Сделай Сам Свою Работу на 5

Беседы старца с духовными чадами 8 глава





У врат обители святой

стоял просящий подаянья

бедняк иссохший, чуть живой...

Куска лишь хлеба он просил,

и взор являл живую муку,

и кто-то камень положил

в его протянутую руку.

Этот нищий, о котором говорит Лермонтов, есть он сам. А "кто-то" — это сатана, подкладывающий камень вместо хлеба, подменяющий саму веру. Под его влиянием создается новое христианство. Им вдохновлен Толстой, сочиняющий свое евангелие, свое христианство. Далее у Лермонтова говорится: любви просил. У кого? У всех, кроме Бога, Который один может дать любовь, кроме Христа, к Которому он не обращался и Которого не любил. И получил камень вместо хлеба. Не знал он, как и многие не знают, каких неизглаголанных радостей сподобляется душа от общения с Господом — Источником любви. Чтобы найти Его, вступить в богообщение, более глубокие натуры стремятся к уединению, бегут от людского шума и суеты. Ведь чтобы хорошо оценить произведение искусства, например какую-нибудь музыкальную вещь, нужно углубиться в нее, сосредоточиться. Известно стихотворение молодого поэта и любителя музыки, обещавшего быть светилом по таланту, но рано умершего. В нем поэт высказывает мысль, что стук, аплодисменты, восклицания и прочее вовсе не есть признак хорошей оценки, а, наоборот, все это показывает недостаточное проникновение в художественную вещь, что человек, испытывающий высокое наслаждение, пребывает в молчании.



Итак, для более полного постижения Бога человеку нужно углубиться в Его учение, исполняя Его заповеди. ...Заповеди... же Господни тяжки не суть (1 Ин. 5, 3). Это сказал Сам Господь, а слово Его не ложно. Из наших русских писателей более других искал Бога Пушкин, но нашел ли Его — не знаю. Достоверно известно, что он решил поступить в монастырь, однако исполнить это желание ему не удалось.

Помню, однажды задумался я о нем. В какой славе был Пушкин при жизни, да прославляется и после смерти. Его произведения переведены на все европейские языки, а ему как теперь там? На вечерней молитве я помянул его, сказав: "Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Александра", и заснул с мыслью о нем. Вижу сон: беспредельная, ровная степь. Никаких селений, стоит только один старый покосившийся дом с мезонином. Много народа идет туда, иду и я, поднимаюсь на расшатанное крыльцо, затем по лестнице наверх. Вхожу в зал. Там стоит множество людей, все их внимание сосредоточено на Пушкине, который декламирует что-то из "Евгения Онегина". Одно место в этой поэме было мне непонятно, и я решил спросить о нем самого Пушкина. Пробираюсь к нему. Он смотрит на меня и произносит знаменательные слова, которые я не нахожу нужным передавать вам. Затем Пушкин оставляет зал. Я следую за ним. Выйдя из дома, поэт вдруг изменился. Он стал старым, лысым, жалким человеком. Обернувшись ко мне, он сказал: "Слава? На что мне она теперь?". Грустно покачал головой и тихо пошел по степи, делаясь постепенно все меньше и меньше, и наконец слился с горизонтом.



Этот сон был ответом на мои мысли о Пушкине. Впрочем, может быть, само желание чистой жизни Господь вменит ему в дело.

Замечателен один случай из жизни Пушкина. Однажды в обществе он познакомился с известной красавицей — мадам Керн. Повстречался он с ней на одном балу, где она имела такой успех, что сам Государь Николай Павлович ни с кем, кроме нее, не танцевал. Пушкин, как художник, поклонник всего прекрасного, был очарован ею и по возвращении с бала написал стихотворение, которое посвятил ей:

Я помню чудное мгновенье —

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты...

Прошло с тех пор много времени. Дороги Пушкина и Керн совершенно разошлись. Мадам Керн, овдовев, стала вести такую скромную жизнь, что к старости сделалась истинной христианкой, чуть ли не подвижницей. Известен рассказ о том, что "гроб ее повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву"[59], чтобы поставить на Тверском бульваре. Так сбылось чудное мгновенье, и перед статуей, как бы перед самим Пушкиным, мелькнула эта старица в гробу, но по жизни — истинный ангел чистой духовной красоты. Таким образом, исполнилось желание Пушкина:



Душе настало пробужденье,

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Многие искали Бога в явлениях природы. Красота и величие ее возвышают душу человека над мирской суетой и дают душе высокое наслаждение. У Тютчева есть стихи "Восхождение на Альпы", в которых поэт удивляется величию Божию при созерцании тех гор. Тютчев долго жил за границей и наблюдал Альпы в различное время года. Я никогда не был за границей, а теперь всей душой стремлюсь туда, да стар уже и капиталов нет. Не поймите мои слова в буквальном смысле, надо все понимать духовно. Жажду я перейти за границу страстей и достигнуть истинного Света. Я не о смерти говорю, умереть страшно; туда, в Жизнь Вечную, идут "капиталисты", стяжавшие всякие добродетели. Конечно, как миллионеру ничего не стоит дать нищему тысячу рублей, так и Всещедрый Господь может покрыть нашу нищету, но желать смерти страшно. Стар я уже для подвигов, и больше ешь и спишь — какие уж тут подвиги! Нет добродетелей, а хотелось бы их стяжать. Вся жизнь наша есть великая тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они малы и ничтожны, имеют громадное значение. Смысл настоящей жизни мы поймем лишь в Будущем Веке! Как осмотрительно надо относиться ко всему, а мы перелистываем нашу жизнь, как книгу, лист за листом, не отдавая себе отчета в том, что там написано. Нет в жизни случайного — все творится по воле Создателя. Да сподобит нас Господь этой жизнью приобрести право на вход в Жизнь Вечную! Святые такое право имели. Например, Апостол Павел был восхи́щен до третьего Неба, следовательно, был небесным насельником, но мы, грешные и немощные, можем достигнуть Царства Небесного не ради своих подвигов, которых мы не имеем, но единственно ради заслуг Христа Спасителя, пострадавшего за нас Честною Своею Кровию. Будем иметь твердую веру и надежду на Него и не посрамимся в День Страшного Суда. Аминь.

 

Июня 1910 г.

Я хотел продолжить беседу с вами о переезде за границу. Вы уже знаете, что это надо понимать духовно. Переехать за границу своих страстей — то есть избавиться от них совершенно и заменить их на противоположное — на добродетели. Когда переезжают настоящую границу, то необходимо иметь с собой паспорт. Так и побеждая страсти, мы получаем как бы новый вид — паспорт для Жизни Вечной.

Каждая страсть есть болезнь души; ведь зависть, гнев, скупость не телесны, а душевны. Лечат больное тело, тем более необходимо лечить больную душу. Для борьбы со страстями и существуют монастыри. Впрочем, и мирские люди не могут быть избавлены от этой борьбы, если хотят спасения. Вот и у нас в скиту ведется борьба. Никто сразу не делается бесстрастным. Один поступает гордым, другой — блудником, если не чувственным, то мысленным, третий так зол, что мимо него проходить надо со страхом, четвертый скуп, дорожит каждой копейкой, так что невольно скажешь: зачем же он в монастырь шел? Пятый — чревоугодник, ему все есть хочется. "Ведь ты уже был на трапезе", — говорят ему. "Что мне трапеза, мне этого мало", — отвечает и ест потихоньку в калии, устраивая себе и полдник, и полунощник, и т.д. И все в таком роде. Такие люди сами сознают свои грехи и каются в них, но вначале исправление идет медленно. Опытные в духовной жизни старцы смотрят на них снисходительно: ведь он — новоначальный, что же от него еще ждать? Но проходит лет двадцать пять, и видим, что труды не пропали даром. Из чревоугодника сделался постником, из блудника — целомудренным, из гордого — смиренным и т.д. В миру редко кто знает об этой борьбе. На вопрос, как спастись, более благонамеренные отвечают, что надо молиться Богу для спасения, а будешь молиться — и спасешься. И не выходят из этого круга. А между тем молитва человека страстного не спасет его. Цель, единственная цель нашей жизни и заключается в том, чтобы искоренить страсти и заменить их противоположным — добродетелями. Начинать эту борьбу лучше всего так: хотя нам присущи все страсти, но одни в большей степени, другие в меньшей. Надо определить, какая страсть в нас господствует, и против нее вооружиться. Вести борьбу со всеми страстями сразу невозможно — задушат. Победив одну страсть, переходить к искоренению другой и т.д.

Человек, достигший бесстрастия, получает как бы диплом на право входа в Царство Небесное, делается собеседником Ангелов и святых. Человеку, не победившему страсти, невозможно быть в раю, его задержат на мытарствах. Но предположим, что он вошел в рай, однако остаться там не в состоянии, да и сам не захочет. Как тяжело человеку невоспитанному быть в благовоспитанном обществе, так и человеку страстному быть в обществе бесстрастных. Завистливый и в раю останется завистливым, гордый и на Небесах не сделается смиренным. Люди с противоположными взглядами не понимают друг друга и часто приносят вред.

Недавно я получил письмо от одной моей духовной дочери. Возвращались они из Оптиной в самом радостям настроении духа, да разговорились с одной неверующей, возвращавшейся оттуда же.

— Ну что особенного в Оптиной, — говорила та, — удивляюсь, что многие туда стремятся.

— А вы были у кого из старцев?

— Нет, да зачем туда ходить?

— Отчего же вы так решили? Вот ваша подруга находит нравственное удовлетворение в обращении к старцу Варсонофию.

— У нее иной душевный склад, а к Варсонофию я никогда не пойду. Не отрицаю, что он — отличный психолог, хорошо умеет рассудить обо всем, но ничего благодатного в нем нет.

Ну и смутилась юная душа, слушая такие доводы. Действительно, я лично — ничто. Все совершает Господь. Как солнце освещает какого-нибудь человека и он оттого делается светлым, хотя это зависит не от него, так и благодать Божия действует через меня, грешного. Если приходит человек верующий, то удается иногда ему сказать свое на пользу. С неверующими труднее, ничего не открывает о них Господь иногда, вот и не знаешь, что сказать, а на образ посмотришь — и молиться посоветуешь. Что, говорят, молиться, это мы и без вас знаем. Но без веры не спасет не только человек, но и Бог.

Известен евангельский рассказ о жителях Капернаума, где Сам Господь не мог сотворить чудес и удивлялся их неверию. Неверующих людей много всюду — и в миру, и даже в монастыре. У нас в скиту, в бытность батюшки отца Амвросия, был один инок по имени Феодосий, постоянно обращавшийся к батюшке. Однажды, придя к нему, он сказал:

— Вот, батюшка, уже двадцать лет, как я с вами связан, а все не имею сил признаться в одном помысле

— В каком же?

— Очень трудно сказать, так как помысл против вас батюшка.

— Ну, что ж тебе помысл говорит? Я — блудник? Убийца? Вор?

— Нет, еще хуже.

— Ну, поджигатель?

— Нет, хуже.

— Сейчас же признайся, — повелительно сказал отец Амвросий.

И как бы по выражению отца Феодосия замок спал с его уст.

— Батюшка, — вымолвил он, — хотя я постоянно пользуюсь вашими советами, но не считаю, что вы имели какую-нибудь благодать, у вас есть дар рассуждения.

— Что же, — ответил отец Амвросий, — ведь и это что-нибудь да значит.

Прошло несколько лет, отец Амвросий уже скончался, а инок Феодосий, читая однажды Пролог, с удивлением прочел место, в котором рассказывается такой случай. Однажды знаменитые подвижники, в том числе и преподобный Антоний Великий, собрались вместе и рассуждали, какая добродетель всех важнее. Один говорил — терпение, ему возразили: такой-то был терпелив, но пал. Наконец все согласились на том, что самая важная добродетель есть духовное рассуждение. Тогда-то понял Феодосий, что покойный батюшка обладал неоценимым духовным даром.

Слова мои просты, понятны и пятилетнему ребенку, но в них заключается смысл всей жизни. Научиться бороться со своими страстями очень важно и даже необходимо. Лучшим руководством будет для вас чтение Житий святых. Мир давно уже оставил это чтение, но не сообразуйтесь с миром — и оно много утешит вас. В Житиях святых мы найдем указания, как вести брань с духом злобы и остаться победителем. Да поможет вам Господь!

 

Декабря 1910 г.

Совершение молитвы Иисусовой очень важно. В Оптиной пустыни все иноки обязаны ежедневно совершать пятисотницу, то есть правило, состоящее из 300 молитв Иисусовых, 100 — Божией Матери, 50 — Ангелу-хранителю и 50 — всем святым. Хотя это правило обязательно только для иноков, но хорошо было бы, если бы миряне совершали его по возможности. Хорошо также ежедневно прочитывать 90-й и 50-й псалмы. 90-й псалом "Живый в помощи Вышняго" полезно читать три раза в день: утром, в полдень и вечером. В полдень на человека особенно нападает блудный бес, этот псалом далеко отгоняет его прочь. Апостол Павел говорит: "Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш, диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити" (1 Пет. 5, 8). Как поэтому необходимо всегда творить молитву Иисусову, которая есть крепкое оружие против врага! Господь сказал: "...Именем Моим бесы ижденут..." (Мк. 16, 17). Молитва эта открывает человеку вечные тайны Божии.

В Сибири подвизались два друга — Василиск и Зосима. Последний был человеком образованным, а первый даже неграмотным. Несмотря на такое различие, они искренне любили и дополняли друг друга. Василиск, хотя был и неграмотным, отличался высокой духовной жизнью. Непрестанное творение Иисусовой молитвы доставляло ему невыразимое наслаждение и вводило в глубину богопознания. Часто, когда Зосима приходил к Василиску, тот был в таком духовном экстазе, что не мог вести обыкновенную беседу. Василиск сообщал Зосиме высокие истины, которые тот записывал и после даже издал книгу, но многое не было в нее внесено, так как Василиск не все позволил записывать Исполняйте и вы, мои детки, по силе, эту молитву она сохранит вас от всякого зла. Исполняя ее, вы будете постепенно приобретать кротость, смирение и незлобие. Вы созна́ете свои недостатки, и вам не захочется осуждать ближнего, к врагам отнесетесь благодушно, к недругам — доброжелательно. Эта святая молитва будет хранителем вашего девства. Если же кто из вас соберется выйти замуж, то она же отведет вас от всякого дурного человека и пошлет доброго, верующего друга для совместной помощи на жизненном пути.

Есть три пути: замужество, девство и монашество. Каждый путь может привести в Царство Небесное. В замужестве — исполняя во имя Христово обязанности матери и жены; в девстве — посвящая его Богу; в монашестве — отрекаясь от всего Царствия Божия ради. Я не зову вас в монастырь, при настоящем упадке монашеской жизни иногда легче спастись в миру. У всякого своя дорога, только бы человек искренне искал Бога, стремился к Нему. Конечно, путь монашеский — это путь царский, и кто, поступив в монастырь, будет истинным монахом, сподобится великой награды.

Интересный случай произошел всего несколько лет тому назад. В некой пустыне один послушник решился выйти из монастыря. Накануне собрал он свои вещи и пригласил несколько послушников прийти к нему на другой день прощаться. Обещал напоить чайком, а может быть, и водочкой. На следующий день пришли гости и удивились. Все вещи опять были разложены, а инок сидел на лавке, по-видимому, не собираясь уходить. Где угощение? Где самовар?

— Самовар стоит на полке, — был ответ. — Впрочем, если хотите, я его, пожалуй, поставлю.

— То есть как это, если хотите? Ведь ты же нас собирался угостить на прощанье!

— Да я, братие, никуда не ухожу. Господь вразумил меня.

И инок рассказал о своем сновидении. Он удостоился видеть обитель, уготованную инокам; по красоте своей она была несравненно лучше обители мирских людей. Этот рассказ произвел на всех сильное впечатление. Передали игумену, тот — архиерею. Архиерей признал сон духовным. Он был издан отдельной книжечкой.

Но как ни спастись, лишь бы спастись! Господь всех зовет в Свое Царство: "Се, стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною" (Откр. 3, 20), — говорит Христос. Блаженны те, кто слышит глас Господень и следует за Ним!

В Казани я знал одну старицу, матушку Евфросинию. Святая это была душа, с юных лет услышавшая призыв Спасителя. Матушка Евфросиния была единственная дочь богатых и знатных родителей. Когда ей минуло двенадцать лет, ее отвезли в Смольный институт. Здесь свободное от занятий время проводила она за чтением священных книг. Ее в шутку называли монашечкой. Она окончила институт и вернулась к родителям, которые были вне себя от радости. При уме и образованности Евфросиния отличалась необыкновенной красотой, что вместе с огромным богатством сулило ей счастливую жизнь. Но сердце Евфросинии не лежало ни к чему земному, она неудержимо стремилась ко Христу, Которого возлюбила с детства. Суета и роскошь в доме родителей ей были нестерпимы. По случаю окончания института родители устроили ей великолепный бал; они любовались и гордились дочерью, которая в бальном платье, вся усыпанная бриллиантами, была поразительно хороша. Но вот среди бала Евфросиния выбирает удобный момент и незаметно покидает зал. Придя в свою комнату, она срывает с себя бриллианты, переодевается в платье горничной и, оставив родителям записку, чтобы ее не искали, вместе с верной служанкой покидает родительский дом. Долго скитались молодые девушки, во многих монастырях их боялись принять. Наконец поселились они в Смоленском монастыре и жили там, не постригаясь. Впоследствии матушка Евфросиния приехала в Казань. Здесь один благочестивый купец выстроил ей отдельный домик, и святая старица мирно доживала свои дни. Я по временам посещал ее. Интересны были ее беседы, всегда живые, глубокие, назидательные. Она была очень умна и начитанна, и в беседе с ней время летело незаметно.

Однажды она рассказала мне о том, как слышала пение ангельское. Это было так. По какому-то делу матушка Евфросиния ходила к преосвященнейшему митрополиту Киевскому Филарету[60]. Подходя к дому владыки, она услышала чудное, необыкновенное пение. Наслаждаясь им, матушка недоумевала: кто бы мог так дивно петь? "Верно, к владыке приехали откуда-нибудь певцы", — подумала она. Матушка Евфросиния рассказала ему о том, что слышала, и о своем предположении. Владыка задумался. "Нет, — сказал он, — петь у меня некому; ты слышала, мать, пение Ангелов, но не придавай этому большого значения, чтобы не возгордиться".

Однажды с месяц я не был у матушки Евфросинии. Когда отправился к ней, то у ворот встретил купца, который сказал мне: "Идите же скорее, матушка Евфросиния у нас кончается". Я вошел в ее келию. Старица лежала, тяжело дыша, глаза ее были закрыты. Когда я подошел к ней, она открыла их, и лицо ее озарилось ласковой улыбкой. "Слава Богу, Павел Иванович пришел", — произнесла она медленно. Я взял ее руки и сложив персты для крестного знамения, трижды осенил ее. Лицо ее еще больше просветлело. Она слегка вздохнула, затем дыхание ее сделалось коротким, и через несколько минут ее не стало.

С утра до вечера келия матушки Евфросинии была наполнена народом. Все хотели отдать последний долг усопшей, непрерывно читали Псалтирь. Я лично не читал, так как много было желающих. Сидел я в калии между шкафом и дверью и пристально смотрел в лицо усопшей. Прекрасное было лицо — такое спокойное, радостное и в то же время величественное. Тяжело мне было. Я чувствовал себя таким одиноким. Хоронили ее во вторник, как помню. Когда вносили ее в церковь, хор запел: "Радуйся, Варваро, невеста Христова прекрасная". Оказывается, читали акафист святой великомученице Варваре. Впоследствии оказалось, что это не было простой случайностью: матушка Евфросиния была в тайной схиме, хотя почти никто этого не знал, и имя имела — Варвара. Слова припева так ясно относились к ней.

Господь утешил меня в моей скорби. Вскоре после погребения я увидел сон: обширное беспредельное поле, кругом ни души. Посреди поля стоит гроб с матушкой Евфросинией, и я стою возле. Раннее утро, и еще темно. Вдруг вижу — по небу движутся полки́ воинов со знаменами; казалось, они шли после решительной битвы и очень устали. Я не могу ясно различить их лиц, так как совсем не рассвело, но восходящее солнце уже освещало верхушки их знамен с золотыми крестами. Я проснулся и недоумевал, что означает этот сон. Мне объяснили так: воины со знаменами — это полки ангельские, воевавшие с супротивными силами за душу матушки Евфросинии и победившие. А Ангелы принимают деятельное участие в судьбе человека. Если враги нападают на нас со всех сторон, то тем более светлые, любвеобильные Ангелы стремятся защитить нас, если только человек сам сознательно не переходит на сторону зла.

Меня поразил рассказ матушки Евфросинии о слышанном ею ангельском пении, но в жизни святых встречается много таких примеров. Известно повествование о святом Пимене Многострадальном. Он жаждал пострига; и вот однажды ночью видит: приходит игумен с братией и совершает над ним пострижение. Через некоторое время пришел игумен того монастыря с братией и удивился, что отец Пимен облачен в иноческие одежды. На вопрос, кто постригал Пимена, тот, изумившись, сказал: "Да ты же сам, отче!" Стали спрашивать монахов, бывших в соседних келиях, и все подтвердили, что слышали дивное пение молитв, поющихся при пострижении. Понял тогда игумен, что Пимен был пострижен Ангелами.

Об ангельском пении еще есть повествование, сравнительно недавнее. Это было в Вологодской губернии. Служили в одном храме обедню. Вдруг на улице произошел пожар. Все бросились из храма, остались только диакон и священник. Певчие тоже разбежались. Но когда диакон начал ектению, с клироса послышалось чудное пение. Мимо церкви проходил в это время один поляк. Привлеченный дивным пением, он вошел в церковь и был поражен небывалым зрелищем. Церковь пуста, только престарелый священник в алтаре и диакон на амвоне. На хорах — светлые мужи в белых одеждах. Они-то и пели.

По окончании литургии поляк подошел к священнику сил его, кто были эти благолепные мужи, которые так дивно пели.

— Это Ангелы Божии, — ответил иереи.

— Если это так, то я сегодня же хочу креститься, — сказал поляк.

— Вы уже крещены, — ответил священник, — примите только Православие.

И поляк был присоединен к Православной Церкви благодаря ангельскому пению.

Сохранилось предание об одном иноке, который, достигнув уже высокой духовной жизни, совершив всевозможные подвиги, начал смущаться помыслом о том, в чем же будет заключаться вечное блаженство. Ведь человеку все может наскучить. В смущении инок не находил себе покоя, душа его скорбела. Однажды пошел он в лес и зашел в густую чащу. Усталый, присел он на старый пень, и вдруг ему показалось, что весь лес осветился каким-то чудным светом. Затем раздалось невыразимо сладостное пение. Объятый духовным восторгом, старец внимал этим звукам. Он забыл все на свете. Но вот, наконец, пение прекратилось. Сколько времени оно продолжалось — год, час, минуту, — старец не мог определить. С сожалением поднялся он со своего места. Как бы хотелось ему, чтобы это небесное пение никогда не прекращалось! С большим трудом выбрался он из леса и пошел в свой монастырь. Но почему-то на каждом шагу старец удивлялся, видя новые, незнакомые ему здания и улицы. Вот, наконец, монастырь. "Да что же это такое, — сказал он про себя, — я, верно, не туда попал". Старец вошел в ограду и сел на скамью рядом с каким-то послушником.

— Скажи мне, Господа ради, брат, это ли город Н.?

— Да, — ответил тот.

— А монастырь-то ваш как называется?

— Так-то.

— Что за диво? — и старец начал подробно расспрашивать инока об игумене, о братии, называл их по именам, но тот не мог понять его и отвел к игумену.

— Принесите древнюю летопись нашего монастыря, — сказал игумен, предчувствуя, что здесь кроется какая-то тайна Божия.

— Твой игумен был Иларион?

— Ну да, ну да! — обрадовался старец.

— Келарий такой-то, иеромонахи такие-то?

— Верно, верно, — согласился обрадованный старец.

— Воздай славу Господу, отче, — сказал тогда игумен. — Господь совершил над тобою великое чудо. Те иноки, которых ты знал и ищешь, жили триста лет тому назад. В летописи же значится, что в таком-то году, такого-то числа и месяца пропал неизвестно куда один из иноков обители.

Тогда все прославили Бога.

Существует предание, что в древности были птицы, пение которых звучало так сладостно, что человек, слушая, умирал от умиления. На старце, триста лет слушавшем ангельское пение, явил Господь Свое милосердие. Не оставил он в смущении раба Своего, столько лет Ему работавшего, и вразумил, и утешил его Ему Единому ведомыми судьбами. Любит Господь кротких, смиренных, ибо Сам кроток и смирен сердцем. "...На кого воззрю, — говорит Господь, — токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих" (Ис. 66, 2). Святитель Исаак Сирин говорит: "Если на одну чашу весов положить множество добрых дел, а на другую молчание, то молчание перевесит".

Не так давно скончавшийся епископ Феофан[61] так высоко ценил молчание, что в последние годы своей жизни оставил все и затворился в своей безмолвной калии. Помещение его состояло из нескольких комнат и домашней церкви, где епископ Феофан ежедневно совершал литургию. Он писал иногда друзьям своим и замечал между прочим: "Я — архиерей, я и ерей, я и диакон, я и псаломщик".

При епископе жил келейник, который убирал его помещение, готовил ему пищу; епископ Феофан любил чистоту, и у него было даже уютно. Когда келейник входил, епископ уходил в другую комнату. Безмолвие доставляло ему высокое утешение, возносило его дух горе́.

И все мы твердо верим, что принял Господь его чистую душу в Свое Небесное Царствие. Но в обыкновенной жизни иногда молчание бывает преступно. Садится, например, семейство за обед, а одна из дочерей не хочет ни с кем разговаривать. Ну молчит, молчит, и мать начинает смотреть на нее косо: "Что это она не разговаривает? Верно, считает нас ниже себя". Мать начинает говорить дочери нечто неприятное, а та думает: "Ах, так! Так я совсем ничего не скажу". Наконец мать замолкнет, но по лицу ее видно, что она недовольна. Кончается обед, и все стремятся уйти друг от друга подальше. Скажите, кому нужен такой "подвиг" молчания? Людям он не нравится, да вряд ли и Господу угоден. Господь заповедует: "О сем разумеют еси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою" (Ин. 13, 35).

Старайтесь, детки, жить в мире со всеми, насколько, конечно, это от вас зависит. Апостол говорит: "Мир имейте и святыню со всеми..." (Евр. 12, 14). И если будете к этому стремиться, то Сам Господь не оставит вас Своею помощью, поставит вас в такие условия жизни, при которых легче всего спастись, и, наконец, наполнит сердце ваше истинной любовью, которая есть верх совершенства и является источником неизреченной радости, неизреченного блаженства.

 

Декабря 1910 г.

Сейчас приходили ко мне иноки на благословение. Среди них несколько новопостриженных. У нас в монастыре такой обычай: после пострижения иноки обитают безвыходно четыре дня в храме, туда им и пищу приносят. Затем они исповедуются, причащаются Святых Тайн и после литургии расходятся по своим келиям. Безвыходное пребывание в храме доставляет инокам, особенно внимательным, высокое духовное наслаждение. Спрашиваю я недавно постриженных, что они чувствовали, пребывая в храме. "Было, — отвечают, — радостное, восторженное чувство, но видений никаких не было". Тогда подошел ко мне один из иноков, облаченный в монашеский чин несколько лет тому назад. "Батюшка, — обратился он, — мне все хотелось, но не удавалось вам рассказать нечто из того, что я чувствовал после пострига. Однажды ночью я задремал, прислонясь к гробнице отца Моисея, и вдруг вижу: дивный сад, а в нем множество храмов с голубыми куполами. Вид всего этого был так необычайно величествен, что я невольно залюбовался. Плодов в саду не видел, не слышал и пения, но от созерцания сада и храмов моя душа исполнилась такой духовной радости, такого блаженства, какого я никогда еще не испытывал. Вот уже несколько лет прошло с того времени, но и теперь, когда становится на душе тяжело, стоит только вспомнить об этом видении, чтобы успокоиться и благодушно перенести всякие скорби".

Да утешит Господь рабов Своих, трудящихся во славу имени Его! Труден путь иноческий, но зато самый благонадежный ко спасению. Но где же лучше, удобнее служить Господу, как не в обители? Я не зову вас в монастырь, и в миру можно спастись, хотя неудобно это, так как весь уклад мирской жизни не приближает, а отдаляет от Бога.

Царствует в миру дух века сего. Порок там ничем не удерживается. Какое, например, безобразие в Москве, особенно в праздники. Целомудренной девушке и по улицам-то проходить страшно: в витринах выставлены такие скверные картины и статуи, что, глядя на них, чувствуешь, как оскорбляется чувство стыдливости и целомудрия. Впрочем, есть люди, живущие и в миру по-монашески, к которым не пристает мирская грязь, душа же их нераздельно принадлежит Господу. Это те, о которых сказал Лермонтов, что "они не созданы для мира, и мир был создан не для них".

Из далекого прошлого встает передо мной образ матушки Евфросинии[62].

Познакомился я с матушкой Евфросинией у одного игумена, а затем стал бывать у нее. Когда я с ней познакомился, она была уже старушкой, но лицо ее сохранило следы прежней красоты. Особенно хороши были ее голубые глаза — в них светилось столько неземной красоты! Да и вообще во всем ее облике была какая-то особенная духовная красота. Матушка Евфросиния получила прекрасное образование, знала основательно английский и немецкий языки, а может быть, и французский (я не слышал, чтобы она говорила на этом языке), очень любила поэзию, необычайно хорошо читала стихи, это последнее она в некоторой степени передала и мне. Подобно мудрому книжнику, который износит новое и ветхое, она умела заимствовать полезное не только из Священного Писания, но и из произведений светских писателей. В молодости она любила литературу, но потом стала читать исключительно Священное Писание, Псалтирь и отцов Церкви; особенно любила Исаака Сирина, которого сравнивала с орлом, парящим в поднебесье.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.