Сделай Сам Свою Работу на 5

ПЕРЕВОД Н. А. ЗАБОЛОЦКОГО 6 глава





Вся в крови, без покрывала, с обнаженной головою,

Мне она не улыбалась, не здоровалась со мною.

 

Я едва не обезумел, полный горя и забот.

«Что случилось? — я воскликнул. — И к чему он, твой приход?»

И ответила мне дева, восклицая у ворот:

«Почернело наше небо от страданий и невзгод!»

 

Я спустился к ней навстречу, стал расспрашивать я снова.

Дева горько зарыдала, безутешна и сурова.

Долго мне она, бедняжка, не могла сказать ни слова.

Кровь из ран ее сочилась и текла на грудь, багрова.

 

Наконец она сказала: «Не избыть судьбы постылой!

Как обрадую тебя я, так и ты меня помилуй,

Будь ко мне добросердечен, обручи меня с могилой,

Разлучи с мгновенной жизнью, столь жестокой и немилой.

 

Лишь убил ты хорезмийца, разнеслась о том молва.

Царь, услышав об убийстве, был в отчаянье сперва.

За тобой послал он стражу, сыпал гневные слова.

Люди в поисках убийцы с ног не падали едва.

 

Наконец царю сказали: «За ворота витязь скрылся!»

Царь ответил: «Понимаю, как на это он решился, —

Он любил мою царевну, за нее с врагами бился,

Чтобы ею любоваться, увидать ее стремился.

 

Но клянусь я головою, что разделаюсь с сестрою, —



Божий путь она забыла и связалась с сатаною,

В сеть бесовскую толкнула деву собственной рукою...

Будь я проклят, коль оставлю эту сводницу живою!»

 

Царь не клялся головою, даже гневом обуян,

А поклявшись этой клятвой, не вводил людей в обман.

Тотчас кто-то из придворных, позабыв высокий сан,

Рассказал Давар-колдунье, что задумал Фарсадан.

 

Вот что он донес, проклятый, той колдунье из Каджети:

«Брат твой клялся головою, что не жить тебе на свете».

— «Видит бог, — Давар сказала, — понапрасну я в ответе!

Невиновна я, но знаю, кто подстроил козни эти!»

 

В дорогой своей вуали, истомленная душевно,

Как всегда, красой сияла госпожа моя царевна.

Вдруг Давар вбежала в башню и, бранясь, вскричала гневно:

«Это ты мне, потаскуха, здесь вредила ежедневно!

 

Ты, блудница, амирбара на убийство навела!

Почему должна я кровью за твои платить дела?

Разве я была с тобою неуживчива и зла?

Дай же бог, чтоб Тариэла ты вовеки не нашла!»

 

И Давар с великой бранью на царевну напустилась,



С криком волосы рвала ей, колотила и глумилась.

Солнцеликая царевна лишь вздыхала и томилась,

И помочь ей, беззащитной, я от страха не решилась.

 

И тогда вошли с ковчегом два раба, по виду каджи.

Лица были их ужасны и тела чернее сажи.

И втолкнули в глубь ковчега нашу деву эти стражи

И ни просьб ее, ни стонов не хотели слушать даже.

 

И ушли они и к морю унесли ее в челнок.

«Горе мне!— Давар вскричала.— Истекает жизни срок!

Но не царь со мной покончит, а железный мой клинок!» —

И, пронзив себя кинжалом, пала мертвой на порог.

 

Отчего ж ты не дивишься, что осталась я живою?

Возвестительница горя, я сочувствия не стою!

Поступай со мной как хочешь, разлучи меня с душою!» —

Так Асмат мне говорила и рыдала предо мною.

 

Я сказал: «Сестра, опомнись! Смерти ты не заслужила!

Что, скажи, я должен сделать, чтоб найти мое светило?

Все моря я вслед за нею обойду, подняв ветрило!»

Так ответил я, но сердце, словно камень, вдруг застыло.

 

Обезумел я от скорби, охватил меня озноб.

Но подумал я: «Безумец! Ты сведешь себя во гроб!

Лучше странствовать по морю и скитаться средь трущоб,

Пусть друзья идут с тобою, не боясь пустынных троп!»

 

Возвратился я в покои и надел вооруженье,

Полтораста добровольцев взял с собой для услуженья.

Отворили мне ворота, миновали укрепленья,

И с дружиною у моря очутился в тот же день я.

 

На корабль я погрузился, по морским поплыл просторам,

Проходящие галеры стал держать я под надзором,

Но не встретил я царевну, и скорбел с потухшим взором,

И безумствовал, бессильный перед божьим приговором.

 

Год прошел, и каждый месяц был длиннее двадцати.



Даже тех, кто знал о деве, я не в силах был найти.

Друг за другом умирали корабельщики в пути.

Божья воля! Человеку против бога не идти!

 

Я корабль направил к суше. Мне скитанья надоели.

Как у загнанного зверя, затвердело сердце в теле.

Все, кто жив со мной остался, разбрелись куда хотели.

Но не бросит бог скитальца, столь гонимого доселе!

 

Два раба со мной остались и несчастная Асмат.

Мне служили утешеньем много дней они подряд.

Малой вести, весом в драхму, был бы я в то время рад!

Плач казался мне отрадой, слезы падали, как град.

 

16. ВСТРЕЧА ТАРИЭЛА С НУРАДИН-ФРИДОНОМ

 

Раз по берегу я ехал, посреди садов зеленых,

Вдалеке виднелся город и пещеры в горных склонах.

Люди были мне противны, изливал я душу в стонах,

И коня остановил я средь деревьев густокронных.

 

Я заснул среди деревьев, слуги хлебы преломили.

Пробудившись, я заплакал, удержать печаль не в силе.

Не слыхал я о царевне ни случайной лжи, ни были,

Оттого поля и степи слезы горькие кропили.

 

Вдруг раздался крик у моря. Я взглянул перед собой,

Вижу: мчится гордый витязь, в руку раненный стрелой.

Он держал меча осколок, кровь текла с него струёй,

Он выкрикивал угрозы, вызывал врага на бой.

 

Вороным конем он правил — тем, которым я владею,

Конь летел, подобно ветру, на лету сгибая шею.

Я уведомил пришельца, что о нем я сожалею,

Я велел спросить, какому угрожает он злодею.

 

Не сказал ни слова витязь. И вскочил тут на коня я,

И помчался, и воскликнул, незнакомца нагоняя:

«Ты куда несешься, витязь, дух во мне воспламеняя?»

И понравился герою полный жгучего огня я.

 

«Это древо, — он промолвил, — краше всех иных дерев!

Я тебе открою, витязь, отчего я впал во гнев.

Враг мой, слабый, как козленок, возгордился, словно лев.

Он разбил нас, безоружных, и рассеял, одолев».

 

Я ответил: «Успокойся, отдохни под дубом старым!

Добрый витязь не робеет, поражен меча ударом».

И пошли мы, словно братья, разговаривая с жаром,

И красой его чудесной любовался я недаром.

 

Мой слуга, искусный лекарь, с кем я странствовал доселе,

Быстро вынул стрел осколки, обнаруженные в теле.

Стал я спрашивать героя, как убить его хотели,

И тогда мне этот витязь о своем поведал деле.

 

Он сказал мне: «Я не знаю, кто ты, славный мой ездок,

Почему, гонимый роком, побледнел ты и поблек,

 

Отчего утратил свежесть и увянул, как цветок,

Почему свой дивный светоч потушить решился бог!

 

Государь Мульгазанзара, Нурадин-Фридон, отныне

Я и сам перед тобою в униженье и унынье.

Ты теперь в моих владеньях. Город мой внизу, в долине.

Невелик он, но красивей ты не встретишь на чужбине.

 

Дед мой, царь земель окрестных, чуя смерти приближенье,

Меж отцом моим и дядей поделил свои владенья.

Остров — тот, что виден в море, — составлял мое именье,

Ныне дядя с сыновьями захватил его в сраженье.

 

Соколиную охоту я затеял нынче днем,

Побывать хотел я также и на острове моем.

Я сказал моей дружине: «Ждите нас, и мы придем»,—

И с сокольничими в лодку мы уселись впятером.

 

Отказавшись от охраны, мы проехали заливом

И на острове нежданно с дядей встретились спесивым.

Я его не остерегся и, охотясь над обрывом,

Оглашал окрестность криком, своевольным и счастливым .

 

Нужно было мне на дядю обратить тогда вниманье!

Он расправиться со мною отдал людям приказанье,

Сам же сел с сынами в лодку, чтоб отрезать путь к охране.

Вместе с ловчими моими очутился я в капкане.

 

Услыхав чужие крики и заметив блеск мечей,

Я от берега отчалить поспешил в ладье моей.

Враг встречал меня повсюду, налетев, как вал морей,

Но не мог со мною сладить ради прихоти своей.

 

Вижу: с острова погоня вслед за мною поспешила,

Ведь лицом к лицу сражаться им со мною трудно было,

Потому меня из луков поразить старались с тыла...

Пополам мой меч сломался, стрел в колчане не хватило.

 

В руку раненный стрелою, окруженный супостатом,

Я из лодки прыгнул в море на коне моем крылатом,

И, хотя погибших ловчих я оставил навсегда там,

Сам живым я возвратился, отразив врага булатом.

 

Всё грядущее от бога. Ныне я убог и сир,

Но за кровь мою сумею образумить я задир.

Будет жаловаться дядя, проклянет он божий мир,

Стаи воронов слетятся на его загробный пир!»

 

Мне, убогому скитальцу, полюбился витязь встречный.

Я сказал: «Спешить не надо, мой воитель безупречный!

Мы с тобой врагов накажем, заключив союз сердечный, —

Нам ли, воинам, страшиться их победы скоротечной!

 

Ты еще не знаешь, витязь, как судьба играет мною.

Будет время — на досуге душу я тебе открою».

Он ответил: «Что сравниться может с радостью такою?

Должником до самой смерти буду я тебе, герою!»

 

Невелик был, но прекрасен град Фридона. В знак печали

Пеплом голову посыпав, нас войска его встречали,

Рвали волосы от горя, на себе одежды рвали,

Рукоять меча влыдыки, обнимая, целовали.

 

Другу новому Фридона, мне они твердили вслед:

«Ты несешь нам, о светило, избавление от бед!»

И вошли мы в дивный город, полный редкостных примет,

Где в парчовую одежду каждый житель был одет.

 

17.ТАРИЭЛ ПОМОГАЕТ ФРИДОНУ ПОБЕДИТЬ ВРАГА

 

Скоро витязь исцелился и со мной сравнялся в силе.

Войско мы вооружили и галеры оснастили.

Сколь отрадно было видеть наших ратей изобилье!

Вот мое повествованье, как врага мы истребили:

 

Враг в железные шеломы нарядил свою дружину,

На восьми ладьях огромных он явился к властелину.

Я, завидев эти лодки, устремился в середину

И, толкнув одну ногою, погрузил ее в пучину.

 

Тотчас я руками за нос взял соседнюю ладью

И мгновенно опрокинул, сокрушив ее в бою.

Остальные друг за другом в гавань бросились свою.

Все, кто были в том сраженье, храбрость славили мою!

 

Предназначив наши жизни переменным судьбам боя,

Мы в погоню за врагами понеслись под шум прибоя.

Мне понравилась в сраженье доблесть юного героя:

Храбр — как лев, лицо — как солнце, стан — как дерево алоэ.

 

Он из седел друг за другом выбил дядю с сыновьями,

Он велел отсечь им руки перед нашими рядами

Враг, захваченный в неволю, плакал горькими слезами.

Царь же в радости сердечной веселился вместе с нами.

 

Мы злодеев разогнали, окружили вражий стан,

Захватили их столицу — город, полный горожан,

Закидали их камнями, перемяли, как сафьян,

Нагрузили их богатством не один мы караван.

 

Царь Фридон своей печатью опечатал эти клади,

Дядю он увез с собою и пленил семейство дяди.

Про меня же, возвратившись, он твердил в своем отряде:

«Это дерево алоэ бог послал нам счастья ради!»

 

Скоро мы вернулись в город, чтоб с народом веселиться

Вид наказанных злодеев заставлял сердца смягчиться.

Мне и витязю Фридону говорила вся столица:

«С вашей помощью, герои, кровь насильников струится!»

 

Увенчав царя Фридона, называл меня народ

Властелином властелинов, воеводой воевод.

Но грустил я, ибо розу потерял среди невзгод

И не мог знакомым людям открывать своих забот.

 

18. РАССКАЗ ФРИДОНА О НЕСТАН-ДАРЕДЖАН

 

Как-то раз с царем Фридоном мы охотились и вскоре

Поднялись на мыс высокий, сильно выдвинутый в море.

Новый друг мой был задумчив и сказал мне в разговоре:

«Удивительные вещи видел я на этом взгорье».

 

И свои воспоминанья он доверить мне решился:

«Раз на этом я утесе отдохнуть остановился.

Конь мой плавал, словно утка, в поле соколом носился.

Стал смотреть я, как над морем коршун в воздухе кружился.

 

Я поглядывал на небо и на море заодно.

Вдруг на море показалось чуть заметное пятно.

Приближаясь к побережью, быстро двигалось оно.

Отгадать, то зверь иль птица, было сверху мудрено.

 

Но не зверь то был, не птица — лодка на море мелькала

В той ладье ковчег виднелся, на ковчеге — покрывало.

Два раба чернее сажи лодкой правили устало.

Заключенное в ковчеге солнце дивное сияло.

 

Лодка достигла, вышла на берег девица.

Я ее увидел косы и не мог не подивиться:

Что могло на белом свете с красотой ее сравниться!

Перед блеском этих молний потускнела б и денница.

 

Задрожал я в нетерпенье, полный страстного огня, —

Роза, инеем покрыта, в сердце ранила меня!

И решил я этих стражей захватить средь бела дня, —

Мне казалось: было трудно убежать им от коня.

 

Тростники ломая с треском, закусил мой конь удило.

Стража топот услыхала и меня опередила.

Прискакал я и увидел заходящий луч светила:

Наполняя сердце горем, лодка в море уходила!»

 

Услыхав рассказ Фридона, позабыл я о покое

И с коня упал на землю, осрамившись при герое.

Кровь ланит моих струилась на оружье дорогое.

«Пусть умру, коль я не знаю это дерево алоэ!»

 

Невдомек Фридону было, почему его рассказ

Породил во мне безумье и отчаяньем потряс.

Словно сын, ко мне на помощь витязь бросился тотчас,

Градом сладостных жемчужин слезы хлынули из глаз.

 

«Горе мне! — воскликнул витязь. — Для чего сказал я это!»

— «Не печалься,— я ответил. — Уж таков обычай света

Я с прекрасной той луною связан узами обета.

Ныне я твои расспросы не оставлю без ответа».

 

И поведал я Фридону о судьбе моей злосчастной.

Он сказал: «Зачем не скрыл я этой новости опасной!

Прибыл ты ко мне по делу, царь индийцев полновластный,

Ты владеть достоин троном и страной своей прекрасной!

 

Бог, который дал герою кипариса стройный вид,

Истерзав герою сердце, нож от сердца удалит.

Он пошлет скитальцу милость, он избавит от обид,

Словно гром слетев из тучи, горе в радость обратит».

 

Орошенные слезами, во дворце мы рядом сели.

Я сказал Фридону: «Витязь, помоги мне в этом деле!

Ведь таких, как ты, героев в мире не было доселе,

Мы вдвоем всего достигнем, что бы мы ни захотели.

 

Отплачу тебе я, витязь, крепкой дружбой нерушимой,

Но сперва пускай твой разум даст ответ необходимый.

Посоветуй, что мне делать, чтобы снова быть с любимой?

Без возлюбленной царевны я умру, судьбой гонимый».

 

Мне Фридон сказал на это: «Возвеличен я судьбой

Тем, что ты, владыка индов, ныне прибыл в город мой.

О какой могу мечтать я благодарности иной?

Я, как раб служить готовый, здесь стою перед тобой.

 

Всем купцам и мореходам здесь проезжая дорога,

Дивных новостей и слухов к нам они привозят много.

Не дойдет ли весть о деве и до нашего чертога,

Чтобы все свои страданья ты забыл по воле бога?

 

Мы отправим мореходов по различным дальним странам,

Пусть они разыщут деву — ту, которая нужна нам.

Будь дотоле терпеливым, вопреки душевным ранам!

Человеческое горе не бывает постоянным!»

 

И тотчас же мореходам он велел объехать свет.

«Все моря избороздите! — приказал он им вослед. —

Отыщите нам царевну — ту, которой краше нет,

Семь иль восемь бед изведав, не страшитесь сотен бед!»

 

Говорил он этим людям, в дальний путь их отпуская:

«Вас на верный след царевны наведет молва людская!»

Позабыл я о печалях, мореходов ожидая, —

До сих пор, припомнив это, умираю от стыда я.

 

И престол в чертоге царском был поставлен мне Фридоном.

«Я узнал тебя не сразу, — молвил витязь мне с поклоном, —

Ты — великий царь индийцев, ты владеть достоин троном.

Где тот смертный, кто не хочет быть рабом твоим законным?»

 

Тяжко длить повествованье!.. Возвратились корабли,

Понапрасну мореходы исходили край земли —

Никаких следов царевны эти люди не нашли...

По моим ланитам снова слезы горя потекли.

 

Я сказал Фридону: «Витязь, нелегко сказать словами,

Как ужасно это горе, приключившееся с нами!

Без тебя мне нет утехи, дни сливаются с ночами,

Сердце сковано печалью, очи залиты слезами.

 

Так как ныне о царевне ничего не мог узнать я,

Должен я тебя покинуть. Мы расстанемся, как братья!»

Царь Фридон, услышав это, заключил меня в объятья,

Он сказал: «Ужель с тобою не порадуюсь опять я?»

 

И меня, как ни старался, не сумел он удержать.

Преклонив в пыли колени, предо мной стояла рать,

Обнимала, целовала, говорила мне опять:

«За тебя мы все готовы наши головы отдать!»

 

Я сказал: «Расстаться с вами нелегко и мне, конечно,

Но, увы, без солнцеликой я терзаться буду вечно.

Если сами эту деву вы жалеете сердечно,

Не задерживайте гостя, чтобы жил он здесь беспечно!»

 

И тогда Фридон, прощаясь, подарил мне вороного.

Он сказал: «Тебе, о солнце, послужить душа готова,

Ты, однако, подношенья не возьмешь себе другого.

Пусть же конь мой быстроногий скорбь твою развеет снова!»

 

Провожаемый Фридоном, погрузился я в печаль,

И ему и мне, скитальцу, расставаться было жаль.

Горько плакала дружина, но коня пустил я вдаль, —

Воспитатели и дети так прощаются едва ль...

 

Я уехал от Фридона и, скитаясь в зной и стужу,

Вместе с верными рабами обошел моря и сушу.

Но вестями о царевне исцелить не мог я душу,

И подобен стал я зверю, а не доблестному мужу.

 

И подумал я, несчастный: «Для чего скитаться доле?

Может быть, я успокоюсь средь зверей в пустынном поле?»

И к Асмат я обратился и к рабам своим: «Доколе

Вслед за мною вам влачиться и страдать по доброй воле?

 

Вы меня теперь оставьте и заботьтесь о себе,

Одному мне должно плакать и взывать к моей судьбе!»

Но рабы мне отвечали, искушенные в борьбе:

«Не гони нас, солнцеликий! Все мы преданы тебе!

 

Пожелать себе не можем мы другого господина,

С прахом ног твоих, о витязь, мы сольемся воедино.

Нас с тобою, столь прекрасным, разлучит одна кончина.

Злобный рок, коль он захочет, сокрушит и исполина!»

 

Так остался я с рабами, внял моленьям их и стонам,

Но с тех пор не стал скитаться по долинам населенным.

Я в урочища оленьи убежал по горным склонам,

Обошел луга и горы по тропам уединенным.

 

Дэвы высекли пещеры посредине этих скал,

Я нашел их и чудовищ перебил и разогнал,

Но рабы мои погибли, не спустив своих забрал, —

Злобный рок меня, скитальца, снова кровью запятнал.

 

Вопли падающих дэвов достигали поднебесья,

От ударов их дубинок содрогались все предместья,

Солнце пылью затянулось, пошатнулось мелколесье...

Сто неистовых чудовищ истребил в то время здесь я.

 

Вот, мой брат, с тех пор в пещере и живу я горемыкой,

По полям брожу окрестным и томлюсь в пустыне дикой.

Лишь Асмат одна со мною делит скорбь о солнцеликой...

Смерть — одна моя отрада в этой немощи великой.

 

Образ пламенной тигрицы сходен с девою моей,

Потому мне шкура тигра из одежд всего милей.

Мне Асмат ее сшивает, плачет, сетует над ней,

И не в силах я покончить с жизнью горестной своей!

 

Лишь мудрец мою царевну оценил бы в полной мере!

Я терплю земные муки, вспоминая о потере,

Я брожу, подобно зверю, там, где бродят злые звери,

Об одном прошу я бога — умертвить меня в пещере!»

 

Тариэл умолк, терзая розу щек своих, и стала

Янтарем прозрачным роза, и распался блеск кристалла.

Утешая Тариэла, на колени дева пала,

Автандил, внимая другу, огорчался сам немало.

 

И к нему, изнемогая, обратился Тариэл:

«Рассказал тебе я, витязь, то, что ты узнать хотел.

Ты достиг сегодня цели, я же плакал и скорбел.

Возвращайся же к светилу: час свиданья подоспел».

 

Автандил ему ответил: «Я не вынесу разлуки.

Коль расстанусь я с тобою, обезумею от муки.

Но поверь мне: ты обязан побороть свои недуги,

Смерть твоя не будет счастьем для потерянной подруги.

 

Не сердись на эту смелость, но мое послушай слово:

Если лекарь заболеет, он зовет к себе другого.

Тот причину всякой боли объяснит ему толково, —

Посторонний знает лучше, как лечить ему больного.

 

Мудрым словом я отвечу на печальный твой рассказ.

Ты не раз его обдумай, поразмысли сотню раз:

Пылкость пламенного сердца не спасет от горя вас.

Я ж к царице возвратиться должен, выполнив приказ.

 

Чтоб любовь ее окрепла, я обязан возвратиться.

Пусть о всех твоих печалях знает юная царица.

Но с тобою, бог свидетель, не хочу я разлучиться.

Поклянемся же друг другу в нашей дружбе утвердиться.

 

Если ты мне обещаешь ждать меня на этом месте,

Я тебя уже не брошу, уверяю словом чести.

Я вернусь в твою пещеру, чтоб с тобой скитаться вместе,

Не позволю убиваться и верну тебя невесте».

 

«Как же ты, — воскликнул витязь, — стал чужому как родной?

Соловью расстаться с розой легче, чем тебе со мной,

Я навек тебя запомню, не забуду образ твой.

Дай мне бог тебя дождаться, кипарис мой молодой!

 

Если ты, подобно древу, лик ко мне преклонишь снова,

Сердце, сделавшись оленем, не уйдет от зверолова.

Коль солгу, пускай погибну от десницы всеблагого!

Ты меня своим приездом исцелишь от горя злого».

 

Поклялись они друг другу помнить эти обещанья.

Лалы стали их янтарны, затуманилось сознанье,

Но огонь любви взаимной жег сердца их на прощанье,

И в пещере до рассвета продолжалось их свиданье.

 

С приближением рассвета встрепенулся Автандил

И простился с Тариэлом, опечален и уныл.

Тариэл не знал, что делать, он утратил прежний пыл.

Друг его, минуя чащу, слезы горестные лил.

 

Лишь одна Асмат, рыдая, Автандила провожала,

В знак мольбы простосердечной палец горестно сгибала,

Возвратиться умоляла, как фиалка, увядала...

«О сестра, — ответил витязь, — будет так, как ты сказала.

 

Я вернусь без промедленья, не останусь долго дома.

Наблюдай, чтоб не скитался витязь в чаще бурелома.

Мне двух месяцев довольно, ведь дорога мне знакома.

Не приду — так, значит, буду я убит ударом грома».

 

Но как только он отъехал, испустил протяжный стон,

Острый палицей десницы окровавил роз бутон.

Звери кровь его лизали, набежав со всех сторон,

И неистовою скачкой сокращал пространство он.

 

19. ВОЗВРАЩЕНИЕ АВТАНДИЛА В АРАВИЮ

 

Автандил вернулся в город, где оставил он дружину,

И войска, его увидев, были рады господину.

Люди быстро побежали, сообщили Шермадину:

«Прибыл тот, кто нас печалил, удалившись на чужбину».

 

Шермадин навстречу вышел, обнял витязя в волненье,

Проливая слезы счастья, целовал его колени.

Говорил он: «Ты ли это, или только сновиденье?

Неужели ты здоровым прибыл, нам на удивленье?»

 

Витязь низко поклонился, приложил лицо к лицу.

Он сказал: «За то, что жив ты, благодарен я творцу».

И почтительно вельможи подходили к пришлецу,

И великое веселье разливалось по дворцу.

 

Так добрался юный витязь до отеческого крова,

И собрался целый город, чтоб увидеть удалого.

Жизнерадостный, веселый, он за пир уселся снова.

Радость этого свиданья описать не в силах слово!

 

И, пируя, Шермадину рассказал он на досуге,

Как нашел он Тариэла, пребывавшего в недуге.

Еле сдерживая слезы, о своем твердил он друге:

«Без него не успокоюсь ни в чертоге, ни в лачуге!»

 

Шермадин в ответ на это солнцеликому сказал:

«От царя твою поездку я старательно скрывал».

В этот день усталый витязь отдыхал и пировал,

Но с зарею сел на лошадь и в столицу поскакал.

 

Позабыв про утомленье, он спешил к своей невесте,

Шермадин, глашатай славный, о его вещал приезде.

Долгий путь десятидневный за три дня закончив вместе,

Привезли они в столицу долгожданное известье.

 

«Веселись, о царь могучий! — говорилось в донесенье. —

Я, твой раб, перед тобою полон страха и смиренья.

Тайны витязя не зная, угрызался каждый день я.

Ныне с добрыми вестями прибыл я в твои владенья».

 

И предстал пред Ростеваном Шермадин, честной гонец:

 

«Отыскавший чужеземца витязь едет во дворец!»

Своенравный и счастливый, восхитился царь-отец:

 

«То, что я просил у бога, получил я наконец!»

 

И сказал гонец царице, затмевающей светила:

«Ныне добрые известья, дева, жди от Автандила».

И царица ярче солнца землю светом озарила

И великими дарами Шермадина наградила.

 

Целый двор навстречу вышел. Ростеван явился тоже,

Оказал он Автандилу честь, которой нет дороже.

И была счастливой встреча, так что многие вельможи

На подвыпивших пьянчужек стали с радости похожи.

 

Витязь спешился и низко преклонился пред царем.

Обнял царь его великий и повел, ликуя, в дом.

Так, довольные друг другом, шли они, как сын с отцом,

И собравшиеся люди гостя славили кругом.

 

Лев, сильнейший между львами, к солнцу солнц пришел с приветом.

Вновь агат, кристалл и роза засияли пред спаспетом.

Солнцеликая царица озарилась нежным светом, —

В небе жить ей надлежало, а не в царском доме этом!

 

Учредили пир веселый, пили-ели до отвала.

Царь гордился Автандилом, как владыке надлежало.

Снежный иней красил старца, роза юношу венчала.

Жемчуга, подобно драхмам, получал там кто попало.

 

Наконец иссякли вина. Те, кто выпили, ушли.

Начал царь свои расспросы, и рассказы потекли.

Обо всем поведал витязь: как он странствовал вдали,

Как нашел он чужеземца посреди чужой земли.

 

Он сказал: «Не удивляйтесь, что жалею я собрата!

С ним сравнится лишь светило, не познавшее заката,

Тот, кто витязя увидит, ум теряет без возврата.

Но, увы, желтеет роза, опечалена и смята!

 

Если рок немилосердный сердце смертное изранит,

Роза примет вид шафрана, а тростник колючкой станет!»

Автандил, воспоминая, как несчастный витязь вянет,

Описал его несчастья и поведал, чем он занят:

 

«Захватив пещеры дэвов, он доверился мечу.

С ним наперсница царевны — дева, равная лучу.

Он закутан в шкуру тигра, презирает он парчу.

Жжет его огонь смертельный и сжигает, как свечу».

 

И когда о чужестранце кончил он повествованье, —

Как обрел он это диво и узрел его сиянье —

В похвалу ему, герою, говорило всё собранье:

«Совершил ты высший подвиг! Утолил свое желанье!»

 

Тинатин, ему внимая, ликовала всей душою,

Пировала, не гнушалась ни весельем, ни едою,

О свиданье после пира весть послала со слугою, —

Что еще могло сравниться с дивной радостью такою!

 

И пошел он, милосердный, не впадающий во гнев,

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.