МЕРЗОСТЬ ПРЕД БОГОМ И ЛЮДЬМИ»: РЕВОЛЮЦИЯ КАК ДУХОВНЫЙ ВРАГ И РАЗРУШИТЕЛЬНИЦА РОССИИ 5 глава

После острых споров вокруг текста проекта соборного документа по этому, прямо скажем, религиозно-политическому вопросу было, наконец, выработано особое «Определение о правовом положении Церкви в государстве».

Рамочных требований этого «Определения...» в целом и сегодня должна придерживаться наша церковная власть, добиваясь, естественно, их признания со стороны государства, — разумеется, если мы сами хотим жить в соответствии с канонами собственных Соборов, а государство — иметь право считать себя национально легитимным и действительно защищающим интересы России. По сути, этот документ есть четко выраженная, остающаяся и поныне неизменной в своей духовной основе (более того, обязательная — в силу утверждения Собором — к исполнению всею Церковью) ее общественно-политическая (точнее: церковно-«государственническая») программа.

«Определение...» провозгласило, в частности, следующие, абсолютно органичные для самой природы Церкви истины (с естественно вытекающими из них требованиями!) о ее месте в государстве — истины сколько духовно-религиозные, столько же и «политические»:.

«1. Православная Российская Церковь, составляя часть Единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как величайшей исторической силе, созидавшей Российское государство.

2. Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти...

3. Постановления и указания, издаваемые для себя Православной Церковью, равно как и акты церковного управления и суда, признаются государством имеющими юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы...

4. Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковной властью.<...>.

7. Глава Российского государства, министр исповеданий и министр народного просвещения и товарищи [заместители. — Г. М.] их должны быть православными. <... >.

22. Имущество, принадлежащее установлениям Православной Церкви, не подлежит конфискации и отобранию...».

Само собой разумеется, что 7-ой пункт «Определения» (о требовании принадлежности к Православию главы государства Российского государства и двух его министров), не стремясь к какой-либо дискриминации иных религиозных образований, лишь признает приоритетность для России Вселенского Православия как преимущественной общенародной религии православных россиян, (т. е. настоящих— и этнически, и духовно — русских, являющихся «титульной нацией» страны в целом) и, соответственно, как основной духовной опоры самой ее государственности.

В связи с этим уместно будет вновь процитировать здесь Г. Флоровского — об изначальном и столь характерном для России внутреннем единстве в ней национального и религиозного начал, подобно тому, как это имело место, например, и в древнем Израиле: «Православие есть нечто большее, чем только "вероисповедание", — оно есть целостный жизненный идеал, сложная совокупность оценок и целей; и хотя в жизнь народом оно претворялось и претворяется весьма несовершенно, в той или иной мере печать его лежит на всех народных созданиях. И чтобы стать "русским ", действительно необходимо "быть православным "

Все указанные выше отдельные пункты «Определения...» отражают вполне последовательную и неизменную гражданскую позицию Российской Церкви, осознающей себя не только частью Вселенской Православной Церкви — этого мистического Тела Христова, но и духовным стержнем российского народа, извечной основой самой российской государственности. Причем следует подчеркнуть, что поскольку требования эти никогда не отменялись последующими церковными Соборами, то они и поныне сохраняют полную свою каноническую законность и обязательность для Православной России. Тем самым предполагается, что основные положения «Определения...» и сегодня остаются стратегически программными для Церкви, ожидающими своего дальнейшего воплощения, если будет на то воля Божия, в общественно-политической жизни грядущего — подлинно Российского — государства.

Пока участники Поместного Собора пытались наметить дальнейшие пути укрепления Церкви и усиления ее роли в процессе противостояния Совдепам и спасении от них Российской государственности, большевики-богоборцы продолжали дело ее разрушения. Так, 5 (18) января 1918 года ими было силой разогнано первое демократически выбранное представительское (от всех слоев населения и всех партий) Учредительное собрание (фактически — парламент), где в процентном отношении — по числу избранных депутатов — коммунисты потерпели сокрушительное поражение (из 520 депутатских мандатов они получили всего лишь 161!). Столь же нагло и столь же предательски по отношению к русскому народу — ради сохранения своей власти эта кучка заговорщиков была готова на всё! — они действовали и в области внешней политики: 3 марта 1918 года Л. Троцкий подписал по требованию В. Ленина сепаратный мир с Германией, чтобы иметь возможность вести Гражданскую войну внутри самой России: эта война окончательно расколола россиян на два враждебных лагеря — «красных» и «белых», в душевной глубине своей не примирившихся друг с другом и по сей день (какие бы успокоительные заявления по этому поводу ни делались сегодня отдельными политиками-демагогами!). Иначе говоря, коммунистической верхушке было необходимо самым скорейшим образом и без лишних помех завершить войну, развязанную ими против страны в целом; по неизбежной логике революции они ввергли в братоубийственное противостояние значительную массу тогда уже частью деморализованного и совершенно растерянного, частью же соблазненного лживой большевистской пропагандой, народа: в итоге же он заплатил за свое духовное падение миллионами жизней.

По заключенному мирному договору большевики отказались от всяких притязаний на Литву, Польшу, Латвию и Эстонию, признали независимость Украины и Финляндии; в результате и Прибалтика, и Украина оказались оккупированы немецкими войсками.

После нескольких лет военного напряжения, гибели стольких солдат, после положительного решения наконец стольких экономических проблем — когда победа была уже так близка! — Россия, вследствие изменнической ленинской политики, оказалась лишенной всех, ожидавших ее тогда, геополитических и экономических выгод военного поражения Германии (выгод, которые и получили союзники России — в первую очередь Англия и Франция — после состоявшейся вскоре немецкой капитуляции). Россияне вместо этого обрели еще больший экономический кризис, всеобщую нищету, голод и разорение, а самое главное — новую, теперь уже гражданскую — войну, продолжавшуюся фактически еще почти пять лет и унесшую дополнительные миллионы жизней наших соотечественников (заметим, что если за первых три года мировой войны потери России, включая население оккупированных территорий, составили порядка 5 миллионов человек, то за три года гражданской войны, с вызванными ею голодом и эпидемиями, мы потеряли, благодаря коммунистам, по подсчетам разных историков, от 13 до 17 миллионов человек!).

Весьма ярко характеризует этот страшный период российской истории, — когда действительные интересы Русского государства были принесены в жертву политическим амбициям большевиков (единственно из стремления сохранить преступно захваченную ими власть), — известный политический деятель и талантливый историк-аналитик У. Черчилль, тогдашний военный министр Великобритании. В книге, посвященной событиям первой мировой войны, он не без горечи отмечал (даже не будучи слишком уж большим поклонником Российской Империи): «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже перетерпела бурю, когда всё обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления кончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт... Кроме того — никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии... иными словами — держаться; вот всё, что стояло между Россией и плодами общей победы... фронт был обеспечен и победа бесспорна.

Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна». Здесь же, воздавая дань глубочайшего уважения памяти Государя Николая II и признавая его истинным творцом близкой уже тогда победы, У. Черчилль пишет далее: «В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал работу, кто начертывал план борьбы: порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании?. Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где всё неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять? Вот — поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный порыв русских армий, спасший Париж в 1914 г.; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 г. непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки большие и страшные, тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру — к этому моменту выиграл войну для России (курсив мой. — Г. М)». Но «вот, — продолжает он, — его сейчас сразят... Царь сходит со сцены... Его усилия преуменьшают, его действия осуждают, его память порочат... Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых; людях честолюбивых и гордых духом; отважных и властных — недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо... пожираемая червями».

Непосредственно о самом сепаратном мире с Германией, по которому немцам были преступно отданы тогда значительные территории Российской Империи, вскоре же высказался Святейший Патриарх Тихон — в особом своем Послании от 5 (18) марта 1918 года. В нем он пророчески оценил содержание «ленинского» мирного договора следующим образом: «Заключенный ныне мир, по которому отторгаются от нас целые области, населенные православным народом, и отдаются на волю чужого по вере врага, а десятки миллионов православных людей попадают в условия великого духовного соблазна для их веры, мир, по которому даже искони Православная Украина отделяется от братской России, и стольный град Киев, мать городов русских, колыбель нашего крещения, хранилище святынь, перестает быть городом державы Российской, мир, отдающий наш народ и Русскую землю в тяжкую кабалу, такой мир не даст народу желанного отдыха и успокоения. Церкви же Православной принесет великий урон и горе, а Отечеству неисчислимые потери. <...> Этот мир, принужденно подписанный от имени русского народа, не приведет к братскому сожительству народов. В нем нет залогов успокоения и примирения, в нем посеяны семена злобы и человеконенавистничества. В нем зародыши новых войн и зол для всего человечества».

Дальнейшая история XX века полностью подтвердила сказанное Патриархом: неразрешенные окончательно и загнанные тогда вглубь противоречия России (а в немалой степени отсюда — и Европы в целом) с Германией привели в конце концов ко второй мировой войне и связанным с нею безмерным страданиям российского народа; более того — итоги Брестского мира сказались (пусть уже гораздо позже и весьма опосредованным образом) на развитии и усилении внутренних противоречий РСФСР с ранее утерянными, а затем возвращенными силой прибалтийскими республиками, Белоруссией, Украиной и Молдавией. Давнее искажение большевиками политического пути России Брестским миром отозвалось на судьбах наших народов самым страшным образом, в значительной степени содействовав (через семь десятилетий!) крушению самого СССР — с нынешним отпадением от него указанных территорий: давние условия предательского Брестского мира оказались вновь, вторично выполнены очередным поколением безродных коммунистов, совершившим свое черное дело — как и в 1918 году—обманно и «тайнообразующе», не спрося самих россиян!

Большевистская диктатура, всегда несшая беззаконие и смерть тем народам, что выбирали (или были принуждаемы выбрать) на какое-то время для себя «светлый путь» «строителей коммунизма», залила и Россию кровью ее христиан. Уже с конца 1917 года вся Церковь в целом приняла на себя невиданный доселе удар: небесный полк мучеников-страстотерпцев начал пополняться отныне тысячами и тысячами «воинов Христовых». Русская земля отныне становится для Церкви поистине ее Голгофой.

Так, 8 (21) декабря 1917 года во время крестного хода, шедшего с молением о скорейшем умиротворении России, был схвачен и после жестоких истязаний убит протоиерей Екатерининского собора в Царском Селе под Петроградом Иоанн Кочуров (причислен к лику святых в 1994 году) — один из самых первых страстотерпцев, замученных за веру Христову большевиками; чуть ранее, в дни октябрьского переворота, он бесстрашно обличал взбунтовавшихся матросов в творимых ими беззакониях.

Вскоре, 25 января (7 февраля) 1918 года, в Киеве погиб и первый безвинный святитель-мученик — митрополит Киевский Владимир (Богоявленский; прославлен в 1992 году).

Как напомнил в своей проповеди в Успенском соборе Московского Кремля в 1993 году Святейший Патриарх Алексий II, Собор Русской Православной Церкви, узнав о его убиении, «постановил совершать в этот день память всех новомучеников Российских, причисленных к лику святых²⁶⁶... В этот же день мы совершаем молитвенное повиновение тех, кто пострадал за веру и правду: были расстреляны, замучены, убиты, умерли от болезней и холода в лагерях, приняли мученическую кончину за веру Христову. Сегодня они, имена которых знает один Бог, являются нашими молитвенниками и предстателями пред Господом Богом».

Волна невиданных коммунистических зверств по отношению к представителям Церкви — прокатилась по всей России в 1918—1922 годах. И волна эта, безусловно, была сознательно инспирирована самими главарями большевизма. Сохранились документы, подтверждающие это. Например, 1 мая 1919 года Лениным было дано секретное указание председателю ВЧК Дзержинскому с таким требованием «великого гуманиста»: «попов... арестовывать, как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше». Следуя подобной «линии партии», органы ВЧК только в 1918 году и за 7 месяцев 1919 года расстреляли 8389 человек! И это — по явно еще заниженным данным, приведенным ведущим чекистом Лацисом.

Нравственное одичание «революционных масс» достигло тогда немыслимых форм; причем архиереев и священников чаще всего убивали свои же бывшие российские сограждане, соблазненные и оболваненные лживой большевистской пропагандой.

Так, в Воронеже в 1919 году одновременно было казнено 160 священников во главе с архиепископом Тихоном (Никаноровым), повешенным большевиками на Царских вратах в храме монастыря св. Митрофана; при этом семь бывших с ним монахинь были брошены злодеями в котел с кипящей смолой. В Харькове с декабря 1918 года по июнь 1919 года расстреляли 70 иереев Харьковской епархии, в Перми в 1919 году, после занятия ее Белой армией, были обнаружены тела 42-х замученных священнослужителей; в Тобольске в 1921 году большевики убили около ста священнослужителей.

Жестокость коммунистических расправ в эпоху Гражданской войны не имела границ: архиепископа Тобольского Гермогена (Долганева) утопили в р. Туре — притом дьявольски изощренным способом: он «был привязан к лопастям колесного парохода... епископа Свияжского Амвросия [Гудко. — Г. М.] замучили, привязав к хвосту лошади. Посаженный на кол, в Самаре погиб епископ Михайловский Исидор (Колоколов)... Епископа Платона [Кульбуша. — Г. М.] Ревельского, обливая водой на морозе, обратили в ледяной столб. Епископ Соликамский Феофан (Ильминский) [вместе с двумя священниками и пятью мирянами. — Г. М.]... был спущен ночью вниз головой в прорубь, причем замерзшие края прорубной ямы палачи пробивали плечами и телом епископа». Христиан варили в котлах с кипящей смолой, распинали (три священника, например, были распяты на крестах в 1918 году в Херсоне), топили с привязанными к ногам камнями, снимали с несчастных скальпы, тела их рубили топорами на куски. Таких злодейств Русь не знала даже в нашествие Мамая! Причем это не было «излишествами революционного процесса», а выражением самой его сатанинской бесчеловечной сути, проявлением политики, сознательно направлявшейся и поддерживавшейся коммунистами из центра: непосредственно сами главари большевизма и возглавляли зверский процесс расправы с христианами Православной России. Так, например, в августе 1918 года епископ Амвросий (Гудко) был убит по специальному указанию Троцкого, неожиданно нагрянувшего в Свияжск со всем своим штабом...

Нои становясь невинными жертвами своих палачей-богоборцев, многие из этих святых новомучеников Российских встречали собственную смерть за Христа, молясь за убийц и уподобляясь тем самым своему Небесному Искупителю.

Так, по рассказам свидетелей, первомученик митрополит Киевский Владимир, перед расстрелом воздев руки, «...молился: Богу: "Господи! Прости моя согрешения — вольная и невольная, и приими дух мой с миром". Потом он благословил обеими руками своих убийц и сказал: "Господь вас благословляет и прощает". И после этого, когда митрополит не успел еще опустить рук, он был убит тремя выстрелами.

Иеромонах Афанасий монастыря "Спасов скит", выведенный на казнь, стал на колени, помолился, перекрестился, поднявшись с колен, благословил стоявшего против него с ружьем большевика и поднял руки вверх. Палач хладнокровно застрелил только что благословившего его пастыря.

Архиепископ Астраханский Митрофан перед расстрелом благословил своих мучителей, за что один из них начал бить его рукояткой револьвера по рукам, затем схватив святителя за бороду, с силой пригнул его голову к земле, так что порвал ему рот, и после подобных издевательств застрелил мученика в висок.

Протоиерей Иоанн Восторгов, известный на всю Россию проповедник, настоятель собора Василия Блаженного в Москве, перед расстрелом благословил всех приговоренных вместе с ним и первым подошел к вырытой яме.

Епископ Балахнинский Лаврентий (Князев) во время расстрела призывал солдат к покаянию, проповедовал им, стоя под прицелом, о будущем спасении России. Русские солдаты расстреливать его отказались, был расстрелян китайцами.

Епископ Никодим Белгородский перед расстрелом, помолившись, благословил солдат-китайцев, и те отказались стрелять. Тогда их сменили новыми и Владыку вывели к ним, переодетого в солдатскую шинель».

Убийства священнослужителей почти неизменно сопровождались циничными издевательствами над ними. Так, по преданию, настоятеля Казанского собора в Санкт-Петербурге протоиерея Философа Орнатского (1860—1918) привели на расстрел с двумя сыновьями и спросили: «Кого сначала убить — вас или сыновей?» Отец Орнатский ответил: «Сыновей». Пока их расстреливали, он, став на колени, читал «отходную» молитву, после чего убили и его. Сохранились и многие другие свидетельства о подобных же зверских казнях христиан, характеризующих всю меру нравственного падения новоявленных «борцов за счастье всего человечества»; приведем здесь лишь еще несколько таких страшных свидетельств (особенно — для тех немногих, кто до сих пор способен еще верить в «гуманизм» коммунистический идеи): «...Священника Никольского вывели из женского монастыря Марии Магдалины, заставили раскрыть рот, вложили в него дуло маузера и со словами "Вот мы тебя причастим" выстрелили. Священнику Дмитриевскому, которого поставили на колени, сначала отрубили нос, потом уши и наконец голову... В городе Богодухове всех монахинь, не пожелавших уйти из монастыря, привели на кладбище к раскрытой могиле, отрезали им сосцы и живых побросали в яму, а сверху бросили еще дышащего старого монаха и, засыпая всех землей, кричали, что справляется монашеская свадьба».

Помимо проявленной в период этих гонений многими христианами удивительной стойкости духа и твердого стояния за Христа и Его Церковь, немало было дано тогда и примеров высшей человеческой самоотверженности — принесения себя в жертву за своих ближних. Так поступил, например, петроградский протоиерей Алексий Ставровский, арестованный и вывезенный в Кронштадт в качестве заложника — после убийства Председателя Петроградского ЧеКа Урицкого. «Заложников выстроили на плацу и объявили: "Каждый десятый будет расстрелян в возмездие за Моисея Соломоновича Урицкого, а остальных отпустят". Рядом с протоиереем Алексием Ставровским стоял совсем молодой священник, на которого выпал жребий, и отец Алексий предложил ему: "Я уже стар, мне недолго осталось жить..., иди себе с Богом, а я стану на твое место". После расстрела тело мученика было брошено в воды Финского залива».

К сожалению, обо всех этих страшных событиях, с самого начала выявивших духовную сущность советской эпохи, до сравнительно еще недавнего времени не было принято говорить достаточно громко, да, впрочем, и сейчас преступления большевизма никакой должной — ни правовой (официально-государственной), ни сугубо нравственной (общественно-всероссийской) оценки так и не получили: какие-либо осуждающие коммунистическую идеологию юридические акты в России до сих пор отсутствуют. Однако требование исторической — пусть и ужасной — правды о преступлениях части российского народа пред Богом и людьми — своими же собратьями, заставляет свидетельствовать о том, до какой степени богоотступничества (а отсюда, естественно, и бесчеловечности) дошла тогда страна под названием «революционная Россия». И ныне каждый из россиян старшего и среднего поколения (а многие из них ещё и сегодня скорбят о былом своем якобы «благополучии» под сенью коммуно-советского строя!) — каждый, в ком есть хоть капля человечности и высшей справедливости духа, должен ясно осознавать, что любой прежний кусок «советского хлеба», прежний кусок «советской колбасы» — даже несмотря на то, что они были добыты, возможно, вполне честным его личным трудом — волей-неволей был изначально и навсегда обильно полит кровью и слезами миллионов жертв коммунизма, столько десятилетий владычествовавшего в России. И так оно и останется до тех пор, пока сам коммунизм не будет сознательно и бесповоротно, с внутренним духовным омерзением, осужден и проклят всем российским народом! При этом будем всё же уповать на то, что еще не до конца русский народ утратил чувство греха — в какую бы духовную слепоту и сон души ни впадал он за последний почти век революционного, а затем и долгого советского соблазна. Тем более Церковь надеется, что рано или поздно, но во всех нас окончательно проснется и наконец возобладает то свойство национального русского характера, о котором говорил еще Достоевский, утверждая: «Пусть в нашем народе зверство и грех, но вот что в нем неоспоримо: это именно то, что он, в своем целом, по крайней мере (и не в идеале только, а в самой заправской действительности) никогда не принимает, не примет и не захочет принять своего греха за правду!».

Однако временное помрачение духа и разума охватило в революционные годы немалую часть русского народа, и эта часть в акте своего духовного падения и отпадения от вековых первооснов собственного бытия, от Традиции русской жизни, по сути, изменяла себе же самой — собственной же исторической нации как нации прежде всего православной общности. И подобного рода «революционно падший» человек фактически уже переставал — в этот момент и в таком нравственном (точнее, безнравственном!) своем качестве — быть русским, начиная носить только лишь одну личину русского человека...

