Сделай Сам Свою Работу на 5

Заикание у больных, страдающих психическими заболеваниями





Вэту малочисленную группу вошли три челове­ка: один ребенок дошкольного возраста и 19-летний юно­ша, страдающие шизофренией, а также больной 23-х лет, у которого в результате острой психотравмы развился реактив­ный психоз (реактивный параноид).

Особенности течения заикания у данной группы больных во многом зависят как от клинических проявлений психи­ческого заболевания, так и от возраста, в котором это забо­левание развивается.

Характеризуя клинические особенности шизофрении дет­ского возраста, необходимо отметить, что одним из ранних симптомов этого заболевания являются расстройства речи. Дети мало пользуются ею, иногда у них возникает электив­ный мутизм как проявление нарушения контакта с окружа­ющими или рудиментарные кататонические расстройства. При более длительном течении болезни могут наблюдаться неравномерность речевого развития, нарушения темпа, вы­чурность интонации, монотонность голоса.

На фоне характерной двигательной неловкости либо растор-моженности, сопровождающейся изменениями речевого темпа и ритма, в отдельных случаях может развиться и заикание.



В качестве примера приведем историю болезни больного М., 6 лет, вошедшего в данную группу заикающихся.

Ребенок от первой беременности, которая протекала на всем протяжении с тяжелым токсикозом. Роды срочные. Масса тела при рождении — 2800 г, рост — 49 см. Закричал сразу. Грудное вскар­мливание — один месяц, потом в связи с тяжелым маститом у ма­тери мальчик был полностью переведен на искусственное питание.

Мать — зубной врач, отец — инженер. Матери к моменту рож­дения сына было 36 лет, отцу — 52 года. Наследственность отяго­щенная: родная тетка отца, с которым мать разошлась вскоре пос­ле рождеьия сына, болела шизофренией.

Физическое развитие: первые зубы появились к 4 месяцам, си­деть начал в 7 месяцев, ходить — к 1 году 4 месяцам.

Речевое развитие: гуление — с 4 месяцев, первые слова начал про­износить после года, фразовая речь появилась к 1 году 7 месяцам.

До трех с половиной лет поведение ребенка не отличалось ка-кими-либс особенностями. Он был очень привязан к матери, которая, считая себя виноватой в том, что мальчик лишен отца, всю свою жизнь посвящала сыну. Детский сад М. не посещал, в отсутствие матери оставался с бабушкой и всегда с нетерпением ждал возвра­щения матери с работы.



Когда мальчику исполнилось три с половиной года, мать в свя­зи со сложным переломом ноги попала на длительное время в боль­ницу. М. очень тяжело переносил разлуку с ней. Часто плакал, поте­рял аппетит, заметно перестал интересоваться игрушками. Появились ночные страхи. Первое время, по рассказам бабушки, содержание страхов совпадало с психотравмирующей ситуацией: мальчику не­сколько раз представлялось, как Баба-Яга уносит из дома мать. Затем страхи приобрели отвлеченный, не связанный с психотрав­мой характер. Ребенок начал бояться скульптурного портрета Льва Толстого. Когда бабушка спрятала скульптуру, мальчику начало казаться, что кто-то смотрит на него из угла, находится под крова­тью. Присутствие рядом бабушки ребенка успокаивало не сразу.

В этот период поведение мальчика изменилось. На улице он почти не играл с детьми, подолгу в одиночестве катал найденную где-то самодельную маленькую тачку на подшипнике, забросил свои ранее любимые игрушки. Привлечь его внимание к чему-либо ста­ло очень трудно, так как он все время был сосредоточен на своих мыслях. Разговоры бабушки о матери оставляли М. равнодушным.

Вернувшаяся из больницы через полгода мать не узнала своего сына — ребенок к ней полностью охладел. По ее словам, мальчик, наверное, от нее отвык.

Постепенно изменилась и речевая активность больного. Маль­чик преимущественно говорил только тогда, когда к нему обраща­лись окружающие. Речь его стала более упрощенной, он все реже использовал развернутые фразы. На вопросы отвечал нехотя, слов­но отвлекался от какого-то важного дела, в которое ушел с головой.



В б лет у М. на фоне указанных особенностей без видимой при­чины постепенно начало развиваться заикание, в связи с чем он и попал к нам на консультацию.

При логопедическом обследовании выявлено заикание в сред­ней степени, артикуляторно-голосовая форма, тонико-клонический тип речевых судорог. Темп речи замедлен, артикуляция вялая, го­лос монотонный, тихий. Наблюдается нарушение звукопроизноше-ния по типу стертой дизартрии (ротацизм, ламбдацизм). Сопутству­ющие и ритуальные движения отсутствуют. Речь во время обследо­вания односложная. Активный словарь возрасту не соответствует. Обращенную речь понимает удовлетворительно (некоторые смыс­ловые оттенки не улавливает), внимание ребенка удается сконцен­трировать с трудом. Выраженные речевые затруднения возникают

 

в начале речи, когда больной произносит первые слова, как бы преодолевая речевую вязкость. К игрушкам, картинкам, логопеди­ческим инструментам относится безразлично. Внимания на речевых затруднениях не фиксирует. Диагноз: шизофрения.

В случаях развития психического заболевания у взрослых людей при условии, что заикание появилось у них в детстве, речевое нарушение, особенно когда оно значительно выра­жено, может в течение ряда лет протекать как логоневроз.

У таких больных могут наблюдаться вторичные логонев-ротические наслоения, ситуативный страх речи, звукофобии и т. п. Но при появлении первых признаков психического заболевания отношение больного к дефекту речи начинает меняться. Психогенное значение заикания постепенно утра­чивается, и по мере нарастания психопатической симптома­тики речевое нарушение перестает играть в жизни больного заметную роль.

Приведем пример.

Больной О., 19 лет, студент II курса технического вуза. Иного­родний, живет в общежитии.

Обратился к специалистам с жалобами на заикание, которое появилось в 5 лет, возможно, по подражанию, так как он общался с заикающимися детьми. Заикание развивалось постепенно. В анам­незе — корь, эпидемический паротит; травмы черепа отрицаются. Сведениями, относящимися к раннему психофизическому и рече­вому развитию, больной не располагает. Со слов больного, наслед­ственность не отягощена. Родители (отец — офицер, мать — по спе­циальности бухгалтер, не работает), брат и сестры здоровы; пси­хических заболеваний, нарушений речи в семье и у ближайших родственников нет. За несколько месяцев до поступления на амбу­латорное лечение к нам в кабинет лечился в Ленинградской клини­ке неврозов им. акад. И. П. Павлова по поводу неврастении. Перед госпитализацией жаловался на сильные головные боли, раздражи­тельность, слезливость, повышенную утомляемость, плохую память, невозможность сосредоточиться во время лекций и занятий. После курса лечения состояние больного в течение двух месяцев было удовлетворительным, затем снова резко ухудшилось, в связи с чем он в институте был вынужден взять академический отпуск.

Внимание на речи начал фиксировать в 12—13-летнем возрас­те. Ранее по поводу заикания лечился у логопеда в Караганде. На­блюдалось кратковременное улучшение речи.

К моменту начала лечения в кабинете испытывал боязнь речи в ситуации выступлений на групповых занятиях в институте, трудно общался с незнакомыми людьми, речь значительно ухудшалась в магазинах, когда приходилось стоять в очереди (со страхом ждал речевого срыва в начале речи).

При логопедическом обследовании выявлено заикание в тяже­лой степени, артикуляторно-дыхательная форма, тонико-клоничес-кий тип речевых судорог. Темп речи в пределах нормы, артикуля­ция вялая, незначительно нарушено звукопроизношение (ротацизм), голос тихий, несколько напряженный. Наблюдается эмбалофра-зия ~~ «ну», «вот». Оральный и динамический праксис — с невы­раженными нарушениями.

Диагноз психотерапевта: неврастения.

В процессе лечения больной регулярно посещал кабинет, вы­полнял все назначения и рекомендации специалистов, самостоятель­но активно работал над речью. К концу курса лечения у О. наблюда­лось значительное улучшение речи и некоторое улучшение общего состояния — прекратились головные боли, почти восстановилась ра­ботоспособность. Он возобновил занятия в институте.

На первую контрольную проверку речи, которая назначается через месяц после окончания курса лечения, больной не явился. Позднее на приеме сообщил, что был болен гриппом. Состояние речи и здоровья резко ухудшилось. Учиться в институте больше не может и не хочет, так как не видит в этом смысла. В ближайшее время уезжает домой к родителям, где постарается найти какую-нибудь работу, не требующую больших затрат энергии, а в свобод­ное время будет заниматься самообразованием и совершенствовать свой характер.

На вопрос, что больному не нравится в его характере, ответил: «Это я сейчас тщательно обдумываю, а когда обдумаю до конца, составлю план работы над собой. Если хотите, я сделаю копию и вам пришлю».

Мы рекомендовали О. в связи с его плохим самочувствием по приезде домой обратиться в психоневрологический диспансер. Об этом же письмом уведомили его родителей.

Больной выполнил свое обещание и, спустя несколько месяцев, мы получили от него письмо на 36 тетрадных страницах, в котором он очень подробно излагал план всей своей жизни, рассчитанный на ближайшие десять лет. В плане было предусмотрено изучение психологии и логики (эти науки должны были помочь О. лучше раз­бираться в людях), физиологии человека (цель — глубокое позна­ние особенностей собственного организма), математического ана­лиза (с помощью этого предмета больной собирался с математической достоверностью подводить итоги своей разносторонней де­ятельности). Самостоятельная работа над собой также предусмат­ривала чтение художественных произведений, посвященных изоб­ражению «сильных личностей», так как О. хотел на их примере выработать у себя твердый мужской характер, сильную волю. Спортивные занятия по плану предусматривали совершенствование в медленном беге как универсальном виде спорта, который, кроме того, должен был служить цели подавления полового влечения. Общение с девушками больной планировал начать через 10 лет, когда претворит в жизнь свою программу.

План самостоятельной работы был характерно оформлен. Он изобиловал различными схемами, зашифрованными названиями (например, МПППВ — меры по подавлению полового влечения), поражая нелепым указанием точных дат претворения в жизнь тех или иных пунктов плана. О заикании и работе над речью в письме не было ни слова. О. немного беспокоило только то, что осуществ­лению плана мешают плохие отношения с отцом, который оказал­ся «злым человеком», не желающим понять собственного сына. Между прочим больной сообщил о своих посещениях психоневро­логического диспансера и беседах с лечащим врачом. По запросу из диспансера мы получили медсведения, в которых был указан новый диагноз больного — шизофрения.

Приведем еще один случай, вошедший в число исследо­ванных историй болезни.

При невыраженном заикании, возникшем в детстве, и от­сутствии значительных логоневротических наслоений в ре­зультате психотравмы у взрослого заикающегося не толь­ко ухудшилась речь, но и развилось острое психопатическое реактивное состояние. В этом случае дальнейшее течение речевого нарушения также определялось особенностями про­явления развившегося заболевания.

Больной С, 23 года, по специальности — художник-оформитель. Окончил Ленинградское высшее художественно-промышленное учи­лище им. В. Мухиной.

Обратился в логотерапевтический кабинет в связи с усилением заикания, которое впервые появилось в 4 года в результате испуга. Дефект речи практически больному не мешал, так как был слабо выражен. По поводу заикания ранее нигде не лечился.

Больной женат на женщине, которая старше его на три года. Жену любит. Имеет годовалого сына, к которому очень привязан. Живет с семьей в маленькой комнате трехкомнатной квартиры сво-

их родителей. Атмосфера в доме напряженная. Отец больного зло­употребляет алкоголем. Мать к невестке относится плохо, считая, что она женила на себе ее слабохарактерного сына. Невестка пла­тит ей тем же, не позволяя подходить к ребенку, которого в связи со сложными отношениями отдали в ясли.

Отношения между супругами в последнее время ухудшились. Жена начала упрекать С. в том, что он мало зарабатывает, тогда как другие с его специальностью зарабатывают очень хорошо, не может обеспечить семью нормальной жилплощадью, вынуждает жить ее со своими родителями и т. п. Также она неоднократно го­ворила, что он — «мальчишка» и что замуж нужно выходить за солидных, самостоятельных мужчин. В течение последнего месяца жена отказывала больному в супружеской близости. В связи со сло­жившейся ситуацией С. находился в состоянии сильного эмоцио­нального напряжения, уговаривал жену потерпеть, уверял, что их материальное положение изменится.

Накануне прихода С. в диспансер жена заявила ему, что нашла другого мужчину — «не сопляка», который может обеспечить ее и ребенка, и что она уже длительное время находится с ним в близ­ких отношениях. С, не помня себя от отчаяния и обиды, ударил жену. В ответ на это она забрала сына и уехала за город к своей матери. С. всю ночь проплакал. Морально поддержать его было некому. Родители уехали отдыхать, и он находился дома один.

Утром, когда С. покупал хлеб, оказалось, что он разговаривать практически не может. Вместо работы больной пошел в логотера­певтический кабинет.

При логопедическом обследовании было выявлено заикание в тяжелой степени, смешанная форма, выраженное преобладание тонического типа речевых судорог, сопутствующие движения голо­вы. Темп речи ускорен, голос напряженный, артикуляция — в пре­делах нормы. Оральный и динамический праксис — без нарушений.

С больным была проведена психотерапевтическая беседа и вве­ден на двое суток охранительный режим, психотерапевтом были назначены успокаивающие и противосудорожные препараты.

С. явился в кабинет уже на следующий день. Больной был не брит, в измятой, запачканной одежде, все время озирался по сто­ронам, находился в состоянии сильного возбуждения. Хотел сооб­щить что-то очень важное, но его речь была затруднена настолько, что мы предложили ему на вопросы отвечать письменно. Он напи­сал следующее: «Я своей жене больше не нужен. Я мало зараба­тываю, а она — племянница американского миллионера и привык­ла жить очень хорошо. Она подкупила мафию, и теперь меня хотят убить. Они выслеживают меня из дома напротив. Ходят за мной по

-улице. Стрелять они будут из автоматической винтовки с оптичес­ким прицелом».

Когда больной пытался говорить, понять можно было только отдельные слова. Артикуляторный тонус, дыхательные явления еще более усилились, напряженный, громкий голос часто пресе­кался. Он говорил возбужденно и быстро, брызгая слюной, со­вершенно не фиксируя внимания на речи. Отвечать на вопросы письменно у него не хватало терпения (писал вкривь и вкось), но зато он активно пользовался мимикой и жестикуляцией, вырази­тельно показывая, как в него целятся из винтовки. На вопросы, связанные с речевыми затруднениями, отвечал неадекватно ситу­ации. Так, когда мы спросили у него, мешает ли ему в настоящий момент его речь, удивленно пожал плечами и отрицательно пока­чал головой. Отвлечь его хотя бы ненадолго от мысли о пресле­довании не удавалось.

С приема больной был госпитализирован в психиатрическую больницу с диагнозом: реактивный психоз (реактивный параноид).

В больнице С. пробыл около месяца. Через несколько дней пос­ле выписки он пришел к нам в кабинет вместе с женой и сыном. Супруги, немного смущаясь, сообщили, что они помирились и про­сили извинить их за причиненное беспокойство.

С. в поведении был совершенно упорядочен, настроение у него было хорошее, речь — с незначительным затруднением. От лече­ния заикания он отказался. Беседуя отдельно с женой, мы узнали, что она дорожит благополучием семьи и любит мужа, никогда ему не изменяла, просто решила его попугать, чтобы он стал энергич­нее добиваться прочного материального положения. Теперь она понимает свою ошибку и очень жалеет о случившемся. Родители С. также решили пойти навстречу супругам и выделить им отдельную жилплощадь.

Из приведенных примеров видно, что заикающиеся, у кото­рых развилось психическое заболевание, в силу отсутствия критического отношения к своему состоянию и в том чис­ле к речевому нарушению, не фиксируют внимания на ре­чевом затруднении, даже если оно значительно выражено. Лечение заикания у таких больных не только утрачивает смысл, но и становится невозможным. Устранение психо­патической симптоматики или улучшение психического со­стояния больного в одних случаях, как это было показано в истории болезни С, улучшает речь заикающихся, в других случаях, видимо, возможно некоторое усиление фиксации

внимания на речи в связи с возвращением к больному утра­ченной критики. Только при этом условии появляются пред­посылки для проведения с больным логотерапевтической работы.

Физиологическое заикание

Эта группа больных, как и предыдущая, малочис­ленна. В нее вошло трое детей в возрасте от 3 до 4 лет; под­ростки и взрослые в указанной группе отсутствуют.

По данным обследования детского психиатра, явных пред­располагающих и производящих причин заикания, отклоне­ний от нормы в состоянии нервной системы у этих детей не выявлено.

Специфика речевого нарушения заключается в том, что оно протекает в легкой степени. Наблюдается преимуще­ственно клонический тип речевых судорог артикуляторной локализации, темп речи в пределах нормы. У двоих детей выявлено невыраженное физиологическое нарушение звуко-произношения, сопутствующих движений не наблюдалось. Наряду с клонусом отдельных речевых звуков отмечались частые повторы слогов, слов, а иногда и небольших словосо­четаний.

Выполнение рекомендаций по организации правильного речевого режима способствовало в этих случаях полному уст­ранению заикания. Длительные катамнестические наблюде­ния показали, что достигнутые результаты были стойкими.

Особенности возникновения и симптоматики недостатка речи у данной группы детей позволяют, видимо, квалифи­цировать этот вид заикания как физиологические итерации (от латинского слова iterare — повторение). В. И. Селивер­стов (1979) указывает, что М. Зееман рассматривает часто встречающиеся повторения в детской речи как признак не болезненный, а физиологический, характерный для опреде­ленного периода развития речи ребенка. Некоторые авторы (Johnson W., 1955 и др.) считают, что итерация свойственна 80% детей в период активного формирования у них фразо­вой речи, физиологические запинки — это следствие того, что развитие мышления опережает развитие речевых воз­можностей ребенка. Одни авторы (Seeman M., 1965 и др.) видят в итерации самостоятельное речевое отклонение, дру-

 

гие (Gutsman A., 1898; Фрешельс Э., 1931; Пайкин М.И., 1932) считают итерацию начальным этапом заикания.

На основании трех случаев, вошедших в 100исследован­ных детских историй болезни (см. табл. 2), а также исходя из наблюдений других заикающихся детей, которые встреча­лись в нашей практике, мы считаем, что провести четкую границу между физиологическим заиканием и начальной ста­дией судорожного речевого нарушения, несмотря на указан­ную специфику итераций, все же достаточно трудно. Исчез­нет ли бесследно физиологическое заикание, или оно перей­дет в стойкую патологию речи, очевидно, зависит от многих факторов ипрежде всего от внешнесредовых условий, в ко­торых растут и воспитываются дети.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.