Сделай Сам Свою Работу на 5

Будущая версия меня, или Звездных дел мастер





…Город пробуждался от ночной спячки и приходил в себя. Поползли первые утренние тени от ранних прохожих, на которых ложился свет витрин магазинов и обветренных фонарей. Город медленно открывал свои сонные глаза. Где-то шумно проехала снегоуборочная машина, с охватившим ее огромную решетку радиатора тонким слоем льда. Дворники ни свет ни заря уже на ногах: пестрят лопатами туда-сюда, туда-сюда, разбрасывая снег с тротуаров и обрывая длинными деревянными палками сосульки с краев крыш невысоких домов. Темными фигурами передвигались к остановке полусонные прохожие. Вот поехал очередной трамвай в свой утренний рейс: окна покрыты изморозью, лишь два «глаза» пронизывают утреннюю тьму, освещая мертвенные лица людей.

В трамвае — тишина. В такую рань никому не хочется говорить, каждый пребывает в глубине себя. Общественный транспорт — один из лучших аттракционов для путешествия по своим мысленным лабиринтам. Заходишь в салон — и выпадаешь из реальности на какое-то время.

И вот, упираясь своими железными рожками в городские сухожилия, проводящие электрический ток, трамвай тронулся с остановки, чтобы доставить в пункты назначения замерзших утренних путников. Я один из них. Решил проведать отца. Он так и не пришел вчера домой. Это стало уже слишком частым явлением. До школы был еще целый час, и я надеялся с ним поговорить. Я скучал по нему, хоть мне это и сложно было признать. Его уже давно не интересовала наша с мамой жизнь. Он почти не общался с нами. Как будто мы были разделены расстоянием в десятки, сотни километров, хоть и жили в одной квартире.



За большим окном трамвая огоньки домов, газетных киосков, магазинов, офисов неторопливо увеличивались в количестве. Скоро невидимые нити потащат из-за холодной линии горизонта оранжевый диск солнца. Однако в зиму от его лучей толку нет — холодно. Очень холодно. Трамвай лязгал о рельсы, и в моменты его приближения к следующим остановкам я каждый раз непроизвольно ежился, глядя, как за окном мерзнут люди, ожидая своего заветного транспорта-спасителя. Склонив голову и напрягшись в плечах, они подтанцовывали на месте.

В салоне было очень светло. Да и вообще, трамвай для меня являлся вагончиком света. В самую рань, когда еще практически весь город дремлет, эти красно-оранжевые уличные поезда уже вовсю гремят своим весом об рельсы и пронизывают темноту небольшим потоком света, вселяющим тепло в сердца ожидающих пассажиров.



За окном рябил деревянный забор какого-то старого полуразрушенного домика, а за ним расстилалось открытое снежное поле. Деревья, точно скелетные кости, торчали из белой земли. Скоро трамвай въедет в другой район города, где и находилась обсерватория отца. Я мысленно продлевал расстояние — так не хотелось покидать своего теплого места. Пригревшись, даже чуть не заснул. Часто заморгав, я тут же подавил сонный порыв — спать нельзя. Потом еще в школу ехать.

Уже через пять минут я стоял на пустынной остановке. Вокруг никого. Трамвай, словно змея, уполз за ближайший поворот, и я остался один в глухом переулке. Жилых домов в этой округе было мало, да и те — развалившиеся деревянные бараки. Лишь старинное, но огромное четырехэтажное здание заметно возвышалось за остановкой. Мне туда.

Пройдя мимо нашего старенького «Ниссана», я поднялся по лестнице к дверям астрономической обсерватории и, к своей радости, обнаружил, что они не заперты. Однако внутри было совершенно безлюдно. Еще очень рано. Я сделал несколько шагов, которые отдались кратким эхом в темных уголках коридора. На четвертом этаже я вошел в просторный зал, обставленный разным оборудованием и телескопами.

А вот и он, мой отец: стоит и разглядывает какие-то бумаги, одетый в помятую домашнюю майку и офисные брюки. Он даже отрастил бороду по причине элементарного отсутствия времени и желания обратить на себя внимание.



В эту секунду он был чем-то взволнован: приподняв очки, с серьезным видом что-то напряженно высматривал в своих картах звездного неба. На лице читались сомнения и неопределенность.

— Привет, — сказал я и бросил свой рюкзак на стул.

Отец оторвался от листов и удивленно взглянул на меня. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что перед ним стоит его родной сын.

— Максим?.. Что ты здесь делаешь в такую рань?

— Тебя решил проведать. Ты не пришел ночью домой. Мама очень переживает, — соврал я.

— Возникли неотложные дела… Как видишь, я здесь, и у меня все хорошо, — устало произнес он.

— Ты не спал?

Он потер рукой глаза.

— Тебе же к восьми в школу. Ты успеешь?

— Еще полно времени.

— А как у тебя с математикой?

— Да так, средне, — увиливая, сказал я, зная, что отец сейчас снова начнет свое традиционное «мозговыносительство».

— Ты же знаешь, чтобы поступить в хороший университет, нужно знать математику. От итоговых школьных экзаменов будет зависеть твое будущее! В нашем городе не так-то много хороших университетов, и тебе нужно приложить особые усилия, чтобы…

— Да-да-да, знаю, — раздраженно перебил я. — Со всеми предметами, кроме математики, у меня порядок. Я постараюсь. И чего мы обо мне да обо мне. Чем ты-то здесь целыми сутками занимаешься?

— Мне кажется, у меня появился шанс открыть что-то новое, — ответил он, бросив на стол свои бумаги.

— И что же?

Если дело касалось каких-то космических открытий, то я тут же забывал обо всем на свете. И даже про натянутые отношения с отцом.

— Посмотри сам, — сказал он и подошел к огромному красному телескопу, труба которого имела полуметровый диаметр и исчезала в потолке. Настроив фокус, отец отодвинулся, освобождая мне место.

Особенностью этого уникального телескопа являлось то, что в поле зрения смотрящего попадал не маленький участок звездного неба, как это бывает у многих рядовых телескопов, а внушительное пространство галактик и созвездий.

Я посмотрел в глазок. Ну и что он хотел мне показать? Я все это видел и не раз… Стоп. А это еще что?.. Между созвездиями Девы и Большой Медведицы что-то непонятное. Новая звезда? И не одна звезда. Раз.. два.. три.. четыре — четыре звезды. И какие-то они необычные. Чрезвычайно яркий блеск.

— Что это за звезды?.. — выдохнул я.

— Мне кажется, что это — то самое созвездие, о котором говорилось в китайских астрономических писаниях тринадцатого века, — оживленно заговорил отец. — Это созвездие состоит из четырех звезд, и каждая звезда больше предыдущей ровно в два раза. При этом три из них находятся вблизи друг от друга, создавая равносторонний треугольник. А вот самая маленькая звездочка расположена чуть ниже и почти не заметна. Если верить писаниям, это созвездие появляется раз в семьсот тридцать лет и становится видимым примерно в течение полугода. И если мои прогнозы верны, то уже в июле оно снова пропадет.

— У этого созвездия есть название?

— Нет. Пока нет.

— Поэтому ты так задерживаешься на работе?

— Я перерыл всю научную литературу в поисках информации о данном созвездии. Изучал его появление, особенности. Это уникальное созвездие, необычное! — энергично отвечал отец.

— Может, просто — сверхновые[1]?

— Я тоже так сперва подумал, но спада свечения я не замечаю. Эти звезды светят с постоянной величиной, и это очень странно.

— Не могли же появиться сразу четыре звезды? — недоумевал я. Моих познаний в астрономии было достаточно, чтобы разговаривать с отцом почти на одном уровне. — Это точно взрыв. Оптические транзиенты…

— Не думаю, — маневрировал отец. — У этих звезд даже гамма-всплеска[2] не наблюдается.

— Не могли же на ровном месте появиться четыре звезды… Что это за галактика?

— «M 64».

— Хм… «Спящая Красавица»[3]… — произнес я. — Возможно, ты и правда открыл что-то удивительно новое. В «М 64», откуда ни возьмись, родилось новое созвездие.

Отец задумчиво посмотрел в сторону и тихо сказал:

— Знаешь, если верить этим древним записям, то оно уже было кем-то открыто…

— Но ведь они так и не поняли, что это, верно? — размышлял я вслух. — Эти древние астрономы не разгадали, по какой причине оно вдруг появилось в небе.

— Еще в этих записях сообщается о некой мистичности этого созвездия. Будто появляется оно не просто так. Словно это предчувствие Космоса, что на нашей планете должно произойти что-то очень важное.

— Прекрати, — махнул я рукой, не отводя взгляда от таинственного созвездия. — Раз уж эти писания дошли до нас спустя столько столетий, значит, те люди хорошо пережили появление созвездия. Да и в 2012-м сколько пророчили конец света, а что в итоге? В итоге мы с тобой стоим здесь и разглядываем это созвездие. Вокруг ничего не рушится, никаких километровых цунами, масштабных землетрясений, схода материков под воду — ни-че-го.

— Заметь, я сказал «должно произойти что-то очень важное», но не говорил о плохих прогнозах. Ты уже сам приписал этому явлению негативную окраску… Да и вообще, как бы то ни было, я и не настаиваю на правдоподобности этого древнего писания. Меня больше другое волнует. — Отец снова взял в руки свои бумаги и внимательно посмотрел на них. — А именно то, почему до сих пор этих звезд не было видно и именно сейчас они вдруг появились, и, что самое интересное, — не одна звезда, а сразу четыре.

— И все-таки это сверхновые, — отодвинулся я от телескопа. — Это не звезды. Точнее, уже не звезды. От них скоро не останется и следа, вот увидишь. Они уже мертвы.

— Тогда почему в тринадцатом веке, взорвавшись, эти четыре звезды не испарились? Почему снова появились в «М 64»? — не успокаивался отец. — Они до сих пор живы и взрываются каждые семьсот тридцать лет? Невозможно!

— И правда, странно… — согласился я. Уж действительно что-то неладное происходило с этим возникшим из ниоткуда созвездием.

— Ты домой-то собираешься?

— Возможно, вечером, — ответил отец. — Я хочу понять, что это такое.

— Отправь письмо.

— Уже отправил.

Вдруг я почувствовал злость на самого себя. За то, что так легко забыл про все, по-дружески беседуя с отцом, как будто ничего необычного между нами и не происходило.

— Ну и прекрасно! — театрально развел я руками, изображая поддельный восторг. — Возможно, ты станешь первым, кто увидел эти сверхновые. Правда, назвать это открытием вряд ли можно. Так, обычная процедура.

Кажется, пытаясь отыграть позиции, я перегнул палку. Отец промолчал. Отвернувшись, он сел за стол, сложил руки в замок и уставился куда-то в стену.

— Это не сверхновые, — угрюмо прошептал он.

Он отличался упрямством. В общем-то, как и я. А что касается письма, то отправил он его в Центральное бюро астрономических телеграмм, которое работало под патронажем Международного астрономического союза. Именно это бюро и занималось сбором информации об астрономических наблюдениях бескрайнего космоса. Если вдруг какой-нибудь астроном заметил в небе новые вспышки или изменения, то непременно должен заявить об этом именно туда. Так и открываются, к примеру, сверхновые.

Я отошел от телескопа и молча оглядел знакомый мне с малых лет астрономический зал. Здесь было порядка трех массивных телескопов (один уже давно не в рабочем состоянии), а также компьютеры, считывающие и сохраняющие информацию с главного автоматизированного красного телескопа.

— Пока, — холодно бросил я, натягивая рюкзак на плечо.

— Уже уходишь? — повернул отец голову вполоборота.

— Мне пора, встретимся дома. Если ты, конечно, не забыл адрес…

Я вышел из здания в морозное утро. Улица все еще была под плотной завесой ночи. Светать начнет только ближе к десяти, а то и одиннадцати часам. Засвистел холодный ветер. Ох-х… только его не хватало. Я глубоко вдохнул. И тут же выдохнул свое отношение к окружающему миру — пар. Всё поверхностно, растворимо и мимолетно…

При всей моей любви к космосу, я не хотел становиться как отец. За столько лет изучения звезд, он так и не стал к ним ближе ни на миллиметр. Я вряд ли вынесу это. Он — будущая версия меня самого. Если я пойду по его стопам, то буду так же сутками пропадать в астрономической лаборатории, изучать научную литературу и натирать глазок телескопа своими уставшими и требующими ответов глазами. Это ли мне нужно? Все время знать, что находишься где-то совсем близко к разгадке, но так и не коснуться ее — ну разве может быть что-то хуже этого?..

 

 

Глава III

Вино и звезды

…Тридцать первое декабря.

Считанные часы оставались до Нового года. Года, который должен был стать переломным в моей жизни. Ведь именно от него будет зависеть моя последующая судьба.

Несмотря на предпраздничный день, всех старшеклассников вызвали в школу для уборки кабинетов. Конечно же, почти никто не пришел — многие, я был уверен, уже вовсю закупались в супермаркетах и ждали отвязной вечеринки, чтобы раствориться в алкогольном и сигаретном забвении.

А что же я?

А я пошел. И меня это, если честно, самого раздражало. Но пошел я только потому, что до безумия не хотелось сидеть дома. Мама с самого утра готовила салаты, а отец разлегся в зале перед телевизором. Ставшая уже традиционной картина молчания и безразличия.

Убравшись в нашем кабинете с двумя одноклассниками, мы вышли на пустую спортивную площадку. Они уговорили меня выпить вместе с ними за грядущий праздник баллон пива. Я не особо противился.

После этого я отправился обратно домой. Пиво нисколько не прибавило настроения. А вокруг, тем не менее, абсолютно все дышало предчувствием скорого праздника. Люди совершали последние в этом году покупки и спешили домой накрывать столы. Витрины магазинов, словно паутинами, были опутаны гирляндами и разноцветными лампочками. Какие-то детишки с жизнерадостными криками выпрыгнули из ближайшего магазина и погнались за белой собакой. Та сиганула от них, но при этом, играючи, озиралась…

На прошлой неделе с превеликим трудом сдал на бедненькую «троечку» контрольную по алгебре. Да-а, такими темпами мне бы ещё просто школу окончить и аттестат получить. А набрать проходные баллы в тот университет с моими мозгами, пожалуй, дело вовсе нереальное. Так что, наверное, об этом можно было уже и не мечтать и переходить к размышлениям о чем-то более реальном: колледжах, техникумах…

Я продолжал брести и неохотно наблюдать за оживленной улицей. Уступая проход пожилой женщине с полными пакетами продуктов, я снова увидел белую собаку. Двое малых, по-прежнему громко хохоча, гонялись за ней, пытаясь ухватить за хвост. Собака уже потеряла весь былой азарт и в страхе неслась от них куда подальше. Хоть кому-то весело…

Слева, по дороге, шумно проносились автомобили, а справа, со стороны, где находились всевозможные торговые лавки, гремела непрекращающимся говором новогодняя битва за продукты и подарки по праздничным скидкам. Кто не успел прикупить все заранее (к этому числу людей моя мама не относилась), сейчас носились из магазина в магазин.

Я купил в киоске шоколадку, ведь с утра ничего не ел. Выкинув обертку в урну, остановился, чтобы перекусить. Заходящее солнце, отражаясь от окон и стен зданий, красиво преобразило заполненную людьми улицу. Весь город принарядился в золотистое одеяние и стал словно ненастоящим. Будто из какой-то давно забытой детской фантазии. На минуту мне показалось, что все вокруг и вправду ненастоящее. Эти люди, их придумал я. Эти улицы, скверы, машины, магазины — все это плоды моего воображения.

А кто же тогда я? Создатель? Я — создатель всего мира? Вселенной?..

Да быть такого не может.

В шею закрался ветер. Поползли мурашки. Пора домой. В голове не густо — одни лишь перекати-поле, уныло проносящиеся в мысленном пространстве.

Одноклассники приглашали меня отметить Новый год в их компании, но эта идея не пришлась мне по душе. Устал я от них. Лучше побуду дома, решил я. Может, сегодня, на фоне праздника, родители возьмут и помирятся, и все будет как раньше.

На самом деле, я мог бы наплевать на все это и пустить на самотек, ведь мне, как-никак, было почти семнадцать лет. Но не мог. Я был не в силах принять это как нечто нормальное и само собой разумеющееся. Ведь это мои родители, ближе них у меня никого не было. Ни брата, ни сестры. Даже собачки или кошки. Да даже рыбок никогда не было. Отец и мать — главные люди в моей жизни. И я очень хотел, чтобы у них все нормализовалось.

Помню, как часто мы вместе выбирались на природу. И нам было не важно, холодная зима на дворе или знойное лето: мы готовили еду на костре и наслаждались этим. Тогда мы умели веселиться всей семьей. Умели быть этой семьей…

Дома я обнаружил, что в поведении родителей существенно ничего не изменилось. Они разбрелись по разным комнатам и занимались своими домашними делами. К вечеру, когда я устал сидеть в ожидании боя курантов, мне стало неимоверно тоскливо.

Я вышел из комнаты и направился в зал. Отец, вытянув ноги, смотрел «нэйшнл географик». Оставаясь за дверью, я не выдавал своего присутствия. И не мог отделаться от ощущения , что даже сейчас ему было на все наплевать. Не знаю, обменялись ли они с мамой за весь сегодняшний день хотя бы одним словом. Вряд ли. Что же между ними происходило? Кризис среднего возраста? Кризис семейного брака? Как это назвать?

Я не двигался, продолжая следить. Отец несколько раз зевнул и на рекламе прикрыл глаза: скоро уснет. Он всегда засыпал при просмотре телевизора, а учитывая, что сегодня занимался этим делом с самого утра, то часик сна он себе позволит сполна. Через минуту он уже тихо сопел. Из телевизора доносился мужской голос:

 

«…по словам этого ученого, мы все — дети Солнца, и каждый живой организм — это уникальный механизм преобразования энергии…»

 

А что делает мама?..

Я тихо прошел по темному коридору и так же незаметно выглянул на кухню. Облаченная в зеленый фартук, который ей подарили на прошлый юбилей по случаю сорокапятилетия, и держа в руках большой нож, мама трудилась над разделкой рыбы. Меня она не заметила. На сковороде что-то шумно жарилось в кипящем масле.

На мамином лице не было даже слабого намека на радость от наступающего праздника. Она готовила машинально, как говорится, «потому что надо». Но что это будет за немое застолье, я не представлял.

Из рук мамы выпал кусок рыбы и шлепнулся на пол. Она, разозлившись, ударила несильно кулаком по столу и, ругаясь вполголоса, подняла кусок с пола и отправила его прямиком в мусорное ведро. «Хоть бы кто помог», — произнесла она себе под нос, не подозревая, что я стою всего в нескольких шагах от нее и все прекрасно слышу. Мне захотелось неожиданно войти на кухню со словами: «Мам, может чем-нибудь помочь?», но вместо этого я развернулся, тихонько исчез в темной прихожей и закрылся в своей комнате.

«Да-а, веселый Новый год меня ожидает, — прикидывал я. — Чертов Новый год! Лучше бы его вообще не было. Какая-то пародия на праздник. К чему мама готовит все эти блюда, если мы их просто молча съедим? А завтра все продолжится, и родители будут так же игнорировать друг друга. И мне от этого будет еще больше не по себе».

Наверное, я чересчур сильно волновался обо всем этом. Возможно, мне нужно было просто как-то отвлечься, расслабиться. Может, сходить еще выпить пива и просто забыться? — подумал я. Нет… Лень даже одеваться и идти на улицу…

Время близилось к полуночи. Из зала доносились отрывки концерта, транслировавшегося по главному телеканалу. Сидеть сейчас там и слушать эти поп-запевы, подобно пытке. Я слышал, как мама накрывала в зале большой стол. Зачем большой, нас же всего трое? Но это традиция: белая скатерть, белая посуда, разнообразные холодные закуски, ароматное жареное мясо, золотистая картошка, незаменимый оливье — все как полагается. Из года в год мама заполняет стол до отказа. Однако сейчас, несмотря на изумительные запахи в квартире, аппетита у меня не было. Хотелось просто послать все куда подальше и выключить весь Мир. Хотя бы на одну ночь.

За дверью моей комнаты послышались голоса. Неужели родители соизволили о чем-то поговорить? Приоткрыв дверь, я прислушался… нет, уже молчат.

Через несколько минут мама позвала за стол. С легким головокружением я вошел в зал: светло, работает плазма, аромат разных блюд, красное вино разлито по бокалам; по праздникам родители позволяли мне пробовать алкоголь.

Час до нового года. Мы в абсолютном молчании. Если бы не фоновый звук телевизора, то можно было бы отчетливо услышать, как взрывались фейерверки на другом конце города. Я попытался заговорить хоть о чем-нибудь, чтобы разрушить это безмолвие. Беглые ответы — и снова тишина.

После первого тоста за уходящий год я разом опустошил бокал вина и вытер салфеткой покрасневшие губы.

— Пожалуй, пройдусь немного, — встал я из-за стола.

— Но ведь до курантов осталось меньше часа, — мама перевела удивленный взгляд на отца, потом снова на меня.

— Неважно себя чувствую. Хочу подышать свежим воздухом.

Отец молчал.

Я развернулся, вышел в прихожую, накинул пуховик, шарф, забыл надеть шапку и вышел из квартиры.

Выскочив в последние мгновения еще не ушедшего года, ноги быстро понесли меня прочь, подальше от этого двора. Что-то и правда неважно себя чувствовал.

Подул ветер.

Я натянул капюшон на голову…

 

* * *

 

Особые минуты молчания. Я устраивал их себе примерно несколько раз в день. Точнее, они происходили сами по себе. Моя личная минута молчания была необходима, чтобы отдышаться и успокоить ум. Часто мне как будто бы не хватало воздуха. Обычно в городе он казался грязным, но прохладная зимняя свежесть, так или иначе, спасала положение.

Я несся по безлюдному тротуару. Свет мелькавших окон частично заполнял дорогу под ногами. Я пытался заглянуть в некоторые из них, чтобы узнать, что там происходит. Как празднуют другие? Наверное, им очень весело?

«А ведь у кого-то и вовсе нет своего дома», — успокоил я себя, вспоминая о бездомных бродягах, блуждающих по городу в поисках пропитания. Однако сейчас даже и их не было видно на совершенно осиротевших улицах города. Все находились в ожидании того мгновения, когда стрелка часов прикоснется к заветной цифре, что станет отправной точкой нового года. Если чем и полезен этот праздник, то, наверное, только тем, что позволяет один раз за весь год по полной программе оценить свои успехи и поражения и поставить цели, к которым необходимо будет стремиться в следующем году. Цели

Смотреть в глаза наступающему, как вражеский танк, году мне было боязно: очень много в нем должно будет зависеть от меня. А это дополнительный груз ответственности, отдающий болью в душе регулярными приступами грусти от возникающих неудач.

Но ведь, если вспомнить, все поверхностно и растворимо… Абсолютно все. Рано или поздно то, что меня окружает, да и я сам, канет в небытие, станет пеплом, прахом или воспоминаниями в чьей-нибудь голове. И есть ли в этом случае смысл сильно переживать из-за своей жизни? Может, «живи отведенный тебе отрезок времени и особо планов не строй, ведь все равно скоро умирать», а?

Да. Наверное, именно так…

Все быстротечно.

Это успокаивает. Дает надежду на освобождение от тяжких цепей будущих трудностей. Что бы ни случилось, это глобально ничего не изменит, ведь исход всегда один. Всегда.

…Сливаясь с тишиной кварталов, я брел вдоль домов, оставляя за собой одинокие следы на снегу. Многие деревья, растущие вдоль дороги, были украшены светящимися гирляндами и создавали атмосферу настоящего праздника. Семейного праздника…

И для чего я позволил волне плохого настроения накрыть меня с головой и выбросить из дома на берег последних мгновений уходящего года? Может, мне захотелось проститься с ним? Сказать ему «прощай»?..

Я задышал глубже. Холодный воздух проникал в глубину легких, принося неимоверную расслабленность. Не сворачивая с улицы Достоевского, я решил дойти до самого ее конца. Там, на холме, находился небольшой парк. Я не знал, почему решил пойти именно туда. Наверное, потому что не был там очень давно. Да и не хотелось блуждать по улицам. Просто посидеть бы в тишине и помолчать с зимой на пару. А там глядишь, в мое отсутствие родители найдут тему для разговора и, когда я вернусь, они снова будут, как и раньше, общаться и улыбаться друг другу. Хотя сомневаюсь…

Снег отзывался о моих шагах легким хрустом. По черному небесному паласу был рассыпан сияющий бисер. И правду говорят, что зимой небо наиболее богато звездами. Ясная ночь, обилие сверкающих точек.

Не опуская головы, я дошел до железных ворот парка, оформленных в старом стиле королевских замков. Этот парк уже давно считался заброшенным по причине его далекого расположения от жилых домов. Однако в нем все равно иногда можно было встретить людей, ведь здесь, на окраине города, имелся обрыв, который позволял увидеть уходящие вдаль километры полей. Вспомнив все это, я вдруг даже почувствовал прилив радости. Может быть, и не зря решил погулять в эту новогоднюю ночь!

В парке белым светом горели несколько фонарей. Вокруг было много елей и березок, но самым большим деревом являлась она, стоящая у края обрыва высоченная сосна. Возле нее, насколько я помнил, находилась единственная скамейка, которую еще не убрали из этого парка.

Я затаил дыхание, предвкушая изумительную красоту, но когда оказался на площадке у обрыва, увидел, что на скамейке кто-то есть…

Я здесь не один.

От этого я даже растерялся и застыл на месте.

…Перед ней открывался вид на огромное поле, упирающееся своими, как казалось, бесконечными километрами земли в полоску горизонта. Я был уверен, что она меня не заметила, ведь взгляд ее был устремлен куда-то вдаль. Но я ошибся.

— Не думала, что кому-то еще захочется прийти сюда в такое время, — произнесла она, не глядя в мою сторону.

Я ответил почти уверенно:

— Это… твое место?

— Не то чтобы мое, — сказала она. — Просто я здесь часто бываю. Особенно в последние дни.

— М-м… — поежившись, я тоже окинул взглядом местный пейзаж.

— Что-то случилось? — вдруг спросила она.

— В смысле?

— В смысле, что все нормальные люди сейчас дома, ждут, когда куранты пробьют ровно в полночь. А ты здесь. Разве это не странно?

— Мне не хотелось сидеть дома.

— Понимаю, — повернула она наконец голову и посмотрела на меня.

Это была хрупкая девушка в черном драповом пальто. С темными волосами, заплетёнными в косу. Ее вязаные шапка, варежки и шарф были синего цвета. На глазах очки в черной оправе.

«И чего она здесь расселась? Я так хотел побыть наедине с самим собой и своими мыслями, а тут она. Видимо, нужно отчаливать».

— Наверное, уже почти полночь? — уходя, услышал я за спиной ее голос.

— Ага. Поэтому пойду обратно. Может, еще успею.

— Счастливого Нового года! — крикнула она.

— Да уж… и тебе того же.

Я вышел из парка на дорогу. Пустая, как в комендантский час. Ни людей, ни шума. Только тишина и умиротворение.

Замедлив шаг, я почувствовал в груди какое-то странное чувство. Чувство парящей неопределенности. Почему она сидит сейчас там и почему совершенно одна? Почему не празднует со своей семьей? Даже времени толком не знает.

Я обернулся.

Подойти к ней еще раз? Но это, несомненно, будет выглядеть нелепо с моей стороны. Однако если я сейчас просто возьму и уйду, то никогда не узнаю ответов на свои вопросы…

Упрекая вслух самого себя, я все же вернулся обратно к обрыву.

— Я…

— Ты снова здесь, — улыбнулась она. — Что-то хочешь сказать?

— Нет… Просто хочу побыть здесь. Я гляжу, это отличное место для уединения.

— Это точно, — кивнула она. — Можешь присесть рядом. Надеюсь, ты не опасен? Я не доверяю незнакомцам.

— Я тоже не доверяю, — сказал я. — Я не буду приближаться. Ты меня даже не заметишь. Я вот тут сяду и буду сидеть тихо…

— Эй, ты что! Не садись на снег, замерзнешь! — вдруг воскликнула она.

Я быстро и испуганно поднял пятую точку, которой прикоснулся к снегу.

— Все в порядке, я не замерзну…

— Я тебя уже не боюсь, садись, — похлопала она по пустому месту рядом с собой. — Скамейка большая. Главное — не слишком близко.

Я отряхнул джинсы от снега и присел рядом с ней.

— Неужели я выгляжу опасным?

— Твой шарф… Он закрывает пол-лица.

— А-а… Шарф… — я стянул ткань, защищавшую лицо от ветра. — Ну? Теперь я не страшный?

— Теперь вроде нет. Я бы даже сказала, смешной. У тебя все ресницы в инее, — захохотала она, как ребенок.

Я протер перчатками глаза. К ночи действительно стало холодней. Вероятно, снова близились морозные деньки.

Не проронив ни слова, мы сидели под сосной и тихо дышали. То тепло, с которым так неохотно расставались наши легкие, уносилось и пропадало в огромном поле внизу, где его подхватывал невозмутимый порыв свистящего ветра.

Несмотря на то, что вокруг царила самая настоящая зима, от девушки, что сидела рядом, пахло летом. Да, именно летом. Как будто аромат свежих полевых цветов пронесся передо мной, возвращая небольшой фрагмент сохранившихся в памяти летних воспоминаний. Как удивительно: один лишь запах может перенести тебя, как машина времени, в прошлое лето, где полуденный жар, горячий асфальт, холодный квас и ежедневный освежающий душ…

— Почему ты приходишь сюда? — спросил я.

— Отсюда открывается самый красивый вид в этом прекрасном городе, — ответила она.

— А что в нем прекрасного? Город как город.

— В этом ты прав. По сравнению с другими он такой же, как и все. Но я люблю этот город, его атмосферу, его улицы, парки, трамваи…

— Трамваи, — подхватил я. — Я тоже обожаю трамваи.

Она улыбнулась.

— А почему ты говоришь о городе с грустью? — спросил я. — Куда-то уезжаешь?

— Да куда я уеду… — не без доли уныния ответила она. — Летом окончу школу и буду поступать в какой-нибудь местный университет. В принципе, выбора хватает. Но пока не настало это время, хожу сюда, думаю о том о сем.

— Надо же, я тоже летом оканчиваю школу, — сказал я. — Кем хочешь стать в будущем?

— Еще не решила. До твоего появления, кстати, сидела и думала об этом. А ты? Выбрал, куда будешь поступать?

— Даже не знаю, как ответить. Выбрал, но сомневаюсь, что осилю. С математикой проблемы. Наверное, придется выбрать что-нибудь попроще.

— Попроще? А что за университет, в который ты хотел бы поступить?

— Он далеко… в Петербурге. Математико-механический факультет, отделение астрономии, — признался я. — Но даже если не получится поступить в этот университет, я всё равно уеду в Петербург.

— Видно, ты серьёзно нацелен на этот город, — посмотрела она на меня. — А что касается астрономии — очень даже редкая специальность…

— Дело в том, что мой отец — астроном. И, кажется, я пошел по его стопам…

Она посмотрела на небо и тихо произнесла:

— Да… Космос — сплошная загадка.

— И не говори, — кивнул я. — Кстати, видишь во-о-он те четыре звезды? — указал я пальцем в высоту.

— Вижу.

— Еще месяц назад этих звезд не было.

— Как это?

— Возникли из ниоткуда. Разом все четыре звезды. Мой отец сейчас изучает это странное созвездие.

— Хм… — еле слышно отозвалась девушка и о чем-то задумалась. Затем она медленно приложила руку к своему шарфу.

— Что-то не так? — спросил я, озадачившись странным жестом своей собеседницы.

— Ты пока еще не астроном, но, наверное, уже разбираешься в этих делах?

— Ну-у, немного… — замялся я.

— Тогда можешь объяснить, почему у меня на шее есть родинки, расположенные точно так же, как это созвездие?

— Шутишь?..

Она распутала длинный шарф и повернулась ко мне, указывая на свою шею. Чуть выше груди, на ее белоснежной коже, я увидел то, от чего тут же замер.

Созвездие!

Точно такое же, которое мне показывал отец в середине декабря. И которое сейчас находилось высоко над нашими головами и ярко сияло. Четыре родинки, и каждая больше предыдущей примерно в два раза. Три из них образуют правильный треугольник, а самая маленькая, так же, как и в созвездии, немного удалена и находится внизу. Невероятно…

— Что скажешь? — спросила она, дрожа от холода, когда мое молчание затянулось.

— Не верю, — вымолвил я, поражаясь стопроцентной схожести созвездия и родинок. — Быть такого не может…

— Видимо, обычное совпадение, — поджав губы, улыбнулась она и прикрыла шею шарфом. — Просто так странно: ты мне показал это созвездие, а я увидела в нем свои родинки.

В полном недоумении я качал головой. Уж кого-кого, а девушки-ровесницы, да еще с родинками точь-в-точь схожими с тем необычным созвездием, я точно не ожидал встретить в ночном парке в последние минуты уходящего года.

— Впервые встречаю Новый год на открытом воздухе, — произнесла она, посмотрев вдаль.

— То же самое, — кивнул я и, взглянув на время в телефоне, добавил:

— Вот и ровно полночь. С Новым годом.

— И тебя с Новым годом.

Мы улыбнулись друг другу настолько добродушно, насколько позволяла любезность при общении с малознакомым человеком.

— Холодно, — спрятал я руки в карманах. Перчаток впопыхах не захватил.

— Хочешь вино? — вдруг спросила она.

— У тебя есть вино?

Она привстала, и я увидел то, чего не мог видеть до этого. Небольшая сумочка, из которой выступало открытое горлышко бутылки.

— Праздник все-таки, — произнесла она. — Да и все равно родители ничего не заметили. Они ничего не замечают.

Девушка подала мне бутылку.

— Надеюсь, ты не быстро пьянеешь.

— Я не ожидал, что у тебя действительно есть вино.

— В честь праздника решила себя побаловать. Правда, на меня одну это многовато.

— Ты очень любезна, спасибо.

— На самом деле, в любой другой день я бы не стала предлагать выпивку незнакомцам, — подмигнула она. — Так что тебе повезло.

Я глотнул кисловатой жидкости, глядя на светящиеся в черноте неба звезды. Ей-богу, фрагмент какой-то театральной постановки. Словно все это — представление, а мы с ней — актеры, играем случайно встретившихся подростков. Где-то за деревьями спрятались суфлеры и гримеры, а режиссер сидит над нами на самой верхней ветке высоченной сосны и следит за процессом. Так-с, что там дальше по моему сценарию?..

— Чем любишь заниматься? — спросил я.

— Больше всего — музыкой. Я играю на фортепиано.

— И давно?

— С детства. Окончила музыкальную школу.

— Наверное, это очень здорово, когда умеешь играть на каком-нибудь инструменте, — сказал я.

— Может быть, когда-нибудь и услышишь, как я играю, — ответила она, взглянув на меня и поправляя очки.

Я лишь молча улыбнулся и снова отпил вина. А в голове уже звучала мелодия композитора Клинта Мэнселла из фильма «Фонтан». Интересно, она знает эту мелодию? Смогла бы ее сыграть?..

— В наше время тяжело найти свое призвание, — произнесла она. — Вот ты — когда почувствовал интерес к Космосу и астрономии?

— Я уже сейчас и не вспомню… — соврал я, сомневаясь, стоит ли рассказывать эту личную историю малознакомому человеку. Впрочем, сама она вела диалог достаточно искренне. Почему бы и мне не попробовать то же самое?

— Хотя… кажется, что-то припоминаю, — сказал я. — Мне тогда было лет десять. Стояла зима, ночь. Я отчего-то проснулся и, сам не знаю зачем, встал и открыл окно. Морозный воздух в тот же миг стал носиться по комнате. Не двигаясь, я стал глядеть на звезды. В тот момент они словно заколдовали меня. Я был не в силах отвести от них взгляда. «Лети домой за стаей Солнц» — эта фраза тогда прозвучала в голове. Что она значила и откуда взялась в моем сознании, я понять не мог, но проснулся именно с этими словами на губах. И вот стоял я у окна и все шептал их, стараясь не забыть.

— «Лети домой за стаей Солнц»? — переспросила она.

— Не знаю, что значит эта фраза, — кивнул я, снова пригубив вино. — Наверное, приснилась мне тогда, вот я и повторял её.

— «Лети домой за стаей Солнц»… — снова произнесла она, задумавшись. — Очень красивая фраза.

— И с тех пор у меня появилась эта тяга. Отец стал водить меня к себе на работу, в свою обсерваторию. Я столько там повидал!.. Об этом может мечтать любой начинающий астроном, — сказал я и, вспомнив, каким был тогда отец, улыбнулся. Как же хорошо нам было в те времена…

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.