Как характеризовал позднее эту историческую революционную катастрофу всё тот же И. Ильин, «крушение монархии было крушением самой России, отпала тысячелетняя государственная форма, но водворилась не "российская республика", как о том мечтала революционная полуинтеллигенция левых партий, а развернулось всероссийское бесчестие, предсказанное Достоевским, и оскудение духа, а на этом духовном оскудении, на этом бесчестии и разложении вырос государственный Анчар большевизма, пророчески предвиденный Пушкиным, — больное и противоестественное древо зла, рассылающее по ветру свой яд всему миру на гибель». В связи с этим И. Ильин делает и более общий вывод о том, что в 1917 году часть русского народа впала «в состояние черни, а история человечества показывает, что чернь всегда обуздывается деспотами и тиранами. В этом году... русский народ развязался, рассыпался, перестал служить великому национальному делу — и проснулся под владычеством интернационалистов. История как бы вслух произнесла некий закон: в России возможны или единовластие, или хаос; к республиканскому строю Россия неспособна [курсив мой. — Г. М. ]. Или еще точнее: бытие России требует единовластия — или религиозно и национально укрепленного единовластия чести, верности и служения, т. е. монархии, или же единовластия безбожного, бессовестного, бесчестного, и притом антинационального и интернационального, т. е. тирании».

В июле 1918 года вопиющие преступления были совершены большевистской властью (по указанию В. Ленина и Я. Свердлова) на Урале. В Екатеринбурге тайно, даже без видимости суда, в подвальном помещении так называемого «дома Ипатьева», в ночь с 16 на 17 июля, расстреляли находившихся там в ссылке Романовых: Царя Николая II, вместе с женой, детьми и членами свиты — всего 18 человек. В Перми тогда же убили Великого Князя Михаила Александровича, а под Алапаевском сбросили в шахту Великую Княгиню Елизавету Феодоровну с еще несколькими членами Царской Фамилии.

Елизавета Феодоровна (1864—1918), замечательная инокиня-благотворительница, основавшая в 1908 году московскую Марфо-Мариинскую общину милосердия, даже в самый момент кончины продолжала заботиться о ближних. Судя по найденным спустя три месяца телам убитых, она в те мгновенья, когда их, еще полуживых, забрасывали сверху гранатами, пыталась перевязывать раны другим (и как тут не вспомнить о пресловутом «гуманизме» коммунистов, лицемерно провозглашаемом ими до сих пор). Впоследствии останки алапаевских страдальцев переправили в Русскую Духовную миссию в Пекине, а уже оттуда мощи святых мучениц Елизаветы и помощницы ее (келейницы), инокини Варвары, попали в Иерусалим, где и покоятся ныне в храме Святой Марии Магдалины (в 1992 году обе они были прославлены Церковью — какпреподобномученицы).

О том, с каким подлинно евангельским терпением и всепрощением принимали члены Царской Семьи все выпадавшие на их долю страдания — на пути к екатеринбургскому подвалу, где «гуманисты» расстреливали царских детей, добивая их штыками, говорит, например, хранившееся Великой Княжной Ольгой стихотворение С.С. Бехтеева (1879—1954), присланное ей автором в конце 1917 года. Стихи эти были особенно дороги для царственных узников глубоким духовным взглядом поэта-христианина на их положение, — взглядом, который они полностью разделяли. Вот эти простые, но замечательные в своей молитвенной искренности строки:.

Пошли нам, Господи, терпенье.

В годину бурных, мрачных дней.

Сносить народное гоненье.

И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о, Боже правый,.

Злодейства ближнего прощать.

И Крест тяжелый и кровавый.

С Твоею кротостью встречать...

<...>.

Владыка мира, Бог вселенной!

Благослови молитвой нас.

И дай покой душе смиренной.

В невыносимый страшный час...

И у преддверия могилы.

Вдохни в уста Твоих рабов.

Нечеловеческие силы —.

Молиться кротко за врагов!

История донесла до нас воспоминания и письменные свидетельства о всех обстоятельствах самого убийства Царской Семьи, после которого председатель Уралсовета Белобородов (Я. Вайсбарт) тут же телеграфировал секретарю большевистского Совнаркома Горбунову: «Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу, официально семья погибнет при эвакуации».

Вот краткий рассказ об этой страшной ночи, составленный на основании показаний участников и очевидцев убийства:.

«Ночью находившийся в Ипатьевском доме (или прибывший туда) отряд латышей, заменивший прежнюю стражу, набранную из жителей Сысертского завода, получил предписание Юровского расстрелять всех заключенных.

Отрекшийся Император, его жена, сын, дочери и фрейлина были вызваны из спален под предлогом немедленной эвакуации из Екатеринбурга. Когда все они вышли к латышам, им объявили, что все немедленно будут расстреляны...

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: