Психологические подходы к анализу повседневного знания

В психологии получил распространение подход, согласно которому повседневное знание рассматривается как индивидуально-когнитивная совокупность сознания. Типичной в этом контексте является теория личностных конструктов как важнейших составных частей повседневного знания[247]. Задача Келли состоит в том, чтобы психологические объяснения деятельности оказали влияние на обыденное знание субъекта деятельности. И напротив, Хайдер в традиции Шюца защищает тезис о том, что самой научной психологии есть чему поучиться у психологии здравого смысла. Центральный пункт его концепции это тезис “Язык как понятийный инструмент”[248] и система понятий, “которая лежит в основе коммуникативного поведения”[249].

В этих исследованиях были сформулированы идеи иерархического порядка повседневного знания, его структурно-понятийной природы, структурирования деятельности с помощью личностных конструктов. В дальнейшем это приводит к понятию “субъективной теории”.

2. Подход, использующий понятие «субъективной теории», предполагает, что индивидуальное повседневное знание рассматривается как специфическая квазитеория. Согласно Гробену и Шееле, субъективные теории – это “агрегат (актуализируемых) знаний о себе и о мире с присущей ему (пусть имплицитно) аргументативной структурой, которая позволяет (хотя бы частично) осуществлять экспликацию или реконструкцию параллельно научным теориям”[250]. Они встречаются в сферах, отличающихся спецификой темы, деятельности и профессии. Их изучение концентрируется на уровне индивидуального сознания, при этом специфика человеческого мышления рассматривается вне аналогий с (технической) обработкой информации и почти ничего не дает для понимания социального производства знания или его социального распределения. При этом факту заимствования повседневностью знания из науки не придается значения.

3. Подход с применением понятия «культурной модели» трактует повседневное знание как культурно-когнитивное единство. Лингвистика и антропология давно занимается культурной трансляцией и распределением знания[251], рассматривая повседневное знание как относительно упорядоченную совокупность сознательного мышления, а не просто то, что знает всякий нормальный человек. Это не непосредственная примитивная эмпирия, но ее определенный уровень обработки и оценки. Помимо этого, культурные модели включают определенные “культурные схемы”, которые “отражают не только мир физических объектов и событий, но и столь же абстрактные миры социальных интеракций, дискурсов и даже лексических значений”[252]. Реконструкция словесных выражений является в данном случае способом анализа повседневности как культурно-когнитивной модели, отражающей определенную реальность (в отличие от категорий культуры, которые эту реальность задают). Исходя из философии языка (Э. Энском, Дж. Серль), этот подход фокусируется на культуре как области распространения знания. Он тематизирует социальное производство знания, но не направлен на его специальный анализ; ставит задачу понять специфику человеческого мышления по аналогии с компьютерной обработкой информации, но не рассматривает вопрос о трансляции содеражаний из науки в повседневное знание.

4. Подход, формулирующий понятие «социальной репрезентации», направлен на анализ социального производства, распределения и трансформации повседневного знания. Данный подход предполагает дополнение общепсихологического инструментария социально-психологическим. Исходным пунктом анализа являются повседневные процессы понимания и построения понятий и их роль в процессе конструирования реальности с помощью повседневного субъекта. Социальные репрезентации – это “специфические феномены, которые относятся к особому типу понимания и коммуникации, – к тому, что создает как реальность, так и повседневное знание”[253]. В отличие от субъективных теорий социальные репрезентации не ограничиваются индивидуальным знанием. В большей степени они имеют отношение к социальному, специфическому для группы знанию. В отличие от культурных моделей понятие социальных репрезентаций не сводит все знание и мышление к узким понятиям когнитивности и схематизма. В большей степени они относятся к тому, как мыслит общество, как конструируется реальность социальными средствами, какие социальные связи и функции несет в себе знание.

С этой точки зрения можно обнаружить базисные мировоззренческие схемы в произвольно взятых пословицах и поговорках – кристаллизациях обыденного сознания. Так, повседневную реальность можно иронически категоризировать в определенных онтологических высказываниях: «все политики – лгуны, а все бизнесмены – воры» (критическая социальная теория); «своя рубашка ближе к телу», «моя хата с краю», «в гостях хорошо, а дома лучше» (теория собственных мест); «яблоко от яблони недалеко падает» (эволюционная теория), «без труда не выловишь рыбки из пруда» (теория причинности); «тише едешь – дальше будешь», «вода камень точит» (динамика); «под стоячий камень вода не течет» (статика); «всему свое время» (теория относительности времени); «жизнь прожить – не поле перейти» (теория относительности пространства).

Обычное право и мораль, со своей стороны, находит выражение в известных нормативно-ценностных высказываниях: «око за око, зуб за зуб», «ты мне, я тебе» (принцип обмена); «кесарю кесарево, а Богу Богово» (принцип социальных ролей); «всем сестрам по серьгам», «от трудов праведных не нажить палат каменных», «кто правдой живет, тот добро наживет» (теория справедливости); «от сумы да тюрьмы не зарекайся» (теория всеобщей греховности); «стерпится - слюбится» (теория терпения); «лучше синица в руке, чем журавль в небе» (теория риска).

Природа самого обыденного опыта также обобщается в определенных квазиэмпирических теориях: «на чужих ошибках не учатся» (опыт как неповторимое); «повторение – мать учения», «если бы юность знала, а старость могла» (опыт как накопление); «имеющий уши да услышит», «голодное ухо к учению глухо», «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» (опыт как чувственная способность).

Наконец, в поговорках мы обнаруживаем то, что можно назвать «логикой здравого смысла»: «мнения разнятся», «на каждый роток не накинешь платок» (правило многообразия); «не судите и не судимы будете»; «что в лоб, что по лбу» (правило тождества); «у всякого Павла своя правда» (правило относительности).

В социальных репрезентациях представлены, таким образом, определенные обыденные обобщения по самым разным аспектам социального бытия человека. Их специфической чертой является, однако, то, что они выступают в общезначимой форме, казалось бы, не имеющей отношения к некоторой конкретной социальности. В силу этого создается известное впечатление, будто бы обыденное сознание свойственно всем людям безотносительно эпохи, страны, нации, класса, вероисповедания, образования и пр. И только целенаправленный анализ способен вскрыть в совокупности обыденной мудрости те многообразные и противоречивые социальные детерминации, которые результируются в той или иной «повседневной теории».

По мысли уже цитированного немецкого психолога У. Флика, понятие социальной репрезентации целесообразно использовать, среди прочего, для анализа взаимоотношения повседневности и техники, чем по сути и посвящена вся его книга. В итоге понятие социальной репрезентации практически заменяет понятие повседневного знания. При этом он различает между некоторым “твердым ядром” и формами его социального распределения в обществе (по возрастным, профессиональным, культурным признакам).

“Твердое ядро” социальной репрезентации техники состоит из ее дефиниции (относительно независимо от группы и контекста), из представлений о доступе к ней, об ее применении и об его последствиях. Так, доступ к технике (заметим, автор не подвергает сомнению саму возможность доступа к технике, поскольку молчаливо ограничивается высокоразвитыми странами, а в России десять лет тому назад и микроволновка была в новинку) флуктуирует между удачным и неудачным, причем оба варианта оказывают существенное значение на отношения в семье. В повседневной дефиниции техники ей приписываются свойства “быть средством”, “использоваться” и “отчуждать”, при этом она типизируется с точки зрения функций, потребительских свойств и способа применения. Способ применения техники в домашнем хозяйстве, в быту как облегчает жизнь, так и доставляет определенные хлопоты, но техника становится неизбежным фактом и даже условием повседневности. Оценка применения техники в повседневном сознании связывает ее с прогрессом, придает значение ее потребительским свойствам, показывает привязанность человека к привычным, пусть даже морально устаревшим техническим средствам на фоне того, что реклама и рынок требуют от человека приобретения все новых и более совершенных технических средств. Наконец, последствия применения техники обнаруживают радикальные изменения трудового процесса, социальных отношений и отношения человека к природе.

Все эти основные параметры восприятия техники распределяются по-разному в профессиональных группах. Автор выбирает три тест-группы: компьютерщиков, учителей и ученых-гуманитариев, реакции которых можно спрогнозировать с высокой точностью и без проводимых автором опросов, поэтому мы не будем уделять этому специального внимания. Ограничимся лишь некоторыми суммарными замечаниями.

Интерес к технике опосредован знакомством с ней и пониманием основных способов ее функционирования и использования. Поэтому и ее положительная оценка прямо вытекает из уровня технической грамотности. И, напротив, чисто внешнее, инструментально-игровое и рекламно-рыночное восприятие техники постоянно наталкивается на ее сложность и неуправляемость, приводит к негативной оценке тех изменений в обществе, в семье, в отношении человека к природе, за которые ответственна техника. Любопытно, что дети, чья социализация с самого начала связана с техникой, практически полностью разделяют точку зрения компьютерщиков, отличаясь в этом от учителей и ученых-гуманитариев. Дети в отличие от взрослых, правда, не способны осознать, что техника всегда несет с собой утраты как личностного и социального свойства, так и в аспекте замедления научного прогресса. Последний лишается такого мощного стимула как удовлетворение человеческих потребностей (техника удовлетворяет их с большим опережением) и становится вновь, как это было еще в 17-18 вв., чистым поиском нового знания – со всеми вытекающими из этого последствиями.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: