О женском очаровании. Активность и пассивность в половой любви

Метафизической женственности, ее магической функции, mayS или gakti, космогонически "другому" присуще свойство привлекательности или о-чаро-вания. Соответствие афродического типа женщины магическому началу подчеркивается во всех мифах и легендах. Вспомним Калипсо, Медею, Изольду и — в некоторых версиях — Брунгильду. Римская Venus Verticordia считалась богиней магических искусств. Общеизвестен образ феи, держащей в руке волшебную палочку. Литературных и мифологических примеров — множество. На большую, чем у мужчины, связь женщины с "землей", с природно-космическим началом указывает связь ее организма с фазами Луны. В древности эту связь целиком

относили к женскому аспекту природы в целом, к yin к "ночному" и бессознательному, иррационально - бездонному, к силам тьмы. А это и есть магия в собственном смысле слова, колдовство, "дегенеративная мистика", в противоположность апполоническо-мужественной "высшей магии" — теургии. Среди жертв инквизиции по "колдовским процессам" женщины преобладали над мужчинами — по свидетельству Бодэна в 1500 году, в отношении пятьдесят к одному. Один из наиболее известных демонических трактатов "Malleus Maleilcorum" подробно объясняет, почему коддовство является прерогативой именно женщин. В традициях большинства народов, например, китайцев, магические искусства прямо соотносятся с женским началом. Иероглиф wu, обозначающий мага, относился первоначально только к женщинам. Магическая техника wu сочетала аскезу с ор- гиазмом. В частности, все ритуалы совершались в обнаженном вдде. Девушки, из которых готовили wu, должны были обладать, помимо природного очарования, качествами уао и miao, что значит "странность", "беспокойство" и гайна". Противоуранические силы, вызываемые wu, именовались "помрачением солнца".

Так каков же мистический смысл женской магии, женского очарования и "совращающей силы"?

Один из персонажей Альфонса Доде говорит: "Она непобедимо затягивает меня внутрь себя. Только у бездны такое очарование". Мы уже рассказывали о ритуальной наготе и ее более ярком проявлении — танце семи покрывал. Дело тут, конечно, не в сбрасывании материальной одежды, но в освобождении женщины от эмпирической индивидуальности, обнажении "элементарной" Девы, Дурги, Примордиальной Женщины — единой во множестве смертных женских обличий. Нагота как таковая — это и есть "самое само" женского очарования. Дело не в животно-телесной "красоте" конкретной женщины, дело в "vertigo", пустоте, взгляде с высоты вниз, в бездну, в безводный колодец — все это υλη, дотворческая первосубстанция, двусмысленность небытия. И это касается не всякой наготы, но только женской. На женщину мужская нагота действует совершенно иначе — как "ограниченная", физико-фалличе-

екая, мускулатурно-животная сила "самца". Но для мужчины нагая женщина — всегда Durga, богиня оргиасти- ческих празднеств, "Неприступная", Блудница и Мать одновременно, Неисчерпаемая и Девственная. Элементарное желание, соединенное с vertigo, доводит до пароксизма, усиливает жизненные ритмы, в свою очередь 'высасываемые" женской неподвижностью. Что же до удовольствия, получаемого мужчиной от дефлорации и совращения, то оно на самом деле очень поверхностное — это всего лишь удовлетворение тщеславия и гордости. Гораздо более глубоким, хотя, конечно, тоже иллюзорным, является чувство овладения неовладеваемым, то есть именно корнем женского, может быть, и через физическое преодоление сопротивления. Доля садизма присутствует в каждом половом сношении. Но тут не простая алголагния, а трансцендентальная жестокость "растепления" трансцендентального "холода", "наполнения ненаполняемого", ибо в бездну женского все равно все проваливается, как в дыру. Это тщетное стремление "убить" "оккультную женщину", "абсолютную женщину" в тщете овладения все равно всегда мнимого.1 Ничто так не привлекает мужчину в половом акте, как само по себе обладание — на грани жизни и смерти — в пьяной горячке взаимной ненависти.

Киркегард2, вспоминая миф о Пандоре, писал, что превыше всего боги ревнуют "женщину желания", когда ее женская сила помножена на невинность, скромность и сопротивление. Ведь женское "целомудрие" — не

1 См. Una notte а Bucawstв "Roma", 9, III, 1951: Притушенный ритм все ускоряется, пока звуки скрипки не становятся четко определенными: аккомпанемент бьется в конвульсиях, доходит, кажется, до предела — струна это или лезвие бритвы? — и тоща — вдруг — крик: " Баски!" И девушка начинает — сначала окутанная длинным покрывалом — постепенно его приоткрывая до нижнего белья — и затем полной наготы оливкового тела. Музыка длится, она давит, отравляет и в конце концов превращается в водоворот, центр коего — сама танцовщица. Внезапно ее тело становится неподвижным, руки вздымаются вверх; неподвижная, она словно заморожена, чувственно-неосязаема. Холодная мимика лица, озаряемая вспышками полуоткрытых глаз, соединяется с демонической цыганской музыкой, доводя до немыслимого исступления, жажды элементарного овладения, абсолютного насилия, убийства, которым неминуемо окончится телесное обладание.

2 in vino veritas.

этично, а чисто сексуально; то, что сопротивление домогательствам это всего лишь вид с ексуально-возбуждающей игры — банальная истина.1 Степени и оттенки этой игры, конечно, сугубо индивидуальны. Но везде и во всем присутствуют тайные и внеличные свойства женской "невинности" и "чистоты" — бездны, лежащие по ту сторону простого кокетства и наигранного одиночества. И если открытое проявление женского желания отвращает и отрезвляет любого мужчину, конечно, если он не до конца превратился в животное, то "чистая" девушка, соответствующая архетипу "Дурги", — всегда провокативна. Таковы ее свойства — объективные, вне- личные, внеположенные. Непонимание оккультных законов бытия ведет к непониманию и женской "чистоты" и женской привлекательности. А один из этих законов таков — удержание энергии только усиливает ее, делает не только более "эффективной", но и могущественной. В индийской терминологии это называется ojas. И современные католические авторы, пишущие о "внутреннем стремлении женщины к чистоте", забыли трезвые свидетельства своих средневековых предшественников. Женщина всегда и всюду остается kamini, субстанцией сексуальности. Все остальное для нее — периферия сознания, в глубине своей она "живет сексом, думает о сексе, сама и есть секс". Эта безличная, природная предрасположенность и есть скрытая, магическая сила, ореол очарования, окружающий "чистую" и "невинную" женщину, за которой любой мужчина всегда сумеет увидеть чувственность, бесстыдство и стремление к роскоши. Такая опасная сила неотъемлемо присуща женщине, она в ней не вольна, как и бессильна любая мораль — речь идет об архетипическом корне.2

1 См.: Ovide. De arteamandi. 1,658.

2 Ellis. (,Studies. v.III. Philadelphia, 1908, p.47) справедливо писал: "Женское

сопротивление усиливает не только ее сексуальность, но и возможности мужчины, усиливает их обоих. Ее пассивность ложна... Огромная энергия сокрыта в этой пассивности; ею она улавливает свою жертву". Не следует думать, что все здесь сказанное относится к невропатологическим ситуациям — это проявление нормальной, всеобщей женской сексуальности.

Здесь мы приходим к последнему фундаментальному проявлению обычного, профанического секса. Если метафизически мужское начало активно, а женское пассивно, то в "естественную" сексуальность мужчина привносит начало "бытия", "эманацию силы Единого" и вообще "вытягивает вверх" присущую женщине магач- дость. Вспомним Титуса Буркхардта: женщина активно пассивна, мужчина пассивно активен. В "активной пассивности" и есть женское очарование — активность в ее высшем смысле. Быть привлекательной и есть самое главное свойство любовницы. Именно она тут на самом деле активна, а мужчина пассивен. "Говорят, будто в любовной борьбе женщина пассивна. Эта пассивность, тем не менее, и есть "деяние". Своей пассивностью она умело отбивает настигающие ее удары холодного оружия".1 Дальневосточная традиция "действия в бездействии" (wei-wu-wei), несмотря на то, что создало чисто андрократическое общество, признает: "В своей пассивности и подчиненности женское начало оказывается превыше мужского".2 Как это ни парадоксально, но именно женщина всегда "соблазняет", а мужчина —

жертва: он следует за ее магнетическим воздействием. Войдя "в орбиту" женщины, он подчиняется ее силе. Перед лицом мужского желания женщина чаще всего — "чистое превосходство". Она никогда не "даст", если сама не захочет. А. Шармель в "Derniere semaine de Don Juan" выразил это так: все женщины, которыми Дон Гуан "обладал", были, по сути, одной и той же женщиной, не имеющей лица ("вечная женщина", Дур га), "вызывавшей у него одни и те же слова и жесты. Он желал всех женщин "железным желанием любви". Воспрявшее в нем внутреннее знание как этого факта, так и себя самого, и было Командором, который его убил.

"Приапический мужчина" считает, что если женщина ляжет с ним в постель, она — "его". На самом же деле "побеждает" она — ведь это ее триумф и "растворение"

1А. Mario. La puberta. cit р.453.

2 Lao-Tse. Tao-te-Ching. 61. Тж. основывается на Аристотеле, Скот Эригена (Divis. Naturae. I, 62), который писал: "Кто любит и подчинен, тот любим и возвышен".

(Г. Пистони).1 То же самое на клеточном уровне: активное движение оплодотворяющего сперматозоида, опередившего все остальные, "открывает" матку и оплодотворяет неподвижное женское яйцо, притягивающее его; после чего происходит их взаимное уничтожение. Женщина "столь полно отдается мужчине, что ее и только ее следует считать активной" (А. Геке ли). Среди самых интимных переживаний в половых отношениях есть и такое: мужчина оказывается совершенно пассивен, его внимание полностью подчинено психофизическим состояниям женщины, отражаемым на ее лице

("the tragic mask of her, labouring under the iythmic caress"2 — A.

Koestler). Это в огромной степени возбуждает, опьяняет и стимулирует оргазм мужчины.

В средиземноморских культах Великой Богини аспект "недеяния" в женской магии был представлен Потнией Терон, богиней диких животных, ездящей на быке или держащей его на привязи, или Кибелой, колесницу которой везли два льва — символ покорности. В индийской традиции — Дургой, сидящей на льве и держащей плетку.3 В каббалистическом символизме известен одиннадцатый4 аркан Таро: "Императрица"5 — женщина, без труда сдерживающая свирепого льва с открытой пастью. Всякая женщина обладает частицей этой силы. И мужчина всегда в конечном счете вынужден подчиниться. Но как часто это приводит к неврозам! Среди них и комплекс неполноценности и, напротив, самомнение, бравирование мужеством, равнодушие к женщине или даже брутальность6 — все не только не способствующие нормальным отношениям полов, но, ско-

1 См. Jamblique. De vita pitbagXI: "Женщин, выглядящих побежденными, приходится считать победительницами".

2 "Ее трагическая маска, ритмически отвечающая на ласку" (англ.).

3 Ср. апокалиптический образ жены на звере (Прим. перев.).

4 Третий! Об очень приблизительном знакомстве автора с данным вопросом мы уже говорили ( Прим. перев.).

5 Третий аркан именуется "Царица".

6 См.: Harding. Opxit% р.45. "Депрессивное чувство, испытываемое многими мужчинами перед лицом женщины, связано чаще всего с потерей

контроля над ситуацией и уступкой его женщине". О том же в аспекте психиатрии писал А. Адлер, замечавший болезненную демонстрацию мужского превосходства перед лицом женщины.

рее, наоборот. И в постели, и в семейной, и в социальной жизни женщина легко использует свое положение жертвы и выходит победительницей — слабым мужчинам это внушает страх перед любовью вообще. Все это, конечно, схема, абрис, но в целом это так.

И все-таки, как ни вгоняют женщины мужчин в почти метафизическую пассивность, аспект исамца", хозяина и насильника в его поведении доминирует. Западный идеал вирильности — в активности, плодовитости, в образе Leistungmensch, атлета с "твердой волей". Но именно этот тип в конце концов оказывается неспособным противостоять тайной силе женщины. Только цивилизации, отличные от современной западной, такие, как дальневосточная, индийская и арабская, понимают, что есть подлинная вирильносгь, и знают иной идеал мужчины с иными соматическими и душевными чертами, чем европейско-американский тип "самца".

Итак, в отношениях между полами активность мужчины и пассивность женщины проявляются только на внешнем плане — на более тонком активна женщина; в частности, при зачатии именно женщина "растворяет" и завладевает. И так во всяком профаническом эросе — если не совсем так, то "почти". Конечно, в такой любви нет места эротическим экстазам, ведущим к переживанию трансцендентального, но к ним обычные любовники чаще всего и неспособны. Это и не сакрализиро- ванный эросу в практике которого происходит радикальная перемена ролей, восстанавливающая первоначальную иерархию метафизических принципов, когда мужчина абсолютно активен перед лицом женщины. Совершенно очевидно, что на сакральном плане, который так или иначе должен быть пробужден, мужчина обладает

наивысшим потенциалом достоинства. Однако полярность принципов предполагает и третью ситуацию, третий уровень эротического опыта, который в тантрическом символизме соответствует viparita-maithuna, перевернутому объятию, также выражающему определенное символико-ритуальное состояние. Внешне неподвижный мужчина сохраняет высшее достоинство, viiya, он бесстрашен перед женской магией; опасность созерцания "обнаженной Дианы" него уже не смертельна.

В свете всего сказанного вновь вернемся к онтологии. Мы повсюду говорили более об объективных характеристиках абсолютно мужского и абсолютно женского, метафизически осмысленных и драматизированных мифологией, чем об "индивидуальном". Сверхличные постоянные, выраженные, например, в таких категориях, как "частота" или "интенсивность", так или иначе варьируются в зависимости от рас или цивилизаций. Вообще следует говорить скорее о глубинном плане, чем о поверхностно-"социальном", где доминирует персонализм; хотя на самом деле глубинное чрезвычайно редко проявляется в профанических, тем более социальных, отношениях. Запомним сказанное о женщинах госпожой Хардинг1: они не могут и не хотят познать самих себя как они есть, предпочитая верить в свой кажущийся образ, ими же и выдуманный.

В то же время сравнивать мужскую и женскую природу Ь точки зрения того, какая из них "лучше" или "хуже", на самом деле занятие пустое. Вопрос о превосходстве одного пола над другим лишен смысла. Все зависит от того, что ценить в мужчине и что в женщине. Можно отрицательно оценивать такие качества "абсолютной женщины", как лживость, "пассивность", флю- идность, отсутствие логических и этических императивов, скольжение по поверхности. Но ведь это "плохо"

только в соответствии с критериями андрократического общества, с точки зрения мужчины. Пользуясь дальневосточным языком, "пассивное совершенство" нисколько не менее "совершенно", чем "активное". Негативное негативно для позитивного, и наоборот — с точки зрения своего принципа, онтологическая верность которому, верность "собственной природе", согласие с нею и есть единственно экзистенциально верное поведение.

В конце же концов, даже в профанической сексуальности грани между мужским и женским очень подвижны — не всякиq мужчина в полном смысле слова мужчина; то же самое касается и женщин. Случаи полного соответствия своему полу вообще крайне редки —

1 Les Mysteres de la Femme. cit., p.46.

каждый мужчина носит в себе "осадок" женщины, а женщина — "осадок" мужчины; степени колебания пропорций очень велики. Следует полностью отдавать себе отчет в этом факте, прежде всего когда это касается психологии, где "колебания пола" особенно заметны. Типично женские черты очень часто проявляются у мужчин, особенно и массово в деградирующих цивилизациях. Вейнингер обращал внимание на "промежуточные формы пола".1 Вот пример: Вейнингер связывал только с женским поведением "внутреннюю ложь" (со всей ее истеричностью и невротичностью), справедливо атрибутируя ее неотъемлемым свойством женской природы. Однако психоанализу знакомы случаи того же самого у мужчин, особенно в наше время — это связано с тем, что основа мужественности, "сверх-Я" растворено в инстинктивной и особенно в социальной жизни; все это порождает состояние, именуемое психологами интроек- цией, а также неврозы и нарушения самого разного вида. Психологическая и моральная характеристика мужчин после последней войны, "исчезновение мужчин", связано с массовым появлением у них "жидких", "текучих", "женских" характеров.

В конце концов следует понять, что нельзя судить мужчин женскими мерками и женщин мужскими — оценивать человека надо с точки зрения того, как в нем развиты потенциальные возможности своего пола. Несовершенство типа всегда в "бесформенности", гибрид- ности, характерной для неразвитых или выродившихся особей. С точки зрения традиционной этики плохи женщины, похожие на мужчин, и мужчины, похожие на женщин.

1 Одна из лучших, если не лучшая книга на эту тему — "Люди лунного света" В.В. Розанова — осталась вне внимания Ю. Эволы, как и вообще все написанное этим действительно гениальным и прозорливейшим писателем (Прим. перев.).

Об этике полов

Приведенные выше наблюдения заставляют сказать хотя бы несколько слов об этике полов. Эту проблему мы затронем лишь вскользь — по двум причинам. Во- первых. вопреки мнению большинства, этика никогда не бывает самостоятельна. Чтобы что-то значить, она должна быть прямо связана с областью священного и с метафизикой. Во-вторых, мы уже рассмотрели вопросы этики именно в этой перспективе, но в другой работе. Здесь эта же проблема будет лишь введением в другую — сакральных форм отношений полов.

Всякая традиционная, а не "социальная", то есть абстрактно-философская, этика основывается на восхождении к абсолютному, к тому, что составляет самую сущность бытия. Данное и внеположное, оформленное волевым актом, теряет свою самодостаточность и становится этическим критерием. Истинная формула всякой этики — "быть самим собой" или "быть верным самому себе". Причем под этой верностью следует разуметь верность глубинной природе, сущности человека, его внутреннему типу, "идее".

В бытии-для-себя и бытии-для-другого легко распознавать основные черты мужественности и женственности; становится ясным, что есть этика мужчины и что

— этика женщины: это проявляется в реакции, безусловном "ответе" на предлагаемые жизнью ситуации со стороны каждого пола. В этом, как мы уже отмечали выше, можно заметить симметрию. Мужское в чистом виде, то есть бытие-для-себя, мы видим только в двух типах — воина и аскета; им соответствуют два типа женственности, то есть бытия-для -другого — тип любовницы и тип матери.

Мы только дополняем то, что уже говорили о женском и женщинах. Взятые сами по себе, ни "афро- дитизм", ни материнство не есть категории внеонтоло- гические и соответственно этической ценности не несут; все зависит только от принадлежности женщины к тому или иному "типу". Существует общее и вполне определенное мнение о женщинах, принадлежащих к "афро-

дическому" типу, материнство же всячески превозносится. Но когда слышишь о "высоком призвании материнства", трудно определить, что же собственно высокого в самом его факте. Материнская любовь у людей имеет очень много общего с ней же у животных — это чисто природное, безличное и инстинктивное чувство женщины, само по себе лишенное этического измерения и могущее даже вступать в противоречие с этическими ценностями. Несомненно то, что для "абсолютной матери" ее любовь никак не вытекает из каких- либо высших начал,1 она слепа и часто несправедлива.

Мать любит ребенка потому, что это ее ребенок, а не потому, что видит в нем достойное любви. Чтобы защитить и спасти свое дитя, "абсолютная мать" способна не только пожертвовать жизнью (здесь природное и этическое совпадают), но и совершать поступки, с точки зрения этики совершенно непростительные. Пример проявления чисто материнского типа женщины — в новелле Айно Калла "Имант и его мать" — мать узнает, что ее сын рискует жизнью, участвуя в заговоре против своего хозяина; она без колебаний выдает этому хозяину всех участников при условии, что жизнь ее сына будет сохранена. Заговорщиков казнили, а Имант остался в живых, но, узнав о случившемся, покончил с собой, ибо другого выхода у него не было. Здесь в самом чистом виде выявлено противоречие между мужской этикой и материнской любовью.

Для того, чтобы преодолеть свою чисто природную стихию, женщине как материнского типа, так и типа любовницы, нужно превзойти саму себя, нужно героическое усилие, самопожертвование, самоотречение. Для матери это должно проявляться в любви не слепой, не инстинктивной, оставляющей возможность свободного выбора и ясно видящей ее объект — свое дитя, любви, способной к различению, распознаванию, вплоть до желания смерти недостойного сына. Такую материнскую

1 L.Klages. Vom Kosmogomsben Eros. cit, р. 18. "Безличная материнская любовь одной женщины ничем не отличается от ее же у другой... Как всякий инстинкт, оживляющий и возбуждающий, она углубляет душу» но с точки зрения жизни духа животная мать ничем не отличается от человеческой'.

любовь мы встречаем среди спартанских, древнеримских, иберийских и германских матерей; это первая

возможность этического поведения женщины.

Другая этическая перспектива открывается перед женщиной противоположного типа — типа любовницы; она — в жизни для другого,1 жизни его тени, тени героя, когда он для нее — "господин и супруг", когда обожание его доходит до обожествления: тогда исчезает всякий страстный эгоизм, а любовь превращается в священное приношение; при этом сохраняются присутствующие в этих женщинах будоражащие, вдохновляющие и демонические черты, но исчезает "высасывание", вампиризм, о котором мы говорили. В предыдущей работе мы перечисляли возможные для женщин не демет- рической, но афродической и дионисической природы пути, очерченные традиционными культурами. Женщины, которые хотели оставаться с мужем по ту сторону физического существования, добровольно предавали себя погребальному костру — этот обычай существовал не только в Индии, но и у фракийцев, венедов, древних германцев, инков и так далее — и это было естественным завершением пути женщины такого типа.

В данной работе, говоря об этике полов, мы делаем

лишь приблизительный набросок. Нас совершенно не интересуют "женские" и "сексуальные" проблемы, как их представляет себе современный мир, равно как и вопросы брака, развода, эмансипации, свободной любви и так далее. На самом деле их нет. Единственной серьезной проблемой является то, насколько общество, и шире — эпоха — могут способствовать самораскрытию

1 В качестве интересного подтверждения этого положения приведем слова м-ль де Леспина, сказанные де Жильберу: "Я все время чувствую, что я — не я, я — это Вы, и чтобы быть Вами, мне не нужно ничем жертвовать. Ваши чувства, Ваши мысли, мой друг, все это мое, мое внутреннее; остальное мне чуждо". (B.Dangennes. Op.cit) Этическая stt& говорит, что благородная женщина следует не за родителями, не за сыном, не за друзьями, но "лишь за своей душой", а это и есть ее супруг. Св.Бонифаций свидетельствует, что среди северных народов есть женщины, не желающие пережить своего мужа; они приносят себя в жертву огню, зажженному в его честь; легенды рассказывают то же самое и Наме и Брунгилвде. Самоубийства среди женщин у литовцев и готов, чьи мужья погибали на войне, были очень часты(Ср.тж.: Е.Westmark. Histoire du mariage.).

мужчины и женщины в рамках обозначенных архетипов, а также соответственно способных через разнообразие внешних форм добиться, чтобы общественные институты отражали естественные законы и содействовали укоренению мужского и женского начала в метафизике пола, а также приближению к простому закону: "принципиальное, в главном, подчинение женщины мужчине" Все остальное, как сказал бы Ницше, "есть глупость"; и во введении к этой книге мы уже говорили, в какое глупое положение по отношению как к женщине, так и к полу вообще поставила себя современная западная цивилизация вследствие ее так называемого "npoipecca".1

1 Современный мир узнал женщину, желающую "эмансипироваться" (материально, социально) от мужчины, но не мужчину, сумевшего освободиться (внутренне, духовно) от женщины. Гинекократический климат современной западной (особенно американской) цивилизации хорошо выражен в словах одного из персонажей Д.Х.Лоуренса (Ааюп 's rod. ch.XIII): "Фундаментальная важность женщины для жизни, вытекающая из того, что она якобы есть ее источник и носитель, — вот вера, исповедуемая в глубине души большинством в сегодняшнем белом мире... Почти все мужчины принимают правила этой игры. Почти все мужчины, даже коща они начинают истерично заявлять о своих правах самца и хозяина, в глубине души верят в превосходство женщины — родительницы и носительницы. Они молчаливо исповедуют культ женственного, молчаливо соглашаются с тем, что женщина — это материнство, красота, страсть и вообще самое благородное в мире. Иноща они начинают взбрыкивать — ненавидят жен, тянутся к проституткам, алкоголю и неважно к какой еще ерунде — все это просто истеричный бунт против позорной догмы о священном превосходстве женщины, в котором они просто профанируют своего подлинного бога, бога, в которого веруют. Ненавидя женщину, они только усиливают ее власть, кадят ей... Дух мужества исчез из мира. Современные мужчины не способны собраться на священную битву — появится женщина со своими детенышами и повернет это стадо баранов защищать ее."

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: