Сделай Сам Свою Работу на 5

Microsoft и Джимми Хендрикс





На протяжении своей истории американское общество то и дело идеализи­ровало на удивление неподходящие профессии. В начале XIX века молодые люди читали "Два года у мачты" и мечтали о судьбе матроса торгового фло­та. До середины XX века героем тысяч и тысяч книг, пьес, фильмов и рекла­мы сигарет был жалкий раб зарплаты с западных равнин — ковбой. Другим профессиям не так повезло. Многие века, от Шейлока и Скруджа до Вилли Ломана, у бизнесменов в литературе и драматургии сердца либо вовсе нет, либо оно разбито. Далее, попробуйте ответить на такой вопрос: сколько вы можете насчитать известных романов, пьес или фильмов, вышедших до 1980 года, где главным героем был бы инженер? Даже в научной фантасти­ке роль героя обычно доставалась пилоту звездолета, а не инженеру, кото­рый этот звездолет сконструировал. Инженера держали на заднем плане, потому что он воспринимался как олух. Инженеров было принято считать людьми полезными, но не модными по определению. У них были очки с толстыми линзами и проблемы с сексом. Они рассказывали несмешные анекдоты, носили ужасную одежду и засовывали логарифмические линейки в специальные футляры. Более того, они работали на бизнесменов.



А в наше время картина поменялась на противоположную. Над бизнес­менами никто не глумится. Сегодня так называемая богема не только хоро­шо ладит с бизнесменами — миры, где они обитают, порой могут совпадать; зачастую, это вообще одни и те же люди. Джобе, Возняк, Гейтс, Аллен и дру­гие ввели идею предпринимателя в лексикон популярной мифологии. Им удалось создать влиятельный новый тип личной идентичности, порвав со старыми образами олигарха и человека организации. Они стали знаменито­стями в самом буквальном смысле этого слова и продолжают занимать мес­то среди фигур, наиболее известных и популярных в мире. Они тусуются со звездами рок-музыки и кино, приглашают музыкантов выступать на своих вечерниках и появляются в ночном телеэфире. Пол Аллен. соучредитель Microsoft и один из самых богатых людей в мире, воплощает собой подоб­ный тип личности. Аллен стал создателем проекта "Опыт музыки" в Сиэт­ле, представляющего собой интерактивный музей музыки, сконструирован­ный Фрэнком Гери. Вначале предполагалось, что музей будет посвящен Джимми Хендриксу, но затем идея расширилась, и теперь он включает мно­жество жанров, от джаза и блюза до хип-хопа29. Задумайтесь о том, какое значение может иметь музей Аллена. В отличие от крупных бизнесменов прошлого, он построил не оперный театр и не музей высокого искусства. Его музей отдает должное музыкантам, которые пели песни с такими, на­пример, словами:



 

Несущийся по улице консерватор с белым воротничком. Ты тычешь в меня своим пластмассовым пальцем. Надеешься, что скоро такие как я все вымрут. Но я высоко подниму свое дурацкое знамя10.

 

Смене имиджа инженера помогли и другие факторы. Одним из первых и наиболее существенных было массовое применение технологий в популяр­ной музыке, благодаря которому технический аспект креативности соеди­нялся с художественным. Начало процессу дал Лес Пол. Он был мастером, изобретателем и отличным музыкантом. В 1940-х он принялся играть не­земную музыку на своей революционной электрогитаре. Он также изобрел такие технологии, как озвучивание и запись на несколько дорожек. Затем появились изобретатели-предприниматели Роберт Муг и Реймонд Керзуэйл со своим синтезатором, а также Амар Боус и Генри Клосс со звуковым оборудованием класса Hi-Fi. Все они стали культовыми фигурами в музы­кальном мире. То же самое можно сказать и о технических гениях, обеспе­чивавших световое сопровождение концертов в 1960-х, равно как и магию звука в студиях. Многие ведущие музыканты 1960-х, от Beatles до Хендрикса, экспериментировали с новыми звуками и техниками записи в студиях, оборудованных по последнему слову техники специально для таких экспе­риментов.



Другим ключевым фактором стал, конечно, рост компьютеризации. Эта технология двойного назначения захватила воображение масс. Большие суперкомпьютеры казались далекими и загадочными, даже опасными, как ракеты или термоядерные бомбы, а персональные компьютеры были до­ступными и привлекательными, как телевизоры. Однако, в отличие от те­левизоров, такие компьютеры и их программное обеспечение менялись прямо перед нашими глазами, непосредственно на наших столах. А творили эти чудеса эксцентрики-инженеры, входившие в новое могучее братство избранных. Они изобретали коды (тайный язык!), при помощи которых можно было сделать практически все: начать бизнес, заниматься искусст­вом, играть в игры. Дальше — лучше: в число избранных принимали всех подряд. Как и в случае с рок-музыкой, заниматься хакерством можно было в подвале или в гараже, с парой друзей и надеждой на большой успех.

Таким образом инженер стал героем поп-культуры. Само слово "geek", "очкарик", которое словарь Вебстера определяет как "неодобрительное описание человека с интеллектуальными наклонностями", утратило уничи­жительный оттенок и приобрело значение одобрения и статуса. В конце 1990-х в Питтсбурге одним из самых модных мероприятий стала проходя­щая каждые два месяца Geek Nite, "Ночь очкарика", во время которой до пятисот человек набивалось в мини-пивоварню. Это событие начало при­влекать столько тусовщиков и фанатов, не говоря уже об охотниках за голо­вами и обслуживающем персонале, что организаторам пришлось создать более эксклюзивное мероприятие "Тайная ночь очкарика" для инженеров, программистов и других "реальных очкариков", желающих мирно повесе­литься. Такие фильмы, как "Нейромансер" и "Матрица", придали кибер-культуре романтический ореол, а любители компьютеров проникли на стра­ницы книг. Главные герои романа Ричарда Пауэрса "Вспашка тьмы" — Стиви, бывший поэт, обнаруживший сущность поэзии в компьютерном ко­де, и Эди, разочарованная художница, в которой новый интерес к искусст­ву просыпается благодаря компьютерной графике. Художники становятся компьютерщиками и возвращаются к своему креативному "я" посредством технологий: такой сюжет был бы немыслим еще несколько лет назад31. Опубликованный в 2000 году бестселлер Джона Катца "Очкарики" прослав­ляет термин самим своим названием32.

Культурные герои предшествовавших эпох обычно принадлежали к од­ному из двух типов. Первый — это романтический бунтарь-аутсайдер. Сюда относятся матросы и ковбои XIX века (представители низших классов, си­ние воротнички, которые отвергли обычный мир с его работой и отправи­лись в странствия по морям или Великим равнинам), а также романтичес­кие одиночки, в XX веке воплотившиеся в персонажах Марлен Дитрих, Хэмфри Богарта и Джеймса Дина. В реальной жизни идолами были сами писатели, художники и музыканты от По и Ван Пэта до панков: бунтовщики без причины или с причиной, но всегда идущие против течения. Другой тип представлял собой простого хорошего парня. К этой разновидности относи­лись герои бульварной литературы наподобие Тома Брауна или Нэнси Дрю, многие персонажи, сыгранные Джимми Стюартом, родители Кливер в те­лесериале "Предоставьте это Биверу", а также популярные герои реальной жизни вроде Эйзенхауэра. Такие созидательные герои служили примером и опорой протестантской этике и были к месту в любой гостиной или в офисе. А потом появился очкарик со своей уникальной и беспрецедентной ро­лью. Он не бунтарь и не конформист, не богемный художник и не буржуа, а просто творческая личность.

 

 

Новый мэйнстрим

Более того, относят ли люди себя к очкарикам или нет, они все больше осо­знают свою двойную идентичность. Я глубоко почувствовал это в процессе работы над данной книгой. Проводя интервью с представителями креатив­ного класса, я заметил, что им не нравится, когда их называют бобо и воз­мущает, если их относят к богеме; особенно это касается молодежи33. Буду­чи продуктом 1960-х и считая себя довольно модным, я воспринимал этот термин как комплимент. Мне быстро дали понять, что это не так. Многие из моих собеседников ненавидели это слово, а некоторые даже призывали ме­ня найти другое понятие для книги.

Поначалу мне казалось, будто проблема в том, что для них слово "боге­ма" звучало старомодно, вызывая образы битников с барабанами бонго или хиппи с косяками и акустическими гитарами. Может быть, им хотелось че­го-то более современного, более подходящего для их поколения. Но дело было не в этом. Им в равной степени не нравились термины вроде "альтер­нативный". Таким образом стала ясна суть проблемы. Представители боге­мы живут в состоянии отстранения, внутри культуры, но отдельно от нее, а эти люди воспринимали себя иначе — даже иммигранты, в действительно­сти приехавшие из другой страны. Тем не менее, им очень нравилась идея, позволявшая рассматривать все, чем бы они не занимались, как творчество.

Можно ли их назвать продвинутыми? Несомненно. Можно ли сказать, что они достигли определенных высот в своем деле, открыты новым идеям, способны переосмыслять старые? Да. Есть ли в них юношеская изобрета­тельность и мятежная способность ставить под сомнение существующее положение вещей? Разумеется. Осенью 2001 года в Провиденсе прошло со­вещание, организованное с целью помочь городской администрации пре­вратить город в креативный центр. Один молодой человек сказал в обраще­нии к представителям городской общественности: "Вы готовы помогать нам, пока мы живем тихо и не создаем 'проблем'. Но нам свойственно под­нимать острые вопросы, наше призвание — создавать проблемы"34. Смысл в том, что эти люди хотят участвовать в общем деле, хотят быть услышанны­ми. Они не праздные бездельники и ни в коей мере не варвары у ворот. Они не видят необходимости ниспровергать установленный порядок, когда вскоре им самим предстоит присоединиться к более старшим коллегам на таких мероприятиях, как саммит "Остин 360". Они помогут обществу дви­гаться вперед на парах новой трудовой этики, а не на испарениях чистого ге­донизма или нарциссизма.

Людей, которых мы видим сегодня, нельзя причислить ни к бодлерам, ни к бэббитам. Синтез, в котором они живут, не сводится к тому, чтобы прице­пить богемный образ жизни к ценностям организационного человека, как велосипедный руль к хромированному автомобилю. Слияние произошло на таком глубоком уровне, что старые компоненты стали неузнаваемы, а ста­рые категории — совершенно не применимы. Люди Большого морфа вос­принимают себя в качестве просто "творческих личностей" с креативными идеями, занятых на все более креативных работах и ведущих креативный образ жизни. И в этом смысле они представляют собой новый мэйнстрим, который устанавливает нормы для большей части общества.

Часть четвертая

Сообщество

Глава 12

Власть места

 

В один прекрасный весенний день я шел по студенческому городку университета Карнеги-Меллон и набрел на компанию молодых людей, которые сидели за столом, беседовали и наслаждались по­годой. Некоторые из них были одеты в одинаковые синие футболки с надписью "Trilogy@CMU", где слово Trilogy означало название остинской фирмы, которая часто брала на работу наших лучших студентов. Я подошел к столу и спросил: "Ребята, вы — рекрутеры?" — "Нет-нет, — от­ветили они, показывая всем видом, что вопрос их удивил, — мы никакие не рекрутеры. Просто тусуемся, играем во фрисби с друзьями". Интересно, по­думал я. Приехали из Остина в Питтсбург в будний день просто потусовать­ся с друзьями.

Я заметил, что на траве сидит один парень из их компании. У него были татуировки по всему телу, косматые волосы, выкрашенные в разный цвет, пирсинг и майка без рукавов. Одним словом, передо мной был явный не­формал. Я спросил его: "А вы что здесь делаете?" — "Я типа с ними только что подписал контракт". Как выяснилось позже, этот парень был талантли­вым студентом и только что заключил соглашение на работу по окончании университета на самую крупную сумму в истории факультета — за тем са­мым столом посреди лужайки — с рекрутерами, которые ни за что не при­знаются, что они рекрутеры, потому что это чересчур грубо и немодно.

Многое изменилось со времени моей учебы, когда студенты надевали са­мые приличные наряды и хорошенько прятали все атрибуты контркульту­ры, чтобы показать рекрутерам, что сумеют вписаться на рабочем месте. Здесь, напротив, фирма подстраивается под студента. Представители Trilogy кормили молодого человека обедами и поили коктейлями "Маргарита" в Питтсбурге, возили его на самолете в Остин, развлекая там на частных вече­ринках в культовых клубах и на борту теплохода фирмы. Когда я позвонил рекрутерам и спросил их, зачем так стараться, они ответили: "Все просто. Он нам нужен, потому что это — рок-звезда". И далее: "Когда крупные компании с восточного побережья приедут сюда посмотреть, кто работает над их проектом, мы выставим его — и гости просто улетят от его неимоверных талантов и крутизны".

Но я обратил внимание на другое, еще более значительное обстоятельст­во: очередной талантливый молодой человек уезжает из Питтсбурга. Как раз эта проблема и подтолкнула меня заняться исследованиями в этом направле­нии. У города, который стал моей второй родиной, есть масса достоинств. Университет Карнеги-Меллон известен во всем мире как ведущий центр ис­следований по информационным технологиям. Расположенный по соседст­ву Питтсбургский университет располагает медицинским центром мирового класса. Питтсбург привлекает инвестиции в размере сотен миллионов долла­ров на ежегодное финансирование университетских исследований и явля­ется шестым в стране городом по количеству студентов на душу населения. Нас никак нельзя назвать провинцией. В городе существуют три знамени­тые спортивные команды, известные музеи и памятники культуры, заме­чательная сеть городских парков, своеобразная архитектура индустриаль­ной эпохи и прекрасные районы с изобилием стильного и недорогого жилья. Это дружелюбный город с развитыми местными сообществами и чувством гордости и патриотизма. Согласно проведенному в 1985 году оп­росу альманаха Rand McNelly, Питтсбург был назван "самым привлека­тельным городом в Америке" и с тех пор продолжает занимать высокие места в подобных списках.

Однако экономика не выходит за рамки средней плоской линии роста. Согласно переписи 2000 года, и в самом городе, и в окружающих его райо­нах произошло сокращение населения. А талантливые студенты разъезжа­ются. Большинство знаменитых выпускников Карнеги-Меллон последних десятилетий — такие, как один из самых известных венчурных капитали­стов Силиконовой долины Винод Косла и бывший преподаватель Рик Ра-шид, ныне возглавляющий исследования и разработки Microsoft — достигли успеха в других местах. Прославленный медицинский центр Питтсбургско-го университета, где Джонас Солк создал вакцину от полиомиелита и где ра­ботает одна из лучших в мире программ по пересадке органов, вдохновил всего лишь горстку предпринимателей на создание биотехнологических фирм в Питтсбурге.

В течение многих лет я наблюдал, как город пробует разные средства в попытках переизобрести себя, и сам неоднократно принимал в них участие. В регионе было запущено множество программ по переводу экономики с тяжелой промышленности на высокие технологии. Центр города перестро­или практически с нуля, а новый аэропорт и массивный спорткомплекс для бейсбольной команды Pirates и футбольной команды Steelers получили ин­вестиции. Здесь делается многое, чтобы привлечь и удержать талантливую молодежь. Но впечатление складывается такое, что отток людей и пред­приятий неостановим.

Я живо помню тот день, когда город покинула компания Lycos, одно из самых знаменитых детищ нашего университета. Я был в командировке в Школе Кеннеди при Гарвардском университете и увидел в утренней газете статью о переезде компании в Бостон. Технология для поиска и каталогиза­ции Lycos была разработана исследователями Карнеги-Меллон еще на заре коммерческого применения интернета. Технологию лицензировала венчур­ная фирма из Бостона под названием CMGI, построившая вокруг нее ком­панию. Поначалу головной офис Lycos находился в Бостоне, а инженерные и технические службы, представлявшие собой значительное по размеру предприятие, оставались в Питтсбурге. И вот они тоже собрались переез­жать. По мнению некоторых моих коллег, знакомых с ситуацией, основная причина состояла в том, что Бостон мог предложить и руководителям, и тех­ническим работникам компании более привлекательный образ жизни.

Все это пронеслось у меня в голове, и я спросил молодого человека с кра­шеными волосами, почему он собирается переехать в менее крупный город посреди Техаса, где нет большого аэропорта, профессиональных спортив­ных команд, музеев или культурных учреждений, сравнимых с питтсбург-скими. Он ответил, что ему понравилась фирма, люди и работа. А послед­ний довод был такой: это же Остин\ "А что в нем хорошего?" — спросил я. Паренек объяснил, что там всегда есть, чем заняться, полно молодежи, мас­са хороших музыкантов, интересная культурная и этническая смесь, потря­сающие возможности отдыха на природе и отличная ночная жизнь. Для не­го имели значение именно такие вещи, а не опера, которая ему нравилась, но где бы он чувствовал себя не в своей тарелке. Более того, в Остине жизнь дешевле, чем в Силиконовой долине, где ему тоже предлагали подходящую работу. Он был прав: Остин считается четвертым по доступности местом для подобных ему специалистов в области информационных технологий, по­скольку разница в оплате с учетом стоимости жизни превышает цифру по району залива Сан-Франциско более чем на 18 ООО долларов1.

В заключение он заметил: "В Остине я могу жить своей жизнью" — а не только работать. На мой вопрос о Питтсбурге, где в свое время он решил учиться, молодой человек ответил, что прожил в городе четыре года и знал его хорошо. Несмотря на несколько неплохих предложений от питтсбург-ских высокотехнологичных фирм, он полагал, что городу не хватает разно­образия в культуре и образе жизни, а также толерантности, которые сделали бы его более приятным местом. Он подытожил: "Как бы я смог здесь "впи­саться?"

Таким образом, для нашей эпохи, равно как и для данной книги, ключе­вым является следующий вопрос:

Чем мы руководствуемся, принимая решение о том, где нам жить и рабо­тать? Что для нас имеет реальное значение при принятии подобных жизнен­ных решений? Какие перемены произошли в этом отношении — и почему?

Обычный ответ: "Рабочие места". Это можно услышать от большинства журналистов. Люди переезжают туда, где рассчитывают найти наиболее привлекательную работу и самую высокую оплату. Но рабочие места — это еще далеко не все. Принимая решение о том, где работать и жить, люди ста­раются учесть массу соображений. Что им нужно сегодня, отличается от то­го, что было необходимо нашим родителям, и даже от того, в чем мы сами когда-то нуждались. И хотя молодой человек с крашеными волосами и за­мечательными татуировками не может говорить от лица всего креативного класса, согласно моим исследованиям, все, что ему нравилось в Остине, в целом типично для многих при выборе местожительства. Я обнаружил ряд повторяющихся тем:

■ Креативный класс переезжает из традиционных корпоративных райо­нов, центров проживания рабочего класса и даже южных штатов "сол­нечного пояса" в новые места, которые я называю креативными цент­рами.

■ В условиях современной экономики креативные центры имеют тен­денцию выигрывать. Их отличает не только высокая концентрация представителей креативного класса, но и реальные результаты креатив­ной экономики в виде инновационных разработок и роста высокотех­нологического производства. Они также демонстрируют устойчивые признаки жизнеспособности регионов, такие как прирост населения и занятости.

■ Креативные центры процветают не в силу таких традиционных эко­номических причин, как доступ к натуральным ресурсам или транс­портным магистралям. И не потому, что местные администрации за­манивают бизнес при помощи налоговых льгот и других стимулов. Их успех в основном связан с тем, что там хотят жить творческие люди. Компании следуют за людьми или, во многих случаях, люди их учреж­дают. Креативные центры обеспечивают целостную экосистему или место обитания, где все формы креативности — художественное твор­чество и культура, технология и экономика — могут пускать корни и процветать.

■ Креативные личности переезжают в эти места не в силу традиционных причин. Внушительные объекты, строительством которых занимается большинство городов — спортивные арены, скоростные магистрали, универмаги и центры туризма и развлечений, напоминающие парки отдыха — для представителей креативного класса не имеют значения или даже воспринимаются ими негативно. Они ищут такие районы, где существует высокоразвитая инфраструктура, поощряются индиви­дуальные отличия и разнообразие, а главное, есть возможность заявить о себе как о креативной личности.

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.