. е. первым делом должны найти средства для широ­кой организации научных исследований нашей природы и для создания сети хорошо обставленных исследовательских лабораторий, музеев и институтов, которые дадут опору рос­ту нашей творческой силы в области технического использо­вания данного нам природой богатства. Это не менее необходимо, чем улучшение условий нашей гражданской и полити­ческой жизни, столь ясно сознаваемое всей страной.

1915 г.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.